Текст книги "Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

Соавторы: Раймонд Чэндлер,Эйв Дэвидсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

31

Серое пальто все еще было на ней. Она пропустила меня в квартиру, и я оказался в квадратной комнате с двумя совершенно одинаковыми кроватями-близнецами и самым минимумом ничем не примечательной мебели. Маленькая лампа на столике со стеклянной поверхностью светила тусклым желтоватым светом. Окно было раскрыто.

– Ну что же, присаживайтесь, – предложила женщина, – поговорим.

Она закрыла дверь и прошла к унылому бостонскому креслу-качалке в дальний угол комнаты. Я сел на жесткий диван. Рядом скучная дверная занавеска прикрывала проход, ведущий, должно быть, в гардеробную и ванную. Напротив была закрытая дверь, скорее всего, в кухню. Больше не было ничего.

Женщина забросила ногу на ногу, откинула голову на спинку кресла и посмотрела на меня из-под длинных, необычайно густых ресниц. Брови тонкие, изогнутые дугой, такого же каштанового цвета, что и волосы. Лицо спокойное, непроницаемое. Лицо женщины, не расходующей эмоции понапрасну.

– У меня было о вас совсем иное представление, – заметил я. – По информации Кингсли.

Ее губы чуть изогнулись. Она промолчала.

– И от Лоури тоже, – добавил я. – Но это свидетельствует лишь о том, что с разными людьми мы говорим на разных языках.

– У меня нет времени на подобные разговоры, – сказала она. – Что вы хотели узнать?

– Кингсли нанял меня, чтобы я вас разыскал. Этим я и занимался. Думаю, вам стоит об этом узнать.

– Знаю. Милочка из его конторы сообщила мне об этом по телефону. Она сказала, что придет человек по фамилии Марло. Сказала, что на вас будет шарф.

Я снял шарф с шеи, сложил и убрал в карман.

– Итак, – сказал я, – кое-что о ваших передвижениях я знаю. Знаю, что свою машину вы оставили в гостинице «Прескот» в Сан-Бернадино и там же встретились с Лоури. Знаю, что из Эль-Пасо вы послали телеграмму. Что было потом?

– Все, что мне от вас требуется, – это деньги, которые послал Кингсли. Не понимаю, какое вам дело до моих передвижений.

– Я не буду заниматься объяснениями, – сказал я. – Если вам нужны деньги – вы ответите.

– Ну, мы поехали в Эль-Пасо, – проговорила женщина усталым голосом. – Тогда я думала выйти замуж за Лоури. Тогда же и послала ту телеграмму. Вы ее видели?

– Да.

– Ну вот, а потом я передумала. Сказала ему, чтобы он возвращался домой и оставил меня… Он закатил сцену.

– Он уехал домой и оставил вас?

– Конечно.

– Чем вы занимались потом?

– Поехала в Санта-Барбара и остановилась там на несколько дней. Почти на неделю. Потом поехала в Пасадену. Там прожила столько же. Потом в Голливуд. Потом приехала сюда. Вот и все.

– Все это время вы были одна?

Она несколько секунд колебалась, потом сказала:

– Да.

– И с Лоури не встречались?

– После того, как он уехал домой, – нет.

– И в чем состояла цель?

– Цель чего? – Тон был довольно резок.

– Цель ваших поездок по всем этим местам, причем без единой строчки о себе. Вы разве не понимали, что он будет волноваться?

– А, вы имеете в виду мужа, – холодно произнесла она. – Не могу сказать, что я сильно беспокоюсь о нем. Он вполне мог считать, что я в Мексике, разве не так? А что касается цели… ну, мне просто необходимо было все обдумать. Жизнь моя как-то безнадежно запуталась. И чтобы прийти в себя, мне необходимо было побыть совершенно одной.

– До этого вы целый месяц пытались прийти в себя на Малом Оленьем озере, – сказал я. – Но безуспешно, так?

