Текст книги "Ураган"

Автор книги: Чжоу Ли-Бо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

– Сяо Ван! – крикнул начальник бригады.

Сяо Ван подскочил.

– Сяо Ван! Скажи Чжао Юй-линю, чтобы подождал.

– Командир отделения Чжан!

– Есть! – Чжан отдал честь.

Начальник бригады распорядился:

– Возьми восемь человек и иди вместе с Чжао Юй-линем. Четырех оставишь за воротами для охраны, а с остальными заходи во двор. Прикажи примкнуть штыки. Все должно быть готово, как к бою.

После ухода людей Сяо Сян задумался. «Совещание прошло неплохо, и результаты хорошие, – сказал он себе и улыбнулся. – А у старика Тяня сердце чем-то ранено. Завтра непременно надо повидаться с ним».

– Есть у вас вода? – обратился он к Вань Цзя. – Холодная тоже годится. Принеси таз. Я уже три дня не умывался. Потом пойди и посмотри, как там у них дела, арестовали уже или нет?

Чжао Юй-линь с маузером на боку крупными шагами шел по дороге впереди других. Было прохладно. На небе мерцала Серебряная Река[16]16
  Так в многочисленных китайских легендах называется Млечный Путь. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Перекликались сверчки и цикады. В придорожных ивах шуршали разбуженные шумом воробьи, стряхивая с листьев росу на головы и плечи людей.

Когда вышли из школы, Ли Чжэнь-цзян пристроился позади толпы и вскоре исчез. Он свернул в огород и кратчайшим путем помчался к большому двору помещика.

Лю Дэ-шань начал постепенно отставать. Улучив подходящий момент, он спрятался в уборной, выждал, пока затих топот, затем высунулся, осмотрелся и, пригнув голову, бросился к дому. Он спешил не потому, что боялся погони. Ему хотелось поскорее укрыться куда-нибудь, чтобы никто не заметил его на улице и не подумал, что он сбежал перед боем.

Вооруженные и невооруженные люди шли толпой. Старики Сунь и Тянь, у которых были больные ноги, вразвалку плелись в хвосте. Штыки винтовок поблескивали при свете звезд и издали были похожи на брызги тусклого света, падающего с неба.

На всем пути лаяли собаки. Их лай разбудил крепко спавших крестьян и всполошил всю деревню.

VII

В эту ночь многие жители деревни Юаньмаотунь не спали.

В усадьбе Хань Лао-лю и в школе лампы горели до самого утра. Там и тут обстановка была одинаково напряженная. Там и тут готовились к схватке. У всех глаза были широко раскрыты; все с нетерпением ждали начала больших событий. Для одних это была безнадежная, обреченная на провал оборона, для других – полное надежд революционное наступление.

Толпа людей, предводительствуемая Чжао Юй-линем, подвигалась к большому двору. Когда прошли половину пути, все ясно увидели при свете звезд двух человек, идущих навстречу. Один из них был управляющий Ли Цин-шань, другой – сам Хань Лао-лю.

Неожиданная встреча заставила толпу остановиться. Даже Чжао Юй-линя она повергла в смятение. Он инстинктивно спрятал за спину веревку, которую держал в правой руке. Приблизившаяся к нему голова с залысинами принадлежала тому, кому крестьяне долгие годы не осмеливались смотреть прямо в лицо.

«Смогу ли я арестовать его?» – растерянно подумал Чжао Юй-линь.

Заметив смущение Чжао Юй-линя, Хань Лао-лю кинул на него свой обычный злобный взгляд и проговорил:

– Так… старина Чжао! Слышал, что ты намерен арестовать меня. Отлично! Видишь, я сам пришел.

Толпа невольно отступила и начала рассеиваться. Старик Тянь побоялся даже подойти. Возчик Сунь отошел в сторону и скрылся.

Около Чжао Юй-линя осталось лишь несколько молодых парней.

