Текст книги "Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

Соавторы: Раймонд Чэндлер,Эйв Дэвидсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

15

На следующее утро я пригласил стенографистку и разделался с большей частью накопившейся корреспонденции; переговорил по телефону с нашим адвокатом в Сан-Франциско: мы пытались спасти от краха одного из наших клиентов; потратил целый час на тщательное изучение плана, который мы разработали для уменьшения наших налогов; словом, я был занят бизнесом и к двум часам, когда покончил с работой и мы с Норой отправились на ленч, чувствовал себя совершившим массу полезных дел.

После ланча Нора ушла играть в бридж. Я решил встретиться с Гилдом; чуть раньше я разговаривал с ним по телефону.

– Значит, тревога оказалась ложной? – спросил я после того, как мы обменялись рукопожатиями и с удобством расположились в креслах.

– Вот именно. Это такой же Вайнент, как я. Знаете, как это бывает: мы сообщили полиции в Филли, что Вайнент отправил оттуда телеграмму, и передали его приметы, и вот любой худой и усатый мужчина стал у них Вайнентом, а таких – половина Пенсильвании. Тот малый, Барло, безработный плотник, как мы выяснили, схлопотал пулю от ниггера, который пытался его ограбить. Больше ничего неизвестно.

– А не мог подстрелить этого Барло кто-нибудь, кто допустил ту же ошибку, что и полиция Аллентауна?

– Вы хотите сказать, что его могли принять за Вайнента? Думаю, такое могло случиться, но только что дает такая версия?

Я сказал, что не знаю.

– Маколей рассказал вам про письмо от Вайнента?

– О чем это письмо? Он не рассказывал.

Я рассказал Гилду содержание письма. Рассказал все, что узнал о Келтермэне.

– Ого, это интересно, – сказал Гилд.

Я рассказал про письмо Вайнента сестре.

– Что-то многим он пишет, а? – заметил Гилд.

– Я уже думал об этом. – Я рассказал, что приметы Сиднея Келтермэна с некоторыми незначительными изменениями подошли бы Кристиану Йоргенсену.

– Послушать такого человека, как вы, очень полезно, – сказал Гилд. – Не разрешайте мне прерывать вас.

Я сказал, что это, собственно, и все новости.

Гилд откинулся на спинку кресла и вперил бледные серые глаза в потолок.

– В этой связи следует кое-что предпринять, – сказал он спустя некоторое время.

– В этого парня в Аллентауне стреляли из 32-го калибра? – спросил я.

Гилд мгновение смотрел на меня с удивлением, потом затряс головой.

– Из 44-го. У вас есть какие-нибудь предположения?

– Нет. Просто так: прокручиваю в уме детали.

– Я понимаю, в чем тут дело, – сказал Гилд и откинулся назад, чтобы снова уставиться в потолок. Когда он заговорил, было похоже, что он придумал что-то еще. – Алиби Маколея, которым вы интересовались, в порядке. В тот день он опоздал на встречу, и мы точно знаем, что с трех часов пяти минут до трех двадцати, то есть в тот промежуток, который принимается в расчет, он находился в конторе парня по фамилии Херманн, на Пятьдесят седьмой улице.

– А почему именно три часа пять минут?

– А, ну да, вы же еще не знаете. Так вот, мы разыскали одного малого по фамилии Кэресс – он держит заведение по краске и чистке одежды на Первой авеню, – он в пять минут четвертого звонил Вулф и спрашивал, нет ли для него какой-нибудь работы; она ответила, что скоро, наверное, уедет. Так что остается небольшой промежуток времени от трех пяти до трех двадцати. Вы на самом деле не подозреваете Маколея?

– Я подозреваю всех, – сказал я. – Вы где были между тремя пятью и тремя двадцатью?

Гилд рассмеялся.

– Фактически, – сказал он, – я, наверное, единственный, у кого нет алиби. Я был в кино.

– А у остальных алиби есть?

Гилд кивнул.

– Йоргенсен вышел из своего жилища вместе с миссис Йоргенсен – было это примерно без пяти три – и прокрался на Западную Семьдесят третью улицу, на свидание с девушкой по имени Ольга Фентон; с ней он был до пяти, про что его жене мы обещали не говорить. Что делала миссис Йоргенсен, мы знаем. Когда она уходила, ее дочка одевалась, а через четверть часа взяла такси и направилась прямиком в магазин Бергдорфа-Гудмэна. Сын весь день просидел в Публичной библиотеке; господи, ну и странные же книги он читает. Морелли находился в одном заведении в районе Сороковых улиц. – Он засмеялся. – А вы где были?

