Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Оля! Я всё время вспоминаю твои слова на кухне. Я была совсем спокойна, во всяком случае – внешне…

Не знаю, зачем я всё это пишу, мы с тобой скоро увидимся и у нас будет большой разговор. Я тебе скажу: «Я, знаешь, няня, влюблена!», а ты скажешь: «И, полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь». А я тебе отвечу: «Няня, расскажи-ка ты это кому-нибудь другому». Я прекрасно помню, как ты ещё в школе целовалась с Юркой Мызиным и уверяла меня, что это настоящая любовь и это на всю жизнь.

Оля, милая! Не сердись на меня. Дело в том, что я просто поглупела. Я изо всех сил хочу казаться обычной, как ты говоришь – нейтральной, но у меня ничего не получается.

Утром меня вызвал Зайцев, у нас был абсолютно деловой разговор, но я заметила, что он бросает на меня весьма многозначительные взгляды. Я, конечно, не могла предположить, что наш управляющий принял внезапное решение развестись со своей любимой супругой и жениться на мне. Но всё-таки мне захотелось спросить его: «Что с вами происходит?» Я была готова задать ему этот вопрос, но тут меня осенило: или уже сработала устная информация, или человек посмотрел мне в глаза и всё понял. Значит, не зря сказано: «Глаза – зеркало души».

Как ты знаешь, Тамарка Криш вполне сдержанная особа. Она вдруг остановила меня в коридоре и сказала одно слово – «поздравляю!». Я сказала: «Спасибо. Откуда ты знаешь?» Она говорит; «Погляди на себя в зеркало. Ты же вся светишься».

Я зашла в библиотеку, и там наша Софья Семёновна выдала мне целую сентенцию: «Всё закономерно, встретились два человека, и один увидел в другом хорошее и настоящее. Я вдвое старше вас, Таня, но я вам ужасно завидую. Когда вы его увидите, скажите, что есть у него в Москве давняя поклонница – одна замужняя библиотекарша». Я спросила: «Вы его видели?» Софья Семёновна почему-то мне подмигнула и ответила: «Неоднократно». Ты же понимаешь, Оля, всё это она придумала, чтобы сказать мне приятное.

Удивительно – сегодня самые разные люди по-своему выражали свои чувства. Одни просто улыбались, другие произносили какие-то слова, и, ты знаешь, я вдруг почувствовала себя центром внимания. Наверно,

Тамара права я и в самом деле свечусь, как новый двугривенный.

Но самое смешное и непонятное произошло в буфете. Ты бываешь в тресте и помнишь нашу буфетчицу Клаву. Я зашла выпить чайку, вижу – Клава смотрит на меня, как на родную дочь, и говорит своим баритоном: «Татьяна, вопросов нет. Основное – чтоб был неженатый». Я спрашиваю: «Кто именно?», а она говорит: «Лев Яшин» – и смеётся. Я поняла, что это её манера шутить, но, когда я уходила, она вышла из-за стойки и сказала мне что-то совсем загадочное: «Конечно, нельзя равнять твою и его зарплату, но в случае чего и твои сто тридцать будут не лишние…»

Таня начала уже третью страничку, но в этот момент кончилась паста.

Она отложила «шарик» и пробежала глазами неоконченное письмо. «Ужас, сколько написала. Ольга приедет в Москву, я всё это ей сама и прочитаю с выражением, она, наверно, посмеётся».

Таня взглянула на часы. В два тридцать диспетчерское совещание. Что ещё?… Да, недавно по внутреннему позвонила Полина и просила зайти к ней по личному вопросу.

Когда Таня вошла в приёмную, Полина встала:

– Очень удачно, я как раз одна…

Она медленно выдвинула ящик письменного стола.

– Уважаемая Татьяна Александровна, у меня имеется для вас письмо…

«Что сие означает? – удивилась Таня. – Она называет меня по имени-отчеству и на «вы».

– Татьяна Александровна, скажите, пожалуйста, любите ли вы кино? – спросила Полина и плавным движением, как фокусник, опустила руку в ящик.

– Люблю, – ответила Таня, – но не всякое.

– Правильно! – сказала Полина.

Она затеяла сейчас эту нехитрую игру с единственной целью – настроить Таню на шутливый лад. Если человек в хорошем настроении, он никогда не станет сердиться на другого человека, тем более из-за такого пустяка.

