Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Кавказский пленник

Сергей Сергеевич Тюриков лежал на пляже и, щ урясь от яркого солнца, разглядывал картинку на папиросной коробке. На фоне Кавказских гор чернел силуэт всадника. «До чего же похоже нарисовано», – подумал Сергей Сергеевич и лениво поднял глаза. Вдали виднелись горы, зелёные у подножья, повыше коричневые, а ещё выше сизо-голубые. Для полного сходства не хватало слова «Казбек» и всадника. Впрочем, если разобраться, слово, пожалуй, было ни к чему. И без того всё ясно. Что же касается всадника, то он мог появиться в любую минуту. На то он и всадник.

Сергей Сергеевич закурил, поправил на голове чалму, скрученную из полотенца, и задумался.

Люди, окружавшие его сейчас – девушки в купальных костюмах, и загорелые парни в трусах, и этот вот пышноусый дядя в полосатой пижаме, – все они, вероятно, принимали Сергея Сергеевича за курортника. Но это было не так. Он прибыл на побережье по служебным делам.

Управляющий трестом товарищ Рыбаков, подписывая ему командировочное удостоверение, сказал:

– Настоятельно прошу, не задерживайтесь. Закончите дела – и обратно. Я понимаю, конечно, море, горы и прочие соблазны…

Сергей Сергеевич с достоинством ответил:

– Александр Михайлович! Вы меня знаете не первый день. Вопросы материально-технического снабжения волнуют меня значительно больше, чем любое море.

… Уже на пятый день пребывания под южным небом, на берегу Чёрного моря Тюриков понял, что торопиться с возвращением не имеет смысла. Все дела, честно говоря, можно было закончить в два-три дня, но нужный человек уехал на неделю в Новороссийск, Правда, с ним можно было связаться по телефону, но это действие роковым образом сократило бы его – Сергея Сергеевича– пребывание под сенью благословенной кавказской природы.

Первые дни Тюриков был одинок. Он пил кисленькое винцо, принимал солнечные ванны и по вечерам не громко декламировал произведение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Всё это, вместе взятое, успешно помогало не думать о делах.

Как-то в одну из ночей ему совершенно некстати приснился управляющий трестом. В купальном костюме, с портфелем под мышкой, управляющий, как Афродита, возник из морской пены и, подмигнув, крикнул: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Сергей Сергеевич проснулся, настойчиво пытаясь вспомнить, где он слышал эту фразу. Наконец вспомнил. Детство. Школьные годы. Серёжа Тюриков гоняет во дворе мяч, а уроки ещё не сделаны. И тогда из открытого окна раздаётся строгий голос отца: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Мимолётное видение в лице управляющего трестом несколько омрачило доселе безмятежное настроение Сергея Сергеевича.

На следующий день ему удалось завязать приятное знакомство.

Неподалёку от моря стоял огромный санаторий угольщиков. Горные техники, молодые и маститые шахтёры шумной компанией приходили на пляж. Они пели песни, устраивали проплывы на дальность, играли в домино и вообще веселились вовсю.

Следует отметить, что Сергея Сергеевича неизменно удивляло то обстоятельство, что эти люди даже на отдыхе не забывали о своих делах. Время от времени они затевали жаркие споры и в воздухе висели слова: «на– гора», «комбайн», «лава» и «добыча». Не «добыча», а именно «добыча» – так они говорили.

Это были славные, общительные люди. Знакомство началось с того, что один из них, невысокого роста человек, обратился к Сергею Сергеевичу:

– Вливайтесь в наш коллектив, дорогой товарищ!

С этого дня Сергею Сергеевичу о делах было некогда и подумать. Прогулки, заплывы, катанье на катере доходы в кино – всё это щедро заполняло время от рассвета дотемна.

В воскресенье Тюриков со всей компанией отправился на базар. Прошёл слух о том, что колхозники привезли прекрасное молодое вино. При проверке слух подтвердился.

