Текст книги "Ураган"

Автор книги: Чжоу Ли-Бо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

XVI

Сколько сладких и острых приправ истратил Хань Лао-лю, сколько приманок и угроз пустил в ход, чтобы заполучить этого старьевщика! Наконец он обратил Братишку Яна в своего гончего пса. Теперь-то помещик будет все знать, что делается в крестьянском союзе и в бригаде. Но тут его вдруг постигла неудача.

Ночное происшествие в помещичьем доме стало известно и бригаде, и крестьянскому союзу.

Братишку Яна исключили из крестьянского союза. Одновременно выяснилось, что у Чжан Цзин-сяна никакой винтовки нет и что все это клевета. Чжан был восстановлен, И ему поручили проводить собеседования с крестьянами.

Бригада одобрила эти решения, но предложила вместе с тем вынести Чжан Цзин-сяну товарищеское порицание за то, что, зная о поступке Яна, он скрыл его от крестьянского союза.

Братишка Ян, несмотря на слезы, мольбы и лицемерные обещания, ни у кого не нашел сочувствия. Все сурово осудили его, все с презрением от него отвернулись. Чжао Юй-линь заявил, что новый помещичий приспешник очень легко отделался, Ли Всегда Богатый назвал его слизняком, а Бай Юй-шань заметил, что Братишка Ян, промышляя перепродажей старья, позарился на «рваную туфлю». Все поняли, что это намек на помещичью дочь, и дружно расхохотались.

Сунь, встречая Братишку Яна на улице, лукаво щурил глаза и с улыбочкой осведомлялся:

– Куда изволите путь держать, председатель Ян?

А когда тот отворачивался и проходил, старик, указывая на него пальцем, вполголоса приговаривал:

– Вот посмотрите, это председатель помещичьих прислужников!

Лю Дэ-шань, расточавший прежде любезности по адресу Яна, теперь с жаром принялся поносить его:

– Да стоит ли о нем говорить. Этот человек опустился до того, что стал лакать помои после японского жандарма. Окажись я на его месте, ни за что бы не пошел на такое грязное дело!

Братишка Ян не мог оставаться в деревне Юаньмаотунь и перебрался в другое место, где занялся скупкой кошачьих шкурок. Вскоре о нем забыли так крепко, словно он умер.

Хань Лао-лю был в отчаянии.

О чем говорили в лачугах? Какой замысел вынашивался там? Какой удар готовился и откуда ждать новых бед? Хань Лао-лю терзался этой неизвестностью. Он окончательно потерял сон, то и дело поднимался с кана, приникал к окну и смотрел со страхом на свой пустынный двор.

«Нет, войска центрального правительства не придут, помощи ждать неоткуда. Надо на что-то решаться», – думал помещик, охваченный смертельной тоской.

Он решил вывезти оставшееся имущество. По ночам за черными воротами опять застучали кайла. Вырытые из-под стен вещи навьючивали на лошадей, Ли Цин-шань обматывал копыта лошадей ватой и тряпьем, и они неслышно ступали по шоссе, унося на себе награбленное добро.

Вскоре в крестьянском союзе узнали об этом. Бай Юй-шань выделил двух бойцов из отряда самообороны, которые должны были ходить дозором возле стен, сторожевых башен и черных ворот большого двора. Помещику пришлось отказаться и от попытки спасти свои богатства.

Как же дознались в крестьянском союзе? Кто мог донести? Хань Лао-лю уже ничего не понимал, потому что не в силах был уразуметь самого главного. Помещик не видел того, что крестьянский союз стал массовой организацией, а он, Хань Лао-лю, со всеми своими явными и тайными приспешниками оказался пленником этих масс.

Однажды вечером, несколько дней спустя после того как Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый подслушали разговор Хань Лао-лю с Ханем Длинная Шея, помещичий пастушок, тринадцатилетний У Цзя-фу, возвращался со стадом свиней через южные ворота. Навстречу вышел Го Цюань-хай и велел мальчику прийти на собеседование.