– Свое алиби я сохраню в секрете до тех пор, пока оно на самом деле потребуется. Ни одно алиби из тех, что вы привели, не выглядит железным; ну, да абсолютное алиби – редкость. А Нанхейм?

Гилд удивился.

– А с чего это вы о нем вспомнили?

– Я слышал, что он томился По одной девице.

– Где это вы слышали?

– Слышал.

Гилд нахмурился.

– Вы уверены, что данные достоверные?

– Да.

– Ладно, – медленно произнес он, – Нанхейм – парень, которого можно проверить. Но, послушайте, почему все эти люди вас так заботят? Разве вы не считаете, что убил Вайнент?

Я предложил Гилду то же пари, что предлагал Стадси:

– Можно ставить двадцать пять к пятидесяти, что это не он.

После этих слов Гилд долго молча хмурился, потом пробормотал:

– Как бы там ни было, но это мысль. И кто же ваш кандидат?

– До этого пока не дошло. Я только говорю, что против Вайнента ничего нет.

– Но утверждаете это один к двум. Почему это против него ничего нет?

– Если хотите, назовите это предчувствием, – сказал я, – но…

–. Не хочу я это никак называть, пробурчал Гилд. – Я считаю, что вы хороший детектив. И хочу послушать, что вы скажете.

– У меня есть, главным образом, вопросы. Например, сколько времени прошло с того момента, когда лифтер высадил миссис Йоргенсен на этаже Вулф, до того момента, как она ему позвонила и сказала, что слышит стоны?

Гилд скривил губы и разжал их, чтобы произнести:

– Вы думаете, она могла?.. – Конец фразы повис в воздухе.

– Думаю, могла. Я хотел бы знать, где был Нанхейм. Я хотел бы знать ответы на вопросы, которые содержатся в письме Вайнента. Я хотел бы знать, куда делась разница в четыре тысячи долларов между той суммой, что Маколей передал девице, и той, которую она, как выяснилось, передала Вайненту, когда тот пришел за деньгами. Я хотел бы знать, откуда взялось у Вулф обручальное кольцо.

– Мы делаем все возможное, – сказал Гилд. – Мы… Только тогда непонятно: если Вайнент этого не делал, почему он не пришел к нам и не ответил на наши вопросы?

– Одна из возможных причин: миссис Йоргенсен очень хочет опять упрятать его в психушку. – В голову мне пришло кое-что еще. – Герберт Маколей работает на Вайнента. Когда там, в Аллентауне, вы решили, что тот человек не Вайнент, вы основывались только на свидетельстве Маколея?

– Нет. Тот человек был моложе Вайнента, седины у него было совсем мало, он не крашеный и не похож на фотографию, которая у нас была. – Гилд говорил уверенно. – У вас есть какие-нибудь планы на ближайшее время?

– Нет.

– Отлично. Он встал. – Я попрошу ребят поработать над теми вопросами, которые мы обсудили, а потом, может быть, нанесем несколько визитов?

– Идет, – согласился я.

Гилд вышел из кабинета.

В корзине для бумаг валялся номер «Таймс». Я вытащил его и развернул на странице с объявлениями. Было там и объявление Маколея: «Абнер. Да. Крольчонок».

Когда Гилд вернулся, я спросил:

– Как насчет помощи в этом деле со стороны тех, кто работал у Вайнента в мастерской? Их разыскали?

– Ага, но они ничего не знают. В конце той недели, когда Вайнент уехал, он их уволил – их было двое, с тех пор они его не видели.

– А чем они занимались, когда мастерская была открыта?

– Чем-то вроде покраски или что-то типа озеленения. Точно не знаю. Если хотите, можно выяснить.

– Думаю, это имеет значение. Мастерская большая?

– Да. И выглядит хорошо оборудованной, насколько я могу судить. Думаете, там можно обнаружить какие-нибудь зацепки?

– Всякое может быть.

– Ага. Ну ладно, давайте двинемся.

16

– Во-первых, – сказал Гилд, когда мы покинули его кабинет, – пойдем повидаем мистера Нанхейма. Он должен быть дома: я велел ему сидеть в квартире до тех пор, пока не позвоню.