– Вы пригласили меня побеседовать о кино? – спросила Таня.

«Я ей – «вы», и она мне – «вы». Так разговор, чего доброго, примет чересчур официальный характер итогда вообще не выпутаешься из этой истории».

– Да, я хочу поговорить с тобой о кино, – сказала Полина, – тем более ты любишь и понимаешь искусство…

– Ты думаешь?

– То, что я это думаю, особого значения не имеет. Это кое-кто другой думает… Нравится тебе кинофильм «Чайковский»?

Таня ответила не сразу. «Всё ясно: Полина тоже была в тот вечер в «России» и видела меня с Ильёй».

– Хороший фильм, – сказала Таня.

– По-моему, очень даже хороший. И этот артист, который Чайковского играет, я считаю, замечательный артист…

– Иннокентий Смоктуновский?… Ещё бы!

Полина вынула из ящика конверт и плавным движением протянула его Тане.

Таня отошла к окну, там было светлей.

Полина не отрываясь смотрела на то, как Таня сперва открыла конверт, потом вынула из него открытку, потом посмотрела на лицо Смоктуновского, а затем, улыбнувшись, стала читать то, что было написано на обороте.

– К сожалению, конверт был плохо заклеен, – тихо сказала Полина, – и чисто случайно я увидела…

– Что? – рассеянно спросила Таня.

Полина махнула рукой. «Не стоит и отвечать».

Таня всё ещё читала, как будто там было очень много написано.

– А ты покраснела, – вздохнув, сказала Полина. – Понятно. Будь я на твоём месте, я бы тоже…

Что «тоже», Полина не досказала, потому что встретила взгляд Тани, взгляд радостный и устремлённый куда-то мимо неё а дальнее окно.

– Берегись автомобиля, – улыбнулась Полина и заговорщицки подмигнула.

Таня перечитала последнюю строчку – «Сердечно приветствую вас: И. С.».

Таня улыбнулась, «Он меня приветствует. Сердечно приветствует».

Полина сделала строгое лицо и принялась печатать на машинке. Пусть Сумарокова видит, что у неё полно работы и вообще она человек занятой.

А Таня смотрела в окно. «И. С. Илья Сафонов», Таня сразу узнала его летящий почерк. Недавно он прислал ей с Ольгой смешную записку – «Спать не буду, есть не буду, буду ждать звонка». И подписался так же – «И. С.».

– Спасибо, Полина, – сказала Таня,

– Пожалуйста. – «Слава богу – всё обошлось». – Скажи честно – рада?

– Очень рада, – уже с порога сказала Таня. – Очень!..

Ливень

Сперва был дождь как дождь – спокойный, неторопливый. С крыш доносился ровный гулок, какой бывает, когда вдалеке идёт поезд. Затем дождь начал набирать силу. Грозно загудели басы водосточных труб, вдоль тротуаров устремились бурные потоки.

Сергей шёл, даже и не делая попытки ускорить шаг. Со стороны это, наверно, эффектно выглядело – среди бушующей стихии всё ему нипочём. Промокли тенниска и джинсы, чавкают кеды – ну и что? Ерунда.

Поравнявшись с магазином «Молоко», он увидел заполненный людьми стеклянный тамбур и встретил обращённый на него насмешливый, если не сказать вызывающий, взгляд. Сергей остановился в раздумье – а не укрыться ли в этом стеклянном убежище? Тем более что девушка продолжает с явным любопытством на него смотреть.

Значит, так. Прежде всего она должна понять, что ливень не имеет никакого значения, просто у него есть несколько свободных минут и можно взять небольшой тайм-аут.

Когда он появился в тамбуре, открылась внутренняя дверь и многие вошли в магазин. Остались две женщины в одинаковых париках, пожилой мужчина с сумкой на колёсиках и девушка – та самая, которая только что так внимательно на него смотрела.

– Кончился обеденный перерыв? – спросил Сергей, ни к кому не обращаясь. Он не дождался ответа, ибо нетрудно сообразить – раз магазин открылся, значит, кончился перерыв.

Он сверился с часами и тут же подумал: «Зря. Она решит, что я тороплюсь. А если это так, нечего терять время и надо уходить. А уходить не хочется. А почему? Потому что ливень, это каждому понятно, и ей в том числе».