Когда в помещичьем доме все уснули, пастушок вскочил с кана, крадучись перебежал двор, тихо отпер калитку и отправился в назначенное место. Там, в кругу сочувствующих и понимающих людей, он рассказал о своих горестях, повторив уже известную всем историю.

После смерти отца мать попала в руки Хань Лао-лю. Помещик, прожив с ней около года, выгодно продал ее в публичный дом. После этого мальчик уже четыре года как пасет свиней Ханя-шестого. Живет он в сарае на большом дворе и не смеет никуда отлучаться. Денег ему не платят, обращаются с ним жестоко, а Ли Цин-шань бьет его за самую ничтожную провинность.

У Цзя-фу, изнуренный непосильным трудом, был настолько худ и хрупок, что в свои пятнадцать лет выглядел десятилетним. Из года в год, возвращаясь вечером домой, пастушок получал только холодные остатки ужина и вечно был голоден.

Половина сарая, в котором спал мальчик, была отведена под склад, где хранился корм для лошадей, а за тонкой перегородкой помещался свинарник. Зимой для мальчика начинались новые мучения. У него не было даже одеяла, и он всю ночь дрожал от холода.

Наконец в прошлом году пастушок решил уйти от Хань Лао-лю, но помещик заявил ему:

– Тебе еще рано! Ты не отработал тех денег, которые я затратил на гроб твоего отца. Сыновья обязаны платить долги родителей: это закон неба. Проработаешь еще лет пять, тогда можно будет считать, что ты расплатился. Раньше же и думать не смей.

Когда пастушок рассказывал обо всем этом на собеседовании, многие женщины плакали.

– Брат Го, спаси меня от Хань Лао-лю! – восклицал мальчик, хватая Го Цюань-хая за руки.

– Ты не бойся, не бойся! Мы этого дела так не оставим, – утешал его Го Цюань-хай, нежно гладя по голове.

С этих пор пастушок каждый вечер убегал на собеседования. Он-то и сообщил, что Хань Лао-лю принимал у себя Братишку Яна. От него крестьянский союз узнал и о намерении помещика вывезти оставшиеся вещи.

Как-то после полуночи, когда измученный страхом и бессонницей помещик бродил по своему большому двору, издали донесся собачий лай. Хань Лао-лю прислушался. Его обостренный слух уловил шум торопливых шагов. Во дворе тоже залаяли собаки. Хань-шестой свернул под крышу западного флигеля, не спуская глаз с ворот. Калитка приоткрылась, и в бледном свете звезд Хань Лао-лю различил щупленькую фигурку У Цзя-фу.

Помещик выскочил и схватил его за руку:

– Ли Цин-шань! Ли Цин-шань! Воры! – закричал он не своим голосом.

Из восточного флигеля выбежал управляющий с палкой в руках. Они втащили мальчика в комнату.

– Где шляешься по ночам? – грозно спросил Хань Лао-лю.

– А тебе какое дело!.. – неожиданно сорвалось у мальчика. Он сам не знал, откуда взялась у него такая смелость.

– О! Да ты, я вижу, заважничал! – рассвирепел Ли Цин-шань. Он замахнулся палкой и скверно выругался. – Если твоему господину нет дела, так этой палке дело до тебя найдется!

Пастушок вовремя пригнул голову, и удар пришелся ему по спине.

– Подожди бить, – сдерживая бешенство, прохрипел помещик. – Пусть прежде расскажет, куда он бегает и о чем у них там говорят. Расскажешь все начистоту, я тебе ничего не сделаю.

Пастушок гордо поднял голову:

– Не скажу.

Хань Лао-лю побагровел:

– Будешь запираться – убью!

– Не скажу… убей, не скажу.

Сухая жилистая рука помещика опустилась ему на голову:

– Ах вот как! Меня прикончить замышляете?! Я тебе покажу переворот! Ли Цин-шань, сними с него рубаху! А я сейчас плетку принесу.

Ли Цин-шань повалил мальчика лицом вниз и коленом прижал к полу.

– Спасите! Убивают! Спасите! – изо всех сил закричал пастушок.

Ли Цин-шань схватил со столика тряпку, которой вытирали пыль, и крепко заткнул мальчику рот.

