Текст книги "Гордость Карфагена"

Автор книги: Дэвид Энтони Дарем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Когда на следующий вечер они спустились к реке, проводники вывели их к обещанному месту. Неподалеку от берега, рассекая течение, стоял поросший деревьями остров. Русло, ведущее к нему, было достаточно мелким, поэтому люди перешли его вброд. Несколько раз они теряли почву под ногами, и это вызывало страх у тех воинов, которые не умели плавать. Когда подошвы Магона не находили опоры, его сердце начинало громыхать в груди, подбородок погружался под воду, он шлепал руками по водной глади, сжимая губы и закидывая голову назад, так что глаза смотрели прямо в небо. Он видел, как оно двигалось над ним, и ему казалось, что каждая точка света была оком, смотрящим на него. Затем ноги запинались о камни – сначала об один, потом о другой. Некоторые из них были такими большими, что он терял равновесие и погружался в воду. Вскоре юный генерал выбрался на мелководье и добрался до острова – причем, в лучшей форме, чем некоторые другие воины.

Впрочем, это была лишь половина переправы. Второе русло превосходило первое по глубине и скорости течения. Солдаты начали рубить сосны, очищать стволы от ветвей и связывать их в плоты. Они работали в неверном лунном свете, но, несмотря на все трудности, уложились до наступления полной темноты, когда ночное светило скрылось за холмами. Вытолкав шаткие и трудно управляемые плоты на воду, они поплыли к дальнему лесистому берегу.

Переправу закончили только под утро. Плоты затащили в лесную чащу, после чего отряд расположился на отдых в маленькой долине. Люди грелись у костров и готовили пищу. Магон расставил посты охраны. Остальная часть отряда провела день в ленивой дреме. Многие воины заснули, едва опустились на землю. Сон пришел к Магону не сразу. Какое-то время он лежал на спине и смотрел на высокий купол из крон деревьев – мириады ветвей поднимались над ним десятками ярусов и переплетались друг с другом. Его глаза выискивали смысл в тенях и линиях, но он не находил ничего знакомого. Магон не понимал, почему природа так редко выдерживает порядок в хаосе земли. Почему, например, не встречаются две одинаковые ветви или два отдельных листа с повторяющимися узорами? В конце концов, он заснул, однако его сон был неспокойным.

К вечеру солдаты зашевелились. Третью ночь они провели на марше вниз по реке. Это был трудный и утомительный переход, потому что они не хотели раскрывать себя. Воины двигались так осторожно, что передовой отряд, наткнувшись на группу оленей, застиг животных врасплох. Вожак стада стоял на гребне холма и объедал низкий кустарник, выросший на шраме давнего пожарища. Вокруг него перемещались пять самок и два детеныша. Опустив головы к земле, они пощипывали мох и траву. Два галла, которые вели отряд, заметили оленей первыми. Один махнул рукой, привлекая внимание другого. Ночь настолько обострила внимание людей, что это движение послало волну тревоги по шеренге солдат, и каждый из них, человек за человеком, мгновенно застыли на месте. Наверное, кто-то из воинов громко вздохнул или прошептал проклятие. Услышав странный звук, самец поднял голову, раздул широкие ноздри и принюхался к ночному воздуху. Он встревожено фыркнул и понесся прочь, оставив самок позади. Через миг они тоже пришли в движение. Олени сбежали по склону холма и исчезли в темноте. В наступившей тишине два галла переглянулись и зашептались. Это продолжалось бы долго, если бы Магон не шикнул на них, призывая к молчанию.

Дальше марш проходил без особых происшествий. Утром четвертого дня они, как и планировал Ганнибал, вышли в намеченное место. Магон развел сигнальный огонь и в клубах белого дыма послал по воздуху весточку для брата. Наблюдая за поднимавшимся дымом, он прошептал молитву Ваалу и попросил великого бога благословить их начинание. Мы готовы, просигналил он карфагенской армии.