Женщина посмотрела вниз, на свои туфли, потом подняла глаза на меня и серьезно кивнула. Волнистые темные локоны упали ей на щеки. Чтобы откинуть их, она подняла левую руку, а потом потерла пальцем висок.

– Наверное, мне было необходимо новое место, – сказала она. – Не обязательно какое-то интересное. Просто новое. Не связанное ни с какими воспоминаниями. Место, где я была бы совершенно одна. Как в гостинице.

– И как, получается?

– Не очень. Но к Дереку Кингсли я не вернусь. А он этого хочет?

– Не знаю. Почему вы приехали сюда, в город, где жил Лоури?

Она приставила сустав пальца к зубам и посмотрела на меня поверх руки.

– Мне захотелось еще раз увидеться с ним. В голове у меня все смешалось. Я не то чтобы люблю его… хотя, наверное, в каком-то смысле люблю. Но замуж за него, наверное, не хочу. Вы понимаете меня?

– Это понятно. А вот то, что вы ушли из дома и жили во всех этих пошлых гостиницах, – это непонятно. Насколько я понимаю, в течение многих лет у вас и так была своя собственная жизнь.

– Мне надо было побыть одной, чтобы… чтобы все обдумать, – повторила она с отчаянием и с силой закусила сустав пальца. – Будьте любезны, отдайте мне деньги и уходите.

– Конечно. Сейчас. А не было ли у вас иной причины уехать с Малого Оленьего озера именно в тот момент? Например, чего-то связанного с Мюриэл Чесс?

Похоже, она удивилась. Но ведь любой человек может удивляться.

– Господи боже мой, что там могло быть? Эта маленькая кукла с замороженным лицом – кто она мне?

– Я думал, что вы могли с ней поссориться. Из-за Билла.

– Из-за Билла? Из-за Билла Чесса? – Казалось, она удивилась еще больше. Даже чересчур.

– Билл утверждает, что вы с ним заигрывали.

Она откинула голову назад и издала неестественный металлический смешок.

– Господи, с этим чумазым пьяницей? – Внезапно лицо ее стало серьезным. – Что произошло? К чему вся эта таинственность?

– Конечно, вполне возможно, что он и чумазый пьяница, – сказал я. – А полиция к тому же считает его еще и убийцей. Своей жены. Ее нашли в озере. Через месяц после того, как она утонула.

Она облизала губы и склонила голову набок, неотрывно глядя на меня. Ненадолго повисла тишина.

– Я не очень удивлена, – медленно проговорила она. – Значит, дошло и до этого. У них бывали ужасные скандалы. Вы решили, что это имеет какое-то отношение к моему отъезду?

Я кивнул.

– Такая возможность не исключается.

– Это абсолютно никак не связано, – серьезно сказала женщина и покачала головой. – Все было так, как я рассказала. И ничего сверх этого.

– Мюриэл мертва, – сказал я. – Утонула в озере. Вы могли бы сделать какие-то предположения?

– Я была едва с ней знакома, – проронила она. – Нет, в самом деле. Она была скрытной. По крайней мере…

– Думаю, вы не знали, что когда-то она работала у доктора Алмора?

Теперь женщина выглядела совершенно сбитой с толку.

– Я никогда не ходила на приемы к доктору Алмору, – медленно произнесла она. – Несколько раз он приходил к нам домой по вызову, но было это очень давно. Я… о чем, собственно, речь?

– На самом деле Мюриэл Чесс звали Милдред Хэвилэнд, и она работала медсестрой у доктора Алмора.

– Какое странное совпадение, – удивленно сказала она. – Я знала, что Билл познакомился с ней где-то в Риверсайд. Но совершенно не знала – ни при каких обстоятельствах это было, ни откуда она сама. У доктора Алмора? Но ведь это еще ничего не значит, разве нет?

