Текст книги "Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

Соавторы: Раймонд Чэндлер,Эйв Дэвидсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

25

Вэстмор-стрит – улица, протянувшаяся с севера на юг на окраине города. Я поехал на север. На первом же перекрестке машина запрыгала на рельсах заброшенной городской железной дороги, и я въехал в квартал, заваленный металлоломом. За деревянными заборами, словно на полях современных сражений, в самых Нелепых положениях лежали искореженные кузова старых автомобилей. В свете луны видны были груды заржавленных запчастей вышиной с дом, между ними – проходы.

В зеркале заднего вида появились автомобильные фары. Они увеличивались. Я нажал на газ, достал из кармана ключи и открыл перчаточный ящик. Вынул оттуда револьвер калибра 38 и положил на сиденье рядом с собой.

За свалкой металлолома начался кирпичный завод. Вдалеке торчала бездействующая труба печи для обжига. Черные груды кирпича, низкое деревянное здание с вывеской, ни движения, ни огней.

Машина, шедшая за мной, приближалась. В ночи зазвучал тихий вой надсевшей сирены. Звук этот разнесся к востоку, вдоль заброшенного поля для гольфа, и к западу, над кирпичным заводом. Я прибавил газу, но это уже не помогало. Машина нагоняла меня, и внезапно вся дорога озарилась красным светом сигнального фонаря.

Машина поравнялась со мной и стала перерезать мне путь. Я резко затормозил, пропустив полицейскую машину вперед, и задним ходом сделал разворот, сэкономив на этом с полдюйма. Рванул машину в противоположную сторону. Позади я слышал глухой лязг сцепления и бешеный рев мотора; красный свет фонаря осветил огромную территорию кирпичного завода.

Но мой маневр оказался бесполезным. Полицейский автомобиль снова сидел у меня на хвосте и неумолимо приближался. У меня уже и в мыслях не было оторваться. Я хотел только выбраться назад, туда, где стоят дома и ходят люди, чтобы можно было хоть что-то увидеть, а может быть, и запомнить.

Но и это мне не удалось. Полицейская машина опять поравнялась с моей, и резкий голос прокричал:

– Тормози, а то продырявим!

Я съехал на обочину и затормозил. Положил револьвер обратно в перчаточный ящик и захлопнул крышку. Полицейский автомобиль затормозил у самого левого крыла моей машины. Из него с шумом вывалился толстый мужчина.

– Ты что, полицейскую сирену никогда не слышал? Вылазь из машины!

Я вылез из машины и встал рядом с ней в луче лунного света. Толстяк держал в руке револьвер.

– Дай-ка сюда свои права! – острым как лезвие лопаты голосом рявкнул он.

Я достал права и протянул ему. Их взял второй полицейский, который вылез из-за руля машины и тоже подошел ко мне. Посветил фонариком и прочел.

– Фамилия Марло, – сказал он. – Черт, да этот парень, оказывается, сыщик. Нет, Коуни, ты только подумай.

– Всего-то-навсего? – удивился Коуни. – Думаю, эта штука не понадобится. – Он убрал револьвер в кобуру и застегнул клапан. – Я с ним своими маленькими ручками справлюсь, – сказал он. – И думать нечего, справлюсь.

Второй полицейский сказал:

– Гнал под пятьдесят пять. Не удивлюсь, если пьяный.

– Нюхни-ка этого ублюдка, – сказал Коуни.

Второй полицейский шагнул вперед с ироничной ухмылкой.

– Не изволите ли дыхнуть, сыщик?

Я дыхнул.

– Ну что же, – рассудительно сказал полицейский, – он, конечно, не шатается. Это надо признать.

– Что-то холодновато сегодня, – . сказал Коуни. – Офицер Доббс, угости мальчика глоточком.

– Отличная мысль, – подхватил Доббс.

Он пошел к машине, достал из нее бутылку в полпинты. Поднял в руке. Бутылка была наполнена на треть.

