Текст книги "Тёмные самоцветы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 5

Яркий утренний свет пробивался сквозь двойные оконные стекла, мягко ложась на боковые поверхности атаноров и большую часть рабочего алхимического стола, где одетый во все черное человек осторожно сливал жидкости из двух узкогорлых сосудов в один алебастровый высокий кувшин. Он был так поглощен этим занятием, что не обратил внимания на вошедшего в лабораторию Роджера, и тот рискнул сам обратиться к нему:

– Мой господин, я бы вас не тревожил, но обстоятельства вынуждают меня.

– Вынуждают? – переспросил Ракоци, поворачиваясь, и только тут заметил, что Роджер пришел не один.

У дверей стоял юноша с бледным лицом и большими аквамариновыми глазами. Его ноги были слепо расставлены, словно он собирался бежать или драться.

– Это Юрий, – сказал Роджер.

Ракоци усмехнулся.

– Я знаю. Он работает у нас с января. Вместо Клавдия – ливрейным лакеем или привратником, как их тут называют. Его обязанность принимать почту, разносить письма и встречать посетителей. – Он посмотрел в глаза юноше. – Я ничего не забыл?

Погода для мая стояла довольно теплая: суровая зима уступила место бурной весне. Воздух Москвы был густо напоен запахом молодой зелени. Трава пробивалась повсюду, она проступала даже на Красной Площади, окаймляя ее брусчатку. Сквозь проемы распахнутых форточек в лабораторию залетал щебет птиц, смешанный с отдаленными перезвонами колоколов монастыря Иоанна Крестителя.

Юрий молчал. Он выдерживал взгляд хозяина сколько мог, потом, потупясь, уставился в пол.

– Я застал его за чтением письма, пришедшего от отца Краббе, – произнес Роджер почти извиняющимся тоном. – Я не сразу понял, чем он там занят: мне и в голову не приходило, что парень умеет читать.

– Это весьма впечатляет, – откликнулся Ракоци. Он посмотрел на Юрия с нескрываемым любопытством. – Значит, ты сведущ в грамоте? А насколько? Умеешь ли разбирать различные языки?

– Господин ошибается, я не умею читать, – забубнил глухо привратник. – Письмо было уже распечатано, я только взглянул на него. Мне захотелось узнать, как оно выглядит, какие там знаки. – Он прокашлялся и добавил для верности: – Польские буквы такие странные, совсем не похожи на наши, но ни те, ни другие ничего мне не говорят.

– Ты не умеешь читать, но при этом сообразил, что письмо писали по-польски? – с любезной улыбкой справился Ракоци. – Что же заставило тебя так решить?

Чтобы уйти от его пытливого взгляда, Юрий оглядел атаноры, потом посмотрел на Роджера и со вздохом сказал:

– Я ничего не решал. Я обычный слуга. А слуг у нас грамоте не обучают.

– Значит, ты обладаешь неслыханными талантами, – ответил Ракоци, отставляя в сторону пустые сосуды. – Чтобы обычный слуга распознал польский язык, столкнувшись с ним в своей жизни впервые, такого себе и представить нельзя.

– Но я ничего не распознавал. Я просто подумал, что это польский язык, потому что письмо пришло от иноземных священников – так посыльный сказал, а они ведь поляки. Посыльный сказал, что письмо от них, – упорствовал Юрий. – Ваш человек считает, что я его прочитал, но он ошибается. Он не прав. Я лишь слуга, обычный слуга. Я не умею читать. Это правда.

– Правда, – задумчиво повторил Ракоци. – Но и наш Роджер не стал бы зря наговаривать на тебя. Вот ты утверждаешь, будто знал, что письмо пришло от поляков-иезуитов, но как ты понял, что слова в нем польские, а не латинские, это вопрос. Даже вам, православным, должно быть известно, что западные священники и в молитвах, и в обиходе предпочитают латынь. – Он встал со своего табурета и подошел к юноше, оценивая его пристальным взглядом темных, чуть прищуренных глаз. – Или Роджер ошибся, или ты не обычный привратник.

– Он ошибся.

Ракоци ничего не ответил.

– Мне любопытно, – медленно произнес он, прохаживаясь вдоль окон, – почему ты не в той одежде, что тебе выдали здесь?

Юноша, опустив голову, оглядел свою длинную косоворотку из плотного полотна.

– Это моя рубаха. Ее сшила мне мать. – Он потеребил пальцами узорчатый ворот, пытаясь мечтательно улыбнуться, но на лбу его и над верхней губой выступил пот. – Она подарила мне ее к Рождеству, когда я уезжал на работы.