– Не значит, – сказал я. – Думаю, это просто уникальное совпадение. Такое случается. Но теперь вам ясно, для чего мне нужно было поговорить с вами. Находят утонувшую Мюриэл, вы уезжаете, Мюриэл оказывается Милдред Хэвилэнд, которая когда-то была связана с доктором Алмором, как, в свою очередь, был с ним связан и Лоури. И к тому же Лоури живет напротив дома доктора. А вам не казалось, что Лоури и раньше был знаком с Мюриэл?

Она думала над моим вопросом, покусывая нижнюю губу.

– Там, в горах, он ее видел, – произнесла она наконец. – Но не создавалось впечатления, что они были знакомы.

– А он бы этого не показал, – сказал я. – Уж такого склада это был человек.

– Я не думаю, что Крис имел какие-то отношения с Алмором. Он был знаком с его женой, а с самим доктором, я думаю, он вообще не был знаком. Поэтому вряд ли он может знать медсестру, которая работала у Алмора.

– Ну ладно, все это мне уже вряд ли пригодится, – сказал я. – Но вы убедились, что поговорить с вами мне было необходимо. Думаю, теперь я смело могу отдать вам ваши деньги.

Я достал конверт и приподнялся, чтобы бросить его ей на колени. Она к нему не притронулась. Я снова сел.

– Вы прекрасно сыграли свою роль, – сказал я. – Эдакая приведенная в замешательство наивная простушка, чуть суровая и ожесточенная. Люди крупно заблуждались на ваш счет. Принимали вас за безрассудную идиотку, глупую и не способную контролировать свои поступки. Они были не правы.

Женщина уставилась на меня, вскинув брови. Молчала. Потом уголки ее рта растянулись в легкой улыбке. Она взяла конверт, легко стукнула им по колену и положила на стол. Все это не спуская с меня глаз.

– И роль миссис Фэллбрук вам весьма удалась, – продолжал я. – Однако, оглядываясь назад, я вижу, что вы переиграли. Но в свое время я был сбит с толку. Эта пурпурная шляпка, которая прекрасно смотрелась бы на светлых волосах, на спутанных каштановых выглядела отвратительно. Этот беспорядочный макияж, словно наложенный в темноте нервозной истеричкой, у которой к тому же растяжение кисти. Все это было превосходно. А когда вы вложили мне в руку пистолет, я был просто вне себя от счастья.

Она хохотнула и сунула руки в глубокие карманы своего пальто.

– Но все-таки, зачем вы вернулись? – спросил я. – К чему было так рисковать: светло, середина дня?

– Значит, вы думаете, что Криса Лоури убила я? – невозмутимо спросила женщина.

– Я не думаю. Я знаю.

– Почему я вернулась? Это вы хотите знать?

– Вообще-то мне это безразлично, – сказал я.

Она рассмеялась. Резким ледяным смехом.

– У него остались мои деньги, – сказала она. – Он опустошил мой кошелек. Вытряс все подчистую, даже серебро. Вот поэтому я и вернулась. Риска не было никакого. Как он жил, я знала. В моем возвращении не было никакой опасности. Можно было выпить, например, молока, почитать газету. Обычно люди в таких ситуациях теряют голову. А я не потеряла – с какой стати? Гораздо безопаснее держать себя в руках.

– Ясно, – кивнул я. – Значит, убили вы его накануне вечером. Мне следовало об этом догадаться, хотя особого значения это теперь не имеет. Он брился. Но ведь дамские поклонники, да еще с черной щетиной, бреются перед тем, как лечь в постель, так ведь?

– Да говорят вроде, – бросила она чуть ли не весело. – И что же вы собираетесь теперь делать?

– Ты самая хладнокровная сучка из всех, каких я встречал, – сказал я. – Что собираюсь делать? Естественно, выдам тебя полиции. И сделаю это с удовольствием.

– Я в этом не уверена, – четко, чуть ли не с воодушевлением произнесла, она. – Вы интересовались, почему я отдала вам пистолет. А почему было не отдать? В сумочке у меня был еще один. Вот этот.