Квартира мистера Нанхейма находилась на четвертом этаже темного, сырого, вонючего дома, в котором было шумно из-за надземной железной дороги на Шестой авеню. Гилд постучал в дверь.

Внутри послышались звуки торопливых шагов, чей-то голос спросил:

– Кто там? – Голос был мужской, гнусавый, немного раздраженный.

– Джон, – произнес Гилд.

Дверь поспешно открыл маленький бледный мужчина тридцати пяти – тридцати шести лет, одежда которого состояла из нижней рубашки, голубых кальсон и черных шелковых носков.

– Я не ждал вас, лейтенант, – захныкал он. – Вы сказали, что позвоните. – Мужчина выглядел испуганным. У него были темные глаза, маленькие и близко посаженные; рот широкий, тонкий, приоткрытый; нос до странности подвижный, длинный, обвисший, очевидно, бескостный.

Гилд тронул меня за локоть, мы вошли. Через открытую дверь слева была видна незаправленная постель. Комната, в которую мы вступили, оказалась гостиной, грязной, запущенной, с разбросанными повсюду газетами, одеждой и грязными тарелками на столе. Справа, в нише, – раковина и кухонная плита. Между ними стояла женщина с шипящей сковородкой в руке. Полная, ширококостная, рыжеволосая женщина лет двадцати восьми, красивая какой-то животной, грубой красотой. На ней было измятое розовое кимоно и поношенные розовые шлепанцы с бантами. Женщина молча таращилась на нас.

Гилд не стал представлять меня Нанхейму и не обратил внимания на женщину.

– Садитесь, – сказал он и сбросил с дивана какую-то одежду, чтобы освободить себе место.

Я убрал с кресла-качалки обрывок газеты и сел. Гилд шляпы не снял, я последовал его примеру.

Нанхейм подошел к столу, на котором стояли пара стаканов и пинтовая бутылка, в которой оставалось примерно на два дюйма виски, и предложил:

– Тяпнем?

Гилд скорчил гримасу.

– Не эту ж блевотину. Откуда у тебя взялась мысль сказать мне, что Вулф ты знал только в лицо?

– Так и есть, лейтенант, святая правда. – Пару раз Нанхейм косился в мою сторону, но тут же отводил глаза. – Может быть, я говорил ей «привет», или «здравствуйте», или что-нибудь вроде этого, но ничего больше. Святая правда.

Женщина в нище хохотнула, но как-то невесело.

Нанхейм сделал разворот, чтобы оказаться к ней лицом.

– Ты, – заорал он пронзительным от ярости голосом, если еще раз вякнешь, я тебе зубы вышибу.

Женщина взмахнула рукой, и сковородка полетела в сторону Нанхейма и с грохотом врезалась в стену. Топленое сало и яичные желтки добавили свежих пятен на стену, пол и мебель.

Нанхейм рванулся к женщине. Мне не надо было даже подниматься, чтобы подставить ему подножку. Он рухнул на пол. Женщина схватила разделочный нож.

– Прекратите, – прорычал Гилд. Он тоже не стал подниматься. – Мы пришли поговорить с тобой, а не глазеть на ваш балаган. Встань и веди себя прилично.

Нанхейм медленно поднялся на ноги.

– Она, когда выпьет, начинает меня с ума сводить, – пожаловался он. – Весь день сегодня меня мучает. – Он подвигал правой кистью. – Кажется, запястье вывихнул.

Женщина прошла мимо, не удостоив ни одного из нас взглядом, и удалилась в спальню.

Гилд сказал:

– Может быть, если бы ты перестал таскаться за другими бабами, то и с этой хлопот было бы меньше.

– Вы о чем, лейтенант? – Нанхейм выглядел удивленным, невинным и страдающим от боли.

– О Джулии Вулф.

Теперь маленький бледный человечек вознегодовал:

– Это ложь, лейтенант. Любой, кто скажет, что я когда-нибудь…

Гилд перебил его, обратившись ко мне:

– Если вы захотите ему врезать, я не стану вас отговаривать.

Нанхейм повернулся ко мне, раскинув в сторону руки.

– Я не хотел сказать, что вы обманываете. Я хочу сказать, что тут, наверное, произошла какая-то ошибка, если…

Гилд снова перебил его:

– Ты бы не взял ее, если бы смог?