Помещик сделал еще шаг вперед и спросил:

– Почему же ты молчишь? Зачем у тебя эта веревка за спиной? Кто тебя поставил здесь начальником? Какие за мной преступления? Ведь если ты собираешься арестовать человека, должен предъявить какое-то обвинение. Я, Хань Лао-лю, только сберег доставшиеся мне по наследству от деда несколько грядок земли, дом, и никого не ограбил, ничего не украл. Вижу, что ты свой закон устанавливаешь. В чем же я повинен? И зачем ты в полночь по деревне слоняешься с веревкой в руках? Пойдем, пойдем вместе, разыщем товарищей из бригады и потолкуем.

– Давно уже перетолковали, – отрезал командир отделения Чжан, придя на помощь испуганному Чжао Юй-линю. – Какой параграф ни возьми, по любому тебя судить можно!

– А как ты заставил меня стоять на осколках битой посуды? Или забыл об этом? – почувствовав поддержку, осмелел Чжао Юй-линь.

Такая неслыханная дерзость «голого Чжао» на момент смутила помещика, и он ответил почти заискивающе:

– Ты здесь что-то путаешь, брат Чжао. Было ли что-нибудь подобное?..

Чжао Юй-линь вспыхнул:

– Ты еще спрашиваешь! Выходит, этого не было? Я с тобой ни о чем говорить не стану! Иди в бригаду и разговаривай с начальником Сяо.

– Что ж, идем… – Помещик уже овладел собой и с прежней самоуверенностью продолжал: – Хотя бы и с начальником Сяо! Все равно у вас должна быть какая-то законность. То, что на мне, Хань Лао-лю, нет ни единого пятна, так же верно, как то, что мост есть мост, а дорога – это дорога. Скажи, брат Чжао, мне ли бояться чьей-нибудь клеветы?

– Какой я тебе брат! – вспылил Чжао Юй-линь.

– Мы – люди одной деревни, – с тем же нарочитым спокойствием и рассудительностью пояснил помещик. – Что же тут удивительного, если у нас принято называть друг друга братьями? Мы долго прожили вместе. Если и случались между нами какие-нибудь недоразумения в словах или недостаточная почтительность в обхождении (всякое могло быть!), это только наши братские, семейные дела. Зачем кричать об этом на всю деревню? Другие люди смеяться будут. Недаром говорится: «ближайшие соседи лучше далеко живущих родственников».

– Идем, идем, нечего тут канитель разводить! – перебил его командир отделения Чжан.

– Пойдем! – подтвердил Чжао Юй-линь. – Сейчас поздно говорить об этом. Помнишь, когда ты поставил меня на осколки, я тебя просил: «Господин, не могу терпеть, прости на этот раз по-соседски». А ты что мне тогда ответил? «Кто тебе сосед, сукин сын?» Неужели и это забыл? А теперь говоришь: «ближайшие соседи лучше дальних родственников». Ты меня, должно быть, «по-соседски» и на принудительные работы загнал, хотя до меня еще и очередь не дошла? По твоей милости у меня тогда дочка умерла… Да что с тобой говорить? Только слова тратить попусту! Пошли живей!

– И пойду! Кого мне бояться? Хотя ты и наболтал на меня, ничего преступного за мной все равно нет, а «если нога прямая, обувью ее не покривишь».

– Так ничего, говоришь, преступного за тобой не числится? – придвинулся к нему Чжао Юй-линь. – А когда приходила сюда банда Лю Цзо-фэя, не ты ли три дня подряд праздновал встречу? А когда банда Чжоу Сянь-миня налетела, не ты ли присоветовал ему зайти со стороны западных ворот? Ведь у тебя бандиты ни зернышка, ни соломинки не тронули. Кому не ясно, что ты снюхался с ними? А еще хочу спросить тебя: куда сбежал твой брат Хань-седьмой?

– Когда бандиты налетели на деревню, разве я не стрелял по ним? Неужели ты не помнишь? Или память у тебя отшибло? – стал, в свою очередь, спрашивать Хань Лао-лю, чтобы замять опасный разговор о брате.