Мужчина с сумкой спросил:

– Встали ваши часы, да? Не удивительно. Вы же в «их, можно сказать, искупались.

– Ничего. Идут. Они у меня водонепроницаемые, – он покосился на девушку, – и противоударные.

Данная информация не произвела на девушку никакого впечатления.

Сергей побарабанил пальцами по стеклу, что-то коротко просвистел, хотел было закурить, но вспомнил что забыл купить сигареты,

Одна из женщин шагнула к висящему в тамбуре телефону-автомату и набрала номер,

– Это я, – сказала она доверительно и властно. – У вас там дождь идёт? Да? А у нас тут конец света. Мы собрались зайти в универмаг – и вдруг жуткий ливень. Что? – она засмеялась и поправила парик. – Во-первых, я могу его снять, а во-вторых, ничего ему не сделается, он водонепроницаемый…

– И противоударный, – почти беззвучно произнесла девушка и всего лишь на мгновенье взглянула на Сергея, Он успел ответить ей улыбкой, но девушка уже смотрела на улицу, где за голубовато-серой завесой шли, вернее сказать, плыли машины и троллейбусы.

– Конечно, – продолжала женщина, – Что? Навряд ли. Да? А ты что?… А она что? Не может быть. Я сейчас умру…

Сергей обернулся к девушке и тихо сказал:

– Живёт в Москве одна знаменитая артистка. Про неё рассказывают, что позвонила ей домой какая-то поклонница – страшная балаболка. Артистка её слушала, слушала, потом говорит: «Извините, я из автомата, а здесь большая очередь».

Девушка улыбнулась.

– Ведь это надо же, как зарядил, – сказал Сергей. – Как думаете, скоро закончится это водоснабжение?…

– Всё зависит от вас.

– В каком смысле?

– Спойте.

– Не понял…

– Спойте «Пусть всегда будет солнце!».

– Петь я могу только под гитару, сказал Сергей и подумал: «Нам бы сейчас выйти вместе. Нельзя, поскольку – осадки, местами значительные. А здесь не побеседуешь, тут зрители и слушатели».

Женщина в парике сказала: «Чао!», повесила трубку и, взяв под руку свою спутницу, увела её в магазин.

Чуть погодя ушёл и мужчина с сумкой на колёсиках.

– Все нас бросили, – заметил Сергей и торжественно произнёс: – Тот, кто пьёт молоко, может прыгать высоко.

– Вы думаете? – серьёзно, даже несколько озабоченно спросила девушка.

– Это такая реклама, Я считаю, её можно расширить… Тот, кто пьёт молоко, может мыслить глубоко…

– Может ездить далеко, – подхватила девушка.

– Правильно. Между прочим, в прошлом году я в Болгарию ездил. Знаете, как «молочные продукты» по-болгарски? Млечны произведения. Хорошо, правда?

– Брынза – произведение, и кефир – произведение. Это. они их так назвали, я считаю, в знак уважения к труду. Вы согласны со мной?

– Вообще-то конечно…

Сергей, не отрываясь, смотрел на девушку. Глаза у у неё большие, серые. В волосах капельки дождя. И вся она необыкновенно складная и обаятельная. Спасибо дождю. Спасибо этому летнему ливню. Подумать только – ведь он мог пройти стороной.

– Я принял твёрдое и окончательное решение – петь не буду!

Но девушка, как видно, уже забыла о своей шутке, Она ждала, что он скажет ещё.

– Сейчас позвоню в институт прогнозов…

Сергей крутанул диск телефона и сразу же, как это делают неопытные актёры, сказал в трубку:

– Институт прогнозов? Товарищ директор! Говорит Сергей Егоров. Прошу до особого распоряжения ливень в районе Беговой улицы не прекращать. Вы меня поняли?

– Нужно как-то мотивировать свою просьбу, – с улыбкой сказала девушка.

– Пожалуйста… Товарищ директор, я студент Московского высшего технического училища. В ближайшие дни уезжаю далеко со строительным отрядом…

Девушка пожала плечами:

– В огороде бузина, а в Киеве дядька.

– Я вас не понял, товарищ директор.,

– Не вижу связи, – пояснила девушка.

– Если вы прекратите дождь, она сразу же уйдёт… Кто она? Минуточку, сейчас вам сообщу, – он закрыл ладонью микрофон, – директор хочет знать ваше имя и фамилию…

– Тумаева. Вера, – ответила девушка.