Она вытащила правую руку из кармана пальто и направила ее на меня.

Я улыбнулся. Может быть, улыбка вышла не из самых искренних, но все же вышла.

– Никогда не любил подобных сцен, – сказал я. – Детектив наталкивается на убийцу. Убийца достает оружие и направляет на детектива. И рассказывает детективу всю свою печальную историю, зная, что в конце все равно убьет его. Ведь при этом – пусть даже детектива удастся убить – расходуется масса драгоценного времени. Да ведь и убить не удается. Всегда происходит нечто такое, что мешает этому. Богам тоже не нравятся подобные сцены. Им всегда удается их испортить.

– На этот раз не удастся, – спокойно произнесла она, поднимаясь и бесшумно направляясь по ковру в мою сторону. – Предположим, мы внесем изменения. Я ничего не рассказываю, ничего не происходит, и я вас убиваю.

– Все равно мне не нравится, – сказал я.

– Вы, похоже, не испугались, – сказала она и медленно облизала губы, приближаясь ко мне, совершенно беззвучно ступая по ковру.

– Не испугался, – соврал я. – Слишком поздно, ночь, очень тихо, окно открыто, а выстрел наделает много шума. Чтобы выйти на улицу, потребуется много времени, а с оружием вы обращаетесь не очень-то. Скорее всего, вы промахнетесь. В Лоури вы промахивались три раза.

– Встать, – отчеканила она.

Я встал.

– Я слишком близко к вам, чтобы промахнуться, – сказала женщина. Она ткнула дуло мне в грудь. – Вот так. Теперь-то я не промахнусь, верно? А теперь стой спокойно. Руки подними вверх и не двигайся. Одно движение – и я стреляю.

Я поднял руки вверх. Посмотрел на пистолет. Казалось, язык мой распух, но я еще мог им ворочать.

Она ощупала меня левой рукой, оружия не нашла. Опустила руку и закусила губу, неотрывно глядя на меня. Дуло упиралось мне в грудь.

– А теперь повернемся кругом, – вежливо, словно портной на примерке, сказала она.

– Что-то вы все, за что ни возьметесь, делаете не так, – проговорил я. – Вы явно не умеете обращаться с оружием. Стоите ко мне слишком близко, и – хотя мне страшно не хочется затрагивать эту тему, все та же старая история – не спущен предохранитель. Вы и это проглядели.

И тут она начала делать две вещи одновременно. Не отрывая от меня взгляда, сделала большой шаг назад, нащупывая при этом большим пальцем предохранитель. Две простые вещи, сделать которые можно за секунду. Но ее смутили мои слова. Ей не понравилось, что мои мысли накладываются на ее. Секундное замешательство подействовало ей на нервы.

Я взмахнул правой рукой и с силой ткнул женщину лицом в свою грудь. Раздался короткий глухой звук. Левой рукой я стукнул женщину по правой кисти. Пистолет выпал из ее руки и упал на пол. Она скорчилась от боли и, как мне показалось, попыталась закричать.

Потом она попробовала ударить меня ногой и потеряла остатки равновесия. Подняла руки, чтобы вцепиться в меня ногтями. Я схватил ее за кисть и стал выворачивать руку за спину. Она была сильная, но я все же сильнее. Поэтому она прекратила сопротивляться и повисла всем телом на руке, которой я держал ее за голову. Удержать ее одной рукой я не смог. Она стала клониться к земле, я наклонился вместе с ней.

Раздавалось тихое шаркание наших ног по полу, тяжелое дыхание, и если бы под чьими-то шагами заскрипел пол, я бы этого не услышал. Мне показалось, что послышался резкий скрежет колец на занавеске. Впрочем, полной уверенности не было, как не было и времени выяснять этот вопрос. Внезапно слева от меня, совсем рядом, но вне поля четкого зрения, появилась какая-то фигура. Я понял, что это человек, причем человек крупный.