– Весьма похвально, – с чувством отозвался Ракоци. – Прекрасно, когда сын так ценит материнский подарок.

– Она действительно мне ее подарила, – уныло пробормотал Юрий.

– А я и не сомневаюсь, – заметил Ракоци. – И вовсе не собираюсь это оспаривать. Хотя мне все-таки интересно, почему ты отправился в столицу зимой, когда все пути завалены снегом. – Он отошел от окон и вернулся к столу. – И, знаешь ли, меня еще озадачивает, откуда матери простых слуг берут полотно для таких великолепных рубашек. Это ткань дорогая, отборная. Впрочем, я, как инородец, возможно, чего-то не понимаю. – Его улыбка была добродушной, но Юрий совсем потерялся.

– Она живет в большом селе, близ Твери. Боярин наш – человек богатый и щедрый, – сказал он, облизнув нервно губы.

Ракоци спокойно выслушал объяснение и знаком велел Роджеру закрыть форточки, отчего лицо юноши стало бледным как мел. Он подумал, что хозяин решил накинуться на него и не хочет, чтобы на улице слышали крики. На деле же Ракоци просто мешал гомон птиц.

– Странно, однако, что твой боярин позволил тебе покинуть свои владения.

Юрий моргнул, зрачки его задрожали.

. – Это… это… – Он явно не знал, что сказать.

– Возможно, – доброжелательным тоном предположил Ракоци, – тебе попросту наскучила сельская жизнь. Ты пожаловался на это боярину, и тот отпустил тебя по своей доброте.

– Да! – Глаза Юрия заметались, а на щеках его проступили два ярких пятна. – Да. Все было именно так. Я попросил боярина разрешить мне уехать. И боярин сказал: «Поезжай».

Ракоци с самым сердечным вниманием его выслушал и покачал головой.

– Он и в самом деле весьма щедр, твой боярин, ибо далеко не каждый решился бы отпустить от себя столь рослого и разумного молодца. На селе ведь немало работы. – Он одарил привратника безмятежной улыбкой. – Но, может быть, у него были какие-то другие соображения на твой счет?

– Боярин дал мне письмо к своему двоюродному брату, – объявил Юрий, несколько оживившись. Он выпрямился и сцепил руки на поясе, очевидно, решив, что сумел провести чужака. – Сказал, что тот пристроит меня где-нибудь.

– Юрия к нам привел человек из дома Нагих, – пояснил из угла Роджер. – В их хозяйстве для него не было места.

– А у нас, значит, нашлось? – сухо произнес Ракоци, и Юрий вдруг осознал, что затянутый во все черное инородец не верит ни единому его слову. – Одно из двух: либо ты незаконный сын родовитого дворянина и боишься это раскрыть, либо просто не тот, за кого себя выдаешь. Сожалею, но я подозреваю второе… – Он жестом отмел возможные возражения. – А из этого следует, что ты соглядатай, шпион.

– Господин ошибается, – с жаром возразил Юрий. – Я вовсе не…

– Ты не первый выявленный у нас соглядатай, – сказал Ракоци скучно. – И, по всей вероятности, не последний. Иностранцы привлекают внимание, от этого не уйдешь.

– Нет. Нет. Я не шпион. – Юрий отчаянно замотал головой.

Ракоци вскинул руку.

– Довольно лжи, прекрати. У меня нет на нее аппетита. – Он слегка отклонился назад, разглядывая доносчика. – Ты доставляешь нам затруднения. Как же теперь с тобой поступить?

Юрий вновь побледнел.

– Господин…

– Я хотел бы заключить с тобой соглашение, Юрий. – Ракоци сел к столу и жестом велел Роджеру придвинуть к нему шкатулку с письменными принадлежностями и лист плотной писчей бумаги. – Оставим в покое дурную игру, все равно она мало тебе помогает. Как, говоришь, твое отчество?

– Я… – Юрий помотал головой и решился: – Петрович.

– Прекрасно, – кивнул Ракоци. – Итак, Юрий Петрович, ты знаешь, что ждет тебя за соглядатайство в чужом доме. В лучшем случае порка, в худшем – смертная казнь.

– Допытчики не послушают инородца, – возразил Юрий, храбрясь.

– Послушают, можешь не сомневаться. – Ракоци помолчал, потом брезгливо поморщился. – Одного из соглядатаев, обнаруженных среди нашей челяди, забили кнутом по приказу Никиты Романова. – Он не добавил, что, скорее всего, шпион наушничал именно для Никиты и потому расправа была столь крутой. – Если хочешь, расспроси о том других слуг.

