Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Военный товарищ

Всё было красиво – и чёрная шинель с алыми погонами, и отутюженные брюки с лампасами, и начищенные ботинки.

Федя шагал, постукивая каблуками. У него было отличное настроение.

Вообще-то говоря, следовало дать деду телеграмму о том, что он приедет к нему погостить. Но, с другой стороны, трудно было рассчитывать на то, что дед, генерал-лейтенант, бросит все дела и отправится встречать его – Федю. Дед занят, он читает лекции в академии. В прошлом году Федя прислал телеграмму, и на вокзал приехала бабушка. Это было до того неловко, что даже страшно вспомнить.

Во-первых, бабушка бросилась его целовать и сбила с него фуражку. Потом она начала громко задавать вопросы: «Это кто ж такой к нам приехал? Это почему же мы такие курносые и важные? А для кого бабушка испекла пирог с малиной?…» Всё это можно было выяснить и дома, но разве бабушка могла понять, что он, Федя, суворовец, военный, правда, так сказать, молодой военный, но всё-таки… Эх, бабушка, бабушка!.. Вот дед – это человек!..

– Посмотри, какой очаровательный малыш! – раздался за спиной у Феди певучий женский голос. «Надеюсь, что речь идёт не обо мне», – хмурясь подумал Федя и на всякий случай прибавил шагу.

– Ты взгляни, как он шагает. Раз-два. Раз-два, – продолжал тот же голос. – Настоящий мальчик с пальчик.

Ну, это уже было слишком! Федя обернулся, замедлил шаг и, не поднимая глаз, раздельно произнёс:

– Я не мальчик с пальчик. У меня на плечах погоны.

Женщина, вслух восторгавшаяся Федей, смущённо взглянула на своего спутника. Тот, вскинув брови, громко сказал:

– Прошу извинить мою супругу. Вы совершенно правы, товарищ суворовец.

Федя с достоинством кивнул, коснулся пальцами козырька и, удаляясь, услышал:

– Сегодня мальчик с пальчик, а завтра он офицер. Поняла?..

… Перед тем как нажать кнопку звонка, Федя оправил обмундирование и, убедившись, что всё в полнейшем порядке, позвонил.

Дверь отворила тётя Наташа.

Всплеснув руками и расцеловав Федю, она отступила на шаг.

– Здравия желаю, товарищ будущий маршал Советского Союза!

Федя снисходительно улыбнулся. «Вот тётка. Ей уже, наверно, скоро двадцать пять лет, а она балуется, как девчонка».

– Здравствуй, тётя Наташа.

– Здравствуй, Феденька. Ты что ж телеграмму-то не прислал?

– Это не обязательно. А где дедушка, бабушка, Шурик?

– Дедушка с бабушкой скоро будут. Шурик гуляет. Раздевайся. Давай сюда шинель и фуражку, я всё это спрячу, а ты отправляйся в ванную.

Стоя под тёплым душем, Федя услышал звонок и голоса – пришли дедушка с бабушкой.

– Папа, – раздался в передней голос тёти Наташи, – к тебе приехал какой-то военный товарищ. Он сейчас ванну принимает.

– Кто такой? – громко удивился дед.

– Не знаю. Генерал, говорит, будет очень рад, когда узнает, что я к нему в гости приехал.

Федя слушал и улыбался: «Догадается дед?»

А дед уже стоял за дверью.

– Полковник Караваев, вы?

Федя не ответил.

– Если не вы – постучите.

Федя постучал,

– Та-ак, – сказал дед, – сейчас сообразим… Генерал Самохин, уж не вы ли там форсируете водный рубеж? А?…

Федя постучал.

– Выходит, опять не угадал. Кто бы это мог быть?… Уж не вы ли там, часом, купаетесь, Фёдор Михайлович?

«Какой-то Фёдор Михайлович, – весело подумал Федя, – мой тёзка».

– Видите ли, – продолжал дед, – дело в том, дорогой внучек, что вы не учли, какое неотразимое впечатление вы произвели на лифтёршу, которая мне и доложила о вашем прибытии.