– Тут и пить-то особо нечего, – сказал он и протянул бутылку мне. – Твое здоровье, парень.

– Что-то не хочется, – сказал я.

– Ну, не надо упрямиться, – заржал Коуни. – А то мы подумаем, что ты захотел поиметь на своем брюхе отпечатки наших подошв.

Я взял бутылку, отвинтил колпачок и понюхал. Жидкость в бутылке пахла почти как виски. Но только почти.

– Нельзя же все время проделывать один и тот же трюк, – сказал я.

– Сейчас восемь двадцать семь, – сказал Коуни. – Офицер Доббс, запиши время.

Доббс пошел к машине и сунулся внутрь, чтобы сделать запись в своем рапорте. Я поднял бутылку и спросил, обращаясь к Коуни:

– Вы настаиваете на том, чтобы я выпил?

– Ага. А то я попрыгаю на твоем брюхе.

Я опрокинул бутылку и набрал виски в рот, не проглатывая. Тут же Коуни сделал резкий выпад и ударил меня кулаком в живот. Я выплюнул виски и, задыхаясь, согнулся. Бутылка упала.

Я наклонился за ней и увидел толстое колено Коуни, устремленное мне в лицо. Я отпрянул в сторону, выпрямился и со всей силы ударил полицейского в переносицу. Дико взвыв, левой рукой он зажал нос, а правой схватился за кобуру. Сбоку, размахивая опущенной вниз рукой, ко мне бросился Доббс. Удар дубинкой пришелся точно в левое колено, нога онемела, и я тяжело опустился на землю, скрежеща зубами и отплевываясь виски.

Коуни отнял руку от залитого кровью лица.

– Господи, – закричал он хриплым отвратительным голосом. – Кровь, моя кровь.

Издав дикий рев, он нацелился ногой в мою голову. Я сумел увернуться, и нога попала в плечо. Но все равно удар вышел чувствительный.

Доббс бросился между нами со словами:

– Ладно, хватит, Чарли. Не стоит осложнять.

Коуни сделал три шаркающих шага назад и, не отрывая руку от лица, сел на подножку полицейской машины. Нащупал в кармане носовой платок и стал прикладывать его к переносице.

– Погоди минутку, – бормотал он. – Только одну минутку, приятель. Одну маленькую минутку.

– Успокойся, – сказал Доббс. – Хватит с него. Все идет как надо.

Он медленно опустил дубинку к ноге. Коуни поднялся с подножки и, пошатываясь, двинулся вперед. Доббс положил ему руку на грудь и мягко остановил. Коуни попытался оттолкнуть его руку.

– Он мне кровью заплатит, – прокаркал он. – Пусть он мне кровью заплатит.

– Ничего не поделаешь, – резко сказал Доббс. – Успокойся. Все, что мы хотели, мы получили.

Коуни повернулся и тяжелой походкой ушел за машину. Прислонился к ней, продолжая бормотать что-то сквозь носовой платок. Доббс сказал мне:

– Поднимайся, дружочек.

Я поднялся, потирая колено. Нерв в ноге дергался, как разъяренная обезьяна.

– Садись в машину, – велел мне Доббс. – В нашу.

Я залез в полицейский автомобиль.

– А тот драндулет ты поведешь, Чарли, – сказал Доббс.

– Я ему все его чертовы крылья покорежу, – прорычал Коуни.

Доббс поднял с земли бутылку, швырнул ее за забор и сел в машину рядом со мной. Нажал на стартер.

– Это тебе зачтется, – сказал он. – Не надо было его бить.

– А почему бы и нет? – спросил я.

– Он парень, в общем-то, неплохой, – сказал Доббс. – Немного шумливый только.

– И простой, – сказал я. – Совершенно простой.

– Только ты ему об этом не говори, – предупредил Доббс. – А то обидится.

Коуни захлопнул дверь «крайслера» и завел мотор, так скрежеща коробкой передач, будто хотел сорвать ее. Доббс осторожно развернулся, и мы поехали на север мимо кирпичного завода.

