Текст книги "Прививка против приключений"
Автор книги: Дмитрий Скирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)
Глава 5
В высокие широты. Огородная зараза. Камбузные похождения. Заплыв Капитана Флинта. Вершки и корешки.
Шли дни.
Студеное дыхание Антарктики ощущалось все сильнее. Парки, отлично защищая от холода, совсем не защищали от сырости, тяжелые клеенчатые плащи оказывали обратное действие, а натянуть одно поверх другого оказалось задачей почти невыполнимой. Брызги соленой воды, оседая на палубе «Гончей», почти сразу замерзали, образуя наледь и кривые от качки сосульки. Последние, впрочем, держались недолго – ветра в этом районе океана дули сильнейшие. Корабль пересекал Ревущие Сороковые, и название свое эти широты оправдывали на все сто – не было ни одного дня затишья. Настроение экипажа падало вместе со стрелкой барометра.
– Ну и погодка! – ворчал Командор, уминая пальцем в трубке отсыревший табак. – Антарктика Антарктикой, но надо же и совесть иметь!
Чиркнув спичкой, он поднес огонек к чашечке, прикурил и покосился на затянутое тучами небо. Солнца мы не видели уже недели две, если не больше.
– Держи по ветру, – распорядился он, – а я пока схожу посмотрю, как там наши посадки.
Извечная забота Командора – продукты – снова напомнила о себе. Но были и хорошие новости – картофель в ресторане дал обильные всходы, отцвел, и теперь Игорь с нетерпением ждал урожая.
Вздохнув, я сверился с компасом, слегка подправил курс и снова замер. «Гончая» шла под малыми парусами при попутном ветре, так что делать нам было нечего. Минут через десять – пятнадцать на палубу должен был подняться Олег и сменить меня у штурвала. Пашка как всегда околачивался где-то внизу, по боцманской части, а вот где были Витя и Коля, оставалось только гадать. Вскоре меня сменили, и я отправился в кают-компанию отдохнуть и подкрепиться горячим кофе.
Пашка, конечно, был уже там, опустошая второй кофейник и запуская зубы в пирог.
– Привет! – с набитым ртом промычал он. – Как погодка?
– Хуже не бывает, – я стянул с головы клеенчатую зюйдвестку и стряхнул с нее намерзшие льдинки. – Видал?
– Чего мне эта… видать? – угрюмо усмехнулся тот. – Я сразу предупреждал, что холодно будет. Вот погоди, доберемся до пятидесятых – взвоем… Нет, я все-таки был прав – у Игоря не все дома. Начитался этих… как его…
– Чего?
– Книжек!
Пашка сгреб в ладонь крошки со стола и отправил их вслед за пирогом.
– Ты не заводись, – примирительно сказал я. – Мы же вместе решали, куда дальше плыть.
– Да я что, я – ничего, – погрустнел тот. – Холодно вот только, сыро, и есть скоро нечего будет.
– А картошка?
– А что – картошка? – пожал плечами тот. – Ты грядки видел?
– Нет.
– Так сходи и посмотри. Треть урожая гибнет на корню.
– От чего? – опешил я.
– Кто его знает… – боцман выцедил из кофейника последние капли и вздохнул. – Ну, мне пора. Там, на полке, кажется, еще пироги остались. Пока!
Отогревшись, я решил прогуляться в ресторанный зал. Игорь был там. Ползая на коленях вдоль картофельных грядок, он что-то измерял рулеткой, расправлял нежные зеленые листочки и тяжело вздыхал. Причину его волнений я увидел сразу – картофельные кустики на двух последних грядках выглядели чахлыми и худосочными, в то время как на остальных четырех все было в порядке.
– Димка, ты? – не оборачиваясь, спросил Игорь. – Иди сюда. Глянь, чего творится. Как думаешь, почему?
Я подошел ближе, сел рядом с Игорем и размял в руке ком земли.
– Понятия не имею, – признался я. – Я же не ботаник… Может, удобрений маловато?