Больше понять я ничего не успел. Все взорвалось во вспышке света, а потом погрузилось во мрак. Я даже не помнил, как меня ударили. Вспышка и темнота, а перед самым наступлением темноты – резкий приступ тошноты.

32

От меня пахло джином. Не так, чтобы чуть-чуть, когда зимним утром, прежде чем вылезти из постели, пропустишь четыре-пять рюмок, а так, словно весь Тихий океан был заполнен чистейшим джином, а я нырнул в него с палубы корабля. Волосы, брови, подбородок – все было в джине. В джине была сорочка. От меня смердело как от дохлой жабы.

Пиджака на мне не было, и я лежал плашмя на чьем-то ковре рядом с диваном и глядел на картинку в раме. Рама была лакированная, из дешевого мягкого дерева, на картинке была изображена часть непомерно высокого бледно-желтого виадука, по которому блестящий черный локомотив тащил поезд цвета берлинской лазури. Сквозь одну из высоких арок виадука был виден широкий золотистый пляж, усеянный купальщиками, развалившимися в самых неуклюжих позах, и полосатыми пляжными зонтиками. По пляжу прогуливались шеренгой три девицы с бумажными зонтиками от солнца: одна со светло-вишневым, другая с голубым, а третья с зеленым. За пляжем простиралась неправдоподобно голубая бухта. Была она сплошь залита солнечным светом и усеяна крапинками белых парусов. Бухту окружали три гряды холмов разных цветов: золотистого, терракотового и лавандового.

В нижнем углу картинки большими прописными буквами было напечатано: «ПОСМОТРИТЕ НА ФРАНЦУЗСКУЮ РИВЬЕРУ ИЗ ОКНА ГОЛУБОГО ПОЕЗДА».

Момент для такого дела, что и говорить, был самый подходящий.

Я с усилием поднял руку и нащупал затылок. Ощутил что-то мягкое. От прикосновения вспышка боли пронзила тело до самых пяток. Я застонал, но тут же – из профессиональной гордости, а точнее, из того, что от нее осталось, – сделал вид, что ворчу. Медленно и осторожно перевернулся и увидел спинку кровати, одной из двух близняшек.

Когда я поворачивался, с груди у меня свалилась бутылка из-под джина и покатилась по полу. Прозрачная, как вода, и абсолютно пустая. Казалось невероятным, что в одной бутылке могло поместиться столько джина.

Я подтянул ноги, стал на четвереньки и оставался в таком положении некоторое время, громко сопя, словно собака, которая уже не может есть, но никак не хочет оставить свою миску. Повертел головой в разные стороны. Было больно; я повертел еще, но боль не проходила, тогда я поднялся на ноги и обнаружил, что я босой.

Туфли валялись у плинтуса и имели самый жалкий вид. Я с трудом обулся. Чувствовал я себя как старик. Я словно спускался по длинному холму, последнему в своей жизни. Один зуб у меня, впрочем, оставался. Я нащупал его языком. Кажется, он не был в джине.

– Все это тебе отольется, – пробормотал я. – В один прекрасный день все это тебе отольется. И уж тогда не обрадуешься.

На столе у открытого окна стояла лампа. Жесткий зеленый диван. Дверной проем, задернутый зеленый занавеской. Никогда не садись спиной к зеленым занавескам. Это всегда плохо кончается. Что-нибудь да произойдет. С кем это я разговаривал? С женщиной с пистолетом. С женщиной со спокойным, бесстрастным лицом и темно-каштановыми волосами, которые раньше были светлыми.

Я поискал ее взглядом. Она была тут. Лежит на откинутой от стены кровати.

Кроме чулок телесного цвета, на ней нет никакой одежды. Волосы спутаны. На шее темные синяки. Рот раскрыт, из него вывалился распухший язык. Глаза выпучены, белков не видно.