Освежённый душем, Федя вышел из ванной комнаты и сразу же попал в объятия к бабушке. Она охала и ахала, поворачивала его, проводила рукой по ёжику стриженых волос и, наглядевшись наконец на внука, сказала:

– Ну, иди уж, иди к деду. Он у себя.

Дверь в кабинет была закрыта, и Федя постучал.

– Разрешите войти?

– Прошу, – отозвался дед.

Его рабочий стол стоял в углу у окна. И Федя, печатая шаг по паркету, подошёл к столу. Остановившись и щёлкнув каблуками, Федя доложил по форме и бросился деду на шею.

– Здравствуй, дедушка!

– Здорово, голубчик. Ну-ка, дай-ка я на тебя гляну…

Здесь, в кабинете, Федя чувствовал себя как за каменной стеной. Здесь Федю называли Федей или Фёдором. Здесь кончались «Федюньчики», «курнафеи» и прочие бабушкины изобретения: в кабинете деда царила суровая простота, милая Фединому сердцу.

Дед подробно расспрашивал об учёбе, о жизни в училище, и Федя отвечал чётко, немногословно, как и положено военному человеку.

Однако беседу эту вскоре прервали детские голоса. Вернулся с прогулки Шурик и вместе с ним его друзья и однокашники.

– Вот что, – сказал дед, – ты ступай к тёте Наташе. Там Шурика увидишь и весь его штаб. Кстати, с ними за компанию телевизор посмотришь. А я часок поработаю.

– Есть! – ответил Федя и, повернувшись через левое плечо кругом, вышел.

В комнате у тёти Наташи ребята рассаживались у телевизора.

– Федя приехал, – сказала тётя Наташа.

– Здравствуй, Федя! – обрадовался Шурик.

А Федя, неловко чмокнув его в макушку, солидно сказал:

– Здорово, голубчик. – После чего отвесил всей компании общий поклон. – Здравия желаю.

– Дети! – сказала тётя Наташа. – Сами телевизор не трогайте. Когда начнётся передача, я приду и включу. Феденька, присмотри за ними, пожалуйста.

И тётя Наташа вышла.

Дети молчали. Они внимательно разглядывали Федю. Подошёл Шурик, стал рядом и с гордостью посмотрел на присутствующих, словно бы говоря: «Смотрите, завидуйте. Вот какой у меня брат двоюродный».

К Феде подошла маленькая девочка, Алёнушка. Присев, она осторожно потрогала пальцем красные полоски на Фединых брюках, вздохнула и сказала:

– Красненькие дорожки…

– Это не дорожки, – сказал Шурик, – это лампасы. Как у дедушки.

– А ты, мальчик, тоже генерал?

– Нет, девочка, я не генерал.

– Потому что ты ещё маленький?… Потому что ты ещё рыбий жир пьёшь, да?…

Федя усмехнулся:

– Да. Это главная причина.

Шурик достал из-под стола ящик с игрушками.

– О, брат, какое у тебя богатство, – заметил Федя и с плохо скрываемым любопытством вытащил из ящика механическую игрушку – экскаватор.

– Вы знаете, ребята, что это такое? – спросил Федя, проверяя, действует ли завод.

– Это эскаватор, – сказал круглолицый мальчик Витя.

– Верно, Только не эскаватор, а экскаватор.

Федя нажал кнопку, и стрела экскаватора медленно поднялась, быстро опустилась и, черпнув ковшом воздух, опять поднялась. «До чего же здорово сделано!» – с восхищением подумал Федя, снова заводя игрушку.

– И какой же экскаватор, – спросил он тоном лектора, – простой или шагающий?

– Простой, – ответили Шурик и Витя.

– А может, шагающий?… Как вы думаете, умеет он шагать?

– Нет, он не умеет, – уверенно сказала Алёнушка, – потому что он ещё маленький…

Вошла тётя Наташа и включила телевизор. Началась картина «Золушка».