* * *

Хотя Имко Вака знал, что Магон повел небольшой отряд на какое-то особое задание, план операции ему не был известен. Вот почему он нервничал, отплывая от берега и начиная переправу. За последние несколько дней количество вольков многократно возросло. Их было трудно сосчитать. Ряды варваров тянулись от горизонта до горизонта. Многие из них устроили стоянки прямо на каменистом берегу реки, другие развели костры среди деревьев и на холмах за рощей. Заметив, что карфагенская армия отважилась на переправу, вольки завопили от радости. Они заколотили мечами о щиты и задули в огромные изогнутые трубы, вой которых походил на рев лося, угодившего в болотную трясину. Похоже, они думали, что глупые враги поплыли на свою погибель.

Первую половину пути Имко не с кем было обсудить разумность переправы. Он плыл на одной из больших барж, спущенных на воду в двух милях вверх по реке. Солдаты молча орудовали шестами, вновь и вновь отталкиваясь ими от вязкого дна. Они пытались набрать скорость на мелководье, но к тому времени, когда им приказали взять в руки небольшие весла, они перемещались больше по течению, чем плыли к берегу. Вокруг них, ниже и выше в пределах обозримого пространства на водной глади покачивались бесчисленные лодки и другие плавучие средства. Тяжелые плоты из огромных деревьев, связанных толстыми веревками, плыли в притопленном состоянии, и их пассажиры стояли по голень в воде. Несколько барж имели паруса, остальные перемещались с помощью канатов, которые тянули пони. Сотни смельчаков переправлялись на толстых бревнах – ноги по обе стороны в воде, оружие привязано к спинам, вместо весел использовались руки. Иберийцы, умевшие плавать, вообще презирали искусственные средства переправы. Они плыли, подложив под грудь щиты и держа на плечах одежду и тюки с припасами. Такой разношерстной флотилии в этих краях еще не видели.

Где-то на середине реки на них посыпались первые галльские стрелы. Вонзаясь в воду, они издавали булькающие звуки, словно камни, брошенные с берега. Но Имко и его сосед вскоре поняли, что это были не камни. Солдат, задорно шутивший рядом с ним, прервал свой рассказ на полуслове. Вака услышал приглушенный удар и влажное хлюпанье. Оглянувшись через плечо, он увидел, что стрела попала солдату в открытый рот. Она приколола его язык к нёбу и порвала голосовые связки. На лице мужчины застыла гримаса изумления. Он даже не успел испугаться. Возможно, позже его недоуме ние уступило место страху и отчаянию, но Имко, отвернувшись, не стал смотреть дальше.

Он схватил щит и пригнулся под ним. В его уме промелькнула мысль, что, отправившись в поход, он совершил фатальную ошибку. Все с самого начала шло не так, как нужно. На первой же неделе он подошел к ручью, чтобы напиться, и наступил босой ногой на рыбью кость. Рана была крохотной на вид, но вызывала невыносимую боль во время марша. В нее попали грязь и тина. Пятка распухла, под кожей появился гной. Чуть позже, где-то перед Пиренеями, Имко подхватил лобковых вшей. Эти свирепые твари истязали его пах, кусая так яростно и безжалостно, что он иногда подпрыгивал на месте и крутился волчком посреди боевой колонны.

Теперь он понял, что его жалкая жизнь подходит к концу. Вскоре их тела поплывут по реке, будто черные бревна. Он представил себе, как разрушительная сила природы займется его трупом. Перед мысленным взором Ваки пронеслись картины, связанные, в основном, с гениталиями. Вот голодная черепаха объедает его поникший пенис. Вот рыбы покусывают сморщенный мешочек его мужской стати. В задний проход – куда он никого не допускал – вонзится клюв плешивого канюка с длинной изогнутой шеей. Какой же он глупец! Почему он не покинул армию и не уплыл в Карфаген, чтобы насладиться недавно обретенным богатством своей семьи? Что он забыл в этих странных краях? Его боевые успехи скорее были дарами богов. Он злоупотребил их щедростью, посчитав себя настоящим воином и вообразив, что ему по силам сопровождать Ганнибала в его безумном походе.