Нанхейм облизал нижнюю губу и боязливо покосился на дверь спальни.

– Ладно, – медленно проговорил он осторожным тихим голосом, – конечно, это был классный экземпляр. Думаю, от такого я бы не отказался.

– И ты никогда не пытался завести с ней роман?

Нанхейм поколебался, потом пожал плечами и сказал:

– Вы ведь знаете, как это бывает. Если женщина нравится, всегда стараешься добиться как можно большего.

Гилд посмотрел на него недовольно.

– Надо было мне это сразу сказать. Где ты был в тот день, когда ее ухлопали?

Человечек подпрыгнул, словно в него вонзили булавку.

– Господи боже мой, лейтенант, ведь вы же не Думаете, что у меня были причины сделать такое? С чего бы мне желать ей зла?

– Где ты был?

Отвислые губы Нанхейма нервно подергивались.

– Какого числа ее… – он оборвал фразу, потому что дверь спальни отворилась.

Крупная женщина вышла с чемоданом в руке. Она была в верхней одежде.

– Мириэм, – пробормотал Нанхейм.

Женщина лениво посмотрела на него и сказала:

– Я не люблю жуликов, а если бы даже и любила, то не стала бы жить с жуликами, которых используют как стукачей, а если бы даже стукачей любила, я не стала бы жить с тобой. – Она повернулась к двери.

– Гилд поймал руку Нанхейма, чтобы удержать его на месте, и повторил:

– Где ты был?

– Мириэм, – звал Нанхейм. – Не уходи. Я исправлюсь, я все, что хочешь, сделаю. Не уходи, Мириэм.

Женщина вышла и захлопнула дверь.

– Позвольте мне выйти, – умолял Нанхейм. Гилда, – позвольте мне вернуть ее. Я не могу без нее. Я только приведу ее и расскажу вам все, что захотите. Позвольте мне выйти. Я должен вернуть ее.

– Ерунда, – сказал Гилд. – Сядь. – Он толкнул человечка в кресло. – Мы не за тем пришли сюда, чтобы любоваться на тебя и на ваши свистопляски. Где ты был в тот день, когда убили девицу?

Нанхейм закрыл лицо руками и зарыдал.

– Ну давай, потяни время, – прорычал Гилд, – и я из тебя всю дурь вышибу.

Я плеснул в бокал виски и подал Нанхейму.

– Спасибо, сэр, спасибо. – Он выпил, закашлялся и вытащил грязный носовой платок, чтобы утереться. – Лейтенант, я не могу так сразу вспомнить, – захныкал он. – Может, я был наверху у Чарли, в биллиард гонял, а может, был здесь. Мириэм должна вспомнить, если вы дадите мне за ней сходить.

– Черт с ней, с Мириэм, – сказал Гилд. – Как тебе понравится перспектива попасть в кутузку из-за своей забывчивости?

– Сейчас, сейчас, минуточку. Я вспомню. Я не тяну время, лейтенант. Вы знаете, с вами я всегда как на духу. Просто я возбудился. Взгляните на запястье. – Нанхейм выставил правую руку, чтобы мы могли увидеть, как распухло его запястье. – Одну минутку. – Он снова закрыл лицо руками.

Гилд подмигнул мне, и мы стали ждать, когда у маленького человека заработает память.

Внезапно он оторвал от лица руки и засмеялся:

– Черт возьми! Было бы мне поделом, если б вы меня упекли. В тот день я… Подождите, я вам покажу. – Нанхейм вышел в спальню.

Через несколько минут Гилд позвал:

– Эй, мы всю ночь ждать не будем. Пошевеливайся.

Ответа не было.

Когда мы вошли в спальню, она была пуста. В ванной комнате тоже никого не было. Окно и пожарный выход были открыты. Я ничего не сказал и попытался сохранять невозмутимость.

Гилд сдвинул шляпу на затылок и сказал:

– Зря он это сделал, – и пошел к телефону в гостиной.

Пока Гилд звонил, я порылся в ящиках шкафа и стола, но ничего не нашел. Поиски мои были не очень тщательными, и как только Гилд привел в действие полицейскую машину, я их прекратил.

– Все в порядке, – сказал Гилд. – Думаю, мы его поймаем. Есть кое-какие новости. Йоргенсена опознали как Келтермэна.

– Кто опознал?