Федя сидел на краю дивана, положив голову на ладонь и не отрывая глаз от экрана. Если бы его такого, вконец захваченного зрелищем, увидела бы бабушка, не обошлось бы без охов, ахов и трогательных восклицаний.

Но всё же самое интересное было вечером.

К деду пришли гости – два генерала с жёнами и полковник. Пока женщины пили в столовой чай, в кабинете у деда собрались мужчины. Туда же, разумеется, был приглашён и Федя.

Дед представил его гостям, и Федя, разрумянившийся от волнения и от оказанной ему чести, пожал руку одному генералу, потом другому и потом полковнику.

Полковник оказался самым весёлым. Взглянув на Федю, стоящего рядом с дедом, он улыбнулся и сказал:

– Вы знаете, бывают такие диаграммы, где не столбики нарисованы, а фигурки. Вот смотрю я сейчас на внука и на деда – прямо живая диаграмма: выплавка стали до войны, а это вот в наше время, Как говорится, рост налицо.

Федя смотрел на генерала Героя Советского Союза и вдруг вспомнил: ну конечно, его портрет висит у них в училище в кабинете «Великая Отечественная война».

Когда Федя вернётся в училище, он расскажет, что целый вечер провёл вместе с генералом, о котором, кажется, даже сложена песня.

На пороге появилась бабушка:

– Прошу к столу! – Взглянув на часы, она обернулась к Феде: – А не пора ли представителю молодёжи на боковую?

Сперва Федя сделал вид, что не слышит, затем посмотрел на бабушку такими умоляющими глазами, что она затрясла руками и вышла.

– А вот мы у него сейчас спросим, – сказал дед. Посмотри на нас, Фёдор, и скажи – очень мы старые.

Федя замотал головой:

– Вы совсем молодые.

– Юноши, правильно? – спросил полковник.

– Ну, не юноши, конечно, – с сожалением ответил Федя, – но молодые. И сильные.

– Вот, братцы, что наша боевая смена заявляет, – сказал генерал и дружески похлопал Федю по спине.

Значит, ещё есть порох в пороховницах?

– Есть! – уверенно воскликнул Федя.

Через час, простившись с гостями, с бабушкой, с тётей Наташей и с дедом, Федя отправился спать.

Полный впечатлений, он медленно раздевался и, складывая на стуле обмундирование, увидел на подушке расцвеченный красками листок бумаги.

Это был рисунок. Сверху светило овальное, лимонного цвета солнце. Из заводских труб валил сиреневый дым. С красным флагом шагали дети. А сбоку, на переднем плане, стояла колонна могучих танков. Танки не стреляли. Но они, вне всякого сомнения, были готовы открыть огонь, если бы враги посмели обидеть детей.

Федя, улыбаясь, разглядывал рисунок. Откуда-то из темноты раздался тихий голос Шурика:

– Федя!.. Это я нарисовал.

– Молодец, – сказал Федя, – объявляю тебе благодарность. – И, потушив свет, добавил: – Спокойной ночи, Отбой.

Шурик шумно втянул носом воздух и, поворачиваясь на другой бок, произнёс сонным голосом:

– Здравия желаю!..

Член правительства

Сегодня прекрасный день, яркий и свежий. По широкому тротуару степенно идут четверо ребят. У всех в руках портфели. Ребята явно направляются в школу, но они почему-то не торопятся. Они даже не хлопают друг друга по спинам своими многострадальными портфелями.

– Сегодня газета когда вышла? – спрашивает Юрка Беликов.

– Рано утром, – отвечает Саша Максимов и тихо добавляет: – Мы вторыми будем. Первая смена уже…

– Погодите, – говорит Алёша Петров. – Мы, знаете, что сделаем? Когда урок начнётся, кто-нибудь встанет и скажет…

– Что скажет?

– Приветствие. «Дорогая Прасковья Степановна! Мы, ученики четвёртого класса, поздравляем вас, потому что вас избрали депутатом Верховного Совета». Вот так.

Алёша смотрит на Юрку, потом переводит взгляд на Сашу, на Витю Яшина.