В процессе размышлений он немного зазевался и не сразу заметил перемену в окружающей обстановке. Солдат, сидевший рядом с ним, съязвил насчет его отваги и посоветовал ему выглянуть из-за края щита, чтобы осмотреть дальний берег. Галлы пребывали в хаосе. Они кричали и указывали руками в противоположном от реки направлении. Некоторые из них повернулись спинами к приближавшимся плотам. Град стрел почти прекратился. Казалось, что в роще на берегу происходила какая-то сумятица, которую варвары лишь усиливали криками. Над деревьями поднимались клубы дыма, но не от костров, а от пожарищ. Затем завыли трубы. Их звуки мало чем отличались от рева, который недавно издавали боевые трубы вольков, но вой доносился с холмов и был каким-то неправильным. Хриплым и обрывистым, то возраставшим, то убывавшим по громкости. Диссонанс этих звуков вверг галлов в необъяснимую панику. Затем Имко увидел причину их ужаса. Из-за деревьев показался отряд Магона.

Воины молодого генерала безнадежно уступали галлам в численности, но их появление совпало по времени с моментом, когда первый плот достиг берега. Иберийцы прыгали с барж в реку и с мечами в руках бежали вперед по мелководью. Кавалерия последовала их примеру. Всадники подгоняли коней и понуждали их плыть к прибрежному тростнику. Солдаты начали швырять с барж дротики. Снаряды впивались в спины и бока полуголых варваров. Мужчина, стоявший рядом с Имко, не желая расставаться с копьем, метнул на берег топор. Его орудие неуклюже пролетело по пологой дуге и попало прямиком по черепу галла. Хотя удар пришелся обухом, его силы хватило, чтобы сбить человека с ног. Солдат, бросивший топор, издал рев звериного удовольствия, и от этого крика по телу Ваки поползли мурашки. Он тоже закричал, предвкушая легкий и стремительный разгром врага.

К тому времени когда Имко увидел камни на отмели, в которую уткнулся их плот, он забыл о страхе, загнавшем его под щит. Жажда крови, пришедшая на смену трусости, переполняла его. Имко выбрался на берег, помчался по краю воды и в неистовом беге первым же ударом сразил молодого галла. Тот упал и, повернувшись, взглянул на него через грязные космы белокурых волос. Сам не зная, по какой причине, Имко поднял меч и вонзил клинок в один из синих глаз.

* * *

На четвертый день переправа через реку была почти завершена. На западном берегу остались только слоны и погонщики. Понтоны для их перемещения готовились с тех пор, как армия достигла Роны. Сначала на большие плоты загоняли по одному слону и выталкивали плавучие средства на стремнину реки. Однако животные паниковали и ныряли в воду. Двум из них удалось вернуться обратно. Другие два слона доплыли до дальнего берега. Их спины и макушки торчали из воды, как остовы перевернутых лодок. Погонщики, наблюдавшие за ними, предположили, что звери каким-то образом чувствовали мелководные места и использовали их для переправы. Один из объездчиков клялся, что слоны могут плавать на большие расстояния. Он сам это видел на своей восточной родине. Но он кричал как сумасшедший, и поэтому ему никто не верил.

Признав транспортировку на плотах слишком рискованным предприятием, Вандикар решил испробовать другой метод. Он велел построить дамбу на берегу. В образовавшейся заводи солдаты соорудили несколько понтонов. Для этой цели использовались деревья толщиной в человеческий торс. Бревна накрепко связали веревками, сверху их забросали землей и посадили поверх грунта пучки зеленой травы и даже расставили несколько небольших деревьев. Через реку натянули канаты. Их привязали к понтонам и протянули до дальнего берега, где несколько отрядов должны были натягивать веревки, компенсируя напор течения.