– Ясно. Ему нужны ещё кое-какие данные… Вы москвичка?…

Вера не ответила. Так ли уж необходимо рассказывать ему о себе? Ещё полчаса назад она и не подозревала даже о его существовании. Не загнал бы её сюда ливень, не было бы ни шуток, ни вопросов, ни этой забавной игры в телефон.

– Директор ждёт ответа, – напомнил Сергей.

– Передайте ему, что в Москве я проездом…

– Да? Ну и как вам Москва?

– Скажите ему, что каждый приезд в Москву для меня праздник.

– А если не секрет, а каких краях вы живёте!

– Далеко. На Байкале.

– А где именно?

– Как приедете, сразу налево.

– Ясно. А работаете где?

– Там же и работаю. В лимнологическом институте,

– Вы поняли? – спросил в трубку Сергей. – Да? А я не понял.

– Лимнология – наука, которая занимается изучением озёр. Проще сказать – озероведение.

– Это где-то в парке культуры и отдыха, – с нарочитой небрежностью сказал Сергей, но Вера выхватила у него трубку и повесила её на рычаг.

– Было бы вам известно, что эта наука имеет большое народнохозяйственное значение и для рыбоводства, и для гидрологии, и для химической промышленности…

Вера вынула из сумки расчёску и принялась наскоро приводить в порядок свои мокрые волосы.

– Ваша просьба отклонена, – сказала она, улыбнувшись. – Как вы можете убедиться, дождь уже на исходе.

Сергей тяжело вздохнул:

– Такая уж у меня судьба. Стоит мне только что-нибудь захотеть, обязательно получается не так… Представляете, подал в институт, начал сдавать экзамены, думаю: наберу пятнадцать очков из двадцати – и я в порядке.

– И что же?

– Не вышло. Набрал девятнадцать.

Вера сочувственно покачала головой:

– Да, если уж не везёт, так не везёт.

– Идём дальше. Занимаюсь лёгкой атлетикой. Ставлю цель: стометровка – одиннадцать ровно. А в итоге ничего похожего. Начались соревнования, я показываю десять и семь…

– Если надумаете заказывать себе памятник при жизни, приезжайте на Байкал. Там в Слюдянке любой мрамор – и белый и розовый.

– Это я учту, – кивнул Сергей, «Так мне и надо. Расхвастался. Глядите, мол, какая перед вами гармоничная личность».

– Вот и кончился наш дождь.

– К сожалению. – Сергей вздохнул. «Она сказала – наш. Интересно, как это понимать? Наш в смысле общечеловеческий, как явление природы, или наш в смысле– наш, то есть её и мой? Спрашивать я об этом не могу, нет пока оснований».

– А теперь скажите, как мне отсюда добраться до центра?

– Можно доехать на двадцатом троллейбусе, а можно и пешком, – сказал Сергей. «Сейчас она, конечно, скажет: «Лучше на троллейбусе».

Вера немножко помолчала.

– Пожалуй, лучше пешком…

– Конечно. Выйдем на Ленинградский проспект и дальше по улице Горького.

– Принято единогласно.

И они пошли по Беговой, умытой отшумевшим ливнем.

Вокруг, куда ни глянь, блестело всё, что способно блестеть, – и разноцветные машины, и отяжелевшие кроны деревьев, и скульптуры коней, вздыбленных над зданием ипподрома.

Их обогнала ватага ребятишек. Шлёпая босыми ногами по лужам и отчаянно брызгаясь, они визжали от удовольствия.

Сергей и Вера свернули на проспект.

Над Москвой стоял летний день, полный света и синевы.

Сватовство майора

Примерно неделю назад на факультете пронеслась тревожная весть о том, что наши стойкие, незыблемые ряды холостяков собирается покинуть майор Гришаев.

Сами понимаете, когда мы в субботу вечером встретились в клубе и в гостиной позже других появился задумчивый и несколько рассеянный майор Гришаев, разговор возник сразу.

– Товарищи, – начал капитан Козаченко, – что ни говорите, а влюблённость накладывает на человека особый отпечаток. Влюблённый начинает терять память, он забывает о том, кто ему содействовал и вывел его на дорогу счастья…

– К чему это лирическое отступление? – спросил Гришаев.

Козаченко укоризненно покачал головой.