Был предрассветный час. Стояла чуткая настороженная тишина. Крик был услышан двумя дозорными. Один из них засвистел и бросился к дому помещика.

– Во дворе Ханя убивают! – кричал он.

«Уж раз туфли все равно вымочены, пойду вброд!» – решил Хань Лао-лю, входя в комнату с плетью в руках. – Я им всем покажу! – Он занес плеть. – Все равно теперь. Вот тебе, получай! Вот вам всем! Всем!

Плеть глубоко впилась в тонкую кожу, оставляя на спине набухающие кровью полосы. Ли Цин-шань бил мальчика палкой по ногам и голове.

Кровь брызнула на белые шелковые штаны помещика. У Цзя-фу потерял сознание.

Хань Лао-лю заскрежетал зубами:

– Ли Цин-шань! Рой яму в конюшне. Переворот! Я уже перевернул его носом в землю! Теперь не встанет!

Ли Цин-шань выбежал. В ворота стучали. Собаки надрывались. Криков за стеной становилось все больше, а издали нарастал гул, поглощавший все другие звуки.

Ли Цин-шань метнулся обратно в дом:

– Господин! Беги!

Управляющий кинулся на задний двор, вернулся, принес лестницу и приставил к стене. Поднявшись на стену, он прыгнул в канаву, пробежал огород и помчался к дому Ханя Длинная Шея.

По всей деревне пели петухи. В юго-восточной части неба вставали огненные облака. Из лачуг, с огородов, из-за куч соломы, стогов пшеницы выбегали люди. Заполняя шоссе, они устремлялись к большому двору. В руках у них были мотыги и топоры. Те, которые вышли с пустыми руками, выдергивали по пути из плетней палки и ломали ветки.

На шоссе образовался бурлящий человеческий поток. Восходящее солнце освещало серые рваные шляпы и бритые головы.

Впереди всех бежали Чжао Юй-линь и Бай Юй-шань. За ними по пятам несся отряд самообороны с пиками наперевес. У черных ворот толпа задержалась, но открыть их не смогла и, повернув, потекла вдоль восточной стены. Люди, задрав головы, разглядывали высокую кирпичную стену.

Чжао Юй-линь передал свою винтовку Бай Юй-шаню и с одним из бойцов отряда самообороны пошел искать лестницу. Вскоре они вернулись, волоча по земле тяжелое сосновое бревно. Десятки рук подняли его и прислонили к стене. Чжао Юй-линь вскарабкался по нему и спрыгнул во двор. Он плохо рассчитал и при падении сильно ушиб ногу. На него с бешеным лаем набросились собаки. Он прижался спиной к стене, схватил острый камень и точно угодил в голову одной из них. Она взвизгнула и с поджатым хвостом отбежала. Остальные скалили зубы, но подойти не решались.

Чжао Юй-линь, хромая, прошел через двор, выдернул засов и распахнул ворота. Толпа хлынула в них и волной растеклась по двору.

Чжао Юй-линь взял у Бай Юй-шаня свою винтовку, примкнул штык и направился к главному дому. За ним следовали Го Цюань-хай и Бай Юй-шань. Отряд самообороны окружил дом лесом сверкающих под лучами утреннего солнца пик.

Чжао Юй-линь, Го Цюань-хай и Бай Юй-шань проникли в восточную комнату. В ней было еще темно, и они чуть не споткнулись о тело пастушка, лежавшего возле кана.

Чжао Юй-линь присел на корточки и протянул было руку, но испуганно ее отдернул. Со спины мальчика сочилась кровь.

Чжао Юй-линь быстро нащупал пульс. Сердце еще билось.

– Жив! жив! Клади на кан. Старина Бай, зови скорее доктора!

Вбежавшие следом люди замерли на месте.

– Сейчас же разыскать убийцу! – крикнул начальник бригады, пробираясь вперед.

Чжао Юй-линь и Го Цюань-хай бросились в соседнюю комнату.

Родственники помещика сидели на кане. Они встретили вошедших взглядом бессильной злобы.