Загнать животных на плавучие острова оказалось не просто. Самки, привыкшие доверять погонщикам, шли спокойно. За ними следовали встревоженные самцы. Они нервно обнюхивали землю и, чувствуя подвох, выражали свой страх громким ревом и хлопаньем ушей. Вандикар ругался на них на каком-то индийском наречии. Он совершенно не боялся огромных зверей. Главный объездчик шлепал их по задам, дергал за хоботы и даже плевал в глаза в порыве гнева.

Некоторое время его действия оставались безнаказанными, но затем один из молодых самцов выказал свое возмущение. Он мотнул головой – не злобно, но достаточно быстро, – и поймал Вандикара врасплох. Бивень слона подтолкнул его в плечо. Одна нога индуса запнулась за другую. В поисках поддержки он ухватился за декоративное деревце и, поскольку то не имело корней, Вандикар рухнул в реку – прямо на спину, с разведенными в стороны руками, с раскрым от удивления ртом. Его шумное падение подтвердило подозрения самца. Он развернулся и помчался на твердый берег, увлекая за собой остальных слонов – и самцов, и самок. Животных вскоре успокоили, однако погонщики перестали доверять своему начальнику. Он и прежде не внушал доверия, а теперь, когда выбрался из воды, казался большой промокшей крысой.

Постепенно слонов переправили на другую сторону реки: часть на плотах, других – вплавь. Армия снова двинулась вперед – на этот раз вдоль Роны в северном направлении. Ганнибал знал, что река свернет к Альпам. Кроме того, чем дальше его войска уходили от побережья, тем незаметнее они становились для римлян. Он был бы не против сразиться с легионом Сципиона, но ему хотелось быстрее добраться до Италии и уже там, в стране римлян, провести ряд успешных сражений. К тому же, они приближались к главному препятствию на своем пути. Он уже чувствовал нараставшую тревогу среди солдат. В этот год они пережили куда больше испытаний, чем обычно, однако грядущее покорение камней и льда лишало людей сна и заставляло их шептаться у костров. Ганнибал видел все это, поскольку его взгляд был острым и он прикасался пальцами к каждой части армии, как врач, который ощупывает тело больного в поисках ноющей боли.

Таким образом, его решение не прогонять толпы нищих и торговцев было не оплошностью, а осознанным действием. В любом случае, отказ от обоза представлялся ему почти невыполнимой задачей. Вместе с изгнанными могла улизнуть часть его солдат. Некоторые из офицеров прятали в обозе своих рабынь и наложниц. Даже пехотинцы часто нанимали оборванцев, сопровождающих армию, чтобы те выполняли за них обязанности по сбору фуража и хранению припасов. Многие солдаты пользовались услугами обозных проституток. Победы в сражениях обеспечивали воинов добычей, монетами, оружием и драгоценностями. Они охотно тратили мелочь на те развлечения, которые предоставлял им обоз. Ливийские ветераны вели за собой толпы рабов, приобретенных у галлов. Ганнибал знал, что эти солдаты серьезно относятся к своим правам на военные трофеи, поэтому он не возражал против работорговли. Возможно, польза от обозного люда заключалась и в том, что они создавали атмосферу нормальной жизни. Если женщины могли путешествовать по таким диким местам, таща за собой детишек с тонкими ручками, стариков, коз и свиней, то здоровым мужчинам грех было жаловаться на тяготы пути. Ганнибал отметил эту мысль, но позже отказался от нее как от иллюзии. Он понимал, что никто, кроме самых выносливых и сильных, не уцелеет в предстоящей авантюре.

К его удивлению, обозники проявляли почти героическую выдержку. Военные походы никогда не отличались легкостью, но теперь их армия пересекала территорию, где не было дорог, достойных этого названия. Их колонны продирались через лес, перебирались через кряжи и реки, едва сохраняя порядок на пересеченной местности. Но этим трудности не исчерпывались. Зима еще не пришла, однако в предрассветные часы солдаты страдали от холода, столь непривычного для людей из теплых стран. Они все чаще пробуждались по утрам в сыром знобящем тумане, который с каждым днем задерживался над их головами все дольше и дольше. Выходя из палатки на рассвете, Ганнибал любовался лагерем, припорошенным инеем и искрящимся чистым сиянием. Тонкие полоски льда быстро таяли, но солдаты видели в них предвестников наступавшей зимы.

