Текст книги "Тёмные самоцветы"

Автор книги: Челси Куинн Ярбро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 2

Их одежда, пошитая из оленьих и волчьих шкур, была отделана полосками и кусочками кожи. Головы лопарей облегали меховые остроконечные шапки, ноги – загнутые в носках сапоги. Светлоглазые и по-азиатски скуластые, они с любопытством оглядывали Золотую опочивальню, но наотрез отказались пасть ниц перед царем.

Здоровье того в последние три недели заметно ухудшилось. Узрев в небе знамение, Иван перестал мыться и носил все тот же кафтан, что был на нем в злополучный вечер. Волосы на голове и в бороде его спутались, а глаза, и без того выпуклые, теперь, казалось, вываливались из глазниц. Ткнув жезлом в лопарей, он резким тоном велел им назвать день его смерти.

Старший шаман – старик с изборожденным глубокими морщинами лицом и бестрепетным взглядом – вышел вперед. Странная просьба ничуть его не смутила.

– Нам нужен огонь, – заявил он, тщательно подбирая слова, поскольку русский знал плохо. – Вели разложить костер.

– Зачем? – встрепенулся Иван и осенил себя крестным знамением. – Вы замыслили сжечь меня, чтобы послать прямо в ад?

Старший колдун отрицательно покачал головой.

– Мы этого не умеем. Ад ваш, а не наш. – Он повернулся к остальным лопарям, и те утвердительно закивали. – Звезда – огонь неба. Чтобы понять, что она сказала, нам надо посоветоваться с огнем на земле.

Иван недоверчиво усмехнулся, потом поманил к себе ближайшего стражника.

– Вели кому-нибудь развести костер перед собором Михаила Архангела. Меч его защитит нас от происков сатаны. – Он подскочил на месте, размахивая руками. – Поторопись же! Не мешкай!

Лопари рассмеялись, глядя на пляску хозяина огромного чума, но под грозными взглядами стражников мгновенно притихли.

– Вон! Все вон! Разведите огонь! – взвыл Иван.

Стражники, торопливо скликая челядь, выскочили на улицу. Иван, прижавшись лицом к оконным стеклам, следил за поднявшейся внизу суетой. На лопарей, обступивших его, он не смотрел и часто крестился, опасаясь злых чар.

Когда наконец огонь запылал, старший шаман дал соплеменникам знак следовать за собой. Спустившись во двор, лопари окружили костер и завели монотонную песнь, затем хороводом пошли вокруг пламени, время от времени что-то бросая в него и принюхиваясь к жирному дыму. Иван наблюдал за происходящим с таким неослабным вниманием, что даже не обернулся на шорох шагов за спиной.

– Великий государь, – произнес князь Шуйский, преклоняя колени и касаясь лбом пола. – Я молю Господа ниспослать тебе помощь в час испытаний.

Иван отмахнулся.

– Я не могу сейчас с тобой говорить. Есть более важное дело. Они уже начали.

– Кто, государь? – спросил Василий, вставая.

– Лопари. – Царь повернулся. Лицо его исказила гримаса. – Они сейчас пытают судьбу, чтобы подсказать мне, как быть. У них есть способы читать знаки свыше.

– Батюшка, потолкуй лучше с митрополитом, – сказал Василий. Ласково, словно ребенку. – Зачем тебе эти нехристи? Стоит ли множить свои несчастья, прибегая к помощи колдовства?

– Они ведают многое, – не сдавался Иван. – Их мудрость известна всему свету. А митрополит закоснел в упрямстве. Он не внемлет моим просьбам, говоря, что царевичу не совладать с государством, и не дает мне оставить трон.

Князь укоризненно улыбнулся.

– Пусть эти люди мудры, но, батюшка, как ты узнаешь, что они тебя не обманывают?

– Я послал за алхимиком. Он разберет, где правда, где плутни, – заявил царь сварливо.

– А как ты поймешь, что алхимик не лжет? – резко спросил Василий. – Он добивается твоих милостей, невзирая на неудовольствие своих сотоварищей. Почему раскол в польском посольстве не тревожит тебя, государь? – Князь чуть не вплотную подступился к Ивану. – Этот человек совсем не таков, каким хочет казаться. Всем это ведомо, все о том говорят. Ты, батюшка, даришь его благосклонностью, но, сам посуди, можно ли доверять человеку, какой от тебя не зависит? – Он сокрушенно покачал головой и нахмурился, словно и впрямь удрученный сложившимся положением.