– Я послал человека поговорить с девицей, которая подтвердила алиби Йоргенсена, с этой самой Ольгой Фентон, и он в конце концов добился своего. Хотя, он говорит, что относительно алиби девица стояла на своем. Я это еще раз проверю и попробую ее расколоть. Хотите, поедем вместе?

Я посмотрел на часы и сказал:

– Я бы с удовольствием, но уже слишком поздно. Его еще не взяли?

– Ордер получен. – Гилд посмотрел на меня задумчиво. – Эта крошка должна будет кое-что рассказать!

Я улыбнулся.

– Теперь кто, по-вашему, убил Вулф?

– Тут я спокоен, – сказал Гилд. – Дайте мне возможность поприжать необходимое количество народа, и я тут же выясню истину.

На улице Гилд пообещал держать меня в курсе дела, мы пожали друг другу руки и разошлись. Через пару секунд Гилд догнал меня и попросил передать наилучшие пожелания Норе.

17

Вернувшись домой, я передал Норе привет от Гилда и рассказал ей новости дня.

– Мне тоже поручено передать тебе кое-что, – сказала Нора. – Заходил Гилберт Вайнент и страшно расстроился из-за того, что тебя не застал. Он попросил передать, что ему нужно сказать тебе нечто «крайне важное»..

– Наверное, он обнаружил, что Йоргенсен обладает материнской наследственностью.

– Думаешь, это Йоргенсен ее убил? – спросила Нора.

– Думал, что знаю, кто это сделал, – сказал я, – но сейчас все так запуталось, что можно только строить догадки.

– И о чем же ты догадываешься?

– Мими, Йоргенсен, Вайнент, Нанхейм, Гилберт, Дороти, тетя Алиса, Морелли, ты, я, Гилд. Может быть, это сделал Стадси. Как насчет того, чтобы приготовить коктейль?

Нора сделала несколько порций. Я поглощал уже вторую или третью, когда она вернулась после телефонного разговора и сообщила:

– Твоя подружка Мими желает с тобой поговорить.

Я подошел к телефону.

– Привет, Мими.

– Я страшно извиняюсь, Ник, что была такой грубой в тот вечер, но я так возбудилась, что просто потеряла всякий контроль и дала волю чувствам. Прости меня, пожалуйста. – Все это Мими проговорила очень быстро, словно желала поскорее покончить с извинениями.

– Все в порядке, – сказал я.

Я едва успел вставить эти три слова, как Мими снова заговорила, но уже медленно и с большим значением:

– Ник, могу я с тобой увидеться? Случилось нечто ужасное, нечто… Я не знаю, что делать, к какому средству прибегнуть…

– Что произошло?

– Это нетелефонный разговор, но ты должен посоветовать, что же мне делать. Мне необходим чей-нибудь совет. Ты не мог бы приехать?

– Ты хочешь сказать – сейчас?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо, – сказал я и вернулся в гостиную. – Я поеду повидаю Мими. Она говорит, что попала в какой-то переплет и нуждается в помощи.

Нора рассмеялась.

– Желаю удачи. Она перед тобой извинялась? У меня прошения она уже попросила.

– Да, все это на одном дыхании. Дороти дома или все еще у тети Алисы?

– Гилберт сказал, что все еще у тетушки. Ты надолго?

– Судя по обстоятельствам. Возможно, сцапали Йоргенсена, и Мими хочет что-то выяснить.

– Ему могут что-нибудь сделать? Я имею в виду, если он не убивал Вулф?

– Наверное, старые делишки ему могут припомнить: угрозы по почте, попытки вымогательства. – Я оторвался от выпивки, чтобы спросить у Норы и у себя самого: – Интересно, они были знакомы с Нанхеймом? – Я подумал секунду над этим вопросом, но единственное, до чего додумался, – решил, что такая вероятность существует. – Ладно, я пошел.

18

Мими встретила меня с распростертыми объятиями.

– Очень, очень мило с твоей стороны, что ты простил меня, Ник. Впрочем, ты всегда был очень милым. Не знаю, что на меня нашло в понедельник вечером.

– Забудь об этом, – сказал я.

Лицо у Мими было, румянее, чем обычно, упругая кожа молодила ее. Голубые глаза блестели. Ладони, которые она доложила на мои руки, были ледяными. Мими вся напряглась от возбуждения, но я не мог понять, что же ее так взволновало.

– Очень мило, что твоя жена… – опять начала Мими.