– Да ты просто в небо палил. Это же все знают…

– А где оружие? – неожиданно спросил начальник отделения Чжан.

– Сдал в город Имяньбо.

Чжан повернулся к Чжао Юй-линю:

– Он действительно сдал?

– А кто его знает.

– Идемте скорее, – уже сам предложил Хань Лао-лю, желая окончить разговор об оружии. – Мне как раз надо повидаться с начальником Сяо и спросить, почему это ты, Чжао Юй-линь, в глубокую ночь без всяких причин людей арестовываешь и по какому праву? Ведь ты просто оклеветал честного человека!

– Ну и жалуйся на меня!

Сяо Ван отвел Чжао Юй-линя к окну, и тот все рассказал. Подошел Сяо Сян и пожал руку Чжао Юй-линю. Внимательно выслушав, он проговорил:

– Ладно, все хорошо. Вот еще что: надо покрепче сплотить бедняков и на общем собрании как следует посчитаться с Хань Лао-лю. Займись этим, дружище.

Когда Чжао Юй-линь, отдав Сяо Вану маузер, собрался уходить, Сяо Сян остановил его:

– Постой-ка… Командир отделения Чжач! Выдать Чжао Юй-линю винтовку.

Чжан принес винтовку и три обоймы патронов.

– Будь бдительным, старина Чжао, – напутствовал Сяо Сян.

Хань Лао-лю, стоявший в почтительной позе посреди комнаты, терпеливо ждал, пока начальник бригады подойдет к нему. Но тот, казалось, не замечал помещика. Вань Цзя толкнул Хань Лао-лю в дальний угол:

– Стой там! – прикрикнул он.

Хань Лао-лю напрягал весь свой слух, стараясь разобрать, о чем говорил Сяо Сян с Чжао Юй-линем.

Когда Чжао Юй-линь ушел, Хань Лао-лю приблизился и, низко поклонившись, рассыпался подобострастным смешком:

– Начальник, верно, устал?..

Сяо Сян посмотрел на него: испитое желтое лицо, коротко подстриженные японские усики, похожие на щетку. Одет в белую шелковую рубашку и черные с разводами шелковые штаны, на ногах кожаные туфли.

Так вот каков этот пособник чанкайшистских бандитов, снабжавший их оружием, лошадьми и продуктами! А его младший брат Хань-седьмой – сам бандит, главарь шайки, все еще орудующей в Дациншане.

Об этом Сяо Сяну было известно и до приезда в деревню Юаньмаотунь, но теперь сведения его значительно пополнились.

– О… так вы и есть почтенный господин Хань Шестой в роде? – с иронией спросил Сяо Сян.

– Не смею считать себя тем, за кого изволите принимать меня. Я – простой крестьянин Хань Фын-ци, – еще раз поклонился Хань Лао-лю. – Вчера вы не удостоили меня своим вниманием. Конечно, я должен был первым явиться сюда и приветствовать вашу почтенную особу.

– Что ж, и сегодня не поздно, – рассмеялся начальник бригады.

Хань Лао-лю, вытащив из кармана пачку папирос, предложил начальнику бригады закурить, а когда тот отказался, закурил сам.

– Начальник! Если бы вы не стояли за нас, крестьян, вы, разумеется, не пожаловали бы в такую дикую и бедную деревушку. Здесь в школе очень неудобно: и кушать негде, и скамеек даже нет. Прошу, переезжайте завтра же ко мне. Почту за высокую честь освободить свой главный дом, чтобы начальник мог спокойно работать. Не могу не сознаться, что мы, грубая деревенщина, в делах демократии очень многого не понимаем. Если же начальник переедет в мой дом, я смогу постоянно приходить, чтобы получать указания.

– Ну что ж, ведь это случится завтра, завтра и поговорим. А сегодня останетесь здесь.

– К чему это? Разве меня взяли под арест? – растерянно спросил Хань Лао-лю, хотя и напрягал все силы, чтобы казаться спокойным.