– Вы все тут зависите от меня! – вдруг взвился Иван. – Без царя нет Руси! Я – ваш оплот и ваша надежда! – Глаза его вновь страшно выкатились, в уголках рта заблестела слюна.

Василий вмиг присмирел.

– Да, батюшка, да, – залебезил он с потерянным видом. – Ты единственный наш господин, о том ведает каждый русич. Но, – голос боярина вновь отвердел, – сей алхимик – чужак.

Иван обеспокоенно завертел головой.

– Так говоришь, он мне не предан?

– Он присягал Баторию, – уронил князь.

– А женат на твоей сроднице, Васька, – язвительно возразил царь. – Он теперь словно бы Шуйский. А разве Шуйские не преданы трону?

Василий захлопал глазами.

– Нам есть что терять, мы держимся за свое, – выпалил он надменно. – А сей венгр гол как сокол, у него нет ни родины, ни земли, он – изгнанник.

– Прикуси язык, Васька! – крикнул Иван и глаза его позеленели от гнева. – Ты хочешь подбить меня на неправое дело. Но ты не заставишь царя ополчиться против невинного и покрыть свое имя позором. Нет, не заставишь! И никто не заставит!

– Нет. Конечно же нет, – спохватился Василий, опасаясь, что царь метнет в него жезл. – Но и меня не след упрекать за излишнее беспокойство. Если инородец оступится, он бросит тень и на нас.

– Он не держит в мыслях худого, – устало сказал Иван, поворачиваясь к окну. – Я это чувствую, и ты не перечь мне. – Он вдруг умолк, ибо шаманы во дворе пронзительно закричали, глядя на столб ярких искр, возносящийся к черным тучам.

Василий кашлянул.

– Батюшка, рассуди, какой мне прок возводить напраслину на инородца? Но если он замыслил недоброе…

– Если, если, – передразнил Иван, указывая на дверь. – Сперва все вызнай, а потом уж наушничай, князь Василий. Я не желаю тебя больше видеть. Ступай.

Василию оставалось только повиноваться. Он согнулся в поклоне и попятился к выходу, едва не метя шапкой пол. За дверью князь выпрямился и с минуту постоял, отдуваясь, обескураженный неудачей, потом приосанился и выпятил грудь, заметив в конце коридора того, из-за кого у него с царем вышел разлад. Венгр шел к нему в окружении четырех рослых стражей. Ладно уж то, что с ним нет Годунова, подумал Василий и заступил зятю путь.

– Бог в помощь, княже, – сказал Ракоци, останавливаясь. Он торопился, но сознавал, что без разговора не обойтись.

– Тебе того же, – буркнул Василий. – Как там моя племянница? Здорова ли и довольна ли? Доволен ли ею ты? – Князь искал ссоры, ведь любые расспросы о чужих женах считались среди бояр оскорбительными. Но венгр лишь кивнул.

– Была здорова, по крайней мере с утра, когда понесла в монастырь еду больным, не встающим с постели.

– По-прежнему таскается по приютам? – презрительно усмехнулся Василий. – И ты дозволяешь ей это?

– Да, – сказал Ракоци. – С чего бы мне вдруг противиться?

– Да с того, что она теперь замужем! – воскликнул Василий, потрясенный вопросом. – Ей надлежит сидеть дома и нянчить детей.

Ракоци какое-то время молча разглядывал кичливого родича Ксении, потом спокойно сказал:

– Ну, детей у нас пока нет, а потом – я ведь не русский. Мы не запираем своих женщин – не важно, замужних или незамужних – в домах, считая, что собственное здравомыслие обережет их лучше, чем стража. – Он коротко поклонился. – Князь, меня ожидает царь, и с моей стороны было бы нелюбезно опаздывать.

Василий не мог допустить, чтобы последнее слово не осталось за ним, к тому же он был возмущен.

– Их надо пороть – вот и все здравомыслие, пока не возьмутся за ум.

Что-то вспыхнуло в темных глазах венгра, но тут же потухло.

– Я буду иметь в виду это, князь. – Сказав так, он дал стражникам знак и направился к царской опочивальне.

Провожая противника взглядом, Василий внезапно подумал, что, если дошло бы до драки, ему от самоуверенного и хитрого венгра досталось бы много больше, чем тому от него.