– Наша новая тюрьма тебе понравится, – заметил он.

– И какое будет обвинение?

С минуту Доббс раздумывал, мягко ведя машину и поглядывая в зеркало, не отстает ли Коуни.

– Превышение скорости, – сказал он. – Сопротивление при задержании. ВНТ. ВНТ – это на полицейском жаргоне означает «вождение в нетрезвом состоянии».

– А как насчет ударов в живот и по плечу, принуждения пить под угрозой нанесения телесных повреждений, запугивания револьвером и нанесения удара дубинкой безоружному? Из этого как, ничего не удастся состряпать?

– А, про это забудь, – устало сказал Доббс. – По-твоему, я считаю все это в порядке вещей?

– А я думал, город очистили, – сказал я. – Думал, что теперь порядочный человек может без пуленепробиваемого жилета пройти ночью по улицам.

– А его и подчистили, – сказал Доббс. – Только не до конца. А то ведь можно и грязного доллара лишиться.

– Так лучше не говорить, – заметил я. – А то можно и жетона лишиться.

Доббс засмеялся.

– Да и черт бы с ним, – хмыкнул он. – Через две недели я буду уже в армии.

Для него инцидент был исчерпан. Потерял всякий смысл. Доббс отнесся к нему как к чему-то само собой разумеющемуся. И даже не расстроился.

26

Тюремный блок был новехонький. Серые, как на военном корабле, стены и двери еще блестят свежей краской, лишь в двух-трех местах обезображенной плевками. Лампы верхнего света утоплены в потолке и скрыты массивной панелью из матового стекла. У стены камеры стоит двухъярусная койка, наверху, завернувшись в темно-серое одеяло, храпит человек. По тому, что спать он лег рано, что от него не пахло ни виски, ни джином и выбрал он верхнее место, чтобы никому не мешать, я понял, что в камере он старожил.

Я сел на нижнюю койку. Револьвер у меня забрали, но карманы не обшаривали. Я достал сигарету и потер горевшее опухшее колено. Боль отдавалась даже в лодыжке. Виски, которое я, закашлявшись, выплюнул себе на пиджак, пахло отвратительно. Я приподнял полу пиджака и выдохнул на нее дым. Дым поплыл вверх, обволакивая плоский светящийся плафон на потолке. Где-то далеко, в другом конце тюрьмы, пронзительно кричала женщина. Здесь же было покойно, как в церкви.

Женщина все кричала. Вопли ее звучали пронзительно, тонко и неестественно и походили на вой койотов на луну, не хватало лишь той верхней пронзительной нотки, какая бывает у койотов. Через какое-то время вопли стихли.

Я выкурил две сигареты подряд, а окурки выбросил в маленький унитаз в углу камеры. Мужчина на верхней койке храпел по-прежнему. Единственное, что я смог разглядеть из его внешности, были жирные лоснящиеся волосы. Спал он на животе. Хорошо спал. Ему было лучше всех.

Я опять уселся на койку. Состояла она из металлических полосок, на которых лежал тонкий жесткий матрас. Сверху аккуратно сложены два темно-серых одеяла. Очень симпатичная тюрьма. Расположена на двенадцатом этаже нового здания муниципалитета. И здание очень хорошее. И Бэй-сити – прекрасный городок. Тем, кто здесь живет, он очень нравится. Если бы я жил здесь, мне Бэй-сити тоже нравился бы. Я любовался бы прекрасной голубой бухтой, утесами, гаванью с яхтами и тихими улицами: старые дома задумчиво стоят под сенью старых деревьев, а новые – обсажены зелеными газонами, молодыми деревцами и обнесены сетчатыми оградками. Я знаком с одной девушкой, которая живет на Двадцать пятой улице. Хорошая улица. И девушка славная. И Бэй-сити ей тоже нравится.