Забудь об этом.

– Ник, что могут сделать за сокрытие доказательства того, что некий человек виновен в убийстве?

– Могут объявить соучастником… есть такой юридический термин: соучастник после факта.

– Даже если человек добровольно изменил свои намерения и представил это доказательство?

– Могут. Хотя обычно этого не делают.

Мими осмотрелась, будто желая убедиться, что в комнате нет никого, кроме нас, и сказала:

– Джулию убил Клайд. Я обнаружила доказательство и скрыла его. Что мне будет?

– Если ты его представишь, то, скорее всего, ничего не будет, только поругают. Клайд был твоим мужем, вы достаточно близки, поэтому суд вряд ли обвинит тебя в попытке покрыть его, если у них, конечно, не будет причин заподозрить какие-либо другие мотивы.

Холодно и медленно Мими спросила:

– А ты бы что подумал?

– Не знаю, – ответил я. – Я подумал бы, что ты хотела использовать свое доказательство для того, чтобы при первой возможности вытрясти из Вайнента деньги, а потом что-то заставило тебя изменить свои планы.

Мими ударила меня по щеке, оцарапав ее своими острыми ногтями. Рот у нее был оскален, зубы сжаты.

Я схватил ее запястье и, сказал как можно задумчивее:

– Женщины неисправимы. Только что я был у одной, которая швырнула в мужчину сковородку.

Мими засмеялась, не изменив при этом выражение глаз.

– Ублюдок ты. Ведь ты всегда думаешь про меня очень плохо.

Я отпустил ее руку, и Мими потерла синяки, оставшиеся от моих пальцев.

– А что это за женщина, которая бросалась сковородками? – спросила она. Я ее знаю?

– Если ты думаешь, что это Нора, то ты ошибаешься. Сиднея-Кристиана Келтермэна-Йоргенсена еще не арестовали?

– Что?

Я поверил замешательству Мими, хотя и само замешательство, и моя вера в него оказались для меня неожиданностью.

– Йоргенсен и есть Келтермэн, – пояснил я. – Ты его помнишь. Я думал, ты в курсе.

– Ты имеешь в виду того ужасного человека, который?..

– Да.

– Я в это не верю. – Мими встала, сжимая кулаки. – Я не верю. Не верю. – Лицо ее исказилось от ужаса, голос звучал неестественно сдавленно, как у чревовещателя. – Я в это не верю.

– Это ничего не меняет, увы, – сказал я.

Мими меня не слушала. Она отошла к окну и стала спиной ко мне.

– На улице, перед входом, в машине сидят двое; похоже, это полицейские, которые собираются его сцапать, когда…

Мими обернулась и резко спросила:

– Ты уверен, что он и есть Келтермэн? – Выражение уж аса почти исчезло с ее лица, голос звучал уже по-человечески.

– В этом уверена полиция.

Занятые своими мыслями, мы смотрели друг на друга. Я думал о том, что Мими была ошарашена не тем, что Йоргенсен мог убить Джулию Вулф, и даже не тем, что его могли арестовать. Ее убивало, что единственной причиной, по которой Йоргенсен женился на ней, было желание реализовать какой-то свой замысел, направленный против Вайнента.

Я засмеялся – не потому, что сама идея была уж очень забавной, просто пришла она очень неожиданно.

Мими вздрогнула и неуверенно улыбнулась.

– Я не поверю, – произнесла она, и теперь голос звучал мягко, – пока он сам мне об этом не скажет.

– Он скажет, а потом что?

Мими еле-еле пожала плечами, ее нижняя губа дрогнула.

– Он мой муж.

Все это было бы забавным, если бы так меня не раздражало.

– Мими, – позвал я, – это я. Ник. Ты меня помнишь? Ни-и-к.

– Я знаю, ты никогда ко мне хорошо не относился, – серьезно сказала Мими. – Ты думаешь, что я…

– Ну ладно, ладно. Давай это оставим. Давай поговорим о твоих уликах против Вайнента.

– Да, давай, – проговорила Мими и снова отвернулась. Когда она повернулась ко мне, ее губы опять дрожали. – Я соврала. Ник. Ничего у меня нет. – Мими подошла ближе. – Клайд не имел права писать тете Алисе и Маколею, пытаясь настроить их против меня: и я решила – поделом ему будет, если я предприму что-нибудь против него, потому что я на самом деле считала… то есть, я и теперь считаю, что это Вайнент убил Вулф, и это только.

