Текст книги "Тайна Крикли-холла"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 40 страниц)

37
Призрак

Предполагалось, что родители сначала отвезут Лорен к врачу, чтобы тот на всякий случай ее осмотрел, хотя Лорен чудесно выглядела в это утро, разве что казалась немного усталой, – но ведь они снова спали вчетвером в одной кровати, так что никто толком не выспался. Если ночная боль не окажется симптомом какой-то серьезной болезни, они доставят ее в школу как раз к началу уроков. Потом Гэйб отвезет домой Эву с Келли, а сам отправится в Илфракомб и приступит к работе, за которую ему платили. Так предполагалось. Но в итоге вышло совсем по-другому.

В медицинском центре, несмотря на раннее прибытие семьи Калег, все три врача оказались заняты – у каждого был назначен прием на восемь часов. И до середины дня ни у кого не нашлось окна в расписании. Поскольку Лорен выглядела прекрасно и неотложная помощь явно не требовалась, регистраторша центра сказала, что попросит кого-нибудь из врачей осмотреть девочку в промежутке между приемом других больных.

Им повезло, что пациент, который должен был прийти в половине одиннадцатого, не явился, и Эву с Лорен проводили к свободному доктору, а Гэйб остался с Келли в комнате ожидания.

Согласно тому, что позже рассказала Эва, доктор выглядел вполне компетентным – это был человек средних лет, интересной внешности, с короткой бородкой, обращался он с Лорен с добродушной уважительностью. Он внимательно выслушал Эву и Лорен, пощупал живот девочки и мышцы – осторожно, но с силой, особое внимание уделив мышцам ног, потому что Лорен сказала ему, что именно в ногах она почувствовала ночью сильную боль. Послушал сердце и легкие, задал множество вопросов о состоянии здоровья в целом. Врач также поинтересовался, не случалось ли у девочки упадков духа или, наоборот, повышенной активности. Случаются ли у нее перепады настроения, как это часто бывает у подростков, и начались ли у нее менструации? Когда вопросы иссякли, врач заявил, что не находит у Лорен никаких расстройств, хотя, судя по темным кругам под глазами, она, похоже, не слишком хорошо спала этой ночью. Но если Эва пожелает, он может дать им направление в стационар, для более глубокого и детального обследования. Эва, взглянув на дочь и заметив выражение ее лица, поспешила вежливо отказаться.

Далее доктор объяснил (в противоположность тому, что утверждал ночью Гэйб), что иногда, если человек спит не очень хорошо, случаются настолько живые сны о каких-то муках, что люди чувствуют самую настоящую боль. Но ведь на ногах Лорен нет никаких рубцов или синяков, нет даже легкого покраснения, так что все это, безусловно, было пережито лишь во сне, правда в очень страшном. Если подобные сны будут повторяться, он мог бы порекомендовать отличного детского психоаналитика.

Эва пообещала принять это к сведению, на случай если сон действительно повторится.

Они уехали из медицинского центра около одиннадцати утра, и Гэйб позвонил в офис компании в Илфракомбе по сотовому (в Меррибридже мобильники прекрасно работали), предупреждая, что появится чуть позже. Лорен осталась в школе, после того как Эва переговорила с директором, мистером Хоркинсом. А сами они отправились в Крикли-холл.

Но, добравшись до дома, они увидели, что на парковочной площадке у моста стоит патрульная полицейская машина.

* * *

Полицейский в форме ждал у крыльца, входная дверь за его спиной была широко открыта.

– Мистер и миссис Калег? – спросил офицер, когда Гэйб и Эва подошли ближе.

– Что тут происходит? – спросил Гэйб, встревоженно нахмурившись.

– Вы мистер Калег?

Гэйб кивнул:

– Да, а это моя жена, Эва.

Полицейский достал из нагрудного кармана маленькую записную книжку и открыл ее.

– Ваше полное имя, сэр?

– Габриэль Калег.

– Габриэль?

– Габриэль.

Полицейский что-то нацарапал в своей книжке.

– Не будете ли вы так любезны объяснить, что вы тут делаете? – спросил Гэйб.