Войдя в опочивальню, Ракоци перекрестился на образа и, согласно польскому этикету, встал на одно колено, ожидая, когда властелин всея Руси соизволит к нему обернуться. Но тот даже не шевельнулся и все так же внимательно глядел в окно.

– Государь, – наконец сказал Ракоци после длительной паузы, и царь Иван подскочил на месте, испустив испуганный крик.

– Фу, это ты, – пробормотал он, крестясь.

– Прибыл по твоему велению, государь, – откликнулся Ракоци, ощущая спиной взгляды стражников.

– По моему. Да, да, да, – согласился Иван и указал на окно. – Там лопарские колдуны.

– Я видел их, когда шел сюда, государь, – произнес Ракоци осторожно, пытаясь навскидку определить, в каком состоянии царь. – Они, похоже, греются у костра.

– Не греются, – возразил поспешно Иван. – Они смотрят в огонь, чтобы узнать, что мне уготовано.

Ракоци помедлил, соображая, какого ответа от него ожидают.

– А надо ли это знать? – спросил после паузы он.

– Обыкновенному смертному – нет, – ответил Иван и, задрав голову, поскреб подбородок. – Но я царь, и моя судьба – это судьба всего государства. Волей-неволей мне надобно ведать, что со мной станется, чтобы не кинуть Русь на иноверцев или татар.

Ракоци вслед за царем осенил себя крестным знамением, словно бы разделяя его тревогу.

– Истолкование знаков – трудная вещь. Эти люди… Они действительно могут заглядывать в будущее?

– Надеюсь, – сказал Иван и вдруг горько всхлипнул. – Я уже так измучился, что хватаюсь за все. – Он кашлянул. – Мне надобно знать свою участь. Господь милостив, однако митрополит не дает мне пойти по стезе вышнего промысла. Я вынужден обратиться к нехристям, раз уж наш главный церковник не знает, как снять пелену с моих глаз. Или не хочет. О, он великий упрямец, московский митрополит. Я мог бы объявить его патриархом, однако не стану, если он не склонится предо мной. Что думаешь, венгр, прав ли я?

– О, государь, на этот вопрос у меня нет ответа. – Ракоци опечаленно покачал головой. – Король, приславший меня сюда, католик. Высказав свое мнение, я его подведу.

– Странно, – сухо заметил Иван. – При чем тут король? – В глазах его появился лихорадочный блеск. – Ведь мы говорим о промысле Божьем?

– Я не настолько мудр, чтобы разбирать, чего Господь от нас хочет, – сказал тихо Ракоци, опуская глаза.

– С твоими-то самоцветами? – сварливо осведомился Иван. – Что-то ты скромен, алхимик. Камень – опора, а вера есть луч к сердцу каждого человека.

– Или так принято полагать, – заметил Ракоци, против воли припоминая разнообразных священнослужителей: вавилонских, египетских, римских, испанских, индийских, – считавших, что сердце его – открытая книга. Но читать в ней из них умел лишь один, самый первый, разделивший с ним кровь.

– Святотатственно в том сомневаться! – внезапно разгневавшись, крикнул Иван. Он вскинул жезл, но пошатнулся и, придя в изумление от собственной слабости, взволнованно зашептал: – Нет, я не должен вновь воздевать свою руку! Это грех, тяжкий грех.

Ракоци, видя, что царь близок к припадку, попытался его успокоить.

– Что минуло, то прошло, государь.

– Да, да, прошло, но что будет – загадка. – Иван повернулся к окну. Он с минуту прислушивался к заклинаниям лопарей, потом мрачно пообещал: – Если они собираются скакать там до ночи, то далее попляшут в аду.

Ракоци обеспокоенно передернул бровями.

– Ах, государь, – сказал укоризненно он, – яви этим людям свое снисхождение. Требуется огромное мужество, чтобы не отрываясь взирать на огонь.

– Верно, – прошептал Иван. – Да, да, да, да. – Он отер ладонью лицо, сгоняя бегущие слезы. – Они весьма искусные колдуны. Самые искусные в мире. Я щедро вознагражу их. Да, да.

Ракоци, знавший по опыту, какой бывает царева милость, поспешно заметил:

– То, что этим людям дали увидеть Москву и первого из властителей мира, само по себе вознаграждение, государь. Ничто другое теперь им просто не нужно. – Ибо не произведет большего впечатления, хотел он прибавить, но царь не дал ему говорить.