– Где Хань Лао-лю? – спросил Чжао Юй-линь.

– Дома нет, – коротко бросила старшая жена.

– Есть у кого-нибудь веревки? – обернулся Чжао Юй-линь к бойцам отряда самообороны.

– Нету…

– Найдите живей! Всех связать, – скомандовал Чжао Юй-линь.

Вместе с Го Цюань-хаем они приступили к обыску. Открыли сундуки и шкафы. Обыскали все углы, но помещика и след простыл.

– Ты, Го, останься здесь, – приказал Чжао Юй-линь. – И пусть эти женщины скажут: куда ушел Хань Лао-лю. Надо осмотреть западный флигель, – и он быстро ушел.

Когда принесли веревки и Го Цюань-хай начал вязать старшую жену, она завопила:

– Брат Го, прости нас!

– Теперь и ты выучилась притворяться! – прикрикнул на нее Го Цюань-хай.

Едва притронулись к младшей жене, та упала в обморок.

Го Цюань-хай и бойцы невольно отступили. В комнату вошел возчик Сунь. Усидев эту картину, старик даже плюнул с досады.

– Чего ломаешься? Головка болит? Вставай, подлая! – вдруг заревел он. – Не встанешь – убью! Одним тухлым яйцом меньше будет. Отойди, ребята, дай размахнусь!

Но не успел Сунь принять нужную для этого позу, как младшая жена опустилась на колени и взмолилась:

– Не бей! Уже поднялась… Видишь, уже поднялась…

– Ты кому здесь вздумала фокусы показывать? – грозно сдвинув брови, спросил возчик.

– Она у нас больная. Какой же фокус? – вступилась за нее старшая жена.

– Верно, верно, у нее женская болезнь, – подтвердила Ай-чжэн.

– Убью! – заорал старик Сунь, уже в самом деле поднимая палку.

Домочадцы шарахнулись и забились в угол.

– Не бей, пожалуйста! Я все скажу, дядя! – заговорила вдруг младшая жена.

– Это кто тебе дядя? Такая племянница, как ты, сущее наказание для порядочного человека. Ну, говори живей!

– Я много приняла гашишу… – пыталась объяснить свой обморок младшая жена.

Возчик бросил палку.

– Ты мне голову не морочь! Я, старый Сунь, не про то спрашиваю! Я тебя насквозь вижу. Мне уже шестьдесят лет, а еще через год шестьдесят один будет. Я – человек бывалый. Думаешь, не могу разобраться, кого ты из себя разыгрываешь, тухлое яйцо!

– Говори, куда ушел Хань Лао-лю? – вмешался Го Цюань-хай.

– Этого я и в самом деле не знаю, – захныкала младшая жена.

В соседнюю комнату входили все новые и новые люди.

Сяо Ван, посланный за лекарствами, еще не вернулся. Пастушок лежал на цыновке, разостланной на кане. Его спина и лицо были так изуродованы, будто мальчика резали ножами.

Пришел старик Тянь, склонился над пастушком и заплакал. Он невольно вспомнил дочь. Ведь она перенесла то же самое. Этот чужой мальчик казался ему собственным ребенком. Старик снял с себя рваную рубашку и бережно прикрыл окровавленного пастушка.

– Не торопись, старина Тянь. Пусть люди посмотрят, – взял его за руку начальник бригады.

Сяо Ван принес бинты и мазь. Вдвоем с Тянем они осторожно перевязали ребенка.

Сквозь толпу протиснулся запыхавшийся Чжао Юй-линь.

– Сбежал Хань Лао-лю… – с дрожью в голосе доложил он начальнику бригады.

В первый момент Сяо Сян почти растерялся, но, быстро овладев собой, он уверенно сказал: – Ничего, далеко не убежит, организуем розыски! – и вышел во двор.

Там он собрал всех бойцов отряда самообороны, бойцов бригады и членов крестьянского союза. Разбив их на пять групп, Сяо Сян приказал быстро осмотреть все пристройки и амбары.

Ничего существенно нового эти розыски не дали. Только в западном углу двора была обнаружена лестница, приставленная к стене.