– Тут до меня много наших было, – сообщил полицейский, делая шаг в сторону. – Я констебль Кенрик. Меня оставили, чтобы я дождался вас, сэр. Можете ли вы сказать, во сколько вы сегодня уехали из дому?

– Да в чем дело?

Эва посмотрела на Гэйба, и в ее глазах вспыхнуло беспокойство.

– Вы не могли бы просто ответить на вопрос? – Полицейский смотрел на Гэйба в упор.

– Примерно в семь тридцать, может, чуть позже, – быстро сказала Эва. – Мы повезли нашу дочь в медицинский центр в Меррибридже.

– Вот эту малышку? – Констебль Кенрик показал на Келли, прятавшуюся за мать. Та в ответ уставилась на полицейского.

– Нет, нашу старшую дочь, Лорен, – уточнила Эва. – А потом, на обратном пути, завезли ее в школу.

– И вы только теперь вернулись? – Вопрос снова был обращен к Гэйбу.

– Ух! Мы уехали от врача около одиннадцати. Отвезли Лорен в среднюю школу Меррибриджа, вы знаете, где это? А потом – сразу сюда.

– Кто еще живет в доме, кроме вашей семьи?

Гэйб был явно озадачен.

– Никого больше, только наша семья. Послушайте, вы можете наконец объяснить, что происходит? И как вы открыли входную дверь?

Констебль снова сверился со своей записной книжкой.

– Ух… да, сэр. Виноват. Внешняя дверь кухни была открыта, когда мы прибыли, хотя у нас и имелся ключ. А входную отперли изнутри.

– Кто это «мы» и откуда у вас взялся ключ от кухонной двери?

– Сержант и двое других офицеров. Мы получили ключ у того, кто уже был в доме. У жалобщика.

– Жалобщик? Черт возьми, прекратите говорить загадками!

– Может, вы позволите мне задать вопрос, сэр?

– Ладно, но кто на что жаловался?

– Лучше разрешите сначала мне, сэр. – В речи констебля совсем не слышалось западного акцента. – А я информирую вас обо всем, касающемся вас, в должном порядке.

Хотя констебль Кенрик и смотрел на Гэйба в упор, его взгляд оставался полностью отстраненным. «У него на губах молоко еще не обсохло, – сердито подумал Гэйб. – Ладно, пусть ему двадцать с небольшим. Молодой и вежливый, но непрошибаемый. Спокойнее!» – посоветовал себе Гэйб. Кенрик, в конце концов, просто делал свое дело, хотя его бдительность слегка раздражала.

– Оставались ли вы в одиночестве на какое-то время в своем доме сегодня утром, мистер Калег? – спросил полицейский.

– Это не мой дом. Мы просто сняли его ненадолго.

– Да, об этом нам сообщили.

– Сообщил кто? – спросила Эва.

– Мать пострадавшей. Мать и подала жалобу.

– Мать пострадавшей? – Гэйб с каждой минутой заинтересовывался все сильнее.

– Она и другая леди – постоянные уборщицы в Крикли-холле. Итак, можем ли мы продолжить?

– Ответ – нет, я не оставался в доме один этим утром Я сообщил вам – мы возили нашу старшую дочь к врачу. – Гэйб не понял, удовлетворен ли полицейский его ответом.

– Вы говорите, дом остался пустым после того, как вы уехали примерно в половине восьмого? Никто больше здесь не проживает – родственник, друг?

Гэйб покачал головой.

– Никто.

Кенрик размышлял мгновение-другое. Потом сказал:

– У кого-нибудь еще есть ключ от дома, кроме вас самих?

– Риелтор… – Гэйб заметил, как недоуменно нахмурился полицейский. – Простите, агент по недвижимости, конечно же, должен иметь ключи. Я полагаю, у уборщиков тоже они должны быть.

– У уборщиц есть ключ только от двери кухни. Именно так и проникла в дом пострадавшая. Девочка украла ключ у матери, ее мать – одна из уборщиц.

– Я не понимаю, что значит «пострадавшая».

Эва вмешалась в разговор:

– Офицер, не пора ли объяснить, в чем дело? Если в наш дом кто-то вторгся, то в таком случае, видимо, пострадавшими являемся мы?