– Нет, я везде поровну наклал, – Хозяин распрямился и потер ноющую поясницу. – Загадка… Чего ж им еще надо-то, а?
Распахнулась наружная дверь, впуская внутрь холодный соленый ветер. Выламывая сосульки из бороды, в ресторан протиснулся Коля.
– Плохи дела, Капитан, – хмуро сказал он. – На складе продуктов осталось – с гулькин нос.
– Это что еще за мера такая – «гулькин нос»? – рассердился тот. – Опись сделали?
– Так точно, – Коля протянул ему сложенный вчетверо листок. Игорь развернул список и зашевелил губами, бормоча что-то вроде: «Солонина – одна бочка, селедка – восемь банок, макароны – пять коробок отсырели… гм! Ничего себе…», а мы, оставив Игоря наедине с бытовыми проблемами, вылезли на палубу и, поразмыслив, направились на камбуз запастись сухим пайком.
Пашка и тут нас опередил. Склонившись над кастрюлей с борщом, он на пару с Капитаном Флинтом вылавливал оттуда большую мозговую кость. Капитан Флинт был закутан в толстый зеленый шарф и возбужденно каркал, бегая по краю кастрюли.
– Да что же он все время ест-то? – вполголоса возмутился Коля и громко позвал: – Паша!
Скользкая, с мохрами мяса кость и Капитан Флинт дуэтом плюхнулись в кастрюлю. Первая сразу пошла на дно, второй же суматошно забарахтался в теплом вареве, криками выражая свое негодование.
Пашка обиженно надулся.
– Вы это… Че орете-то? Дел других, что ли, нет, кроме как на камбузе орать? Это самое… суп вон испортили…
Брезгливо выудив из кастрюли шарф, в котором запутался Флинт, Паша поставил мокрый комок на пол. Тот мгновенно отрастил ноги и попытался удрать, оставляя жирные следы, но был пойман и совместными усилиями втиснут в мойку для посуды. Включили горячую воду. Флинт хлопал крыльями и трепыхался. Во все стороны летели капустные ошметки.
Борщ погиб. Выловив оттуда мясо и выплеснув остатки в иллюминатор, мы залили в кастрюлю свежей воды, настругали солонины и поставили все это на огонь. Коля уже и сам был не рад случившемуся.
– Как закипит, убавьте огонь, – смущенно сказал он. – А я пока схожу, Витьку проведаю. Он там, бедняга, курс прокладывает, если не заснул еще.
Выстирав Флинта и шарф, Паша отправил обоих сушиться на шкаф, а сам принялся нарезать ломтями копченую колбасу.
– С борщом придется подождать до ужина, – философски заметил он. – Удовлетворимся колбаской.
– Надо ребятам отнести, – сказал я, принимая громадный многоэтажный бутерброд. Паша кивнул, нарезал побольше хлеба и колбасы и рассовал их по карманам.
– Пошли.
Олег стоял у штурвала, Витя и Коля корпели над картой в капитанской каюте, а сам Капитан, по-видимому, был на складе. Большинством голосов (двое против никого) было решено идти на палубу. Путь наш лежал мимо каких-то кладовок, запертых дверей и забитых иллюминаторов. Ходили здесь редко, а последние две недели не появлялись вовсе: пробираться в темноте по загроможденным коридорам никому не хотелось. Продвигаясь на ощупь, я вдруг почувствовал, как что-то холодное коснулось моей щеки, испуганно шарахнулся в сторону и чуть не повалил пирамиду каких-то ящиков.
– Ты чего? – Паша поспешно чиркнул спичкой, осветил потолок и тоже ойкнул: там обнаружились свисающие сверху белесые нити и корешки, проросшие сквозь неплотно пригнанные доски. Кое-где на них висели вполне созревшие картофелины, а штук пять или шесть уже упали и теперь валялись под ногами.
– Картофельный сад!
Мы переглянулись.
– Во дела! – ошарашенно сказал Паша. – Ты видел когда-нибудь что-то подобное, а? Гм… Над нами, случайно, не ресторан?
– Конечно, ресторан, – подтвердил я. – А что?