Слуги из всего делают небылицы, – заявил Юрий, дернув плечом. Впрочем, язвительность в его тоне прозвучала фальшиво.

– Его звали Геннадием, – сказал хмуро Роджер. – Родом он был из Владимира, из семьи скорняков. До него в пыточную отправились еще трое. Но тех лишь поучили.

Пыточная. Ракоци внутренне передернулся. На своем веку он перебывал во многих застенках, но ни в одном из них не имелось бичей с массивными железными кольцами на концах, из которых торчали железные когти. Кольца перебивали кости, когти терзали плоть.

– Его смерть устрашила бы многих, – произнес он, глядя в стену.

– А я не боюсь, – заявил дерзко Юрий. – Я ни в чем не виновен, и вы не решитесь так со мной обойтись.

– Только потому, что твой отец из семейства Нагих? – поинтересовался Ракоци, вновь становясь предельно учтивым. – Но я, например, Петра Нагого не знаю. Григория знаю, мне ведомо и о других, но о Петре я что-то ни разу не слышал. Либо это крупный землевладелец, предпочитающий покой суете, либо ему приходится жить вдалеке от Москвы, поскольку он запятнал себя каким-то бесчестным поступком. Сын такого боярина вполне может постигнуть и грамоту, и другие науки, чтобы потом отправиться искать счастья к более взласканной удачей родне.

– Это все выдумки! – затравленно выкрикнул Юрий. – Я не умею читать. Нагие мне не родня. Не понимаю, откуда вы это взяли?

Ракоци покачал головой.

– Когда живешь долго, волей-неволей становишься проницательным. – Он покосился на Роджера и продолжил: – Ладно, Юрий Петрович. Я не отринул мысли заключить с тобой соглашение. Послушай меня. Мы можем все оставить как есть. Ты будешь жить в моем доме и по-прежнему доносить Нагим о каждом моем шаге, если возьмешься с другой стороны докладывать обо всех их замыслах мне. Я в этом случае не отправлю тебя на расправу к Скуратову и даже увеличу твое жалованье. Если проявишь себя на этом поприще, получишь награду. Если попытаешься со мною хитрить, пойдешь на дыбу. И будь уверен, все твои родственники тут же от тебя отвернутся, ибо не захотят рисковать. – Он помолчал. – Пусть я инородец, но мое положение гораздо надежнее твоего. Так-то, Юрий Петрович.

– Вы думаете, что я способен предать своих родичей? – Юрий высокомерно задрал подбородок.

Ракоци лишь усмехнулся.

– А почему бы и нет? Ведь ты уже ступил на эту дорожку, с нее не так просто сойти.

– Я не шпион! – вскинулся Юрий. – И ничего плохого не сделал. Почему вы не верите мне?

– Значит, ты стоишь на своем? – Ракоци взял в руки перо и внимательно оглядел его кончик. – Что ж, я, возможно, и впрямь зря сержусь на тебя. – Он подтянул к себе лист бумаги и набросал на нем несколько слов, затем вынул из поясного кошелька две золотые монеты. – Вот, возьми их себе. Как залог того, что с тобой будут честно тут поступать, если ты, в свой черед, будешь честен.

Юрий с нескрываемой радостью принял монеты.

– Что я в обмен должен сделать? – спросил почти весело он.

– Всего лишь доставить по адресу небольшое послание. Не слишком трудное поручение, правда? Отнесешь письмо в Кремль, Годунову, и дождешься ответа. Весьма несложное поручение. – Ракоци небрежно указал на лежащий перед ним лист. – Можешь прочесть его, если хочешь.

– Я не умею читать, господин, – с заминкой откликнулся Юрий. – Вы мне не верите, но это действительно так.

– И все же взгляни, как бы там ни было, – сказал Ракоци с долей строгости в голосе.

Юрий пожал плечами и с напускным безразличием взял в руки бумагу.

«Задержите сего вероломного челядинца и бросьте в узилище», – было по-польски начертано там.

С громким криком Юрий отпрянул назад, лист, выскользнув из его рук, упал на пол. Юноша быстро перекрестился и вдруг поймал на себе изучающий взгляд.

– Ох! – вырвалось у него. – Чтоб вас тут всех заломали медведи!

– Вот уж этого нам не надо бы, – пробормотал Ракоци на обиходной латыни и по блеску в глазах перепутанного привратника определил, что тот понял его. – Итак, читать ты умеешь. И даже знаешь латынь.