– Вот-вот! – вскричал он. – Совершенная правда! Тебе моя щедрость тоже не нужна. У тебя нет резона жить в моей воле.

– Если сбросить со счета сокровище, каким меня тут одарили, – быстро произнес Ракоци, вовремя сообразивший, куда клонит Иван. – Разве верная и ласковая супруга не стоит того, чтобы быть за нее в неоплатном долгу?

– Разумное рассуждение, – сказал Иван, успокаиваясь. – Русские женки куда лучше иных, даже если немного костлявы. – Он хохотнул и вдруг воззрился на стражников: – Эй, служивые, чего вам тут надобно? Ну-ка, ступайте за дверь.

Четверо стражников, недоуменно переглянувшись, в пояс поклонились царю и поспешили исполнить приказ. Тут со двора донеслись громкие крики, и Иван снова приник к окну, жадно всматриваясь в кружащихся по двору лопарей.

– Они вызнали что-то. Что же? Что?

Царь молчал несколько долгих минут, затем оглянулся и ткнул в Ракоци пальцем.

– Ты! – сказал он. – Ты разберешь, правдиво ли их гадание?

– Я? – озадаченно спросил Ракоци. – Но… Государь, наверняка у тебя есть люди, сведущие в дикарских обрядах. Не лучше ли дать подобное поручение им?

Иван усмехнулся.

– Я уже говорил, ты слишком скромен, и это можно понять. Изгнаннику, вечно зависящему от чьего-то расположения, заноситься не след. Но тебе ведомы тайны камней, а те дают прозорливость. – Он помотал головой, потом зашептал: – Я сам был прозорлив… до смерти Ивана. Камни говорили со мной, но ныне – молчат.

Ракоци сокрушенно развел руками.

– Я не владею таким даром. Сам посуди, разве могу я быть равным тебе, государь?

– Верно, да, это верно, – согласно закивал тот. – Но ты единственный, кому я могу довериться. И будешь единственным, кто услышит, о чем мне поведают колдуны.

Ракоци поклонился, решив все оставить как есть. В конце концов, предсказания прорицателей наверняка будут туманными, что даст ему простор для маневра.

– Если таково твое желание, государь, я попытаюсь что-нибудь сделать.

– Они скоро придут, – мрачно сказал Иван. – Я ведь почти не сплю, знаешь? Забываюсь на время, но спать не могу.

– Сон – благословение Божие, государь, – отозвался Ракоци, в три последние тысячелетия редко спавший долее двух часов кряду.

– Сон навевают ангелы, а мои ангелы теперь далеко. Их отпугнули мои прегрешения. – Иван усмехнулся. – Смерть – это сон ангелов, так говорит митрополит, и, если он прав, я засну еще до конца года. – Он оглядел двор. – Они гасят огонь.

За окном поднялась суета, послышались гортанные крики.

– Сейчас их приведут, – зашептал возбужденно Иван. – Ты открой дверь и встань за нею. Так, чтобы тебя не заметили. Пусть им будет свободнее. Колдуны недоверчивы и пугливы, им нужен простор.

Старший шаман пал царю в ноги, и тот удовлетворенно заулыбался, но Ракоци содрогнулся, почувствовав, что предсказание будет дурным.

– Мы глядели в костер, – объявил старик, не поднимаясь с пола.

– Я это знаю, – отмахнулся Иван. – Что вы там видели? Говори!

Колдун поежился.

– Царь, огонь нам сказал, что твой Бог призовет тебя на восемнадцатый день марта.

Золотую опочивальню охватило молчание. Колдуны перестали дышать, а царь застыл, словно охваченный льдом.

– Ты уверен? – спросил он наконец, затем поманил пальцем Ракоци. – Ну, венгр мой, что скажешь?

Ракоци покачал головой.

– Я не знаю, справедливо ли предсказание, однако уверен, что человек этот честен. Возможно, он не так что-то понял, но он не лжет, государь. – Узкая маленькая рука его легла на крылатый сапфир. – Клянусь в том сим камнем.

Иван одобрительно склонил голову набок.