На обратном пути весёлая компания остановилась возле уличного фотографа. К услугам желающих были выставлены самые разнообразные декорации, нарисованные на холсте. На одной был изображён пронзительно синий пруд, беседка и надменная дама, бросающая корм оцепеневшим на водной поверхности лебедям.

На другой декорации бушевало море, белел одинокий парус и сияло солнце.

Фотограф просил обратить внимание на свой лучший холст. На фоне скал стоял вороной скакун с шеей, похожей на вопросительный знак. В седле сидел всадник без головы. В одной руке он держал шашку, в другой – букет цветов. Вместо головы у всадника было оставлено круглое отверстие. Любой клиент, поместивший голову в отверстие и сфотографированный в этом состоянии, мог получить невиданной силы портрет.

Верхом на коне снялись все по очереди. Все, даже Клава Распевина, экономистка из треста «Красногвардейскуголь».

Вечером фотограф доставил в санаторий готовые снимки.

И здесь-то Сергею Сергеевичу пришла мысль послать эту живописную фотографию супруге.

Примостившись на скамейке, он написал жене письмо. Уже закончив своё послание, полное забавных подробностей, он вспомнил, что накануне собирался отправить телеграмму управляющему с просьбой продлить командировку.

Прикидывая проект телеграммы, он подумал о том, что, пожалуй, целесообразней будет послать письмо. Пока оно дойдёт, глядишь – ещё парочка деньков-то и пробежит!..

И Сергей Сергеевич написал краткую докладную:

«В связи с трудностями местных условий прошу вашего указания» и так далее и тому подобное.

Он порылся в бумажнике в поисках конвертов. Нашёлся один, да и тот помятый. «Где бы раздобыть конверты?» – подумал Сергей Сергеевич. И тут его окликнули:

– О чём задумались?

Это был шахтёр Юрасов из Донецка,

– Да так, пустяки. У вас не найдётся парочки конвертов? Письма надо отправить.

– Конвертов нет, – сказал Юрасов, – но я на почту иду. Хотите, могу отправить.

– Будьте настолько любезны. Я вам адреса запишу… Одну минуточку… Вот это письмо личное. Тюриковой Александре Васильевне, супруге моей. А это служебное, в трест. Рыбакову.

Юрасов взял письма и удалился.

Через три дня в санаторий на имя Тюрикова пришла срочная телеграмма: «Немедленно выезжайте. Рыбаков». Сергей Сергеевич пожал плечами. «Интересно, откуда он узнал, что я здесь бываю?…»

Телеграмма пришла в четверг, а в пятницу, поспешно закончив дела (нужный товарищ вернулся из Новороссийска), Сергей Сергеевич выехал в Москву.

Дома были рады его возвращению. Все единодушно отметили, что он в командировке и поправился, и отлично загорел.

– Получила моё письмо? – спросил Сергей Сергеевич у жены.

– Получила.

– Смеялась?

– Нет. Ты считаешь, что сочинил остроумное письмо? Не знаю, может, я чего-то не поняла…

– Чего ж там не понять?

Сергей Сергеевич взял у жены письмо.

– Что это?… «В связи с трудностями местных условий…» Докладная Рыбакову.

Дальше он читать не стал.

Когда Тюриков явился в трест, управляющего в кабинете не было, он уехал в министерство. Секретарша Елена Харитоновна, усмехнувшись, сказала:

– Управляющий очень удивился вашему письму…

– Где оно? – тихо спросил Тюриков.

– Вот. Пожалуйста. Александр Михайлович велел его вам вернуть.

Письмо начиналось бодро и непринуждённо:

«Здравствуй, детка Шурик-Мурик! (Кошмар и ужас! И жена – Александра, и управляющий трестом – Александр!) Пишет тебе твой Серёжка – кавказский пленник Живу как в сказке, прописался на пляже, окружает меня расчудесная компания. Сегодня провели культурное мероприятие-тяпнули на базаре молодого инц…

В результате чего, откровенно говоря, о работе даже и думать стало противно».