– Какие есть предложения? – Юрка треплет по плечу Витю Яшина. – Что же ты молчишь, «племянник»?

– Я думаю, – отвечает Витя и едва заметно краснеет.

Он не любит, когда его называют «племянником». Это прозвище ему досталось летом на футболе, на стадионе «Динамо», когда Витя соврал ребятам, сказав о том, что знаменитый вратарь Лев Яшин – его дядя. С того злополучного дня он стал «племянником».

– Я думаю… – повторяет Витя.

А Юра хлопает в ладоши и говорит басом:

– Тише, граждане!.. «Племянник» думать будет!

Ребята смеются, потом Саша Максимов говорит:

– Вот вы все «ха-ха-ха», а сейчас будет не до смеха.

– Почему?

– Потому. Теперь Прасковья Степановна кто?

– Депутат Верховного Совета.

– Правильно. Член правительства. Вот, например, тебя, Витя, Прасковья Степановна к доске вызовет. Ты выйдешь. Ты перед кем будешь стоять.

– Перед Прасковьей Степановной, – почему-то шёпотом отвечает Витя.

Саша Максимов останавливается.

– Перед членом правительства! Понятно? Вот ты перед кем будешь стоять!

Все невольно останавливаются.

– Пошли, – говорит Саша, и все следуют за ним.

– Вызовет тебя Прасковья Степановна, – снова начинает Саша, – и скажет: «Яшин Виктор, правительство хочет знать, что такое имя прилагательное». М-м?…

Витя облизывает губы и быстро отвечает:

– Пожалуйста. Именем прилагательным называется часть речи, которая обозначает признак предмета.

Саша любуется голубым небом и, не опуская глаз, с прежней солидностью уточняет;

– А на какие вопросы отвечает?

– Кто?

– Имя прилагательное.

– На вопросы «какой» или «чей». Что скажешь – нет?

– Правильно!

Захватив инициативу, Саша держится несколько самоуверенно.

– Петров Алексей! – он строго смотрит на Алёшу. – Ты грамматику учишь?

– Конечно, учу, – отвечает Алёша и щурится. Он ждёт каверзного вопроса.

– Сколько в русском языке частей речи?

Алёша хмурит лоб. Он держит портфель под мышкой и, загибая пальцы, скороговоркой выпаливает:

– Имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, глагол, наречие, предлог, союз, частицы, междометие. Всего десять. Только у меня получается девять…

– Правительству асе ясно, – говорит Саша. – Ты пропустил местоимение.

– Ой, правильно!

– А как же с табелем теперь будет? – говорит Юра Беликов.

– Как было, так и будет.

Юрка Беликов возмущается;

– Ребята, вы послушайте, что «племянник» говорит; «Как было, так и будет». Теперь в твоём табеле депутат писать будет. Если ты, например, по арифметике не ответишь, на кого-нибудь из ребят из третьего класса прыгнешь и чуть-чуть проедешь, сейчас же в табеле будет написано: «Арифметика устная – 2. Поведение – 2. И в скобках: «Верховая езда на школьниках младших классов», А внизу подпись: «Классный руководитель, заслуженная учительница, депутат Верховного Совета».

– Да, табель – это штука серьёзная, – соглашается Витя. Вот когда перед выборами к нам из Ленинграда дядя приехал, мама ему говорит: «Володя, голосуй а нашем участке, у нас баллотируется учительница, у которой Витя учится». А дядя Володя говорит: «Витя, дай сюда твои тетради». Я дал, он посмотрел, говорит: «А теперь дневник покажи», Я показал, он говорит: «Всё ясно». И вот пошли мы голосовать…

– О-хо-хо! Молод ты ещё голосовать! – усмехается Юрка Беликов.

– А я и не голосовал. Я так. Примерялся.