– Я как раз к этому и подхожу, миссис Калег. – Констебль Кенрик спрятал записную книжку в нагрудный карман форменного кителя. – Сегодня рано утром, видимо как раз после того, как вы уехали, двое детей – ну, мальчик, скорее подросток, ему тринадцать или четырнадцать лет и девочка двенадцати лет – заявили, что некий мужчина демонстрировал им свои половые органы в Крикли-холле.

Гэйб и Эва, вытаращив от изумления глаза, переглянулись. Потом Гэйб опять повернулся к Кенрику.

– Что они заявили? – недоверчиво переспросил он.

– Обнаженный мужчина спустился в холл по лестнице и напугал их. Они утверждают, что у него в руках была тонкая палка и этой палкой он бил сам себя.

Одна и та же мысль разом возникла в головах Гэйба и Эвы. Бамбуковая плеть для наказаний. Что ж, вполне возможно: Гэйб накануне убрал ее в кухонный буфет вместе с «Журналом» и фотографией. Но кто забрался в Крикли-холл? Эва внезапно побледнела.

– Эй, – сказал вдруг Гэйб, – погодите-ка секундочку. Ключ ведь наверняка есть еще у одного человека, может быть, далее полный комплект ключей.

– И кто же это, мистер Калег? – с интересом спросил полицейский.

– Перси Джадд. Он садовник, помощник в Крикли-холле.

– Гэйб! – Эва поразилась до глубины души.

– Да, я знаю. Не похоже на то, – кивнул Гэйб и снова обратился к констеблю: – Послушайте, ему за восемьдесят, и я не думаю, что он принадлежит к тем парням, которые бродят туда-сюда голышом.

– У вас есть адрес мистера Джадда?

– Нет. Он живет где-то выше по склону, думаю, у дороги. Но я уверен, в деревне всем известен его адрес. Или попытайте местного викария, Перси постоянно работает в церкви.

– Я так и сделаю.

– Зря потратите время, – сердито сказала Эва. – Абсолютно уверена, он ни на что подобное не способен.

– Вы хорошо его знаете, миссис Калег?

– Нет, не слишком хорошо. Но он безобидный старик. И хороший человек. Так что это просто невозможно.

– Я все проверю. Можете ли вы припомнить кого-то еще, кто мог войти в дом в ваше отсутствие?

Гэйб и Эва одновременно покачали головой.

– Никто, – решительно заявил Гэйб. – А вы хорошенько осмотрели все внутри?

– Да, мы это сделали, сэр. И обнаружили, что дом совершенно пуст.

– Вы везде посмотрели? – Гэйба в первую очередь беспокоила безопасность его собственной семьи.

– Сверху донизу. И подвал проверили. Кстати, у вас в последнее время не случалось протечек, вас не заливало?

Гэйб мгновенно подумал о лужицах воды, которые он обнаружил в холле и на ступенях в первую ночь их пребывания в Крикли-холле. Но он не назвал бы это «заливать».

– Немного протекала крыша, – сказал он, – но ничего серьезного.

Констебль явно озадачился.

– Ну да, и мы не нашли никаких признаков затопления, но мальчик и девочка утверждали, что весь пол в холле внизу был залит водой.

– Какое-то безумие. – Гэйб крепко потер шею. – Полное безумие. А сейчас в доме есть вода? – Он всмотрелся в открытую дверь мимо полицейского, и ответ на вопрос возник сам собой.

Тем не менее констебль Кенрик ответил:

– Нет, сэр. Как я и сказал, мы не нашли воды даже в подвале, где находится тот колодец.

– А вы вообще хоть что-нибудь нашли? – спросила Эва.

– Нет. Все, что мы обнаружили необычного, так это дохлая крыса в пластиковом пакете, она валялась посреди холла. Но дети признались, что это они ее принесли. Видимо, хотели подстроить вам маленькую шутку.

Гэйб припомнил мертвого голубя на ступенях крыльца и сказал об этом Эве.

Эва обратилась к констеблю:

– А девочку, случайно, зовут не Серафиной? – Лорен говорила матери, что у хулиганки, которую ей пришлось ударить, необычное имя.

Констебль Кенрик немного подумал, прежде чем ответить. Но ему все равно пришлось бы это сообщить рано или поздно.