В краю каваров Ганнибал задержался для решения спора, возникшего между двумя братьями, каждый из которых претендовал на главенство в племени. Поглощенные собственными разногласиями, они не проявляли враждебности к карфагенянам. Наоборот, братья попросили командира как постороннего и незаинтересованного человека рассудить их по справедливости. Они пообещали, что примут его решение честно. Ганнибал не тратил времени зря. Он выслушал их и понял, что дилемма заключалась в следующем: могла ли сила младшего главенствовать над первородством старшего. Он принял сторону старшего брата, так как в подобных делах возраст является решающим аргументом. Объявляя решение, он привел в пример несколько прецедентов из тысячелетней истории.

Карфагеняне продолжили поход, не заботясь о том, будет ли исполнено решение их командира. Однако, выступив судьями, они завоевали хорошую репутацию. Старший брат снабдил их щедрой долей из своих осенних запасов. Он послал с ними эскорт, который, двигаясь по флангам, указывал дорогу и гарантировал спокойное передвижение по этой территории. Тем временем холмистый ландшафт начал сменяться предгорьями, которые тянулись до самых Альп.

Кавары попрощались с ними у реки Друентии – злой, бурлящей, с несколькими руслами, часть из которых была завалена большими камнями. Переправа через ледяную воду при промозглой погоде оказалась трудным испытанием. Люди начали выражать недовольство. Они остались без дружественной поддержки у подножья гор перед плюющимся потоком. Никто не обвинял командира в недомыслии, но он многое слышал от своих генералов. Солдаты не верили, что через горы можно перейти – особенно поздней осенью. Неужели Ганнибал не видит, в каких бедных землях они оказались? Пусть он посмотрит на дряхлые хижины местных жителей, на тощий скот и овец, дрожащих от холода. Пусть он посмотрит на шумные и пенистые реки. Эти места не предназначены для цивилизованных людей. Неужели ради славы их командир отправит армию в белое забвение? Делегации солдат предлагали офицерам другие планы: они могут перезимовать в предгорьях; они могут атаковать Массалию или вернуться в Иберию с богатой добычей, собранной во время долгого похода.

Ганнибал отвечал на жалобы молчанием. На виду у многих он первым переправился через Друентию. Все видели, как он балансировал на скользкой коре поваленной в поток сосны. Протиснувшись через колючие ветви, командир прыгнул со ствола на валун, затем вошел по пояс в стремительный поток и, наконец, замерзший и мокрый, выбрался на другой берег. Он обернулся к ожидавшей армии и с укором покачал головой. После этого его подчиненным ничего не оставалось делать, как последовать примеру Ганнибала.

Когда они вступили на земли аллоброгов, к ним прибыли старейшины племени – пять вождей, каждого из которых сопровождали несколько воинов. Мономах, не доверявший галлам, лично конвоировал их в лагерь. Его отборные солдаты из грозных ливийцев, разделявших страсть своего генерала к кровавой резне, окружили делегацию и провели послов к командиру. Ганнибал публично приветствовал аллоброгов у своей палатки. Он сидел на трехногом табурете, который всегда брал с собой в военные походы. Этот стул некогда принадлежал его отцу, объяснил он послам через переводчиков. После нескольких традиционных шуток состоялся обмен дарами. Самым дорогим подарком галлов был крупный череп оленя, украшенный самоцветами. Затем командующий спросил, по какому делу пришли послы.

