Текст книги "Ураган"

Автор книги: Чжоу Ли-Бо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

XXX

Общее собрание, посвященное записи в армию, было созвано на школьной площадке. Почти вся деревня столпилась вокруг развевающегося на ветру знамени крестьянского союза.

Как только Го Цюань-хай объявил, что он вступает в армию, толпа пришла в движение и загудела. Один за другим стали подходить к столу крестьяне, и за короткое время записалось тридцать человек. Это были всё молодые и крепкие парни. Среди них оказался и сын старухи Ван, недавно сыгравший свадьбу.

– От нашего председателя не отстанем, – заявил он. – Вместе будем преодолевать горы, вместе переплывать реки. Куда он – туда и мы. Может быть, доведется побывать и в Центральном Китае.

После того как У Цзя-фу попросил записать и его, старик Сунь молодцевато расправил свои жиденькие усы.

– Хотя мне и шестьдесят один год, – начал он, – а летом стукнет и шестьдесят два, но я еще не хуже молодого повоюю. Я вам так скажу: маленьких чанкайшат мы в нашей деревне разбили, а теперь пойдем в Нанкин бить большого Чан Кай-ши. Разобьем его, тогда будем жить спокойно!

– Я тоже записываюсь, – выступил вперед Лю Дэ-шань. – Мы, середняки, участвуем в революции наравне с бедняками и батраками и вместе пойдем громить врага.

На призыв Лю Дэ-шаня откликнулось еще семеро середняков.

Ли Всегда Богатый, записавшийся еще несколько дней назад, не произнес на собрании ни слова. Но когда собрание кончилось, он бегом пустился домой, свалил на телегу свои кузнечные инструменты и домашний скарб и все это свез к двоюродной сестре, живущей на западной окраине деревни.

– Куда это ты собрался? – удивленно спросила сестра.

– В армию иду. Разобьем Чан Кай-ши, тогда опять за кузнечное ремесло примусь, а пока пусть все это у тебя полежит.

Затем он явился в крестьянский союз:

– Отправляй меня, начальник, в первую очередь.

– Тебя? Ты что, здоров?

– Здоров, начальник. Я первый записался, первым и ехать хочу.

– Ты соображаешь, что говоришь?

– Я так соображаю: молотом по наковальне стучать – дело важное, а Чан Кай-ши по голове стукнуть сейчас еще важнее.

– Нет, кузнец, так не годится. Если все уйдут, кто же в деревне работать будет?

– Людей много, любого на мое место поставишь, а меня, начальник, не держи. Другие пойдут на фронт, вернутся героями, а я в деревне отсиживаться буду? Да и что здесь за работа такая?

– Ты хотя и член партии, а рассуждаешь не как коммунист, – заметил ему Сяо Сян. – Труд на фронте и работа в тылу равноценны. У нас фронт и тыл едины. В деревне тоже нужны хорошие работники и, кроме того, необходимо оставить одного-двух членов партии. Го Цюань-хая я отпустил лишь для того, чтобы он других увлек своим примером. Но тебе уходить никак нельзя. Ты должен его заменить.

Через день Сяо Сян вместе с Го Цюань-хаем занялись проверкой списка добровольцев. В нем оказалось сто двадцать восемь фамилий.

Просматривая список, Сяо Сян наткнулся на фамилию Ду.

– Ду Цзинь-юй… Ду… Где я встречал эту фамилию? – морщил лоб начальник, силясь вспомнить.

– Это племянник Добряка Ду, – объяснил Го Цюань-хай.

– А кто он такой? Где был и что делал прежде?

– Во времена Маньчжоу-го два года служил солдатом, а после пятнадцатого августа вернулся домой.

– Откуда?

– Из Чаньчуня.

– Придется его вычеркнуть.

– Почему? Разве сыновей помещиков нельзя брать в армию?

– Смотря каких. Вообще сыновей помещиков принимают даже и в том случае, если раньше они служили солдатами в марионеточных войсках. Но как этот Ду Цзинь-юй попал в Чаньчунь и с чем он вернулся оттуда? Его ведь могли просто заслать сюда. Необходимо поэтому все выяснить и проверить. Мы не имеем права допустить, чтобы сомнительный человек пробрался в армию.