Многого из того, что случилось с ним этой ночью, он никак не предвидел. Было совершенно непонятно, откуда взялась у Чжао Юй-линя такая дерзость и как это его, Хань Лао-лю, осмелились задержать?

В деревне Юаньмаотунь у него всюду были родственники, друзья, единомышленники. Он имел родных и друзей и в Харбине, и в Цзямусы, и в Имяньбо. Еще вчера он готов был биться об заклад, что положение его в деревне незыблемо, как скала. Кто мог тронуть его? А что произошло сейчас?.. Да в самом ли деле он под арестом?

Помещик предпринял еще одну попытку:

– Начальник, могу ли я сходить домой, а затем снова вернуться сюда?

– В этом кет никакой надобности! – отчеканил Сяо Сян.

– Начальник, вы говорите, что кет никакой надобности, а вот у меня есть надобность. Если вы запрещаете, то будьте любезны указать основания…

– Раз нельзя, значит нельзя! – стукнул кулаком по столу Сяо Ван. – Для помещика и предателя какие еще нужны основания?

– Молодой товарищ, ругаться совсем не годится, – обернулся к нему с улыбкой Хань Лао-лю.

– Еще и бить будем, – обнадежил Сяо Ван.

– Молодой товарищ, но ведь Восьмая армия и коммунистическая партия не бьют и не ругают людей… – с той же любезностью парировал Хань Лао-лю. Он остался доволен своей находчивостью: «здорово я его поддел!»

– Восьмая армия и коммунистическая партия не ругают и не бьют хороших людей, – строго заметил Сяо Сян. – Что же касается негодяев и наглецов, то это еще как сказать…

Комната вдруг наполнилась визгом и плачем. Прибежали старшая и младшая жены Хань Лао-лю. Первая крикливо рыдала и била себя кулаками в грудь, вторая потихоньку хныкала.

– Какие преступления сделал мой хозяин, что вы его арестовали?! – голосила старшая жена. – Убейте меня! Убейте всю семью!

– Начальник! – обратилась к Сяо Сяну младшая жена, вынув розовый шелковый платочек и кокетливо вытирая вспотевший кончик носа. – Вы арестовали нашего хозяина. Разве это не противоречит вашей великой политике?

Вслед за женами, как пчелиный рой, налетела целая куча родственников: невестка, жена племянника, сам племянник и еще племянница. Последней прибежала дочь Хань Лао-лю Хань Ай-чжэн. Она была хорошо одета. Из-под белого шелкового халата кокетливо выглядывала розовая батистовая рубашка.

Бросившись к отцу и уронив голову ему на грудь, она запричитала:

– Папа! Папа! Как тебя обидели…

Шум усилился. Пришли Добряк Ду и Тан Загребала, за ними в комнату разом ввалилось тридцать с лишним человек. Все окружили членов бригады.

Добряк Ду, стоявший впереди, поклонился Сяо Сяну. Поклон его был точной копией поклона Хань Лао-лю, но так как Добряк был тучен, огромный живот мешал ему сгибаться с такой же грацией и непринужденностью.

Тан Загребала поднес Сяо Сяну петицию, в которой говорилось следующее:

«Мирный гражданин Хань Фын-ци арестован вашей сиятельной бригадой. По-видимому, завистники семьи Хань, воспользовавшись вашим благородным доверием, дабы насытить собственную ненависть и злобу, ввели начальника в заблуждение. Нам всем известно, что Хань Фын-ци действительно – наилучший из жителей деревни. Поэтому просим вашу милость освободить его. Мы ручаемся, что он явится по первому же вашему требованию. С сим и прибегаем за содействием к начальнику бригады господину Сяо».

Под петицией стояли подписи тридцати двух человек, оттиски пальцев и личные печати.

Хань Длинная Шея тоже был в числе этих людей. Воспользовавшись суматохой, он пробрался к Хань Лао-лю, и они о чем-то зашептались.

Добряк Ду, задыхаясь от волнения, взывал к Сяо Сяну:

– Просим начальника освободить крестьянина Хань Фын-ци…

– Ручаемся, что он явится по первому же требованию, – присоединился Тан Загребала с горестным вздохом.