– Да так, ничего, – Паша огляделся по сторонам. – Тут ведь еще пороховой погреб, каюты, кладовая… Понял! – он вдруг прищелкнул пальцами. – Понял, черт возьми! Игорь у себя на складе обрезает эти самые корешки – там картошка и вянет…
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, затем одновременно расхохотались.
Неожиданно Пашка умолк, состроил серьезную мину и принюхался. В следующий миг он схватился за голову и опрометью припустил назад по коридору.
– Эй, ты куда? – только и успел крикнуть я.
– Мамочка родная! – вопил тот. – Там же мясо! Мясо пригорает!
К вечеру мы с Пашей получили в качестве приза еще по два наряда вне очереди.
Глава 6
Полуночные страдания. Паша, как зеркало русского культуризма. Холод и ветер. Хозяин склада и склад Хозяина. Последний отрезок пути.
– Мандарины… Мандарины… О! Эта… Сколько за килограмм?
Повернувшись на другой бок, я натянул одеяло на макушку и попытался не обращать внимания на эти возгласы.
– Мандарины…
Ну и ночка!
Отбросив одеяло, я сел на кровати и развернул будильник циферблатом к себе. Было три часа пополуночи. Паша бредил мандаринами. Уже не первый день в нашем рационе сменяли друг друга макароны и картошка. И то и другое уже успело нам изрядно надоесть. Возможно, что у Игоря в кладовой и были припрятаны какие-нибудь деликатесы, но раскошелить прижимистого Командора на нормальный обед нам никак не удавалось. Что касается Паши, то он совсем пал духом.
– Хлеб с хлебом едим… – ворчал он. – Этак мы совсем загнемся! Хоть бы мясо было, что ли…
– Мясо вредно, – невозмутимо отвечал на это Олег, отправляя в рот огромную порцию макарон под соусом.
– Да ну, брось! – отмахивался Паша. – Все культуристы мясо едят, а они знаешь, какие здоровые! Во! Культуристы, они че попало жрать не будут. А мясо едят. И сыр едят, и молоко… и салаты там разные… А я мандарины люблю.
Обычно диспут заканчивался тем, что Виктор с грохотом обрушивал на стол свою кружку с киселем и грозился вышвырнуть доморощенного лакомку вон из камбуза, а то и вовсе – с корабля.
– Тебе, Паша, надо бы сменить фамилию «Дурманов» на «Гурманов», – поспешно разнимал их Коля, – и тогда все сразу встанет на свои места.
– Иди ты… – обиженно фыркал Паша и умолкал, но ночью мандариновые бредни вспыхивали с новой силой.
Сон ушел окончательно и бесповоротно. Посидев с минуту, я натянул штаны и парку и полез на палубу. Снаружи было холодно и сыро. Корабль ощутимо покачивало. Мы уже прошли через два шторма и считали, что нам несказанно повезло – корабль был цел, если не считать мелких повреждений, и уверенно шел вперед.
– Не спится? – окликнул меня Коля.
– Уснешь тут с вами, как же…
В капитанской каюте горел свет. Наверняка Игорь в очередной раз бдел над продуктами. Дело было в том, что на хозяйском складе, откуда ни возьмись, вдруг объявился постоялец – громадная, просто небывалых размеров крыса, которая чувствовала себя там как дома. Когда Игорь туда приходил, она смотрела на него с не меньшим удивлением, чем он – на нее. В глазах у обоих читался вопрос: «Какого лешего он (она) тут делает?» Крыса с завидным аппетитом трескала и сухари, и макароны, а изловить ее не удалось при всем старании. Яда у нас не было, а в капкан попался только Пашка. Кончилось все тем, что Игорь перетащил почти все продукты к себе в каюту, окончательно ее загромоздив, а лишнюю мебель уволок оттуда на склад, в результате чего разница между складом и каютой исчезла совершенно – оба помещения превратились в захламленные тесные комнаты, где Игорь, как скупой рыцарь, спал, работал и хранил пропитание.