– Я понял тебя. И готов верить этим кудесникам, но хочу, чтобы они еще раз провели свой обряд. Надобно убедиться, нет ли ошибки. – Он посмотрел на шамана. – Сейчас разложат новый костер. Вы опять посоветуетесь с огнем и вернетесь.

Лопарь поднял голову.

– Царь, если мы снова станем тревожить наших богов, они могут озлиться.

– Пусть, – заявил Иван. – Иначе разгневаюсь я. – Он хлопнул в ладоши и сказал вбежавшим в опочивальню стражникам: – Разожгите другой костер. И поскорее.

После секундного колебания стражники выскочили за дверь. Иван устремил взгляд на Ракоци.

– Теперь ты, – сказал он. – Ты спустишься вниз и присмотришь за колдунами. Чтобы в их деяниях не было даже намека на участие сатаны.

Не имело ни малейшего смысла уточнять, что это значит. Ракоци покорно склонил голову.

– Если таково желание государя, – пробормотал он, сам желая лишь одного: поскорее уйти.

– Да таково, – отрезал Иван и вдруг горестно всхлипнул. – Ты должен поддержать меня, венгр. Если бы ты только знал, как я одинок в своей муке. Мне горько чувствовать, что судьба моя решена. Мой сын ждет меня, он хочет содеять со мной то же самое, что содеял с ним я. – Затрясшись в судорожных рыданиях, царь привалился к стене.

Старший шаман внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Ракоци.

– Ты будешь за нами следить?

– Так мне приказано, – прозвучало в ответ.

Колдун вновь посмотрел на Ивана.

– Очень трудно разбирать знаки для этого человека. Можно запутаться. Слишком много всего.

– Не сомневаюсь, – сказал Ракоци и подошел к царю. Тот, забившись в угол, яростно грыз ногти, из-под которых уже выступала кровь.

– Он здесь, ты зришь ли? Он здесь! Он глядит на меня, он меня упрекает. Его череп расколот, а глаза полыхают как угли. Он ждет моей смерти, чтобы сбросить меня в ад. – Иван умолк и воззрился на колдуна, сосредоточенно разгребавшего воздух руками. – Эй, что ты делаешь?

– Отгоняю от тебя дьявольских духов, – пояснил, задыхаясь от усердия, тот.

– Стой, нехристь! – крикнул Иван. – Мой сын не дьявольский дух и тебе не подвластен. Один лишь Господь может его отозвать. – Он медленно выпрямился на дрожащих ногах и пожаловался: – Но Господь меня словно не слышит.

– Мы будем просить наших богов, – сказал кто-то из лопарей. – Быть может, они смогут что-нибудь сделать.

– Нет! – взвыл Иван. – Нет! Нет! Я запрещаю вам это! – Он шагнул к старшему колдуну. – Уйми своих волхователей, нехристь. Я не желаю, чтобы мой сын из-за вас лишился царствия Божия. Это мой грех удерживает его здесь, и Господь взыщет с меня за него полной мерой. Иван вознесется в рай, когда я пойду в ад. Горе тому, кто попытается встать у него на дороге!

Старший шаман покачал головой.

– Царь, – сказал он недоуменно, вставая с колен, – мы не хотим зла твоему сыну. Нет худа в том, что наши духи будут его охранять.

– Его охраняют ангелы, – пробурчал недовольно Иван, отворачиваясь к окну.

Ракоци облегченно вздохнул и пошарил за поясом. Там, где бояре обыкновенно прятали вилки и ложки, у него хранился небольшой пузырек. Раздумывая, не пришла ли пора предложить царю снадобье, он вдруг почувствовал, что кто-то тронул его за рукав.

– Я хочу помочь этому человеку, – сказал старик тихо. – Но скажи, чего же он хочет от нас?

– Боюсь, того, чего никто из нас дать ему не способен, – прошептал в ответ Ракоци, делая вид, что внимательно изучает лицо лопаря. – Он говорит что думает, государь, – сказал он обернувшемуся на его голос Ивану. – Ни от него, ни от его сотоварищей не исходит вреда.

Иван благожелательно покивал.

– Это хорошо, хорошо, – пробормотал он задумчиво и посмотрел на шамана: – Костер уже разгорелся, колдун.

Тот устало кивнул.

– Да. Мы уходим.

– Велю вам творить обряд с прилежанием, иначе вы спознаетесь с плетью, – напутствовал его с грозным видом Иван. Голос царя окреп, глаза прояснились и столь свирепо прищурились, что лопари, пришедшие в ужас, побежали, толкаясь, к дверям.