Голый живот женщины наискось пересекли четыре страшные малиново-красные полосы, ярко выделяющиеся на фоне белого тела. Четыре глубокие, ужасные царапины, оставленные чьими-то ожесточенными ногтями.

На диване в беспорядке валялась смятая одежда, в основном женская. Мой пиджак был там же. Я вытащил его из груды вещей и надел. В куче скомканных, шмоток под моей рукой что-то хрустнуло. Я вытащил длинный конверт, в котором все еще лежали деньги. Положил его в карман. Пятьсот долларов, Марло. Надеюсь, они все на месте. На что-то большее надеяться не приходится.

Я осторожно, на цыпочках, словно ступая по очень тонкому льду, сделал несколько шагов. Наклонился, чтобы потереть колено, и задумался, что болит больше – колено или голова.

В коридоре послышался шум тяжелых шагов и гул голосов. Шаги замерли. В дверь тяжело ударили кулаком.

Я стоял, плотно стиснув зубы, и с ненавистью смотрел на дверь. Я ждал, что ее откроют и войдут. Дверную ручку подергали, но никто не вошел. Стук раздался снова, потом стучать перестали, и опять послышался удаляющийся гул голосов. Шаги затихли. Я прикинул, сколько времени потребуется, чтобы сходить к управляющему за запасными ключами. Не так уж много.

Не так уж много для того, чтобы Марло успел добраться с Французской Ривьеры до своего дома.

Я подошел к зеленой занавеске, отдернул ее и увидел короткий темный проход в ванную комнату. Пошел туда и включил свет. На полу два коврика, через край ванны переброшено полотенце, над ванной – застекленное окошко. Я встал на край ванны и поднял окно. Шестой этаж. Решетки нет. Я высунул голову и, увидел в темноте улицу, обсаженную деревьями. Посмотрел вбок и разглядел, что до окна ванной комнаты соседней квартиры не больше чем три фута. Любой сытый горный козел допрыгнет до него безо всякого труда.

Вопрос в том, сможет ли сделать то же самое избитый частный детектив, а если и сможет, то что будет дальше.

Позади меня далекий приглушенный голос бубнил нараспев, словно молитву полицейского:

– Открой, или мы вышибем дверь ногами.

Я усмехнулся. Вышибать дверь ногами они не станут – это вредно для ног. А полицейские берегут свои ноги. Свои ноги, это, пожалуй, единственное, что они берегут.

Я взял полотенце, раскрыл обе половинки окна и вылез на подоконник. Держась за раму, наполовину перелез на соседний подоконник. Я едва смог дотянуться, чтобы толчком распахнуть соседнее окно, будь оно незаперто. Оно оказалось заперто. Я переместил ногу и выбил ею стекло над щеколдой. Шум был слышен, должно, быть, аж в Рино. Обернув руку полотенцем, я добрался до щеколды. Внизу по улице проехала машина, но меня никто не окликнул.

Я распахнул соседнее окно и окончательно перебрался на соседний подоконник. Полотенце выпало из моей руки и запорхало вниз, в темноту, падая на полоску газона между двумя крыльями здания.

Я влез в ванную комнату.

33

Оказавшись в темноте, я на ощупь добрался до двери, открыл ее и прислушался. Сквозь окна, выходящие на север, просачивался лунный свет, освещая спальню с двумя застеленными кроватями-близнецами. Кровати были не откидывающиеся к стене. Квартира была побольше соседней. Мимо кровати я прошел к двери, ведущей в гостиную. В обеих комнатах пахло плесенью.

Я на ощупь добрался до лампы и включил свет. Провел пальцем по деревянной крышке стола. На ней был слой пыли, который появляется даже в чистой квартире, когда в ней не живут.