Глава делегации, Висотрекс, выступил вперед и заговорил от лица всех вождей. Пряди неопрятных волос, некогда белокурых, а ныне тускло серебристых, скрывали его глаза. Слова, произносимые сиплым голосом, оставались за гранью понимания Ганнибала, поэтому он полностью полагался на своего переводчика. Висотрекс заявил, что аллоброги уже наслышаны о Ганнибале и его могучей армии. Они не имеют желания противостоять такой силе. Их делегация пришла, чтобы предложить Ганнибалу свободный проход через земли их племени, а также опытных проводников, поскольку тропы здесь трудные и только местные охотники могут помочь им подняться в горы без значительных потерь.

Ганнибал попросил вождя откинуть волосы с лица. Висотрекс выполнил его просьбу. Внешность галла вызывала отвращение. Глубоко посаженые глаза оставались в тени густых бровей. Впавшие щеки подчеркивали заостренный рельеф выступавших скул. Морщинистый рот изредка щерился гнилыми зубами. На горле бугрился нарост, объяснявший дефект его речи. Казалось, что Висотрекс проглотил лимон и тот застрял с одной стороны его шеи. В остальном лицо галла ничего не выражало. Ганнибал отметил этот факт, и он ему не понравился.

– Предлагая мне помощь, ты говоришь от лица всего народа? – спросил он.

Висотрекс дал положительный ответ и посмотрел на спутников, предлагая им подтвердить его слова. Те закивали головами и залопотали на своем языке. Ганнибал поднял руку, призывая их к молчанию.

– Ты вождь или просто посланник?

Галл сказал, что он вождь, унаследовавший власть от отца. Позже, на смертном ложе, он передаст свои полномочия сыну. При этих словах Висотрекс указал на воина, который стоял за его левым плечом. Ганнибал посмотрел на юношу. Тот был на голову выше отца и совершенно не походил на него ни широкоплечей фигурой, ни симпатичным лицом.

– Это твой сын? – спросил Ганнибал. – Судя по его виду, он благословлен богами.

Лицо Висотрекса впервые окрасилось эмоциями. Он с гордостью сказал:

– Я вижу в нем будущее моего народа. Прекрасное будущее.

– Да, это так, – ответил Ганнибал. – Ты мудро поступил, придя ко мне как друг, без подозрений и враждебности. И ты правильно сказал, что нам незачем ссориться. Моим врагом является Рим. Путь к нему проходит через ваши земли. Если ты сдержишь свое слово, то наши передвижения не будут тебе в тягость. Ты даже получишь выгоду. Я только прошу, чтобы ты путешествовал рядом со мной, пока мы будем пересекать твои земли. Мне хотелось бы предложить тебе гостеприимство, равное твоей доброте, проявленной к нам.

Висотрекс, который прислушивался к словам переводчика, напрягся при последнем предложении. Казалось, он не знал, что ответить, а спутники вождя лишь пожимали плечами на его вопросительные взгляды. Наконец он развел руки в стороны и сказал, что это невозможно. Ему приходится выполнять много обязанностей и проводить священные церемонии. Очень жаль, но он не может принять предложение командующего...

– Тогда моим гостем будет твой сын, – прервал его Ганнибал. – Я отнесусь к нему с той же вежливостью, которой научился у тебя. Ты говорил, что он – будущее твоего народа, верно? Я с радостью приму его в свою свиту. Спасибо тебе за эту встречу. Мои генералы обсудят с тобой наш дальнейший маршрут.

Не ожидая ответа, Ганнибал поднялся со стула и направился в палатку. Он задернул полог и остановился, прислу шиваясь к смущенному ропоту послов. Висотрекс, когда ему перевели слова командира, попытался оспорить их. Это какая-то ошибка, возражал он. Его сын не может находиться в лагере чужеземной армии. Но, выполняя приказ, Бостар и Бомилькар прервали вождей и отправили делегацию восвояси. Когда аллоброги удалились, Магон и Мономах вошли в палатку командира. Прочитав вопросы на их лицах, Ганнибал заговорил с ними так, словно они явились за инструкциями.