Правда, она вряд ли вспоминает о мексиканских и негритянских трущобах, раскинувшихся на унылом пространстве к югу от заброшенной городской железной дороги. Вряд ли думает о погребках и о пропахших потом танцевальных зальчиках, о притонах курильщиков марихуаны, об узких лисьих мордочках, глядящих поверх газет в отнюдь не спокойных гостиничных холлах, о ворах-карманниках и жуликах, о пьяницах, сводниках и проститутках, слоняющихся по приморским набережным.

Я подошел к дверной решетке. В коридоре никого не было. Свет спокойный и приглушенный. Дел, судя по всему, в тюрьме не много.

Я взглянул на часы. Девять сорок пять. Самое время прийти домой, залезть в тапочки и сыграть партию в шахматы. Выпить холодного виски из высокого бокала и, не торопясь, выкурить добрую трубку. Самое время посидеть, поджав под себя ноги и ни о чем не думая. Подремать над журналом. Побыть просто самим собой, человеком, у которого нет других забот, кроме как отдохнуть, подышать ночным воздухом и проветрить мозги для следующего рабочего дня.

По коридору, разглядывая номера на камерах, шел мужчина в серо-голубой тюремной форме. Остановился перед моей решеткой, отпер замок и посмотрел на меня тем суровым взглядом, который, как считают тюремщики, никогда не должен исчезать с их лица. Мол, я полицейский, братец, со мной шутки плохи, так что ты поосторожнее, братец, а то так тебя отделаю, что поползешь на четырех, кончай с этим, братец, говори правду, братец, пошевеливайся, не забывай, что с нами шутки плохи, мы полицейские и с такими простофилями, как ты, можем делать что угодно.

– На выход, – сказал мужчина.

Я вышел из камеры, он снова запер ее, щелкнул пальцами, и мы пошли к широким стальным дверям, которые он открыл, потом запер за нами – при этом на большом железном кольце приятно позвякивали ключи, – и вскоре мы вошли в железную дверь, снаружи выкрашенную под дерево, а изнутри по-корабельному серую.

У стойки стоял Дегармо и о чем-то беседовал с сидящим за столом сержантом.

Он посмотрел на меня своими металлическими голубыми глазами и спросил:

– Ну, как поживаешь?

– Отлично.

– Понравилась наша тюрьма?

– Тюрьма отличная.

– Капитан Веббер хочет с тобой поговорить.

– Отлично.

– Ты что, кроме «отлично» других слов не знаешь?

– Знаю, – сказал я. – Только для других случаев.

– Ты вроде как прихрамываешь, – заметил Дегармо. – Споткнулся, что ли?

– Да, – ответил я. – Наступил на дубинку. А она подпрыгнула и ударила меня по левому колену.

– Нехорошо, – глядя на меня пустым взглядом, проговорил Дегармо. – Забери свои вещи из камеры хранения.

– Вещи при мне, – сказал я. – Их у меня не отбирали.

– Вот и отлично, – сказал Дегармо.

– Я тоже так думаю, – согласился я. – Все отлично.

Сержант за столом поднял свою взлохмаченную голову и уставился на нас с любопытством.

– Надо бы вам посмотреть на ирландский носик Коуни, – сказал он. – Если на самом деле хотите увидеть что-нибудь действительно интересное. Он у него расплылся по лицу, как сироп по вафле.

– А что случилось? – рассеянно спросил Дегармо. – Угодил в драку?

– Не могу знать, – сказал сержант-письмоводитель. – Может быть, это тоже дело той дубинки, которая подпрыгнула?

– Что-то ты чертовски много болтаешь для сержанта канцелярии, – одернул его Дегармо.

– Сержант канцелярии всегда отличался разговорчивостью, – сказал сержант. – Может быть, поэтому он и не стал до сих пор лейтенантом по убийствам.

– Видишь, как мы тут живем, – хмыкнул Дегармо. – Ну просто как одна большая дружная семья.