– Вы посмотрите на него. Он считает, что его друзья, и в частности я, ни при чём.

– Человек – сам кузнец своего счастья, – торжественно произнёс Гришаев и незаметно для Козаченко подмигнул нам.

– Ах, вот оно что! – воскликнул Козаченко. – Ладно! Прошу внимания, товарищи офицеры. Давайте разберёмся…

Мы сдвинули кресла. В голосе Козаченко зазвучали прокурорские нотки:

– Товарищ майор, не можете ли вы нам сообщить, какое вы недавно дали объявление?…

– Обыкновенное. «Одинокий офицер снимет комнату сроком на один год».

– Прекрасно. А чей номер телефона вы указали в этом объявлении?

– Поскольку у меня нет телефона, дал твой номер. Ну и что?

– Минуточку. Значит, так. Я сижу вечерами дома, работаю, составляю конспект по военной истории, и мне приходится то и дело отрываться. Желающие сдать комнату одинокому офицеру звонят мне. Я записываю адреса и телефоны и вместо благодарности выслушиваю от майора Гришаева безответственные заявления вроде того, что «человек – сам кузнец своего счастья».

– Так оно и есть, – сказал Гришаев.

– Минуточку, вас вызовут… Так вот. Собрался я как-то в театр и, уходя, попросил, чтобы домашние записали номера телефонов всех, кто будет звонить. И вот s этот самый вечер позвонил мне майор Фомин, Попрошу майоре Фомина дополнить мои показания. Ничего, можете отвечать сидя, – сказал Козаченко Фомину, хотя тот вовсе и не собирался вставать

– Дело было так, товарищи офицеры, – серьёзно, а тон Козаченко начал Фомин, – Был я у сестры, у Катюши, и от неё позвонил Козаченко, хотел предложить совместную лыжную вылазку на воскресенье. Дома его не застал и на всякий случай оставил номер телефона сестры.

– Всё правильно, – подтвердил Козаченко, – и вот список телефонов, в том числе номер телефона Катюши Фоминой, Гришаев получил от меня…

– Незадолго до этого, – продолжал Фомин, – в Москву из Брянской области приехал мой старший брат, Фёдор. Остановился он у Катюши, у неё хорошая комната… Надо вам сказать, что мой Фёдор – заядлый охотник, Ружья у него всех систем, собаки с высшим охотничьим образованием. В этот приезд привёз он щенка. Славненький такой сеттер-гордон, чёрный чепрак, жёлтые подпалины, представляете себе?… Но смотреть за ним было некому, решил – надо его продать. Наклеил возле дома штук пять объявлений…

– Ближе к делу, – сказал Козаченко.

– Не перебивай, – усмехнулся Гришаев. – Собачка ещё понадобится, так сказать, для сюжета,

– Да, – продолжал Фомин, – отправился Фёдор вечером в кино и говорит сестре: «Катюша, тут ко мне товарищ один хотел прийти. Зайдёт ли, нет ли, не знаю. Товарищ военных лет, вместе в госпитале лежали, контузия у него была. Чудесный парень, только иногда чуток заговаривается. Если, говорит, случится с ним такое, начнёт госпиталь вспоминать, ты сразу разговор переводи, и всё. Это – первое дело, а второе – вот что. Если покупатель пойдёт, не торопись щенка показывать и родословную не предъявляй. Ты, говорит, сперва постарайся понять, что за человек покупатель. Если несимпатичный, не продавай. Плохо будет собаке у такого охотника».

Фомин неожиданно замолчал.

– Ну и что?…

– Дальше пусть он рассказывает, – кивнул Фомин.

И Гришаев начал свой рассказ:

– Дальше события развернулись так. Получил я у Козаченко список телефонов. Позвонил по первому – неважная комната. По второму – слишком далеко от академии. Звоню по третьему телефону, говорю: «Я по поводу объявления». Отвечает приятный женский голос: «Если располагаете временем, приезжайте сейчас». И даёт свой адрес.

Приезжаю, вхожу. Встречает меня девушка. Я представился: «Майор Гришаев». Она в ответ: «Здравствуйте. Фомина».

Проходим в комнату. Светлая, хорошая комната. Много книг. Думаю: «Приятно, интеллигентные люди».

Она приглашает: «Садитесь, пожалуйста».

Сажусь. Смотрю на неё. Потом говорю: «Вы Фомина, а у меня приятель Фомин».