Сергей Сергеевич скомкал листок.

Юрасов перепутал письма!

– Елена Харитоновна, а в конверте… больше ничего не было?

– Как же! Фотография ваша была. У нас все прямо руками развели. Вы, оказывается, джигит.

– А где эта фотография?

– В стенгазете.

– Что?…

Он быстро вышел в коридор и сразу же увидел стенную газету «За чёткую работу».

Первое, что увидел Тюриков, был броский заголовок – «Из последней почты».

Дальше шёл текст: «Как известно, наш сотрудник т. Тюриков С. С. уже длительное время находится в командировке на Кавказе. По последним данным товарищ буквально горит на работе, о чём свидетельствует фотография, которую он лично прислал в трест».

Тюриков не дыша прочёл текст и взглянул ниже.

Обведённая рамкой цвета морской волны, в газете красовалась фотография. На фоне скал стоит вороной скакун. В седле, лихо подбоченясь, восседает замзавот– делом материально-технического снабжения с шашкой в одной руке и с букетом в другой.

– Мама! – прошептал Сергей Сергеевич и закрыл глаза.

Спасение

Там, где я работал, я уже больше не работаю. По какой причине – сами поймёте. Так что, если хотите, я могу изложить вам всю эту историю.

Я не буду начинать с начала, я лучше расскажу с конца.

В понедельник утром я поднялся в приёмную начальника главного управления и сказал секретарше:

– Здравствуйте. Мне бы хотелось побеседовать с Иваном Александровичем по личному вопросу.

– Простите, а как доложить?

Я немножко подумал и сказал:

– Доложите, что его хочет видеть человек, который только благодаря ему вообще способен сегодня и видеть, и слышать, и дышать.

Секретарша, конечно, удивилась:

– Может быть, вы назовёте свою фамилию?

– Это необязательно, – сказал я. – Как только я перешагну порог кабинета, Иван Александрович тут же всё поймёт.

Секретарша вошла к начальнику и закрыла за собой дверь. Её долго не было. Наконец она вернулась. С большим интересом посмотрев на меня, она сказала:

– Пожалуйста.

Я вошёл в кабинет с радостной улыбкой.

Мы поздоровались, и начальник указал на кресло:

– Прошу садиться.

Я сел в кресло и сразу же заметил, что начальник тоже смотрит на меня с большим интересом. Мне это стало понятно. В тех условиях, на лоне природы, он, безусловно, не мог меня так внимательно разглядеть.

Тогда он был занят другим. Он спасал мне жизнь.

Я сидел в кресле и специально некоторое время молчал, чтобы начальник почувствовал, что волнение мешает мне начать разговор. Но потом, когда пауза немножко затянулась, я развёл руками и сказал:

– Человек так устроен, что он никогда не может угадить, где его подстерегает опасность.

– Правильно, – сказал начальник.

– Всё, что я в эту субботу испытал, вам хорошо известно. Я уже говорил, вы это слышали…

– Знаю, вы это говорили, но я этого не слышал, – сказал начальник. – Расскажите, что же с вами случилось?

«Скромность и жажда славы иногда живут рядом. С одной стороны, вы как бы не хотите преувеличивать значение своего благородного поступка, а с другой стороны – вам приятно ещё раз окунуться в детали происшествия, где так красиво проявилось ваше мужество и готовность прийти на помощь ближнему. Я всё это отлично понимаю и охотно напомню вам, что случилось в субботу».

Фразу, которую вы сейчас услышали, в кабинете я не произнёс. Я только так подумал. А сказал я совсем другие слова.