Крыса, кстати, тоже.
Колючие холодные точки звезд равнодушно рассматривали нашу «Гончую». Океан слабо искрился. Ледяной ветер пронизывал оленью парку, словно рубашку. Поежившись, я потянул за шнурок – меховой капюшон мягко охватил лицо. Я стоял на носу бригантины рядом с Олегом – тот смотрел вперед и давал сигналы рулевому. На палубе лежал багор – отталкивать льдины.
– Интересно, где мы сейчас, – вслух подумал я.
– В высоких широтах, – ответил Олег и добавил, подумав: – В очень высоких. Ума не приложу, что Игорь намерен делать дальше…
– Идти пешком? – предположил я.
– Все может быть…
Постояв на носу еще минут пять, я прошел на корму, где хранилось снаряжение, и чуть не упал, споткнувшись о кучу Пашкиного спортинвентаря. Массивная штанга, гантели и две гири-двухпудовки сиротливо притулились возле пушек. Паша, и без того измученный макаронной диетой, совсем забросил свои занятия. Гири покрылись корочкой льда и напоминали орудия пыток. Заниматься атлетизмом в шубе было неудобно, а раздевшись, Пашка быстро замерзал на ветру. Синий и пупырчатый, словно ощипанный бройлер, он вскоре бросал свои снаряды и бежал греться в кубрик. Один раз он приволок свои железяки туда, надумав «подкачаться» в тепле, но разгневанный Хозяин вышвырнул их на улицу вместе с Пашей.
– Совсем чокнулся! – злился он. – Еще тут греметь будет!
– Но как же так? – обиженно оправдывался Паша. – Где же мне тогда заниматься бодибилдингом?
– Чихал я на твои занятия! У меня твой дебилдинг уже во где сидит! – Игорь показывал Пашке кулак и с треском захлопывал дверь каюты. Отчаявшись, Пашка махнул на все рукой и позабросил спорт до лучших времен.
Снаряжение наше хранилось в шести больших ящиках на корме. В трюме, правда, была еще дюжина, поменьше. Проверив, надежно ли закреплен груз, я уже совсем было собрался идти в кубрик, как вдруг с юта донесся крик Олега:
– Коля, льдина! Право руля… нет! лево ру… Стоп! Стоп! Айсберги! Ребята, льды! льды впереди! Свистать всех наверх!
Зазвенел тревожно корабельный колокол. Витька с Пашей выскочили на палубу в штанах, на ходу напяливая шубы и путаясь в рукавах. В следующий миг они уже карабкались вверх по вантам – убирать паруса. Я был уже наверху, когда стало ясно, что столкновения не избежать – с натужным скрежетом «Гончая» обломила внешнюю кромку льда, продвинулась по инерции еще на несколько метров, после чего замерла и стала медленно заваливаться на бок. От рывка я чуть не сорвался – меховой сапог соскользнул с обледенелой ступеньки, и я повис на руках, качаясь над пропастью. Далеко внизу простиралось сплошное ледовое поле – не очень подходящее место для приземления. Я сглотнул и посмотрел наверх. Паруса под напором ветра продолжали увлекать застрявшее судно вперед. Мачты угрожающе гнулись и трещали. Каким-то чудом лед еще раз подломился, и бригантина выправилась, правда, лишь для того, чтобы снова начать падать.
Веревки под моими пальцами оттаяли и окрасились кровью. «Гончая» судорожно дрогнула, и в следующий миг узел под тяжестью моего веса развязался. Веревка описала широкую дугу, я ударился о мачту и повис, запутавшись, на вантах. Левая рука сразу онемела. Прямо перед моим носом был последний узел, скользкий как масло и твердый как камень. Ругаясь и ломая ногти, я попытался развязать его. С таким же успехом я мог бы порвать якорную цепь.
– Отойди! – вдруг послышалось сзади. Обернувшись, я увидел Командора. Из всей одежды на нем были только волосатые штаны и майка. Разгоряченный и потный, Игорь тяжело дышал, сжимая в руках топор.