– Господь вас накажет, – заявил Юрий хрипло.

– А Скуратов накажет тебя. Юрий Петрович, подумай, останешься ли ты жив после сей процедуры?

– Вы дьявол, – сказал мрачно Юрий.

– Ох, нет, – возразил Ракоци, усмехаясь. – Инородец, изгнанник, алхимик – да, но не дьявол. – Он задумчиво оглядел юношу и удрученно вздохнул. – Значит, заключить со мной сделку ты все же не пожелал и, следовательно, оставаться тут дольше не можешь. Но твоим хозяевам это вряд ли понравится, ведь ты нужен им лишь как шпион, а вовсе не как докучливый приживальщик. – Он склонил голову набок. – В лучшем случае они просто прогонят тебя, что будет в худшем – не знаю.

В глазах Юрия снова мелькнул страх.

– Я хочу быть при вас, – сказал он угрюмо. – Я буду исполнять все, что вы скажете. Честно, ревностно и без обмана.

– Я так не думаю, – мягко ответил Ракоци и, подтянув к себе другой лист, принялся покрывать его мелким убористым почерком. – Ты ведь понимаешь латынь? Ну так ознакомься и с этим. – Он услужливо сдвинул в сторону локоть, выставляя написанное на обозрение.

– Я… – У Юрия хватило здравомыслия отрицательно мотнуть головой.

– Хорошо, – похвалил Ракоци, продолжая писать. – Ты начинаешь мне нравиться. Это рекомендация. В польскую миссию. Думаю, тебя там возьмут. Любому посольству нужны грамотеи. Да и Нагие будут довольны: ты сможешь рассказывать им о поляках, не подвергаясь опасности себя запятнать. А под моей крышей одним шпионом будет меньше. – Он нахмурился, бегло оглядывая письмо, потом продолжил: – Но к отцу Погнеру не ходи, тот недолюбливает меня и слишком высокомерен. Ступай прямиком к отцу Краббе. – Его рука потянулась к металлической баночке, которую Роджер уже держал над свечой. Как только капля разогретого сургуча шлепнулась на бумагу, в нее тут же вдавилась рубиновая печатка. – Готово, – сказал Ракоци, протягивая молодому человеку письмо, но тот спрятал за спину руки.

– Вы хотите меня обмануть! – вскричал он в отчаянии. – Я вам не верю.

Ракоци протянул письмо Роджеру.

– Проследи, чтобы отец Краббе прочел его до того, как он будет говорить с этим малым. А потом для верности потолкуй с ним с глазу на глаз. Чтобы всем и все было ясно.

– Вы хотите меня погубить, – сказал потерянно Юрий. – Но я не шпион. Я верой и правдой служил вам. Я…

– Расскажи это Нагим, – посоветовал Ракоци, теряя терпение. – А я, если надо, добавлю что-нибудь от себя.

Юрий злорадно расхохотался.

– Добавите? Да кто вам поверит? Вам, инородцу, которому Шуйские навязали супругу с изъяном? Никто не захочет даже выслушать вас. Не сомневайтесь, все как один отвернутся.

Ракоци не шевельнулся, но в лице его что-то переменилось, и Юрия вдруг пронзил дикий страх. Он замер, как зверь, почуявший приближение следопыта.

– Не изволишь ли ты повторить сказанное? – прозвучал тихий голос.

Юрий поежился, браня себя за несдержанность, и промямлил:

– Что тут повторять? Я ведь ничего не сказал. Просто, ну… по Москве ходят слухи…

– Если, – перебил его Ракоци, с великим тщанием выговаривая каждое слово, – если ты позволишь себе еще хотя бы раз сболтнуть что-нибудь порочащее мою жену, то берегись: тебе придется ответить за это.

– Но все знают эту историю, – возразил в смятении Юрий. – Отца жены вашей убили монголы, когда он попытался ее защитить. Они убили и няньку, а все слуги сбежали – в доме, кроме нее и захватчиков, уже не осталось никого. Нрав монголов известен, и… и… – Он запнулся, лихорадочно размышляя, чем подкрепить свои доводы. – И теперь она много молится и помогает убогим, чтобы…

– Чтобы, – с нажимом произнес Ракоци, – почтить память отца.

– О да. Почтить память, – хохотнул Юрий, мысли которого уже путались. Ужас расстраивал их и толкал его к безрассудству. – Так бы хотелось Шуйским и Кошкиным, именно так они и говорят. А на деле… – Он вдруг осознал, как далеко зашла его дерзость, и огорошенно смолк.