– Да, миссис Калег. Это Серафина Блэйни. А мальчик – ее старший брат, Квентин. Их мать – Патриция Блэйни, именно она позвонила нам, когда ее дети вернулись домой в ужасающем состоянии. Они ей рассказали, что видели в Крикли-холле обнаженного мужчину. И заявили, будто весь дом залит водой. Ах да, еще они говорили, в подвале сидело нечто тошнотворное.

– Я ничего не понимаю, – пробормотал Гэйб.

– Что вы имеете в виду – «нечто тошнотворное»? – Эва крепко ухватилась за руку мужа. Келли уже не пряталась от констебля, она втиснулась между родителями и во все глаза таращилась на незнакомца в синей форме.

– Ну… они вообще-то не смогли этого описать. Сказали, это было нечто – какая-то фигура, как будто животное, мы так и не поняли, – и оно появилось из темноты. Дети слишком напуганы, от них не очень-то многого удалось добиться. Но в любом случае эта фигура испугала их настолько, что они сбежали из подвала.

– Так они были в подвале? – спросил Гэйб, все еще пытаясь разобраться во всем услышанном.

– Не внизу, они прятались сразу за дверью, так они нам сказали. И что бы там ни появилось – мой сержант вообще-то думает, что детей напугала собственная фантазия, – они удрали от этого со всех ног.

– Но почему они спрятались в подвале? – Эва была так же растеряна, как и ее муж.

– Они услышали, как наверху кто-то ходит. Как потом оказалось – обнаженный мужчина.

– С палкой, – добавил Гэйб.

– Да, он держал палку, – подтвердил констебль.

– А потом что?

– Они бросились бежать. Выскочили из Крикли-холла и припустили прямиком домой. Если верить матери, оба вернулись домой в настоящей истерике, кричали и плакали, и она настолько встревожилась, что позвонила нам. Сама она от них добилась только пары слов о голом мужчине. Из-за этого мы и расценили случай как серьезный.

– Серьезный?

– Не первостепенный, как убийство, конечно, но случай, который все же требует немедленного расследования. Мы обращаем особое внимание на все, что касается детей. К несчастью, допросить ребят как следует пока невозможно, они слишком потрясены.

– А они смогут узнать человека, которого видели? – спросила Эва.

– Да, – тут же сказал Гэйб. – Может быть, это кто-то местный…

– Хотел бы я, чтобы все оказалось так просто. Видите ли, дети говорят, что это на самом деле вообще был не человек.

– Не понимаю. – Гэйб снова нахмурился, его голубые глаза озадаченно уставились на полицейского.

Констебль Кенрик выглядел слегка смущенным.

– Они утверждают, что он выглядел неотчетливо. Он как бы… э-э… то таял, то снова появлялся. Конечно, мы не искали в доме чего-то в этом роде… мы искали реального человека, который намеренно демонстрировал детям свои половые органы. Но если верить ребятам, увиденное на лестнице было как раз нереальным. Они утверждают – им явилось привидение.

38
Качели

Эва помыла тарелку Келли после обеда и поставила ее в сушилку. Отодвинув в сторону вазочку с букетом желтых ноготков, она невидящим взглядом уставилась в окно, бездумно наблюдая за водами узкой реки, несшимися под мостом и мимо лужайки с большим дубом в центре. Ветра в этот день не было, и он не мог раскачивать качели, подвешенные на крепкой толстой ветви дуба, но Эва слишком ушла в себя и ничего не замечала.

Гэйб отправился в Илфракомб почти сразу после того, как ушел полицейский, и Эва, оставшись в доме в компании одной только Келли, чувствовала себя неуютно. В данный момент ее младшая дочь находилась в большом холле, играя с куклами на нижних ступенях лестницы. Оттуда раздавался ее голосок: Келли что-то объясняла своим лупоглазым подружкам, вызывая материнскую улыбку, и эти звуки действовали успокаивающе. Слово «привидение» не слишком много значило для Келли, потому что она видела привидения лишь в мультфильмах – ведь Касперы и прочие смешные фантомы вроде Скуби-Ду вовсе не страшные. Она была слишком мала для того, чтобы задумываться, как и почему умершие люди могут преследовать живых: она просто воспринимала их как само собой разумеющееся.