– Завтра утром прикажите солдатам облачиться в доспехи. Мы поведем их в полном боевом порядке. Конечно, это будет демонстрацией силы, но передайте им, что, разыграв хороший спектакль, мы избавимся от многих проблем с аллоброгами. Перед походом я подбодрю их небольшой речью. А когда мы отправимся в путь, сын вождя должен все время находиться недалеко от меня.

– Значит, ты не поверил галлам на слово? – спросил Магон.

– И ты не верь, – сказал Мономах. – Боюсь, что они затевают какое-то предательство. Лично я вырвал бы язык и перерезал горло вождю, а затем послушал бы, как правда выходит из его умирающего сердца.

– Я уже знаю ваши мнения, – сказал Ганнибал. – Но нельзя отрицать и того, что аллоброги предложили нам много хорошего. Если, по милости Ваала, они сдержат свое слово, мы извлечем большую выгоду.

Он раздвинул руками полог палатки и посмотрел на спины удалявшихся галлов, которых сопровождал эскорт ливийских пехотинцев.

– Не думайте, что они ввели меня в заблуждение. Мы будем доверять им не больше, чем пойманному волку. Нам просто нужно держать ладони на рукоятках мечей, столь высоко оцененных вождем. Будем надеяться, что он действительно видит в сыне будущее своего народа.

Вечером, лежа на походной койке, Ганнибал рассеянно разглядывал ткань палатки над головой. Он размышлял над страхами, съедавшими дух его армии, и обдумывал завтрашнюю речь. Он умел поощрить каждый шаг своих солдат. Но как уберечь их от поражений в битвах? Он не мать, которая просит детей вести себя осмотрительно. Ганнибал пытался придумать нужные слова, однако его мысли все время группировались в новых комбинациях или, петляя, разбегались в разных направлениях. В середине ночи он отбросил их прочь. Командир знал, что сказал бы воинам его отец. Он просто встал бы перед ними и изрек ту правду, которая рвалась из его сердца.

Сменив тему размышлений, Ганнибал прошелся по списку проблем. Он выискивал знаки обмана в беседе с Висотрексом. Несмотря на обширные познания в галльской истории, он никогда не встречал упоминаний имени этого вождя. Тем не менее он верил, что юноша, которого галл назвал своим сыном, действительно был его отпрыском. Отцовскую гордость трудно скрыть. Она всегда различима. Взяв юношу в заложники, Ганнибал хотел гарантировать безопасный проход своей армии через край аллоброгов. Но откажется ли Висотрекс от предательства ради жизни собственного сына? Этот вопрос оставался открытым. Придя к такому мнению, Ганнибал продолжил анализ ситуации.

Он должен вытребовать у Висотрекса необходимые припасы – причем как можно быстрее. Армия нуждалась в шкурах и мехах, в сушеном мясе, легком при транспортировке, в обуви, пригодной для льда и снега, в жире, которым они собирались смазывать руки и ноги солдат. Он должен потребовать у вождя вдвое больше того количества, чем аллоброги могли запасти, и, таким образом, получить товаров сверх меры, которую им планировали дать. Затем Ганнибал задумался о предложенной кем-то идее – натирать слонов смесью из трав и животного жира. Вандикар возражал, но он тоже не знал, как уберечь животных от холода. Они были нужны Ганнибалу живыми и грозными на вид – особенно при спуске в долину Пада. К тому времени его солдаты будут слабыми и истощенными, обмороженными и больными. Им понадобится долгий отдых для восстановления сил и здоровья. Армия, к которой завтра он обратится с торжественной речью, вряд ли будет походить на саму себя через несколько недель, когда ее остатки доберутся до Италии. Она и так уже уменьшилась с тех пор, как месяцы назад покинула Иберию. Но если слоны смогут стоять на ногах, они отпугнут врагов в период слабости карфагенян. Возможно, их действительно нужно покрыть животным жиром, решил Ганнибал. Вреда от этого не будет. Он не хотел терять такую силу.