– Вы хотите знать, что со мной случилось? Я расскажу. В субботу мы с одним товарищем отправились за город. Погуляли, подышали свежим воздухом и пришли на пруд. И в этот момент лично у меня появилось большое желание покататься на лодке. Выехал я на середину пруда, потом повернул к берегу. Плавать я не горазд, так что решил зря не рисковать. Вдруг, думаю, лодка перевернётся, что со мной будет? Погибну. Кругом ни души… И тут я вижу – сидит на берегу человек с удочкой. Помню, я посмотрел на него, на этого отныне дорогого и близкого мне человека, и подумал: если что случится, он сразу же бросит свою удочку и окажет мне скорую помощь…

– И что же было дальше?

«Иван Александрович, я вижу вас насквозь. По тому, как вы меня слушаете, я понимаю, что вам охота лишний раз услышать о том, какой вы благородный и хороший!»

Эту фразу я тоже произнёс мысленно, а вслух сказал:

– А дальше было вот что. Как-то я неловко повернулся, лодка опрокинулась, и я оказался в воде…

– Кошмар.

– Вы знаете, бывают моменты смертельной опасности, когда перед вами в несколько секунд проходит вся ваша жизнь – детство, юношество, учёба в средней школе и в техникуме, упорная работа на разных участках и в основном последний период работы в системе нашего главного управления… Так вот, именно это всё промелькнуло в моём сознании, пока я шёл на дно и уже прощался с жизнью.

– Тяжёлый случай, ничего не скажешь.

Да. Но, к счастью, всё обошлось. Мне просто-таки повезло, что поблизости оказался настоящий советский человек, который, ни секунды не размышляя, пришёл мне на помощь.

– В общем, отделались лёгким испугом, – сказал начальник, и глаза его весело сверкнули. – Обошлись без потерь?

– Да так, кое-какая мелочь утонула – часы, зажигалка. Стоит ли об этом говорить?

– Конечно, это мелочь. Но вы не огорчайтесь. Я убеждён, что и часы ваши найдутся, и зажигалка…

– Вы так думаете?

– Уверен, – сказал начальник и посмотрел на меня долгим взглядом. – Для этого дела даже не придётся беспокоить водолазов.

– Для этой цели стоит понырять? – спросил я.

– Стоит, – сказал начальник. – Нырните в карман тому товарищу, которому вы сказали на берегу: «Держи мои часы и газовую зажигалку. Я их у тебя после возьму, когда он меня из воды вытащит».

Я вынул сигарету «Ява» и закурил.

Я не только про часы и зажигалку. Я тогда ещё кое– что сказал на берегу. Я сказал: «Если меня спасёт лично сам начальник главного управления, об этом безусловно узнают все, включая министра, а уж после этого я буду в полном порядке, как говорится, на виду у всей общественности!»

Эту фразу я, конечно, в кабинете не произнёс. Я только курил и мысленно повторил те мои слова и при этом думал и гадал: откуда ему всё известно?

А начальник тоже закурил и опять посмотрел на меня.

Тогда я сказал:

– Это кто же, интересно, так вас проинформировал.

– Никто. Я это слышал сам.

Вы меня извините, но сами вы данные слева никак слышать не могли.

– Почему?

– А потому, что лично вы с удочкой сидели в отдалении,

– Не сидел я с удочкой в отдалении. Я лежал поблизости за кустиком и собирался уж было задремать вдруг слышу – обо мне разговор идёт…

Рассказывает мне это начальник, и я вспоминаю: действительно, лежал там на травке какой-то гражданин в тренировочном костюме, вроде бы спал, лицо локтем закрыл от солнца. Я ещё подумал: а вдруг он из нашего главка, услышит, а потом проинформирует весь коллектив. Я говорю начальнику:

– Прошу понять меня правильно. Я и сейчас трезвый, и в субботу капли в рот не взял…

– Ну и что же?

– Как я сейчас вас ясно вижу, так я и в субботу видел вас на берегу с удочкой.

– Не было этого.

– То есть как не было, когда я вас ясно видел своими глазами!..