– Ну ладно, погоди, – обрывает Витю Саша Максимов. – Мой папа на предвыборном собрании был, там Прасковья Степановна речь говорила. «Спасибо, говорит, вам, дорогие товарищи, за доверие. Я смотрю в зал и вижу четырёх моих бывших учеников. Вот сидит один – инженер, а вот другой – почти что академик, а вот полковник, а вот критик по литературе… Очень, говорит, приятно, что вы все у меня учились». Вот… А потом папа домой пришёл и говорит мне: «Александр, если ты до сих пор учился прилично, сейчас ты должен учиться отлично».

– Конечно, – подтверждает Юрка Беликов и смотрит на ребят, – иначе просто неудобно, я считаю…

За поворотом уже виднеется школа.

В классе стоит торжественная тишина. Когда открывается дзерь и входит маленькая седая Прасковья Степановна, все поднимаются со своих мест и дружно аплодируют. Хлопая в ладоши, ребята с нетерпением смотрят на Юрку Беликова. Ему поручена приветственная речь.

Прасковья Степановна поднимает руку, и наступает тишина.

– Дорогие ребята, – говорит она негромко, но очень отчётливо, – благодарю вас за ваше приветствие. Мне хочется, чтобы вы росли умными, сознательными, культурными. Это не только моя забота, ребята. Это забота всего государства, нашей партии и правительства. Ещё раз спасибо, ребята. А сейчас начнём урок…

Прасковья Степановна протирает очки кончиком платка и смотрит в список:

– Беликов Юрий!

Юрка встаёт и направляется к доске. Жаль, конечно что не удалось произнести приветственную речь, но ничего, он сейчас ответит делом.

Прасковья Степановна задаёт вопрос. Беликов Юрий отвечает.

Он отвечает и на второй вопрос, и на третий.

Юрка смотрит в глаза учительнице и говорит:

– Большинство существительных имеют два числа, единственное и множественное…

Юрка отвечает чётко, даже торжественно, и можно подумать, что он адресуется непосредственно в Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик.

Чрезвычайный посол

По городу он ехал обычно, не быстрей других. Но вот городская улица влилась в широкое шоссе, и Бережков прибавил газу, «Волга» мчалась по накатанному асфальту, «Ручку на себя – и в полёт!» – весело подумал Бережков. Давненько он не сидел за баранкой. Хорошо!.. Мелькают придорожные берёзки, зелёные холмы, высвеченные солнцем лужайки.

Он не заметил, как потемнело. Набежала тучка, и по ветровому стеклу хлестнули тяжёлые капли. Июльский дождь торопился, словно хотел уложиться в регламент – две минуты, и ни секунды больше.

Дождь кончился. Теперь можно проехать с ветерком. Как быстро пролетают машины и белые фигурки регулировщиков. Вот один, другой… А вот и третий. Он поднимает руку и властным жестом указывает в сторонку к обочине.

Бережков затормозил и, остановив машину, оглянулся.

Медленно подошёл регулировщик и, сурово сдвинув брови, козырнул:

– На побитие рекорда идёте?

Бережков кротко улыбнулся. Опытный автомобилист, он знал: самое верное дело в подобных случаях – приложить руку к сердцу и с ангельской покорностью во взгляде сказать: «Простите, товарищ начальник. Даю слово, больше это никогда не повторится».

Выслушав покаяние Бережкова, регулировщик осуждающе покачал головой:

– Вы что же, первый день на машине работаете?…

– Я давно езжу.

– Значит, вы, наверно, заметили, что у вас в машине прибор имеется, под названием спидометр. Так?…

Регулировщик говорил не спеша, с видимым удовольствием от духовного общения с водителем. «Скучновато ему тут на шоссе, – участливо подумал Бережков, – не с кем поговорить».

– Что спидометр показывает?

– Спидометр показывает скорость, – с интонацией первого ученика ответил Бережков.

– Точно. А если стрелочка, к примеру, приближается к сотне, это что значит?…

Бережков был готов ответить и на этот вопрос, но регулировщик погрозил ему пальцем:

– Это значит, товарищ водитель, что машина идёт с недозволенной скоростью. Ясно?…

– Безусловно. Но дело в том, что я тороплюсь, – неосторожно сказал Бережков.