– И что же ты предприняла? – спросил я.

– Я… я еще ничего не предпринимала, Я сначала хотела узнать, чем мне это грозит… ну, ты помнишь, я тебя об этом спрашивала. Я хотела рассказать, что когда лифтер ушел звонить по телефону и мы с Вулф оставались наедине, она сказала мне, что это Вайнент стрелял в нее.

– Ты не говорила, что знаешь что-то, но держишь в секрете, ты сказала, что нашла что-то и спрятала.

– Но я на самом деле не подумала, что я…

– Когда ты услышала про письмо Вайнента Маколею?

– Сегодня днем, – ответила Мими, – сюда приходил человек из полиции.

– Он спрашивал тебя про Келтермэна?

– Он спросил, знакома ли я с ним или знаю ли кого-нибудь из его знакомых, я считала, что ответив «нет», поступила честно.

– Может быть, так оно и было, – сказал я, – и на первое время я поверю, что ты не врала, сказав, что обнаружила улики против Вайнента.

Мими широко раскрыла глаза.

– Не понимаю.

– Я тоже, но дело, похоже, было так: ты могла обнаружить какую-то улику и решила пока ее попридержать, вынашивая идею продать ее Вайненту; потом, когда его письма привлекли к тебе внимание, ты решила отказаться от денег и сразу и Вайненту отомстить, и себя защитить, выдав свою улику полиции; наконец, узнав, что Йоргенсен это и есть Келтермэн, ты опять делаешь крутой поворот и снова решаешь попридержать свое доказательство, но теперь уже не из-за денег, а для того, чтобы оставить Йоргенсена в тяжелом положении в качестве наказания за то, что он женился на тебе не по любви, а чтобы использовать тебя в своей игре против Вайнента.

Мими спокойно улыбнулась и спросила:

– Ты на самом деле думаешь, что я на все это способна?

– Это не имеет значения, – сказал я. – А вот для тебя должна иметь значение возможность провести остаток своих дней в тюрьме.

Вскрик был негромкий, но жуткий; прежнее выражение страха на лице Мими не шло в сравнение с теперешним. Схватив меня за лацканы, она бормотала:

– Не говори так, пожалуйста, не говори. Скажи, что это не так. – Мими всю трясло, и я, чтобы она не упала, обнял ее одной рукой.

Гилберта мы не видели до тех пор, пока он, кашлянув, не произнес:

– Мама, тебе нехорошо?

Мими медленно отпустила мои лацканы, сделала шаг назад и сказала:

– Твоя мать – глупая женщина. – Она еще дрожала, но уже улыбалась мне и пыталась говорить шутливым тоном. – Скотина же ты, так меня напугал.

Я извинился.

Гилберт положил пальто и шляпу на стул и с вежливым интересом поглядывал то на меня, то на Мими. Поняв, что ничего объяснять мы не собираемся, он, снова кашлянув, сказал:

– Очень рад вас видеть, – и подошел, чтобы пожать мне руку.

Я сказал, что тоже рад ему.

– У тебя усталые глаза, – заметила Мими. – Наверняка весь день читал без очков. – Покачав головой, она сказала мне: – Он такой же безалаберный, как его отец.

– Об отце есть какие-нибудь новости? – спросил Гилберт.

– Нет, со времени того ложного сигнала о его самоубийстве, – ответил я. – Ты, наверное, слышал, что сигнал был ложным.

– Да, мне, бы хотелось поговорить с вами несколько минут до вашего ухода.

– Конечно.

– Милый, но ты же сейчас можешь с ним поговорить, – сказала Мими. – У вас есть секреты, которые мне знать не положено? – Тон был достаточно приветливый; Мими уже не дрожала.

– Тебе это будет скучно. – Гилберт взял пальто и шляпу, кивнул мне и вышел из комнаты.

Мими снова покачала головой.

– Я абсолютно не понимаю этого ребенка. Интересно, что он подумал, увидев нашу живописную сценку? – В голосе Мими не чувствовалось особого беспокойства. Затем, уже более серьезно, она спросила: – Зачем ты сказал так?

– По поводу остатка жизни в?..

– А, все равно, – вздрогнула Мими. – Не хочу об этом слышать. Ты не останешься на ужин? Я, наверное, буду совсем одна.