Большой обеденный стол, радиоприемник у кресла, книжная полка, большой книжный шкаф, заполненный романами в суперобложках, большая деревянная стойка с сифоном и бутылкой резного стекла, четыре полосатых бокала, стоящие вверх дном на индийском подносе из меди. Рядом – фотография в двойной серебряной рамке: молодцеватый мужчина средних лет и женщина, у обоих – здоровые круглые лица и живые глаза. Смотрят на меня так, словно вовсе не возражают против моего присутствия в их квартире.

Я понюхал бутылку – это оказалось шотландское виски – и немного глотнул. Голова заболела еще больше, но в целом стало легче. Включил свет в ванной комнате и принялся рыться в шкафах. В одном оказалось полно мужской одежды, шитой на заказ. В каком-то пальто на этикетке внутри кармана я прочел имя владельца – X. Г. Тэлбот. Я подошел к платяному шкафу, пошарил в нем и обнаружил синюю сорочку из мягкой ткани, которая показалась мне маловатой. Я пошел в ванную, снял свою сорочку, вымыл лицо и грудь, протер волосы влажным полотенцем и надел синюю сорочку. Обильно обрызгал волосы довольно пахучим укрепителем для волос мистера Тэлбота, а также воспользовался его расческой и причесался. Если после всего этого от меня и пахло джином, то совсем слабо.

Верхняя пуговица сорочки не сходилась на шее, и тогда я снова пошарил в платяном шкафу, отыскал темно-синий креповый галстук и повязал его на шею. Надел свой пиджак и посмотрел на себя в зеркало. Для столь позднего часа я выглядел чересчур опрятно даже для такого аккуратного человека, как мистер Тэлбот. Чересчур опрятным и слишком трезвым.

Я слегка взъерошил волосы, ослабил галстук, подошел к графину с виски и сделал все, чтобы не выглядеть слишком трезвым. Закурил одну из сигарет хозяина и подумал с надеждой, что где бы ни находились сейчас мистер и миссис Тэлбот, наверняка им гораздо веселее, чем мне. Я решил, что проживу еще достаточно долго, чтобы как-нибудь нанести им визит.

Я подошел к двери, ведущей в коридор, открыл ее и, покуривая, прислонился к косяку. На удачу я не рассчитывал, но еще глупее было бы рассчитывать на то, что меня не отыщут по следу, ведущему через окно.

Где-то рядом в коридоре кашлянул человек. Я высунул голову, и тут он меня заметил. Быстро подошел – маленький шустрый человечек в аккуратно выглаженной полицейской форме. У него были рыжеватые волосы и желтые глаза.

Я зевнул и апатично поинтересовался:

– Что-то случилось, офицер?

Он посмотрел на меня с задумчивостью.

– Какой-то непорядок в соседней с вами квартире. Ничего не слышали?

– Стук, вроде, слышал. Я только недавно добрался до дому.

– Поздновато, – заметил полицейский.

– Ну, это как посмотреть, – сказал я. – Непорядок в соседней квартире, значит?

– Дама, – сказал он. – Знаете ее?

– Видел, вроде.

– Угу, – кивнул полицейский. – Посмотрели бы вы на нее сейчас… Он положил руки себе на горло, выпучил глаза и издал противный булькающий звук. – Вот так, – сказал он. – Так вы ничего не слышали?

Кроме стука, ничего.

– Угу. А как вас зовут?

– Тэлбот.

– Минуточку, мистер Тэлбот. Подождите здесь минуточку.

Он пошел по коридору и скрылся за приоткрытой дверью, из-за которой струился свет.

– Эй, лейтенант, – крикнул он. – Тут человек из соседней квартиры.

Из двери вышел высокий мужчина и остановился, глядя вдоль коридора прямо на меня. Высокий мужчина с нечесаными рыжеватыми волосами и голубыми-преголубыми глазами. Дегармо. Это конец.

– Вот этот мужчина, он живет в соседней квартире, – услужливо сказал маленький полицейский. – Его фамилия Тэлбот.