– Хорошо, – обрадовался регулировщик, – прекрасно. Вы торопитесь, выжимаете скорость сто километров. Другой торопится, жмёт на сто двадцать. И что же в итоге может получиться?

– Авария.

– Точно. И вы пострадаете, и ваши пассажиры.

Регулировщик наклонился к машине и попятился.

Из окна «Волги», широко разинув пасть, выглянул белый медведь.

Сняв фуражку и смахнув со лба пот, регулировщик тихо спросил:

– Это как же понимать?…

– Мишка, – обернулся Бережков и ласково потрепал медвежонка, – транзитный пассажир.

– Из зоопарка, что ли?

– С Северного полюса через Москву в детский сад.

– Не может быть! – удивился регулировщик. От былой его суровости не осталось и следа. – Не боязно?…

– Боязно, – серьёзно сказал Бережков. – Прямо вам скажу: боюсь, как бы его там ребятишки не обидели.

Достав из кармана бутылку с соской, Бережков протянул её медвежонку. Тот принялся сосать, сопя и причмокивая.

– Можно ехать? – спросил Бережков.

Улыбаясь детской улыбкой, регулировщик решил было погладить медвежонка, но почему-то раздумал и, козырнув, сказал:

– Пожалуйста.

Проводив взглядом машину, регулировщик прошёл вперёд до следующего поста, где нёс службу усатый, чёрный от загара старшина.

– Вот был сейчас номер. Машина шла с недозволенной. Подхожу, а там, понимаешь, белый медведь.

Старшина не удивился:

– Ничего. Эго у тебя от жары. Вроде как в пустыне – мираж.

Бережков, ведя машину, взглянул на часы. Он уже целую неделю на Большой земле. Сутки, проведённые в столице, промелькнули с непостижимой быстротой. Среди поручений, которыми его, холостяка, закидали друзья, было одно – наиважнейшее и обязательное; заехать в детский сад «Советский полярник» и глянуть на ребят. Об этом просили и начальник экспедиции Ряженцеа, и гидролог Поцелуйко, и доктор Матвеев, и магнитолог-астроном Гармаш. Все они жили и работали на самой вершине мира на одной из дрейфующих станций, а их ребятишки проводили знойное лето в сосновом лесу в сорока километрах от Москвы.

За окном машины проносились разноцветные домики, огороды, серебряные мачты высоковольтной линии. Потом шоссе свернуло в лес и в машине сразу запахло хвоей.

Бережков посмотрел на своего пассажира. Медвежонка томила жара. Опустошив бутылку, он уныло мотал головой и тихонько повизгивал.

– Что, недоволен? – усмехнулся Бережков. – Только без паники. Привыкай к новой обстановке. Нет тебе здесь ни стужи, ни пурги, ни торосов. Быть тебе до поры до времени, Мишка, подмосковным дачником…

Сбросив скорость, Бережков повёл машину по просеке. За невысоким забором начались владения детского сада.

У ворот Бережков посигналил. Из калитки вышел старик.

– Ну что ты гудишь? – строго сказал он. – Не понимаешь?… Тихий час.

– Простите, папаша, не знал. Ребят мне надо повидать.

– Приезжайте в родительский день, тогда и повидаете.

Вот что, попросите, пожалуйста, директора.

Старик покачал головой – «ох уж эти родители», – после чего ушёл, закрыв за собой калитку.

Бережков ждал долго – минут десять. Наконец калитка открылась.

– Машину оставьте здесь. Пройдёте со мной.

– Слушаюсь.

Бережков запер машину и в сопровождении старика проследовал на территорию.

Они вошли в голубой домик, крытый черепицей.

– Сейчас придёт директор, – сказал старик, – посидите.

Бережков начал рассматривать развешанные на стенах ребячьи рисунки. Тут было всё – и всадники на лихих конях, и причудливые натюрморты, и пёстрые хороводы.

Один из рисунков привлёк его внимание – на синей ледяной глыбе рядом с палаткой стоял легкомысленно, по-летнему одетый мужчина, держа в вытянутой руке алый флаг. Под рисунком печатные буквы составляли имя и фамилию автора – Женя Поцелуйко.