– Подожди, – рыкнул Иван, когда Ракоци двинулся следом. – Я хочу говорить с тобой с глазу на глаз.

– Я весь внимание, государь, – сказал настороженно Ракоци. Молниеносное прояснение рассудка безумца сулило так же мало хорошего, как и вспышки его необузданной ярости.

– Нельзя, чтобы эти кудесники зачаровали меня, – заявил Иван, пристукнув жезлом. – Следи за тем строго. Каждый, кто лелеет зломыслие, будет забит кнутами у Спасских ворот. – Он злобно ощерился, потом глаза его потеплели. – Встретишь Годунова, вели ему не говорить Федору о лопарях. Тот может узреть в них забаву.

– Да, государь. – Ракоци поклонился. – Я все исполню.

Исполнять, собственно, было нечего. Годунов еще загодя удалил царевича из Кремля, а от лопарских шаманов не исходило злой силы. Однако Ракоци спустился во двор и встал, приготовившись к долгому бдению, невдалеке от костра, жар которого превращал окружающий его снег в грязноватую слякоть.

Костры разводились еще не раз и пылали до поздней ночи, но предрекали они мятущемуся царю лишь одно: смерть на восемнадцатый день марта.

* * *

Письмо Бориса Годунова к сэру Джерому Горсею, написанное на латыни.

«Высокочтимому исполнителю воли Елизаветы Английской шлю мой привет!

К сожалению, я вынужден согласиться, что многие ваши наблюдения справедливы. Царю Ивану уже пятьдесят три, силы его, несмотря на наши молитвы, слабеют, а на царевича Федора надежда плохая, ибо он, безусловно, не сумеет управиться с государственными делами, когда придет срок. Он, если вообще останется жив, будет нуждаться в помощи, которую я надеюсь оказать ему, как его тесть. Кроме того, батюшка объявил, что намерен поручить пригляд за царевичем Никите Романову, и таким образом тот окажется под надзором сразу двоих сведущих в дипломатии и радеющих о процветании России бояр.

Что же касается недавнего казуса с царскими стражниками, то он вполне объясним. Федор Иванович в своем развитии больше ребенок, нежели зрелый муж, и потому полон детского любопытства. Он вовсе не собирался содеять что-то дурное, когда повелел раздеть этих стражников догола, ему просто хотелось сравнить себя с ними. Умысли он нечто сходное с вашими подозрениями, путь ему был бы один: в монастырь – тут и отец не помог бы. Православная церковь к этого рода прегрешениям очень строга. Не знаю, как там заведено у вас или у католиков, но у нас за такое бывает что и казнят. Но к простодушию суд всегда снисходителен, а царевич более чем простодушен. Он снедаем одной лишь страстию: трезвонить в колокола. Федор отнюдь не тянется к любострастным утехам и не предается им ни сам, ни с Ириной, моей сестрой, даже митрополит однажды: заметил, что наш царевич не запятнан плотскими вожделениями в той же степени, что и любой осиянный нимбом святой.

Далее хочу сообщить, что развитие торговых отношений с Англией представляется мне делом для России полезным и весьма перспективным. Вы ведь сами как-то сказали, что русские меха считаются самими превосходными в мире. Так почему бы нашим странам не извлечь из этого обоюдную выгоду? Поставка нашей пушнины на английские рынки сулит как вам, так и нам огромные барыши, и заверяю вас, что с моей стороны препон здесь не будет. Дело следует двигать. А поскольку Федору Ивановичу принимать решения самому затруднительно, то было бы не худо нам с вами заранее обговаривать все спорные пункты наших будущих соглашений, чтобы не выходило разлада при официальном их утверждении. Во всяком случае, давайте встретимся через неделю еще раз и разберем, что в первую голову важно для взаимного процветания наших стран. А пока примите совет: не ищите сейчас встречи с батюшкой. Он вряд ли вас примет, ибо его полностью обескуражило предсказание колдунов-лопарей. Царь убежден, что умрет на восемнадцатый день марта, и, поскольку до срока осталось чуть менее месяца, ищет утешения то в ласках супруги, то в неустанных молитвах, то в созерцании драгоценных камней.

Да будет милостив к вам Господь.

Борис Федорович Годунов».