Молчание длилось, казалось, вечность. Наконец Ракоци поднял глаза.

– Лучше тебе уйти. И как можно скорее.

Роджер вышел вперед, заслонив собой юношу, нервно теребившего ворот косоворотки.

– Я распоряжусь, чтобы его вещи перенесли в польскую миссию, – сказал он будничным тоном.

– Превосходно, – кивнул Ракоци и еще раз глянул на Юрия. – Оставь себе те монеты, что я тебе дал, и помни, как ты их получил. А еще помни, что подлость оплачивается золотом далеко не всегда. Иногда в ход идут изделия из металлов потверже. – С этими словами он отвернулся и продолжал сидеть молча, пока Роджер с Юрием не ушли.

Роджер вернулся с вечерними звонами колоколов.

– Отец Краббе шлет вам добрые пожелания, – сказал он, убедившись, что дверь за ним плотно закрыта.

– Благодарю, – рассеянно отозвался Ракоци, пристально изучая горсть мелких топазов. – Надеюсь, ты передал ему приветствия от меня?

– Можете не сомневаться, – откликнулся Роджер. – Я сообщил ему и еще кое-что.

– И что он сказал?

– Сказал, что все учтет. – Жесткие черты лица Роджера на секунду смягчила усмешка. – В посольстве полно шпионов и так. Одним больше, одним меньше – разницы никакой, а грамотный человек всегда большое подспорье. К тому же с такой именитой родней. Отец Краббе весьма вам признателен.

– Похоже, мы совершили благое деяние, – заметил Ракоци вскользь, возвращаясь к топазам, на хорошо отшлифованных гранях которых играл свет масляных ламп. – Царь Федор не в батюшку, у него нет тяги к драгоценным камням, зато в них знает толк Никита Романов.

Роджер счел за лучшее промолчать, наблюдая, как его господин убирает камни в шкатулку. Когда резная крышка защелкнулась, он сказал:

– И все же вся эта история меня беспокоит. Юрий, сдается мне, не из тех, кто будет испытывать к вам благодарность за то, что вы пощадили его. Скорее он сочтет себя оскорбленным и попытается отомстить.

– Боюсь, что ты прав, – отозвался Ракоци. – Он знает также, что оскорбил меня, и страшится расплаты, а потому постарается нанести удар первым. Но это не повод, чтобы удар нанес ему я.

– Господин… – Роджер поджал губы.

– Не одобряешь, – с некоторой долей иронии констатировал Ракоци.

– Не мое дело оценивать ваши поступки, – сказал Роджер чопорно. – Вы – господин, я – слуга.

Ответом ему был краткий смешок.

– Какая великолепная демонстрация равнодушия! – Ракоци покачал головой. – Ну-ну, старый друг, не сердись, я вижу, что ты встревожен. Чтобы тебя хоть как-то утешить, скажу, что мне тоже не по себе.

– Но это никак не мешает вам здесь оставаться, – заметил угрюмо Роджер.

Ракоци похлопал рукой по шкатулке.

– А куда нам податься, скажи! На войну? К дикарям? В Новый Свет? – Он ронял вопросы один за другим совершенно будничным тоном, потом с неожиданной горечью заключил: – Россия, Европа – разницы нет.

– Но мы почему-то предпочитаем Россию. – Роджер переступил с ноги на ногу и потупил глаза.

Последовала короткая пауза.

– Возможно, ты прав, а я полный глупец, – вздохнул Ракоци, потирая виски.

– Это не так, – сказал Роджер.

– Так, – вскинулся Ракоци. – Так. Этого у меня не отнимешь. И все же я тут исполняю свой долг, а алчность русских придворных, – он опять указал на шкатулку, – служит нам хоть какой-то защитой. Курочку, несущую драгоценные яйца, никто в обиду не даст.

– Отец Погнер с радостью освободил бы вас от всех ваших обязательств, – заметил, глядя в сторону, Роджер.

– Мои обязательства имеют отношение к Стефану Баторию, а не к нему, – возразил Ракоци скучно. Блеск в его темных глазах внезапно угас, а в лице проступила усталость. – Стефан Баторий приветил меня в дни изгнания, что для монархов большая редкость. Я должен хранить ему верность хотя бы из одной признательности за то.

Роджеру, служившему Ракоци почти шестнадцать веков, не раз приходилось выслушивать подобные рассуждения, и все же он осмелился возразить.