Бережков улыбнулся. «Попрошу это произведение искусства и отвезу туда. Пусть отец возрадуется – какой у него в семье выдающийся живописец растёт». Бережков не догадывался, что он любуется авторской копией. Подлинник был уже отправлен с очередной почтой в Арктику.

Увлечённый осмотром выставки, Бережков не заметил, как за его спиной открылась дверь и в комнату вошла молодая женщина в белом халате.

– Вы ко мне? – спросила она.

Бережков обернулся.

– Здравствуйте. Да, я к вам.

– Синицына, – представилась женщина, – директор детского сада. Слушаю вас.

– Бережков Андрей Николаевич. Чрезвычайный и полномочный посол.

– Какой державы? – улыбнулась Синицына.

– Ледяной. Посол дрейфующей станции «Северный полюс – пять».

Он посмотрел на Синицыну. «Какие у неё яркие озорные глаза, – подумал он. – А вся эта её официальность напускная. Небось, когда ребятишки спят, она на детских качелях качается».

– Вы правду говорите? – спросила Синицына.

– Истинную правду. Отцы поручили мне проверить, как относятся к их ребятишкам в вашем детском саду, не обижает ли их дирекция…

– А если обижает?

– В таком случае придётся на дирекцию наложить взыскание.

– А если вы убедитесь, товарищ посол, что у нас всё хорошо. Что будет тогда?…

«Тогда я вас поцелую», – хотелось сказать Бережкову, но он благоразумно воздержался и ответил:

– Тогда я объявлю вам благодарность и премирую вас.

– Чем?… Ещё не решили?

– Решил. Я даже привёз премию. Сейчас я вам её принесу…

Он вышел к машине и, открыв дверцу, извлёк оттуда медвежонка.

– Пойдём, Мишка. Познакомлю тебя с местным руководством. Идём, идём, не бойся, оно тебе понравится…

Когда Бережков с медвежонком на поводке вошёл в кабинет Синицыной, он увидел её стоящей у открытого окна.

– Нина, не уводите ребят на озеро, – сказала она, – пусть пока побудут здесь.

– Хорошо, Ксения Александровна, – послышалось в ответ.

Бережков водворил медвежонка под стол.

– Пожалуйста, Ксения Александровна, – сказал он, – получайте премию…

Синицына обернулась и пожала плечами – посол вернулся с пустыми руками.

Вдруг из-под стола появился медвежонок и побежал к ней.

Ойкнув, Синицына вскочила на подоконник.

– Боже мой, как я перепугалась!..

Бережков взял медвежонка на руки и с укоризной взглянул на Синицыну:

– Были бы вы председателем месткома, тогда ещё понятно, но директору так пугаться просто несолидно.

– Верно я говорю, Мишка?…

– Какой очаровательный, – всплеснула руками Синицына, – просто прелесть. Ребята будут в восторге.

Осмелев, она погладила медвежонка по пушистой шёрстке.

– Здравствуй, Мишенька!.. Здравствуй, мой хороший!..

«Ради одного этого стоило его везти», – подумал Бережков.

А медвежонок уже освоился с новой обстановкой. Ковыляя по кабинету, он совал нос во все углы, урчал и всем своим видом давал понять, что ему здесь очень нравится.

В дверь постучали, и в кабинет вошёл завхоз – полный мужчина в полотняном костюме.

– Ксения Александровна, – начал он с порога, перелистывая какие-то бумаги, – я бы хотел…

Что именно хотел завхоз, осталось невыясненным. Рассыпая бумаги и толкнув задом дверь, он вывалился из кабинета.

Через полчаса, когда медвежонок был водворён в чулан, Бережков и Синицына сидели, окружённые ребятами.

Здесь были и начинающий художник Женя Поцелуйко, и курносая, страшно похожая на отца, Люба Ря– женцева, и серьёзный черноглазый Витя Матвеев, и маленькая Наташа Гармаш, о которой её друзья снисходительно говорили: «Наташка-Гармашка, не видать из кармашка».