– Убери руки! – снова крикнул он.
– Куда?! – взвыл я, болтая в воздухе ногами в поисках опоры.
– Отцепись от веревки, идиот! – рявкнул Игорь и занес топор.
С испуга я, как обезьяна на лианах, проделал какой-то совершенно немыслимый цирковой трюк, перепрыгнув на соседнюю веревку. Как только это произошло, отливающее синевой лезвие обрушилось на узел, в мгновение ока разрубив все, что там было. Послышался треск, над головою хлопнуло жесткое полотнище паруса, и я почувствовал, что падаю.
Метра четыре мы с Игорем летели вдвоем. Затем нас догнал и перегнал тяжелый брус нок-рея. С ужасным грохотом он рухнул на палубу, растянув перед нами серый парусиновый батут. Хлопнувшись на его шершавую поверхность, мы скатились вниз и врезались в кучу обломков, ранее бывших канатным ящиком. Все это произошло так быстро, что я даже не успел перевести дыхания.
Послышался нарастающий свист, и неподалеку от нас, глубоко вонзившись в палубные доски, грохнулся командорский топор.
Воцарилась тишина.
Краски медленно возвращались на хозяйское лицо. Я взглянул наверх. Паруса исчезли – мачты были чисты. Бригантина встала на ровный киль.
Скользнув по канату, на палубу пружинисто спрыгнул Паша и, на ходу стягивая рукавицы, кинулся к нам.
– Как вам это удалось?! – вскричал он, потрясенно вращая глазами. – Это же высший пилотаж!
Подошедший Витя помог нам подняться и, поднатужившись, вырвал из палубы застрявший там топор, правда, вырвал вместе с доской.
– Гм… – Игорь задумчиво поскреб подбородок и зябко поежился в своей тонкой майке. – Где мы?
Впереди, насколько видел глаз, расстилалась бескрайняя ледяная пустыня замерзшего океана.
Дальше пути не было. Это была Антарктика.
Глава 7
Ария полярных льдов. Островок тепла. В ледовых тисках. Хозяйские придумки. Что нам стоит дом построить. Спецзадание.
Ветер бился в мутное, заиндевелое стекло иллюминатора, швырялся снежным крошевом и завывал на разные голоса. Казалось, заблудившийся кот просится домой. Слышалось звяканье корабельного колокола, но почему-то не мелодичный звон начищенной бронзы, а какой-то противный чугунный стук обледенелого утюга о сковородку.
Вставать не хотелось. Лежа под тремя толстыми войлочными одеялами, я высунул нос наружу и огляделся. В сумрачном свете бесконечного полярного дня кубрик казался серым и бесцветным. Паши и Игоря не было, остальные продолжали спать, завернувшись, как и я, в несколько одеял. В центре кубрика, багрово сияя раскаленными боками, гудела печь-буржуйка, наспех переделанная из старой бензиновой бочки. Сизая коленчатая труба утыкалась в потолок и исчезала в пробитом там отверстии. На плешивой печной макушке разогревались большущий жестяной чайник и кастрюля со вчерашними щами – именно их аппетитный запах и разбудил меня.
Кряхтя и охая, я вылез наружу целиком и пару раз присел, разминая затекшие ноги. Чайник словно бы тоже проснулся и тоненько запел в тон ветру за окном. Завывания снаружи казались какими-то уж очень знакомыми – слышались голоса, крики… То и дело налетавший порыв ветра деловито гугукал в печную трубу, выметая из поддувала пепельную муку и бряцая заслонкой.
Послышались шаги. Дверь кубрика со скрипом распахнулась, пропустив клубы морозного воздуха и огромный самодвижущийся снежный сугроб. Клубы растаяли, сугроб же потоптался у порога, обивая снег с валенок, и потянулся за веником.
– Зима! – многозначительно сказал сугроб голосом Предводителя, подумал немного и так же лаконично добавил: – Метет.