Затем Сяо Сян вычеркнул из списка Суня, Чу, Осла Ли и У Цзя-фу. Вычеркнул он и Чжан Цзин-жуя: довольно того, что старший брат на фронте, младшего мать просила не забирать.

Начальник и председатель долго обсуждали список и наконец после тщательной проверки оставили в нем сорок одного человека. Все это были люди безупречного социального происхождения и подходящего возраста – от восемнадцати до двадцати восьми лет.

В кухне крестьянского союза дымили все четыре печи. Повара без передышки жарили и пекли, приготовляя праздничный обед для новобранцев.

Бойцы отряда самообороны целый день рубили елки и сооружали у западных ворот деревни зеленую арку. В школе до полуночи горели лампы. Дасаоцза, вдова Чжао и Лю Гуй-лань вместе с другими женщинами вырезали цветы из разноцветной бумаги.

Когда Лю Гуй-лань вернулась домой, Го Цюань-хай уже ждал ее. Это была их последняя ночь перед отъездом, и разговор затянулся до утра.

Го Цюань-хай поднялся на рассвете. Одеваясь, он предупредил жену:

– Сегодня не смей плакать.

– Не буду… – отозвалась она, вытирая кулаками припухшие веки.

Го Цюань-хай принес два ведра воды и поставил их в кухне:

– Ты теперь одна остаешься. Помни: с вечера запасайся водой, а дров возле печи не оставляй, чтобы пожар не случился. Поняла?

– Поняла…

Го Цюань-хай взял скребницу и направился в конюшню. В последний раз он вычистил лошадь, задал ей корму. Он попрощался со своей любимицей. Затем он неторопливо обошел вокруг дома, все осмотрел и проверил.

Дров хватит на год, вот только корма для лошади маловато. Впрочем, ничего. Лю Гуй-лань плетет соломенные шляпы: она обменяет их в других деревнях на жмых и солому.

Скрипнула калитка. Во двор вошел празднично одетый боец из отряда самообороны.

– Председатель Го, что ж не идешь? Все готово. Люди собрались и ждут тебя.

Было раннее утро. Стоял апрель. Снег уже сошел, и только в углублениях еще виднелись белые островки. В канавах по сторонам шоссе журчали мутные потоки. Гуси и утки с веселым гоготанием плескались в воде, ныряли, выискивая корм. Веял южный ветерок, и даже по утрам теперь было тепло. На ветках ив и вязов появились первые молодые листочки. Издали на голубом фоне неба деревья казались окутанными нежно-зеленой дымкой. Воробьи порхали, радуясь теплу, и наполняли ароматный воздух безумолчным чириканьем. Во всех дворах лежали готовые к полевым работам плуги и бороны.

После обеда новобранцы гурьбой высыпали во двор. Для них подали три большие телеги, запряженные четверками лошадей.

По обеим сторонам шоссе толпились жители деревни, над их головами, как весенний гром, перекатывался рокот музыки.

Телеги двинулись к западным воротам. Первой, стоя во весь рост, правил старик Сунь. Он лихо щелкал увешанным разноцветными лентами бичом и покрикивал на лошадей.

Миновав западные ворота, телеги остановились под аркой, украшенной еловыми ветками. Отъезжающие вышли и построились в одну шеренгу. Гонги и барабаны смолкли, и лишь флейты продолжали выводить монотонную мелодию.

Председательница женского союза Дасаоцза и ее заместительница Лю Гуй-лань отделились от толпы. В руках у них были букеты красных бумажных цветов. Лю Гуй-лань подошла к Го Цюань-хаю. Сотни глаз устремились на них.

Старуха Сунь громко вздохнула.

– Не вздыхай, – остановила ее стоявшая рядом старуха Ван. – Они идут бороться за общее дело, за наше с тобой счастье… Вот и мой… – подавив вздох, сказала Ван, – и мой, говорю, тоже… Разве же их удержишь!