В этом шуме и гаме один начальник бригады оставался хладнокровным, не проявляя никаких признаков нетерпения или досады. Он невозмутимо сидел на столе, приглядываясь к участникам этого спектакля. При чтении поданной петиции на губах его то и дело появлялась усмешка. Дойдя до слов «Хань Фын-ци – действительно наилучший из жителей», Сяо Сян громко рассмеялся и обратился к выступившему вперед Тану Загребале:

– Хань Фын-ци во время Маньчжоу-го в течение двух лет был старостой деревни Юаньмаотунь. Его старший брат Хань-пятый являлся секретным сотрудником особой службы в уезде, а младший брат Хан-седьмой до сих пор находится в чанкайшистской банде. Кличка Хань Фын-ци – Хань Большая Палка. Многие люди неоднократно терпели от него побои… Он всячески издевался над женщинами и придумывал разные способы, чтобы завладеть чужой землей. Вы утверждаете, что он «наилучший из жителей деревни». А скажите: какого такого государства это наилучший житель? Вот что мне хотелось бы выяснить.

Все сразу притихли.

Хань Лао-лю понял, что начальник бригады отлично знаком со всем его прошлым. Подозвав Добряка Ду, он быстро сказал ему что-то, а затем с улыбкой обратился к друзьям и родственникам:

– Дорогие братья, я вас благодарю за поручительство. Но начальник Сяо вызвал меня сюда лишь за тем, чтобы побеседовать и никакого вреда мне не причинит. Поэтому вам лучше разойтись по домам. – Он обернулся к членам своей семьи и добавил: – Вы тоже ступайте домой. Ничего особенного не произошло. Начальник Сяо переговорит со мной и отпустит. – Младшей жене он наказал: – Ты пришли-ка мне пачку папирос, водки и закуску.

Члены семьи и поручители разошлись с поклонами и приседаниями.

Вскоре явился управляющий Ли Цин-шань. В руках у него был поднос из дорогого фарфора с изображением зеленого куста. На подносе стояла бутылка водки, а вокруг были расставлены блюдечки с холодной закуской.

Хань Лао-лю предложил Сяо Сяну выпить и, не смутившись отказом, обратился с тем же приглашением к Лю Шэну и Сяо Вану:

– Прошу подойти и отведать нашей маньчжурской кухни, товарищи. Попробуйте мясо дикой козули и гаоляновую водку.

Никто не ответил на его приглашение, и Хань Лао-лю пришлось пить и закусывать в одиночестве. Когда щеки его раскраснелись, он отставил рюмку и закурил. Выкурив папироску, Хань Лао-лю подпер голову руками и задумался.

Было что вспомнить и о чем подумать.

Хань Лао-лю начал богатеть еще задолго до образования Маньчжоу-го, а при японцах состояние его с каждым днем приумножалось. Часть капитала он вложил в акционерную компанию по лесозаготовкам, а часть – в винокуренный завод. На левом берегу реки он скупил тысячу шанов земли, в уезде Бинся – двести шанов, в деревне Юаньмаотунь – около ста. Чтобы не привлекать внимания, помещик поселился именно там, где у него было меньше всего земли.

Руки этого человека замараны кровью. «Не разоряя бедняков, сам не разбогатеешь», – таков был девиз всей жизни Хань Лао-лю. Он не боялся своих многочисленных врагов, так как был уверен, что Маньчжоу-го, которому он ревностно служил, спасет его от всех бед, и не представлял, что все развалится с такой молниеносной быстротой! Пятнадцатого августа, когда загрохотали советские пушки, японцы бежали, бросив его на произвол судьбы.

Хань Лао-лю решил, что все уже кончено, и впал в отчаяние. Однако неожиданно подоспел спаситель – командующий передовым отрядом чанкайшистских войск Лю Цзо-фэй. Генерал зачислил обоих его братьев в свою часть, а самого Хань Лао-лю назначил председателем временного комитета по поддержанию порядка.