Я кивнул в знак согласия, нашарил на столе коробок спичек и запалил свечу. Игорь теперь постоянно следил за тем, чтоб она была именно на столе, а то два дня тому назад Олег по забывчивости оставил ее в жестяной банке, на печке, и наша лучшая свеча белого стеарина прекратила свое существование, а мы лишь чудом потушили вспыхнувший пожар.
Шла вторая неделя нашей зимовки. Впрочем, как вскоре выяснилось, зимовать-то как раз никто и не собирался, просто Командору приспичило отснять несколько «снежных» эпизодов для нашего будущего фильма, но поскольку корабль затерло во льдах, рассудил Хозяин, то почему бы и нам не вписать свое имя в летопись исследований южного континента? Иного выхода все равно не было – ни ломы, ни лопаты, ни даже динамит не в силах оказались высвободить «Гончую» из ледового плена.
– Сходи за водой, – Игорь повесил шубу на гвоздь и подсел к печке. – Да оденься – холодно снаружи.
– Угу, – пробормотал я, нахлобучивая шапку, и поежился. – Ишь завывает… Сильный ветер сегодня?
– Это не ветер.
– Что «не ветер»? – не понял я.
– Не ветер завывает, – хмуро пояснил Игорь. – Это Паша поет.
Ошеломленный, я прислушался и вынужден был признать, что в песне ветра действительно присутствовали Пашкины модуляции. Удивительно, как я не заметил этого сразу. Застегнувшись, я распахнул дверь и выбрался на палубу.
На корме восседала заснеженная груда мехов. Пение исходило оттуда.
У Паши, судя по всему, был прилив вдохновения. Свесив ноги наружу, он сидел у самого борта, держа в руках два железных «блина» от штанги, и время от времени приводил их в соприкосновение друг с другом. Именно эти вот диски и производили тот сковородный стук, который я спросонья принял за бряканье корабельного колокола. Ностальгически глядя вдаль, боцман мерно раскачивался, как кришнаит на медитации, и вдохновенно выводил: «Вечерний звон-н… бом-м, бом-м… Ве-ече-рний звон-н, бом… бом… Как много дум… бум-м, бум-м… на-во-дит о-он…» С присущей ему бесцеремонностью Паша исполнял сразу обе партии – ведущую тенора и баса на подпевках. С ритма он сбивался, да и мелодия изрядно хромала. При каждом «бом» или «бум» чугунные диски раздражающе брякали.
– Кончай свой полонез Огиньского, – сказал я, положив ладонь ему на плечо. – Пошли завтракать.
Паша грустно посмотрел мне в глаза.
– Спортил песню, дурак… – вздохнул он. – Что там у нас?
– Щи.
– Хорошо, хоть не макароны…
К тому времени, когда я разбил в бочке лед и зачерпнул воды, мои друзья уже проснулись и уселись за стол. С ведерной кастрюлей щей было покончено в десять минут, и Игорь, свалив в угол грязную посуду, подбросил в печку дров и уселся во главе стола. Мы переглянулись – судя по всему, Командор хотел сказать нам что-то важное.
Так оно и оказалось.
– Итак, друзья, – потирая руки, начал он, – вот мы и в Антарктике. Настало время заняться обустройством – нельзя же жить все время на корабле.
– А это самое… – поспешил высказаться Паша. – Почему? Нам вроде как и тут неплохо…
Игорь замялся. Чувствовалось, что он и сам не знает, почему, но полярники обычно на кораблях не живут. Полярники живут на льду, под снежным куполом, или, на худой конец, в палатке, но, опять-таки – на льдине. Оставив без ответа боцманский вопрос, он извлек из кармана потрепанный том воспоминаний летчика Водопьянова, откуда вынул сложенный вчетверо листок бумаги и расправил его на столе. Склонившись, мы разглядели в свете свечи грубый карандашный чертеж какого-то куполообразного сооружения со множеством пристроек и даже с подземными, а вернее сказать – подледными помещениями.
– Вот! – Круглое лицо Хозяина горделиво сияло.
– Это что, станция метро? – полюбопытствовал Коля. – «Ледник Росса» – «Мирный» – «Восток»?