Лю Гуй-лань стала прикалывать цветы к груди Го Цюань-хая. Сначала он избегал смотреть на нее, но глаза их все-таки встретились, и он увидел, что по щекам жены текут обильные слезы. Она не утирала их, продолжая прикреплять цветы.

– Гуй-лань, милая… – шепотом сказал Го Цюань-хай. – Не плачь. Скоро вернусь… Вытри глаза, а то люди смотрят.

Эти тихо сказанные слова расслышал лишь стоявший рядом старик Тянь, и по его старческим морщинам тоже побежали слезинки. Он вытер их своей узловатой рукой.

Рука Лю Гуй-лань задрожала, и большой красный цветок упал на землю. Она нагнулась, чтобы поднять, но ветер опередил ее и отнес цветок к телеге старика Суня. Тот поймал цветок и прикрепил себе на грудь.

– Глядите! – закричал У Цзя-фу. – Наш Сунь тоже нацепил цветок славы!

– Ты, юнец, помалкивай, – горделиво выпятил грудь возчик. – Их слава – и моя слава! Я и сам записался добровольцем. Это все видели. Только вот начальник Сяо меня не пустил. Это тоже все знают. Начальник мне сказал: «Оставайся ты, старина Сунь, в деревне, уж очень хорошо ты, старина Сунь, лошадьми правишь, а хорошо лошадьми править в тылу – тоже важное дело». Вот я и остался. Дисциплина! А по правде говоря, мне здесь тошно. Какой настоящий мужчина в этакое горячее время будет дома сидеть и терпеть целыми днями разные причуды привередливой жены?.. Никакой не ста…

Возчик вдруг осекся. Перед ним, нахмурив брови, стояла его старуха.

– Как ты сказал? – угрожающим тоном спросила она. – Причуды, говоришь, привередливой жены? Ты, старый горшок, лучше про свои причуды людям расскажи…

– Тише! Тише! – закричали из толпы. – Сейчас будут выступать члены семей военнослужащих. Старая Ван хочет говорить.

Старуха Ван, строгая и подтянутая, подошла к шеренге новобранцев.

– Ты не беспокойся о доме и не скучай, – обратилась она к сыну. – Мы теперь всем обеспечены. О нас ты не думай, подумай о тех наших братьях-крестьянах, которые еще страдают под властью помещиков. Ты должен помочь им, чтобы и они построили у себя новую жизнь. Ты должен хорошо служить в армии.

Из шеренги выступил Го Цюань-хай:

– Слова почтенной тетушки Ван относятся ко всем нам. Мы должны хорошо служить, потому что служим народу, и сражаться, не щадя своих сил, потому что сражаемся за народ. Если хоть один из нас получит награду, это будет слава для всей деревни!

К шеренге подошел кузнец Ли, вытянулся, по-военному отдал честь, чему он выучился, побывав на фронте.

– Я, как представитель крестьянского союза деревни Юаньмаотунь, – начал он тоном, которым говорили на фронте командиры, обращаясь к солдатам, – передаю вам от имени нашего союза привет. Товарищи, уезжая в армию, будьте спокойны за ваши семьи и за ваши поля. Мы не дадим толстопузым поднять головы и устроить контрреволюционный переворот. Мы всегда душой будем с вами. Одерживайте новые победы, берите как можно больше пленных, а мы в тылу обещаем вам снять обильный урожай и сдать государству как можно больше хлеба. Мы дадим самое лучшее, самое отборное зерно, чтобы вы все были сыты, скорее разгромили Чан Кай-ши и вернулись к мирной жизни.

Последним выступил начальник бригады.