Начальник бригады бросился к воротам и обежал вокруг стены.

В грязи, на краю канавы, отчетливо были видны два разных следа. Один уходил на север, другой вел на юг.

Сяо Сян подозвал Чжао Юй-линя.

– Едем на север! Вань Цзя! – крикнул он. – Живо трех лошадей! Постой! – Сяо Сян обернулся к Чжао Юй-линю: – Старина Чжао, ты на неоседланных конях ездишь?

– Могу, – отозвался тот.

– Тогда, Вань Цзя, седлать не надо. Давай так… Бай Юй-шань, возьми людей и скачи по следу на юг… Го Цюань-хаю со своими людьми следовать на восток, Ли Всегда Богатому – на запад. Вернуть Хань Лао-лю во что бы то ни стало!

Он выхватил из кармана блокнот и торопливо написал:

«Командиру отделения Чжану.

Отрядить бойцов в группы Го Цюань-хая, Бай Юй-шаня и Ли Чан-ю для преследования беглеца Хань Фын-ци. Самому взять двух бойцов и вместе с командиром отряда самообороны Чжан Цзин-сяном и другими остаться в деревне для несения охраны».

Все распоряжения были отданы.

Сяо Сян неторопливо подошел к Чжао Юй-линю и улыбаясь сказал:

– Сегодня проверим, метко ли ты стреляешь!

– Выбил двадцать семь очков.

– Молодец, брат Чжао.

Послышался топот. Сяо Сян обернулся. На шоссе показались три лошади. На одной сидел Вань Цзя, две другие шли в поводу.

– Вань Цзя, скорей! – крикнул Сяо Сян связному. – Чего плетешься? Боишься раздавить муравья на дороге? Тебе не придется отвечать за его жизнь. Ответственность беру на себя!

Вань Цзя ударил лошадь каблуками. Стайка гусей с гоготанием бросилась врассыпную, хлопая крыльями. Испуганные свиньи и овцы полезли со страху на плетень.

Сяо Сян вскочил на коня. Чжао Юй-линь последовал его примеру. Они ухватились за гривы лошадей и поскакали во весь опор.

Вскоре кони вынесли их за северные ворота. Степной ветер свистел в ушах. Сяо Сян, припав щекой к жесткой гриве, смотрел под ноги мчавшейся лошади, все еще ясно различая следы на влажной от росы дороге.

Около мостика через ров начальник бригады сдержал храпящего коня. Следы вели на мостик, затем сворачивали в сторону и обрывались.

– Потеряли! – с досадой сказал Сяо Сян и остановил лошадь.

– Тут ветер сильный. Дорога уже подсохла, вот и не видно ничего, – пояснил Чжао Юй-линь.

Он спешился и, согнувшись, пошел вдоль берега, внимательно рассматривая тропу.

Сяо Сян окинул взором окрестность. Солнце еще по-летнему грело, но на ивах кое-где уже трепетали желтые листочки. В зелени тростников тоже появилась желтизна. Красные метелки кукурузы наполовину высохли. Колос гаоляна принимал коричневый оттенок. Приближалась осень.

Чжао Юй-линь вернулся ни с чем. Следов нигде не было.

– Ладно, – поторопил его Сяо Сян. – Садись? Возможно, он прячется где-нибудь, наблюдай за полями. И ты тоже, Вань Цзя. Нужно быть очень внимательными. Едем!

Они поехали вдоль берега. Впереди тропинка раздваивалась. Одна уходила на север в деревню Яньшоу, другая тянулась вдоль берега реки на запад.

– Куда же теперь? – спросил Чжао Юй-линь.

– В деревню Яньшоу он не побежит, конечно, – в раздумье проговорил Сяо Сян. – Там тоже работает бригада. Нет! Это немыслимо… Значит, нужно взять на запад. Поехали живей!

Он ударил лошадь и повернул ее к тростникам. На чистой поверхности воды появилось перевернутое отражение мчавшихся всадников.

Невдалеке показались мостки. На них стоял человек и, покуривая трубку, удил рыбу. Чжао Юй-линь издали узнал старика Чу, того самого, который никак не хотел брать помещичьей земли, пока Го Цюань-хай не потратил на уговоры целую ночь.