– На лицах у всех – сияющие улыбки, – добавил сержант-канцелярист, – руки распахнуты для объятий, а в каждой из них – по увесистому булыжнику.

Дегармо резко кивнул мне, и мы вышли.

27

Капитан Веббер дернул в мою сторону своим свернутым носом и сказал:

– Садитесь.

Я сел на деревянный стул с округлой спинкой и отодвинул свою левую ногу от острого края сиденья. Кабинет был угловой, просторный, чистый. Дегармо сел сбоку от стола. Закинул ногу на ногу и уставился в окно, задумчиво потирая лодыжку.

– Вы искали неприятностей, и вы их получили, – начал Веббер. – Вы ехали в жидом районе со скоростью пятьдесят пять миль в час и пытались уйти от полицейской машины, которая сиреной и красным фонарем давала вам сигналы остановиться. После остановки вы оскорбительно вели себя и ударили полицейского по лицу.

Я молчал. Веббер взял со стола спичку, разломал ее и половинки выбросил на пол.

– Или они, как обычно, врут? – спросил он.

– Их рапорта я не видел, – ответил я. – Может быть, я и ехал со скоростью пятьдесят пять миль в жилом районе или по крайней мере в черте города. Полицейская машина стояла перед домом, в который я заходил. Когда я уехал, она последовала за мной, но тогда я еще не знал, что это полицейская машина. Следовать за мной было незачем, и вид этой машины мне не понравился. Я поехал чуть быстрее, но только для того, чтобы въехать в освещенный район города.

Дегармо скосил глаза и посмотрел на меня тусклым, ничего не выражающим взглядом. Веббер нетерпеливо лязгнул зубами.

– После того, как вы уже поняли, что машина полицейская, – продолжил он, – вы сделали разворот посреди жилого массива и опять попытались скрыться. Это правда?

– Да, – подтвердил я. – И чтобы все это объяснить, придется поговорить начистоту.

– Такой разговор меня не пугает, – заметил Веббер. – Я, в некотором роде, специализируюсь на подобного сорта разговорах.

– Те полицейские, что забрали меня, – сказал я, – поставили свою машину перед домом, в котором живет жена Джорджа Тэлли. Они стояли там еще до моего приезда. Джордж Тэлли – это как раз тот человек, что работал в вашем городе как частный детектив. Мне нужно было с ним повидаться. Дегармо знает зачем.

Дегармо вынул из кармана спичку и невозмутимо принялся жевать кончик. Не меняя выражения лица, он кивнул. Веббер даже не посмотрел на него.

– Вы глупый человек, Дегармо, – сказал я. – И все, что вы делаете, вы делаете по-дурацки. Вчера, когда вы подошли, ко мне перед домом Алмора, вы повели себя грубо, хотя в этом не было никакой необходимости. И этим – только этим, заметьте – вы вызвали мое любопытство. Вы даже намекнули мне, как я могу при необходимости это свое любопытство удовлетворить. Тогда как вам, чтобы прикрыть своих дружков, только и надо было, что держать рот на замке, пока я не предприму каких-либо шагов. А я, естественно, и не стал бы ничего предпринимать, и тогда бы ничего не всплыло.

– Черт побери, – рассердился Веббер, – какое все это имеет отношение к вашему задержанию на Вэстмор-стрит?

– Все это связано с делом Алмора, – пояснил я. – Джордж работал по этому делу, пока его не сцапали за вождение машины в нетрезвом состоянии.

– А я никогда не работал по делу Алмора, – отрезал Веббер. – И даже не знаю, кто первый ударил ножом Юлия Цезаря. Давайте-ка ближе к делу.

– Я говорю как раз по делу. О деле Алмора знает Дегармо, только он не любит, когда об этом говорят. Об этом деле знают даже ваши патрульные полицейские. У Коуни и Доббса была только одна причина следовать за мной – я заезжал к жене человека, который работал по делу Алмора, других поводов я не давал. Когда они начали меня преследовать, я еще не ехал со скоростью пятьдесят пять миль в час. И скрыться от них я хотел потому, что подозревал, что за этот визит меня могут здорово отделать. На это мне намекнул Дегармо при первой встрече.