Как это прекрасно – быть такой нетребовательной, думала Эва, и ничуть не беспокоиться из-за явлений, которые приводят в недоумение взрослых. Келли, похоже, забыла даже о «черном» человеке, которого видела в углу спальни совсем недавно ночью.

– Мамуля?

Эва резко вернулась к действительности. Отвернувшись от окна, она увидела в дверях кухни дочурку.

– Да, малышка?

– Могу я пойти поиграть на улице? Солнышко светит!

– Да, но там сыро, трава мокрая, – возразила мать и мысленно добавила: «И река течет слишком близко».

– Ну пожалуйста, мамуля! Можно мне покачаться на качелях, а? Ты бы меня немножко раскачала. – Келли умоляюще сложила вместе ладони.

Эва чувствовала, им обеим не помешал бы глоток свежего воздуха – после утренних нервотрепок. К тому же Келли заслуживала особого внимания.

– Ладно, только я возьму полотенце, вытру им сиденье качелей. И мы погуляем недолго, минут десять, хорошо? А потом почитаем вместе.

– А я могу сама выбрать книжку?

– Нет, пожалуй. Я хочу, чтобы ты сегодня попробовала справиться кое с чем посложнее.

Келли состроила гримаску, но тут же ее личико снова просияло.

– Надень теплые ботинки, а я достану твое пальто. На улице довольно холодно.

– Хорошо, мамуля.

Келли умчалась в холл, где на вешалке у двери висели пальто и шляпы, а в стойке стояла обувь, и вытащила свои веллингтоновские ботиночки – они были ярко-зелеными, с белой отделкой.

Через пару минут мама и дочка вышли из дома.

* * *

Эва рассматривала пенящуюся реку. Вода в ней была мутно-коричневой, как будто река размывала берега где-то выше по течению. Несмотря на то что в этот день дождь не шел, река выглядела вздувшейся и разъяренной. А если она выйдет из берегов, зальет ли Крикли-холл, как это было много лет назад? Двое детей, проникших в дом, рассказали полицейским про холл, залитый водой. Неужели сам дом породил все эти образы, неужели толстые стены помнят, как однажды здание наполнилось водой? Могут ли камни и известка хранить воспоминания? Это кажется невозможным, но слишком уж много странного произошло с тех пор, как их семья приехала сюда. Эва всегда сомневалась в своем собственном отношении к паранормальным явлениям, она не могла сказать точно, верит ли она в то, что события, отрицающие здравый смысл, происходят на самом деле. А теперь ее неуверенность еще более возросла. Если ее потерянный сын мог связаться с ней телепатическим образом, то почему нет других знаков? Всего одно мгновение, и ничего больше? Вера Эвы начинала истаивать.

Приятно ощущать солнечные лучи на своей спине, хотя это и было лишь слабое тепло, да и солнце выглядело как-то водянисто, как будто отсырело за прошедшую неделю от неиссякаемого дождя. Позади Эвы Келли раскачивалась взад-вперед на вытертых досуха качелях – ее маленькие пальцы обхватили ржавые звенья цепи, голос полон восторга. Эва сама качнула ее для начала, как можно сильнее, а потом предоставила качели самим себе, лишь время от времени подталкивая, чтобы те не остановились. Малышка откинулась назад и дрыгала ногами, чтобы поддержать движение. Эве становилось легче от того, что она слышала радостное уханье Келли, когда качели падали вниз, и хихиканье, означавшее, что теперь малышка взлетает вверх.

– Мамуля, подтолкни еще! Сильнее! – потребовала Келли, но Эва приложила лишь столько усилий, сколько требовалось для сохранения ритма.

Довольная тем, что Келли вполне справляется с раскачиванием сама, Эва отступила назад, улыбаясь радостно верещавшей дочери. Потом, углубившись в собственные мысли, отвернулась и отошла к реке.

Ее взгляд блуждал между беспокойными волнами и противоположной стороной лощины – высокий склон сплошь зарос деревьями и кустами, отчасти еще зелеными, отчасти золотисто-коричневыми. Крикли-холл расположился в прекрасном месте, но из-за своей архитектурной примитивности – или, точнее сказать, уродливости – не вписывался в естественное окружение. Ему и пытаться не стоило. Эва глубоко вздохнула, наслаждаясь прохладным воздухом, освежающим мысли, и на мгновение, на одно мгновение почувствовала подъем духа. Она почти что вновь обрела надежду.