– Извини, не, могу. Да, так как насчет того самого доказательства, которое ты нашла?

– Я на самом деле ничего не находила. Я соврала. – Мими нахмурилась. – Не смотри на меня так. Я действительно соврала.

– Значит, ты пригласила меня только для того, чтобы морочить мне голову? – спросил я. – Иди решишь поменять свои планы?

Мими тихонько засмеялась.

– Ты, наверное, на самом деле любишь меня, Ник, иначе не был бы всегда таким противным.

Продолжать разговор в том же духе было бессмысленно.

– Ладно, – решил я, – узнаю, чего хочет Гилберт, и пойду.

– А я думала, ты останешься.

– Извини, не могу, – повторил я. – Как его найти?

– Вторая дверь на… А Криса правда арестуют?

– Это будет зависеть от того, что он скажет, – сказал я. – Чтобы не загреметь, ему надо быть абсолютно искренним.

– О, он-то будет… – Мими оборвала фразу, подозрительно посмотрела на меня и спросила: – А ты меня не разыгрываешь? Он на самом деле тот самый Келтермэн?

– Полиция в этом уверена полностью.

– Но тот человек, который приходил сегодня, не задал ни одного вопроса о Крисе, – возразила Мими. – Он только спросил, знаю ли я…

– Тогда еще они не были полностью уверены, – объяснил я. – Только догадывались.

– А теперь уверены?

Я кивнул.

– А как они узнали?

– Через одну его знакомую девицу, – сказал я.

Какую девицу? – Глаза Мими чуть-чуть потемнели, хотя голос не изменился.

– Забыл, как ее зовут. – Затем я сказал правду: – Та, что подтвердила его алиби в день убийства.

– Алиби? – негодующе переспросила Мими. – И ты хочешь сказать, что полиция поверила такой девице?

– Какой?

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Не понимаю. Ты что, знаешь ее?

– Нет, – отрезала Мими так, будто я ее оскорбил. Она сузила глаза и перешла на шепот: – Ник, ты полагаешь, что это он убил Джулию?

– С чего бы это ему ее убивать?

– Предположим, на мне он женился, чтобы отомстить Клайду, – сказала Мими, – и… ты знаешь, что он настоял, чтобы мы переехали сюда и попытались получить деньги у Клайда. Может быть, я сама навела его на эту мысль, не знаю, но настоял именно он. Потом предположим, что он встретил Джулию. Она его, естественно, знала, потому что они работали у Клайда в одно и то же время. А он знал, что в тот день я собираюсь с ней встретиться, и испугался, что если я раздразню быка, то Вулф может его выдать, и тогда… Могло так быть?

– Абсолютная ерунда. Кроме того, в тот день вы вышли отсюда вместе. Он просто не успел бы…

– Но я ехала на ужасно медленном такси, – сказала Мими, – потом… я могла остановиться где-нибудь… наверное, я так и сделала. Кажется, я останавливалась у аптеки, чтобы купить аспирина. – Мими энергично кивнула. – Точно, я вспомнила.

– А он знал, что ты будешь ехать с остановками, потому что ты заранее его об этом предупредила, так? – предположил я. – Не стоит продолжать в том же духе, Мими. Убийство – дело серьезное. Несправедливо наговаривать на людей только за то, что с тобой сыграли шутку.

– Шутку? – Переспросила Мими, уставившись на меня. – Ну, это уже… – Она принялась обзывать Йоргенсена всеми возможными непотребными словами: она говорила все громче и громче, в конце она уже просто вопила мне в лицо. Когда Мими остановилась, чтобы перевести дух, я заметил:

– Здорово ты его разделала, но…

– Он даже набрался наглости и намекнул, что это я могла убить Джулию, – сказала Мими. – Ему не хватило наглости спросить меня об этом прямо, но он так повел разговор, что в конце концов я сказала ему окончательно и бесповоротно, что… ну, что я не делала этого.

– Ты не это хотела сказать. О чем ты сказала ему окончательно и бесповоротно?

Мими топнула ногой.

– Перестань меня допрашивать.

– Ладно, черт с тобой, – сказал я. – Я к тебе в гости не напрашивался. – Я двинулся к двери.

Мими нагнала меня и схватила за руку.

– Ник, извини, пожалуйста. Это все мой отвратительный характер. Я не знаю, что…

Вошел Гилберт и сказал:

– Я немного провожу вас.