Веббер быстро обернулся к Дегармо. Жесткие голубые глаза лейтенанта были направлены в противоположную стену комнаты.

Я продолжал:

– И Коуни в нос я ударил только после того, когда он силой вынудил меня выпить виски, а когда я пил, ударил меня в живот, чтобы жидкость вылилась на пиджак и чувствовался запах. Не может быть, чтобы вы в первый раз слышали о таких штучках, капитан.

Веббер сломал еще одну спичку. Откинулся на стуле и посмотрел на костяшки своих коротких, плотно сжатых пальцев. Опять взглянул на Дегармо и сказал:

– Начальник полиции пока я, и о подобном следовало бы мне сообщать.

– Черт, – сказал Дегармо. – Ну, получил этот сыщик парочку затрещин. Это же все в шутку. А если уж человек шуток не понимает…

– Это ты поставил там Коуни и Доббса? – спросил Веббер.

– Ну я, – сказал Дегармо. – А почему мы должны мириться с этими любопытными? Они работают на каких-нибудь старых простофиль за большой гонорар, приезжают в наш город и начинают все ворошить, лишь бы отработать свои деньги. Учить надо таких ребят как следует.

– Ты так считаешь? – спросил Веббер.

– Да, так считаю, – подтвердил Дегармо.

– Хотел бы я знать, а что нужно таким ребятам, как ты? – сказал Веббер. – В настоящий момент, мне кажется, тебе необходимо подышать свежим воздухом. Будьте любезны, лейтенант.

Дегармо медленно раскрыл рот:

– Вы хотите сказать, чтобы я выметался?

Веббер внезапно подался вперед, и его маленький, резко очерченный подбородок начал разрезать воздух, как нос крейсера – воду.

– Будьте любезны!

Дегармо медленно встал, щеки его залила яркая краска. Тяжелой ладонью он оперся на стол и посмотрел на Веббера. Последовала недолгая, но выразительная пауза.

– О’кей, капитан, – произнес Дегармо. – Но вы делаете неверный ход.

Веббер ничего не ответил. Дегармо медленно прошел к двери и удалился. Веббер подождал, пока дверь закрылась, и только тогда заговорил.

– Связь между делом Алмора полуторагодичной давности и выстрелами в доме Лоури, прозвучавшими сегодня, это на самом деле ваша версия? Или вы просто пытаетесь напустить туману, потому что прекрасно знаете, что Лоури застрелила жена Кингсли?

– С Лоури все это было связано еще до его убийства, – сказал я. – Может быть, связь была не совсем явная, но задуматься над этим стоит.

– Я работаю над этим делом гораздо более тщательно, чем вам могло показаться, – холодно произнес Веббер. – Хотя лично и не занимался смертью жены Алмора да и не заведовал в то время сыскным отделом. Если даже вы и не были знакомы с Алмором, со вчерашнего дня вы должны были много чего узнать о нем.

Я со всеми подробностями рассказал то, что услышал от мисс Фромсетт и от Грейсонов.

– Значит, ваша версия построена на том, что Лоури мог шантажировать доктора Алмора? – спросил Веббер, когда я кончил. – И какое же это может иметь отношение к убийству?

– Это всего лишь версия. Однако я не могу работать, не принимая ее во внимание. Отношения между Лоури и Алмором могли быть глубокими и опасными, могли быть просто на уровне шапочного знакомства, а может быть, за всю жизнь они и словом не перекинулись. Но если с делом Алмора не связано ничего особенного, почему надо так волноваться, если им кто-то интересуется? То, что Джорджа Тэлли замели за вождение машины в нетрезвом состоянии именно в тот момент, когда он работал по этому делу, могло быть чистым совпадением. Таким же совпадением могло быть то, что Алмор вызвал полицейского, заметив, что я разглядываю его дом, и то, что Лоури убили прежде, чем я успел поговорить с ним второй раз. Но не могло быть чистой случайностью, что двое ваших людей следили сегодня вечером за домом Тэлли и были готовы впутать меня в неприятности, если бы я поддался.