– Вы, – обратился он к добровольцам, – передовые люди трудового народа Маньчжурии. Вы идете покончить со всеми его врагами, помочь тем, кто еще томится в страшной помещичьей кабале и ждет освобождения. Пусть же воодушевляет вас на подвиги героический пример вашего односельчанина Чжао Юй-линя. Пусть цветы славы, которые украшают сегодня вашу грудь, станут залогом того, что вы скоро вернетесь со знаменем славы в руках. Руководство коммунистической партии и мудрая политика председателя Мао обеспечат победу над бандитом Чан Кай-ши. Освобождение нашей родины, которая скоро станет единым и могучим государством простых тружеников, не за горами. Вся эта земля теперь ваша, – продолжал Сяо Сян, указывая на раскинувшиеся вокруг поля. – Пока вы будете сражаться на фронте, мы будем трудиться на ней, чтобы у вас был во всем достаток. Сейчас мы еще бедны и можем обрабатывать землю только с помощью лошадей. Но придет время, и мы начнем работать на тракторах, как это делает наш великий сосед, наш старший брат – Советский Союз!..

Последние слова Сяо Сяна были покрыты приветственными криками толпы.

– Теперь садитесь в телеги. Желаем вам счастливого пути и твердо верим, что вы вернетесь героями!.. – закончил начальник бригады и попрощался с каждым в отдельности.

Грянул оркестр. Школьники запели песню «Без коммунистов и Китая нет», толпа дружно подхватила. Новобранцы стали размещаться на телегах.

Старик Сунь вскарабкался на передок. Он встал на телеге во весь рост, величественно занес над головой бич, лихо раскрутил и скользнул его концом по спинам своих лошадей:

– Но-о! П-шел!

Другие возчики не так, конечно, искусно, но сделали то же самое, и двенадцать сытых коней ветром рванулись вперед.

Провожающие стояли до тех пор, пока телеги не превратились в три еле заметные точки, медленно ползущие по горизонту.

Сяо Сян и Ли Всегда Богатый направились в правление крестьянского союза, обсуждая по дороге планы дальнейшей работы.

– Ну вот, скоро бригады по проведению земельной реформы ликвидируются, – сказал Сяо Сян, – и руководство работой в деревне будет целиком возложено на партийную ячейку. Тебе необходимо поскорее созвать собрание всех членов и кандидатов партии и создать здесь ячейку. Надо еще поговорить с Чжан Цзин-жуем, вдовой Чжао, Дасаоцзой и Лю Гуй-лань. Они хотят вступить в партию. Пригласи их сегодня же вечером, потолкуем.

– Непременно приглашу, – пообещал кузнец и, улыбнувшись своей бесхитростной улыбкой, добавил: – Есть и еще желающие.

– Кто? – спросил Сяо Сян, упорно смотря в одну точку и стараясь что-то вспомнить.

– Слыхал, будто старик Сунь собирается…

– Старик Сунь? – безучастно переспросил начальник бригады, все еще роясь в своей памяти. – Ах, возчик Сунь? – И вдруг вспомнил: – Надо также решить вопрос о Хуа Юн-си. Что ты о нем думаешь?

– Хуа Юн-си в последнее время переменился. В крестьянский союз часто заходит и…

– Знаю, – кивнул Сяо Сян. – Так как же по-твоему?

– По-моему, надо немножко повременить. Он, конечно, выправится.

– Ты уверен? – спросил начальник бригады, когда они уже подошли к крестьянскому союзу.

– Ручаюсь.

– Я тоже уверен, – заключил Сяо Сян, открывая дверь.

Старик Сунь вернулся ночью. Он был немного навеселе и всю дорогу любовался луной. В эту весеннюю ночь она была такая яркая и красивая, что он забыл обо всем на свете и даже о лошадях. Возчик опомнился лишь тогда, когда кони сами остановились возле крестьянского союза.

В этот момент двери главного дома распахнулись. Вышли Чжан Цзин-жуй, Дасаоцза и Лю Гуй-лань. За ними следовал Ли Всегда Богатый. Увидев размечтавшегося возчика, они бросились к нему и засыпали вопросами.

Старик нехотя слез с телеги, ухватился за плечо Лю Гуй-лань и, пошатываясь на отяжелевших ногах, передал наказ Го Цюань-хая: во-первых, не скучать и не плакать, во-вторых, не лениться и работать, в-третьих, не забыть, что как только жеребенок подрастет, отдать его старикам Тянь.