– Разумеется, король Стефан не полагает, что вы тут засидитесь перед лицом прямой угрозы для вас.

Ракоци засмеялся.

– Разумеется, полагает – и даже не сомневается в том. Вот почему он и составил посольство не только из иезуитов. – Он встал и убрал укладку с топазами в секретер. – Но ты прав: меры предосторожности надо принять. Для начала вели нашей челяди не пускать Юрия на порог. Естественно, это даст пищу для пересудов, однако другого выхода у нас нет.

– А ваша жена? – поинтересовался вскользь Роджер.

– Ксения? – Глаза Ракоци словно подернулись поволокой. – Что ты имеешь в виду?

– Не следует ли приставить к ней охрану?

– А где ты найдешь верных слуг? – Ракоци усмехнулся, но тут же нахмурился. – Тут я не знаю, как быть. Самая большая опасность для нее исходит от родственников, но я не могу запретить им видеться с нею.

– Зато вы можете запретить ей покидать пределы вашего дома. Никто не усмотрит в том ничего странного. Здесь многие женщины живут очень замкнуто.

– Могу, но это разрушит ту хрупкую доверительность, что только сейчас между нами возникла.

– Но что-то ведь нужно делать, – сказал хмуро Роджер.

– Конечно, – согласно кивнул Ракоци.

– Шуйские и Нагие – могущественные враги.

– Разумеется.

– Отец Погнер намерен вас уничтожить.

– Да, – кивнул Ракоци. – Это именно так.

В раздражении Роджер развернулся на каблуках и оставил хозяина в абсолютнейшем одиночестве.

* * *

Письмо, адресованное Стефану Баторию его двоюродным братом Тибором; прислано из Венгрии.

«Будь благословен под польскими небесами, мой царственный брат! Шлю тебе наилучшие пожелания из осажденного нехристями Триеста.

С великой неохотой пишу я эти строки, ибо мне очень не хочется тебя волновать. Но позору, постигшему нашу семью, не видно конца и края. А посему позволь мне с прискорбием сообщить, что мою единокровную сестру и твою кузину Эржебет сбила с пути истинного прислужница самого дьявола, исполнявшая в ее доме роль экономки. Эта особа, будучи мерзкой колдуньей, завлекла госпожу в свои сети и обучила безбожным обрядам, отрицающим наше спасение через Иисуса Христа. Эржебет превратилась в пособницу этого пагубного создания и объявила, что отказывается от христианства в угоду каким-то ужасающим темным богам.

Истинно говорят, что праздность ввергает женщину в грех. Такого бы не случилось, будь у сестры дети: они отвлекли бы ее от подобных вещей. Но вот уже девять лет, как она и Надасди в союзе, какой не приносит плодов. Надасди большую часть своего времени проводит вдали от родового замка Баториев, нередко наскакивая с войсками на турок, но еще чаще ища развлечений другого вида в Вене и в других известных попустительством к тайным порокам людским городах. Хотя очень многие высоко ценят его личные качества, находятся и те, что поглядывают с неодобрением на поведение зрелого мужа, сходное с выходками блудливых щенят.

Одно тянет другое. Постоянное отсутствие супруга оставляло Эржебет много времени для докучных томлений и толкало на безрассудства. Ей совершенно нечем было себя занять. В угоду Надасди она не устраивала светских приемов и жила замкнуто, довольствуясь обществом экономки; та же не преминула пустить в ход свои чары, внушенные ей наущением самого сатаны.

Брат, подумай, можешь ли ты не принять во внимание то, что твоя кузина стала усердной прислужницей дьявола и с неустанным рвением занимается изучением заклинаний, способных наделить ее темной силой, направленной к разрушению всего светлого и укреплению царствия мрака? Ты должен всемерно воспротивиться этому злу, иначе дурная слава распространится и на тебя, а в наше время никто не убережется от неприятностей, будучи заподозренным даже в малейшей причастности к сатанизму.

Да будет твой суд скорым и праведным, мой царственный брат. Поразим дьявола в самое сердце и очистим имя Баториев от всяческой скверны. Ты наделен властью, ты можешь повлиять на несчастную, убедив ее искренне и чистосердечно раскаяться в своих прегрешениях. Если же Эржебет этому воспротивится, то тебе ничего не останется, кроме как с чистой душой снять со своей совести все заботы о ней и передать ее на попечение церкви. Моля Господа ниспослать тебе мудрости для разрешения сего деликатного дела, остаюсь твоим верным слугой и кузеном.

Тибор Баторий.

29 мая, год Господень 1584».