– Своими глазами вы ясно видели моего родного брата Игоря. Он обожает рыбалку. А работает он директором цирка. Мы с ним очень похожи. Нас даже мать родная часто путает… Так что вытащил вас не я, а Игорь Александрович, и свои слова благодарности адресуйте ему.

Дело прошлое – здесь я полностью растерялся.

Я встал и сказал:

– Теперь мне всё понятно. Пойду в цирк.

Начальник тоже встал.

– Не смею вас задерживать.

Последнюю свою фразу он произнёс не мысленно.

Он сказал её вслух.

Без пяти семь

Вошёл Гусяев спокойно. Угрожающе спокойно. Вошёл и прикрыл за собой дверь.

Устремив прямо перед собой строгий немигающий взгляд, он скрестил руки на груди и стал похож на Наполеона из кинофильма «Ватерлоо». Потом, не меняя выражения лица, он отбросил руки за спину, и в этой его позе явственно обозначилась независимость, граничащая с вызовом.

Таким его ещё директор не видел.

– Привет! – сказал Гусяев и, не дожидаясь ответа, иронически усмехнулся. – У вас очень удивлённый вид. Как это я вдруг пришёл к вам в кабинет без приглашения и без доклада. Не так уж часто заходят к вам сотрудники побеседовать с глазу на глаз. Только одно условие – прошу меня не перебивать. Раньше вы говорили, я молчал. Теперь ваша очередь молчать!

Гусяев вынул сигарету, но, не найдя спичек, нервно сунул сигарету в карман.

– Кто дал вам право, уважаемый товарищ директор… А впрочем, за что вас уважать? За то, что вы меня оскорбили? Я помню ваши слова… – Скривив губы, он изобразил глуховатый голос директора: – «Трудовая деятельность товарища Гусяева не ограничивается его речами на собраниях. Он беззаветно отдаёт большую часть своего рабочего времени решению очередных задач, и в первую очередь – решению кроссвордов…»

Гусяев сжал зубы, поиграл желваками.

– Удивляетесь, как я это всё запомнил? А у меня хорошая память. Я как сейчас помню, когда про институт появилась в газете статья «Большой успех коллектива», я вам сказал: «Хорошо, Иван Максимович, про нас написали». А вы мне что ответили?… «Очень жаль, что к вам, товарищ Гусяев, это пока не относится». Вы меня унизили – раз. Оторвали от коллектива – два. И чересчур выпятили себя – три. За такой стиль руководства вам спасибо не скажут!..

Гусяев помолчал, как бы раздумывая: сказать? не сказать? И, решившись, доверительно сказал:

– Мне на днях предстоит свидание с одним большим человеком. Фамилию называть не буду. Не имеет значения. Товарищ безусловно спросит: «Как дела в институте?» И мне придётся откровенно высказать своё мнение.

Гусяев потянулся за сигаретой, но, вспомнив, что у него нет при себе спичек, махнул рукой.

– Не делайте вид, что вы и коллектив – одно целое. Я помню, в прошлом году, когда отмечали юбилей института и был торжественный вечер, вы ни разу не пригласили потанцевать ни председателя месткома Торопыгину, ни доктора наук Алевтину Панкратьевну Маевскую. Вы весь вечер танцевали с лаборантками, с девчонками, у которых в институте пока что ни положения, ни особых заслуг. Я вас сразу раскусил. Пусть, мол, коллектив видит, какой директор простой, какой он демократичный. Вы не отворачивайтесь, не прячьте глаза. Я вас насквозь вижу. Я прекрасно понимаю, что вы за человек!.. – Гусяев бросил взгляд на часы. – Жаль, у меня времени мало, а то бы я вам ещё врезал.

Он облизнул пересохшие губы, выпил глоток воды и снова взглянул на часы. Было без пяти, а в семь по телевизору хоккей.

– Всё. Привет!