Весёлые, загорелые, они с любопытством разглядывали гостя, который, как выяснилось, знал уйму разных увлекательных вещей.

Бережков рассказывал о том, как сверлят толстенный лёд, как разбивают палатки, как делают кирпичи из снега, как по радио принимают Москву.

– А как поживает мой папа? – спрашивали все по очереди, и Бережков, искренне жалея, что у него нет под рукой вахтенного журнала, обстоятельно докладывал каждому, украшая свой рассказ весьма интересными деталями.

Узнав о том, что на полюсе солнце светит день и ночь, Витя Матвеев вздохнул:

– Красота. Если бы наш детский сад был там, нас бы никогда спать не уводили…

Витя был активным человеком, весь в отца. Часы сна он считал прожитыми абсолютно бесцельно. Это ему говорила рассудительная няня:

– Матвеев Витя, присядь, отдохни. В то время когда твой пала трудится аж на самом Северном полюсе, ты ловишь панамкой головастиков. Хорошо это? Красиво?…

На Витю укоризненные речи не действовали – одно занятие у него сменялось другим. Сейчас он сидел и, затаив дыхание, слушал о том, как Любин папа, самый главный на полюсе, вместе с Жениным, с Наташкиным и с его папой делали площадку для посадки самолётов. И ещё ему было очень интересно узнать, что папа, который научился готовить не хуже мамы, варит для всех украинский борщ на газовой плите, которая стоит на льдине…

А Бережков всё рассказывал и рассказывал. Иногда вопросы задавала Синицына. Слушая его, она вдруг поймала себя на мысли о том, что этот приятный, полюбившийся ребятам гость уйдёт, уедет, улетит и, может быть, она… Может быть, она никогда его больше не увидит. В самом деле, зачем ему сюда приезжать?… Если бы у него здесь были дети, другое дело. Но он не женат, он об этом случайно сказал, значит, нечего ему делать в детском саду…

– Вы понимаете, Ксения Александровна? – услышала она.

– Да. Понимаю… Там очень низкая температура, – ответила она невпопад, и Бережков понял, что она сейчас не слушала его.

– А сейчас, ребятки, – сказал Бережков, – пойдёмте со мной. Я вас познакомлю с моим ближайшим другом.

Шумной гурьбой они отправились на полянку.

Оправившись от испуга, завхоз притащил туда детский манежик, и сейчас по нему разгуливал медвежонок. За всю свою короткую безмятежную жизнь Мишка не испытал и сотой доли того бурного восторга, который наперебой выражали по его адресу ребятишки. Они совали ему яблоки, называли его по имени, и Мишка, заражённый общим весельем, носился из угла в угол, помахивая своей круглой мордочкой с чёрной глянцевой кнопкой носа.

– Познакомились, ребята, и довольно! – сказала Синицына. – Мы ему сделаем квартиру, будем за ним ухаживать, дружить с ним будем.

Бережков попрощался с ребятами. Синицына проводила его за ворота.

– Доверяю вам Мишку, – сказал он, открывая дверцу машины, – думаю, что ему здесь будет неплохо. Я постараюсь в этом убедиться.

– Каким образом?

– Я его непременно навещу.

– Когда? – спросила она.

– В начале октября. Я буду в Москве.

Они помолчали.

– Я рад, что познакомился с вами.

– И я… рада, – мягко сказала она.

– Если можно, вы меня не забывайте, пожалуйста, – Бережков с преувеличенным старанием протирал ветровое стекло. – Впрочем, Мишка вам обо мне напомнит. Я его специально попросил. Он обещал оказать мне эту услугу…

– Это будет медвежья услуга, – засмеялась Синицына. – Не хмурьтесь. Я говорю без аллегорий.

– Пожелайте мне счастливой дороги.

– Желаю.

– До встречи.

Она кивнула:

– До встречи.

Бережков сел в машину. Вырулив на дорогу, он оглянулся и увидел Синицыну.

Она махала ему рукой.