И тут краем глаза Эва что-то заметила. Взглянув вниз по течению, она увидела большую серую цаплю, севшую на блестящий от воды камень, вросший в берег реки, – и теперь длинный клюв птицы повис над волнами. Птица была нескладная, но крупная, длинноногая – она, пожалуй, могла бы перейти речку вброд в мелком месте, если бы сейчас вода не прибыла. Но теперь цапле только и оставалось, что ждать, когда рыба подплывет поближе. Эва зачарованно следила за цаплей, и ей показалось, что даже воздух наполнился напряженным ожиданием, пока птица с изогнутой шеей почти касалась длинным клювом бурлящей воды, готовая нанести удар… Вот шея цапли напряглась, и…

И в это мгновение испуганный визг Келли заставил Эву резко оглянуться, чтобы посмотреть, что напугало малышку.

И снова краем глаза Эва заметила нечто, некое движение… или ей почудилось, будто она заметила, потому что там не было ничего… только белая тень… которой там не должно было быть. Келли продолжала кричать, и Эва с ужасом увидела свою дочь высоко в воздухе: цепи качелей на миг оказались почти параллельно земле, потом качели понеслись вниз, двигаясь быстро, слишком быстро… Келли изо всех сил держалась за цепи, ее крик звучал непрерывно…

Эва ринулась вперед, когда качели снова достигли высшей точки, теперь уже по другую сторону дубового ствола. Келли в этот момент сидела к ней спиной, ее волосы раздувало ветром, короткие ножки колотили воздух в попытке остановить полет. Качели понеслись вниз, и Эва ждала, раскинув руки, готовая схватиться за цепи и остановить безумные колебания. Но сила взбесившихся качелей оказалась куда больше, чем ожидала Эва.

Ее руки отбросило тяжелым деревянным сиденьем – оно ударило в подбородок, отшвырнув назад. Ноги Эвы потеряли опору, и она упала на землю, а качели снова унесли Келли вверх. Эва успела заметить побелевшее от страха лицо дочери. Качели начали обратный путь, вниз, и Эва, пытавшаяся встать на ноги, должна была пригнуться, чтобы избежать нового удара. Сиденье взлетело так высоко, что Келли почти уже соскользнула с него спиной вперед и не упала лишь потому, что изо всех сил ухватилась за цепи.

Все выглядело так, будто качели подталкивали сильные невидимые руки, заставляя их качаться слишком высоко и слишком быстро.

Эва выпрямилась и снова приготовилась для броска, на этот раз встав так, чтобы не очутиться на пути качелей, – она протянула вперед руки, слегка согнув пальцы, готовая схватить сиденье, когда оно будет рядом. Сиденье ударило Эву по ладоням, Келли визжала не умолкая, ее бледное личико заливали слезы, но Эва уже не пыталась удержать качели, она теперь просто замедляла их ход.

В следующий раз она использовала тот же прием и, подставив ладони, заставила качели частично потерять инерцию. Еще один взлет – и теперь уже Эва сумела обхватить рукой талию Келли, а другой рукой схватить цепь. Это сработало. Качели дернулись, цепи почти скрестились, остановленные телом Эвы. Эва пошатнулась, стаскивая Келли с сиденья, и они вместе рухнули в мягкую влажную траву.

Упав, Эва мгновенно обессилела, а Келли распласталась на ней.

– Зачем ты меня так сильно раскачала, мамочка? – жалобно спросила Келли, пока Эва пыталась восстановить дыхание. И повторила вопрос, захлебываясь слезами.

– Но я… но я тебя не раскачивала, – умудрилась ответить Эва, одновременно пытаясь сесть в траве и пристроить Келли на коленях. – Я остановила качели.

– Нет, раньше. Ты подтолкнула меня раньше. Я взлетела слишком высоко, мамуля. Я испугалась.

Эва прижала к себе дочь и посмотрела на качели, раскачивавшиеся едва заметно, как будто жизнь покинула их.