Метнув на прощанье уже не просто строгий, а испепеляющий взгляд, Гусяев круто повернулся и, поправив причёску, вышел из ванной комнаты.

РАБОТНИЧКИ

Сон

Заместителю начальника отдела труда и зарплаты Главного управления материально-технического снабжения Министерства местной промышленности Василию Аристарховичу Козодоеву приснилось, что он лебедь.

Ему привиделось, что он – мужчина средних лет, склонный к полноте и раннему облысению – запросто превратился в птицу, всем своим обликом выражающую грацию, в чём сможет легко убедиться каждый, кому посчастливится увидеть известное хореографическое произведение «Умирающий лебедь».

Для того чтобы наиболее точно передать характер необыкновенного сна В. А. Козодоева, предоставим ему слово.

– Прежде всего хочу официально заявить, – сказал Василий Аристархович, – что, поскольку сон – явление бесконтрольное и стихийное, я, как единственный очевидец, никакой ответственности за содержание своего сна нести не могу.

А теперь я изложу сон в порядке видения.

Сперва я увидел озеро. Потом на берегу заметил довольно-таки оживлённую группу сослуживцев, в частности – плановика Братцева, машинистку Веру Свекольникову, бухгалтера Шуйскую Нину Ивановну и артиста Сергея Филиппова. Хочу сказать, что присутствие артиста в нашем коллективе даже во сне показалось мне случайным.

Все лица, которых я назвал, сидели на траве и ели воблу. Кто-то из них пил пиво, но кто – уже не помню, «Интересно, где они достали воблу?» – подумал я и вдруг чувствую, что плыву по воде.

Как раз в этот момент Вера Свекольникова закричала: «Товарищи! Смотрите! Наш Козодоев превратился в лебедя!»

И тут я взглянул на себя со стороны.

И что же я увидел?…

Я увидел, что совершенно раздетый, в одних только перьях, плыву по водной глади, красиво изгибаю шею, как положено лебедю, и смотрю на наших товарищей.

И вдруг я вижу начальника главного управления Мумухина, который, не считаясь со своим ответственным постом, лично прыгает в воду и плывёт ко мне стилем брасс. Подплывает, я с ним здороваюсь, а он вместо ответного приветствия качает головой и заявляет по моему адресу: «Хорош гусь!»

Тогда я взмахиваю крыльями, улетаю от руководства и пою лебединую песню.

А потом я просыпаюсь.

Василий Аристархович закончил свой рассказ, и мы разглядели в его глазах горькую обиду и душевную боль.

Причиной этого явилось решение руководства освободить тов. Козодоева В. А. от занимаемой должности,

На вопрос тов. Козодоева, заданный им с иронической улыбкой: мол, достаточно ли уважительная причина для увольнения – временное превращение работника главка в водоплавающую птицу? – последовал ответ, что история с лебедем переполнила чашу терпения руководства и общественности.

Дело в том, что в текущем году тов. Козодоев видел уже целый ряд более чем странных сновидений.

В первом случае ему приснилось, что он забивает «козла» с бывшим премьер-министром Великобритании.

Во втором случае в самом конце квартала тов. Козодоеву приснилось, что он едет на курорт с одной популярной киноартисткой, фамилию которой мы по понятным соображениям не называем.

Памятуя о том, что сны относятся к категории явлений неуправляемых, мы решили встать на защиту тов. Козодоева.

Настоящее выступление было уже подготовлено к печати, когда пришло письмо за подписью тов. Mумухина.

Мы с глубоким удовлетворением отмечаем, что руководство тоже определяет сон как явление подсознательное и в связи с этим указывает, что любой человек, вне зависимости от занимаемой должности, пола и семейного положения, имеет законное право видеть во сне see, что ему угодно, но только в тех случаях, как справедливо замечает тов, Мумухин, если сновидения являются человеку не на работе, а дома.

Последнее обстоятельство, к сожалению, лишает нас возможности помочь Василию Аристарховичу Козодоеву.