Чу тоже заметил всадников и приветливо заулыбался:

– Председатель Чжао, далеко собрались?

Чжао Юй-линь спрыгнул с коня и беспокойно спросил:

– Старина Чу, ты не видал Хань Лао-лю?

– Хань Лао-лю? Нет, не видал. Давно уже не видал. А тебе он на что?

Чжао Юй-линь только собрался еще что-то спросить, как Чу сделал ему знак рукой и поманил к себе:

– Погляди, председатель, какую я щуку поймал сегодня.

Чжао Юй-линь подошел.

– Смотри, какая большая… – Чу нагнулся к уху Чжао. – В шалаше… под сеном схоронился… – И громко добавил: – Погуляй, погуляй! Погода сегодня хорошая, погулять приятно.

Чжао Юй-линь с винтовкой наперевес бросился к маленькому шалашу. Ворвавшись туда, он штыком раскидал сено. На момент показалась лысина и снова спряталась.

Чжао Юй-линь стукнул помещика прикладом.

– Еще сбежать хотел, тухлое черепашье яйцо! На небе, что ли, задумал укрыться? От народа никуда не денешься!

Начальник бригады и Вань Цзя, пригнувшись, вошли в шалаш. Они крепко связали Хань Лао-лю и, перекинув его через круп лошади, поехали в деревню.

– Я тоже с вами, – сказал старик Чу.

Он собрал сети, сложил в корзины, поднял коромысло на плечо и бегом догнал их.

– Вот погляди, начальник, какая у меня игрушка. – Чу вытащил из кармана серебряный доллар.

– Кто же тебе его дал? – спросил Сяо Сян.

Старик рассказал, как Хань Лао-лю, добежав до реки, просил спрятать его в шалаше и дал доллар, чтобы старик молчал.

– Почему же ты не выполнил помещичьей просьбы? – рассмеялся начальник бригады.

– Член крестьянского союза не должен скрывать помещика и злодея. Видно, Хань Лао-лю было суждено прибежать на берег.

– Куда бы он ни прибежал, ему везде было суждено попасть нам в руки, – заметил Чжао Юй-линь.

Навстречу всадникам двигалась по шоссе большая толпа людей во главе с Сяо Ваном и Лю Шэном. Люди вышли навстречу, опасаясь, как бы начальник бригады не наткнулся на бандитов.

Связанного Хань Лао-лю окружили. Поднялись палки. Грозно ощетинились пики.

– Не надо торопиться! – остановил людей Чжао Юй-линь и спешился. – Вернемся, судить его будем. Надо, чтобы все по закону было и чтобы все разом рассчитались с ним за обиды.

Но разъяренная толпа запрудила дорогу, не давая всадникам двинуться вперед.

– Освободите дорогу! Дайте проехать, – крикнул во весь голос Чжао Юй-линь. – Вернемся – устроим митинг. Надо всей деревней с ним расправиться. Вы хотите отомстить, и другие хотят того же.

– А вдруг он опять убежит? – спросил кто-то.

– Ему некуда больше бежать! – уверенно воскликнул Чжао Юй-линь.

Люди расступились, пропуская всадников. Но над толпой то и дело взлетали палки…

Бай Юй-шань, Ли Всегда Богатый и Го Цюань-хай вернулись на закате. Они были очень расстроены. Но услышав, что беглец пойман, обрадовались и кинулись к школе.

Помещика все-таки порядком избили по дороге. Потом его заперли в кутузку, которую день и ночь охраняли двадцать человек.

Первый вопрос Сяо Сяна был о пастушке.

– Свезли в уездную больницу, – ответил Сяо Ван.

Начальник бригады согласился с предложением крестьянского союза не выпускать из дома семью Хань Лао-лю. Лошадей передали отделению охраны. Сундуки и шкафы опечатал крестьянский союз.

День закончился удачно. Радость омрачалась лишь тем, что управляющему Ли Цин-шаню и Ханю Длинная Шея в суматохе удалось бежать.