Командир воспроизвел в уме карту с отмеченными селениями галльских племен в долине Пада. Он выискивал лучший маршрут до территорий инсабров и бойев – двух племен, бунтовавших против Рима. Нужно будет предупредить обозников, подумал он. Если эти люди захотят идти дальше, то их будут терпеть лишь до тех пор, пока они не станут бременем. При первых признаках слабости и промедления их бросят на произвол судьбы, и они станут пищей для волков. Никто не оплачет их гибель. Никто не сожжет их тела на погребальных кострах. Сейчас они могут отказаться от дальнейшего пути и самостоятельно вернуться домой. Впрочем, Ганнибал понимал, что говорить подобные слова уже слишком поздно. Если обозный люд лишится защиты армии, то не пройдет и половины дня, как он окажется в когтях у галльских мародеров. Решив вопрос с обозом, командир перешел к другим не менее важным делам, ожидавшим его внимания. Список был длинным. Когда Ганнибал почувствовал, что приближавшийся сон наполнил тяжестью его уставшие веки, он позволил уму упорхнуть в объятия Имилце – и то лишь на мгновение. Он боялся продлевать такие грезы.

На следующее утро Ганнибал предстал перед собравшейся армией. Местность была сравнительно ровной, поэтому ряды солдат на холмах, поросших редкими деревьями, казались черным одеялом на серой земле. За его спиной возвышалась гранитная скала, похожая на палец, нацеленный в небо – впечатляющее зрелище и знак для солдат, намекавший, что их командир не боялся горных вершин. Вождь аллоброгов стоял рядом с ним. Они вместе наблюдали, как армия выстраивалась в походный порядок. Войсковые подразделения занимали свои позиции. Один отряд отличался от другого национальным составом, расой, обычаями, доспехами, оружием, щитами и шлемами. Армия выглядела разношерстным сборищем жестоких людей. Но она и была таким сборищем. Тем не менее в ней царил идеальный порядок. Различные части слагались в неделимое целое.

Когда гул голосов успокоился, Ганнибал дождался порыва вдохновения и поднял руку вверх. Шестьдесят тысяч солдат молча замерли перед ним. Притихли даже лошади и слоны. За ними угадывались фигуры обозников – молчаливые тени, все замечавшие, но редко выдававшие свое присутствие. Командир продлил паузу, прислушиваясь к созданной тишине. Затем, кивнув головой, чтобы переводчики начали свою работу, он повернулся к Висотрексу.

– Что наши гости скажут о моей армии? – спросил он. – Она оскорбляет их глаза или выглядит как чудо?

Висотрекс пошептался с другими вождями и ответил, что они впервые видят такую великую армию.

– О Ганнибал, – сказал он, – ты действительно можешь изменить мир и придать ему новую форму.

Подождав, когда ответ галла переведут на сотни разных языков, Ганнибал спросил:

– Вы слышали это, мои воины? Вожди аллоброгов смотрят на вас со страхом. Они живут в стране, которую вы находите суровой и опасной. Но они видят в вас великую армию, которая способна на подвиги, доселе не известные миру. Они видят в вас непреклонную мощь. Поэтому старейшины предлагают нам свободный проход через их земли. Они будут сопровождать нас, как это делали кавары, приведшие сюда нашу армию. Но что мне сказать им, когда среди вас раздаются трусливые речи? Когда вы боитесь гор впереди и римлян, поджидающих нас за этими вершинами? Что мне сказать вождям аллоброгов, которые видят перед собой непобедимую армию? Вы хотите, чтобы я рассказал им о ваших страхах и сомнениях?

Он замолчал, позволяя переводчикам распространить его слова по всем частям огромной армии. Висотрекс обратился к галльскому переводчику – иберийскому торговцу, которого Ганнибал нанял у Пиренеев. Но мужчина не пожелал отвечать аллоброгу. Он упорно отводил взгляд в сторону. Висотрекс сердито толкнул его в плечо. Переводчик по-прежнему игнорировал вождя. Он отошел на несколько шагов и нацелил взгляд на командующего.