– В этом я с вами согласен, – сказал Веббер. – Но к происшедшему инциденту отношения не имею. Вы собираетесь подать иск?

– Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подачу исков против полиции за словесные оскорбления и угрозу физической расправы, – ответил я.

Веббер поморщился.

– В таком случае, инцидент исчерпан, и мы занесем его в графу «приобретение опыта», – сказал он. – Насколько я понимаю, вас даже не зарегистрировали, и вы можете в любое удобное для вас время отправиться домой. И на вашем месте я бы предоставил капитану Вебберу заниматься делом Лоури и всеми нитями, которые могут возникнуть в связи с делом Алмора.

– Включая те, которые могут возникнуть в связи с женщиной по имени Мюриэл Чесс, которую вытащили вчера из горного озера недалеко от Пьюма-Пойнт?

Веббер вскинул маленькие брови.

– Вы считаете такое возможным?

– Правда, вы могли не знать ее под именем Мюриэл Чесс. Но если вы ее вообще знали, то знали как Милдред Хэвилэнд, медицинскую сестру доктора Алмора. Именно она укладывала в постель миссис Алмор в ту ночь, когда, позднее, ту нашли в гараже мертвой. Если с этим делом было нечисто, именно она могла знать все, поэтому ее могли подкупить или испугать настолько, что через некоторое время она исчезла из города.

Веббер взял две спички и разломал их. Он не отрывал своих маленьких блеклых глаз от моего лица. Молчал.

– И вот тут, – продолжал я, – мы сталкиваемся с главным совпадением, настоящим совпадением, единственным, которое я готов признать во всем этом деле. Милдред Хэвилэнд в каком-то заведении в Риверсайд знакомится с Биллом Чессом, по каким-то своим соображениям выходит за него замуж и уезжает жить на Малое Оленье озеро. А Малое Оленье озеро принадлежит человеку, чья жена состоит в интимной связи с Лоури, который первым обнаружил труп миссис Алмор. Вот это я и называю настоящим совпадением. Это – совпадение, но оно основополагающее, исходное. Все остальное проистекает из него.

Веббер поднялся из-за своего стола, подошел к водяному охладителю и выпил подряд два бумажных стаканчика воды. Стаканчик он медленно сжал в руке, скомкал и бросил в коричневое ведро под охладителем. Подошел к окну и встал там, глядя на залив. Тогда еще не была введена светомаскировка, и яхтенный причал заливали огни.

Веббер медленно вернулся к столу и сел. Поднял руку и ущипнул себя за нос. Он пытался на что-то решиться.

И все-таки я ни черта не понимаю, – медленно произнес он. – Какой смысл увязывать все это с тем, что произошло полтора года назад?

– Ладно, – сказал я. – Спасибо, что потратили на меня столько времени. – Я поднялся, чтобы идти.

– Нога сильно болит? – спросил Веббер, когда я наклонился, чтобы потереть колено.

– Прилично, но сейчас уже полегче.

– Служба в полиции, – сказал Веббер чуть ли не с нежностью, – это ужасная проблема. Ведь это почти как в политике. Требуются люди высочайших качеств, но нет в этой работе ничего, что таких людей могло бы привлечь. И нам приходится работать с теми, кто есть, поэтому-то и происходят подобные вещи.

– Понимаю, – сказал я. – И всегда понимал. Оттого и не сержусь. Всего хорошего, капитан Веббер.

– Погодите минутку, – остановил он. – Присядьте. Если уж мы затронули дело Алмора, давайте извлечем его на поверхность и рассмотрим подробнее.

– Давно пора, – сказал я и снова сел.