Дегармо посмотрел прямо мне в лицо, но в его едко-голубых глазах не проскользнуло ничего, что показало бы, что со мной он уже знаком. Он медленно подошел, положил мне на грудь твердую ладонь и подтолкнул меня обратно в квартиру. Когда мы оказались футов на шесть от двери, он бросил через плечо:

– Зайди и закрой за собой дверь, Шорти.

Низенький полицейский зашел в квартиру и захлопнул за собой дверь.

– Вот это здорово, – лениво произнес Дегармо. – Наведи на него ствол, Шорти.

Шорти щелкнул своей черной кобурой, висящей на ремне, и молниеносно выхватил свой револьвер калибра 38. Облизал губы.

– Ах ты черт, – забормотал он, слегка пришепетывая. – Ах ты черт. Откуда же мне было знать, лейтенант?

– Знать что? – спросил Дегармо, глядя мне прямо в глаза. – И что же ты собираешься делать, приятель: спуститься вниз за газетой, чтобы прочесть в ней, отчего она умерла?

– Ах, черт, – тараторил Шорти. – Сексуальный маньяк-убийца. Стащил с женщины одежду, а потом задушил ее собственными руками. Лейтенант, откуда же мне было знать?

Дегармо не ответил. Просто стоял, чуть покачиваясь на каблуках, лицо непроницаемое и жесткое, как гранит.

– Да, это он убийца, точно, – неожиданно заявил Шорти. – Принюхайтесь, лейтенант. В квартире несколько дней не проветривали. И на книжных полках пыль. И часы на камине стоят, лейтенант. Он залез сюда… дайте-ка минуточку, я взгляну, можно, лейтенант?

Он убежал в ванную комнату. Я слышал, как он там шарит. Дегармо как будто одеревенел.

Шорти вернулся.

– Он залез сюда через окно в ванной комнате. Стекло разбито. И джином пахнет просто страшно. Помните, в той квартире, когда мы вошли, пахло джином? Вот рубашка, лейтенант. От нее разит так, будто ее выстирали в джине.

Он поднял сорочку вверх. В воздухе тут же запахло джином. Дегармо бросил на сорочку неопределенный взгляд, шагнул вперед, распахнул на мне пиджак и посмотрел на сорочку, что была на мне.

– Я понял, что он сделал, – сказал Шорти. – Он стащил одну из рубашек хозяина этой квартиры. Понимаете, что он сделал, лейтенант?

– Да. – Дегармо подержал руку на моей груди, а потом медленно опустил ее. Обо мне они говорили так, словно я был каким-нибудь бревном.

– Обыщи его, Шорти.

Шорти ощупал меня, пытаясь найти оружие.

– При нем – ничего, – сказал он.

– Давай-ка выведем его через черный ход, – предложил Дегармо. – Если управимся до приезда Веббера, этот арест будет за нами. Этот олух Рид и моли в обувной коробке не смог найти.

– Но ведь вас даже не ввели в курс этого дела, – с сомнением проговорил Шорти. – И я вроде слышал, что вас временно отстранили или что-то в этом роде?

– А что я теряю? – спросил Дегармо. – Даже если меня отстранили?

– А я могу вот эту форму потерять, – сказал Шорти.

Дегармо устало повернулся к нему. Низенький полицейский залился краской, а его яркие рыжевато-золотистые глаза приняли озабоченное выражение.

– О’кей, Шорти. Пойди расскажи Риду.

Низкий полицейский облизал губы.

– Вы только скажите, лейтенант, и я с вами. Я ведь не обязан знать, что вас отстранили.

– Мы сами отведем его вниз, вдвоем, – сказал Дегармо.

– Да, конечно.

Дегармо пальцем приподнял мой подбородок.

– Сексуальный маньяк-убийца, – спокойно произнес он. – Ну и ну, будь я проклят. – Он слегка улыбнулся, двинув лишь уголками своего широкого твердого рта.