Новый председатель с жаром принялся за организацию отряда помещичьей самообороны. Когда Лю Цзо-фэй приехал в деревню, помещики три дня чествовали его, и деньги, выжатые из бедняков, утекли как вода.

Но не прошло и двух недель, как нивесть откуда появился третий батальон триста пятьдесят девятой бригады Восьмой армии и чанкайшистским войскам опять пришел конец. Оружие Хань Лао-лю, конечно, припрятал.

Сейчас же приехала эта маленькая бригада и перевернула в деревне все вверх дном. Ни деды, ни прадеды не видывали ничего подобного!..

Как все это странно и непонятно.

А может быть, он, Хань Лао-лю, наевшись до отвала, спит, и ему снится дурной сон?.. Нет, на сон не похоже! Совершенно ясно, что он арестован и не знает, что еще может случиться с ним завтра. Помещика обуял непривычный страх, которому он всеми силами не хотел поддаться.

«Не может же это долго продолжаться, – мелькнула в голове мысль, несколько подбодрившая его. – Надо как-то пережить это «смутное время» и дождаться возвращения хорошей жизни! Но вернется ли эта жизнь?»

О старшем сыне, который ушел с гоминдановскими войсками, никаких вестей. Да и бригада по проведению земельной реформы, должно быть, не скоро уедет отсюда. Предстоит борьба.

«Ну что ж, борьба, так борьба! Посмотрим, чья возьмет?»

Хань Лао-лю украдкой взглянул на Сяо Сяна, и в сердце его еще сильнее разгорелась ненависть к этому человеку. Он вспомнил о распоряжении, которое дал Ханю Длинная Шея и подумал: «Сумеет ли он его выполнить?..»

Тем временем, пока Хань Лао-лю размышлял, Сяо Сян отвел Сяо Вана в сторону и велел ему взять с собой двух бойцов и выставить дозор на шоссе. Двум другим бойцам он приказал охранять арестованного. Остальным велел идти в деревню, разыскать активистов и предупредить их, чтобы завтра все шли на собрание.

Когда Сяо Сян вышел на улицу, три звезды стояли уже очень высоко. Повсюду лаяли собаки. Во дворах около маленьких лачуг с соломенными крышами мелькали тени людей.

Начальник бригады, засунув маузер за пояс, направился к большому двору. Хотелось посмотреть, что там делается после ареста Хань Лао-лю. Он не взял с собой никого. Годы партизанской жизни во Внутреннем Китае научили его бесстрашию…

В темноте около лачужки с разбитой дверью и изорванными бумажными окнами промелькнула тень.

– Кто здесь?

Но не успел замереть его голос, как раздался выстрел. Пуля взрыла землю, и комок ее больно ударил Сяо Сяна по ноге. Начальник бригады отскочил, спрятался за дерево и выпустил в ответ целую обойму.

– Кто стрелял? Не попал? – крикнул подоспевший Сяо Ван с маузером в руках. Его сопровождали двое бойцов.

– Нет, – отозвался начальник бригады, пряча маузер за пояс.

Прибежал запыхавшийся Лю Шэк:

– Кто стрелял?

– Скорей, догнать преступника! – кричал подоспевший Ван Цзя.

Явился с бойцами и начальник отделения Чжан. Все наперебой настаивали на том, чтобы сейчас же обыскать весь участок, но Сяо Сян возразил:

– Не надо. Нет никакой необходимости. Мы еще как следует не знаем положения в деревне. Как бы не попасть впросак. Во всяком случае, это – предупреждение для нас. В дальнейшем надо быть осторожнее. – Он обернулся к начальнику охраны Чжану и строго добавил: – Особенно бойцам ночного дозора!

Стрелявший в Сяо Сяна юркнул за лачужку, скрылся в кустах и бросился бежать по извилистой тропинке. Пробежав около половины ли, он остановился и прислушался: все было тихо. Человек постоял, вытер рукавом длинную шею и сунул револьвер за пояс.

Когда он, крадучись, добрался до дому, восток уже алел.