– Шутки, я думаю, здесь неуместны, – желчно ответил Хозяин. – Это дом. Ледяной дом.
– Зачем он нам?
Игорь сердито запыхтел.
– «Зачем, зачем»! – передразнил он старшего помощника. – Затем! Мы будем снимать зимовку или нет?!
– Будем, будем… – нестройным хором согласились все присутствующие, кивая головами. Хозяин успокоился.
– Тогда споры излишни, – заявил он и ткнул пальцем в чертеж. – Вот это вот – сам дом: тут комнаты, прихожая…
Неторопливо, со вкусом и хозяйской основательностью Игорь в деталях описал нам наше будущее жилище, где помимо комнат и прихожей оказались еще и кухня, склады, кладовки и кладовочки, гараж для аэросаней («Жаль, нет собачьих упряжек», – мимоходом посетовал Командор), медицинский кабинет с изолятором для тяжелобольных, столовая и туалет. Хозяин чуть только не светился, восхищенный перспективой постройки такого грандиозного жилища, да еще практически даром. На первый взгляд командорский дом напоминал не дом, а, скорее, небольшой хутор.
Мало-помалу идея захватила и нас. Все возбужденно задвигались, заговорили.
– А спортзал? Спортзал забыли! – с паническим выражением на лице воскликнул Паша.
– Спортзал сам будешь строить, – сурово ответил на это Предводитель. Паша торопливо закивал.
– А это что за… э-ээ… строение? – Олег ткнул пальцем в одинокий купол, откуда в «главный корпус» шел подледный коридор.
– Баня.
Витькин кулак с грохотом обрушился на стол. Свеча подпрыгнула, упала и погасла. Все ошеломленно уставились на него.
– Вы что, спятили? – осведомился он. – Какой дом на восемь комнат? Какой спортзал? Какая, к лешему, баня?! Кто все это строить будет?
– Мы! – Пашка горделиво ткнул себя в грудь. Витя смерил его презрительным взглядом.
– «Мы»… – повторил он. – Тоже мне, «Мы – Павел Шестой»… Это ж на полгода работы. Кто-нибудь строить умеет? Лично я – нет.
– Вечно ты, Витька, панику наводишь раньше времени, – поморщился Игорь. – Научимся. Глаза болят, а руки делают. Ты не забывай, что все это из снега. Материала – завались, так что если что и рухнет, новое построим.
– Да я-то помню, – отмахнулся тот. – Это вы вот со своей баней провалитесь под лед.
– Ну, это вряд ли случится, – поспешил вмешаться я. – Я прорубь бил вчера, дошел до полутора метров и выдохся.
– Одну комнату можно убрать, – примирительно сказал Паша. – Твою, например.
Виктор оглядел нас всех по очереди и махнул рукой.
– А, ладно… Будь по-вашему. Одного только я не пойму – чем вам не нравится корабль?
– Именно тем, что он – корабль, – терпеливо, словно учитель тупому ученику, разъяснил Хозяин и собрал чертежи. – Если в фильме не будет ледяного дома, нам никто не поверит. Итак, хватайте лопаты и – за работу. А вы, – он повернулся к нам с Колей, – отправляйтесь-ка в трюм и начинайте собирать мотосани. Вопросы?
Вопросов не оказалось, один лишь Витька озабоченно оглядывался вокруг.
– Потерял что-нибудь? – осведомился Олег.
– Да вот, Флинт куда-то запропастился, – с легким беспокойством ответил тот.
– А у него эта… как ее… зимняя спячка! – сострил Паша, хохотнул и, взвалив лопату на плечо, промаршировал на палубу, напевая на ходу: «В лесу родилась эта, как ее… елочка, в лесу она э-ээ… росла…» Дверь за ним захлопнулась.
– Ну что, пошли? – подал голос Коля, когда все разошлись.
– Ты когда-нибудь раньше собирал аэросани? – спросил я вместо ответа.
– Не-а. Только комбайны. А что?
– Ничего, – хмуро сказал я, вставая из-за стола. – Ни-че-го.