Она улыбается: «Знаю, знаю».

Я говорю: «Мы с ним долго соседями были. Так вот, – показываю, – его койка стояла, а так моя…»

Вижу, девушка смотрит на меня не то с испугом, не то с состраданием и вдруг спрашивает: «Вы «Кармен» не слушали? Недавно болгарский артист пел Хозе…»

Я отвечаю: «Нет, к сожалению, не слушал». И повторяю: «Так вот – его койка стояла, а так – моя. Помню, мы как-то…»

Она опять перебивает: «Вы заметили, какая зима суровая?…»

Я думаю: «Странная девушка».

Встал, осмотрел комнату, батареи потрогал, в стенку постучал, поинтересовался, капитальная ли перегородка, и потом спрашиваю: «Много ли здесь народу живёт?»

«Нет. Бабушка и я. Правда, сейчас ещё Федя… Но он скоро уезжает».

Я говорю: «Вы извините, но у меня впечатление, что вы меня боитесь…»

Она головой качает: «Н-нет… ничего… Что вы?…»

Тогда я спрашиваю: «Чем вы занимаетесь, если это, конечно, не секрет?»

Она отвечает: «Кончаю театральный институт, режиссёрский факультет».

«Ах, вот как!.. Интересно, А газ у вас есть?…»

Вижу, она пятится и говорит дрожащим голосом: «Федя вернётся не раньше чем через час. Может быть, вы в другой раз зайдёте?…»

«Какой Федя? Я не знаю никакого Феди».

«Ой, значит, я ошиблась. Вы по объявлению?»

«Точно».

«У меня прямо гора с плеч!..»

Тут я спрашиваю: «Что вы можете предложить?.»

Вижу – девушка мнётся, искоса поглядывает на меня.

«Извините, но у меня к вам вопрос. Может быть, это вам покажется странным, но вы коротко расскажите о себе, что вы за человек…»

Я говорю: «Пожалуйста. Ничего в вашем вопросе странного не вижу, Вполне уместный вопрос. Я офицер. Одинокий. Учусь, Интересуюсь искусством, Футбол люблю…»

«Скажите», а вы добрый человек?…»

«На мой характер товарищи не жалуются»

«Ну что ж, я очень рада. А как вы… к собакам относитесь?…»

«Вот так вопрос!» – думаю. «К собакам отношусь нормально, если их не слишком много».

«В данном случае, как вы понимаете, речь идёт об одной собаке…»

Я, правда, ничего не понимаю, но на всякий случай успокаиваю: «С одной-то собакой я всегда уживусь. Как говорится, найду общий язык…»

Гляжу, девушка смеётся: «Вы правду говорите?»

«Конечно. Но это, я думаю, не так уж и важно».

«Нет, это очень важно. Если бы вы не любили собак, нам бы не о чём было и говорить…»

Тут уж я обиделся. «Почему вы так думаете?…»

Она ничего не отвечает и вдруг достаёт откуда-то из-под стола маленького, симпатичного щенка и мне протягивает. Я его взял на руки. Он тявкнул раз-другой, потом изловчился, лизнул меня в нос.

Глажу я щенка, а сам думаю: «У каждого человека своя страсть, Не иначе, девушка собак обожает».

Сидим мы с ней, глядим друг не друга. Не знаю, какое я произвёл на неё впечатление, но мне она понравилась. И вот я говорю: «О себе я доложил, Жду, что вы скажете…»

«Пожалуйста. Сначала несколько слов о родителях. Надеюсь, вам это интересно?…»

Я говорю: «Конечно. А что, родители тоже здесь живут?»

Она отвечает: «Нет, они у Феди, у брата, в Брянской области. Там леса, поля, ость где развернуться. Так вот, о родителях. Отец и мать замечательные. Оба имеют медали. У отца деже две…»

«Очень приятно, говорю, но поскольку они живут не здесь, они меня интересуют, как говорится, во вторую очередь».

«Понимаю. В общем, смотрите, подумайте. Я вам её не навязываю. Сейчас принесу паспорт…»

«Что вы, но нужно. Я же вижу, с кем дело имею, Но вы помните, что она мне всего на год нужна?…»

«На год?… – удивляется девушка. – А что же с ней дальше будет? Куда она потом денется?»

«А потом я закончу, получу назначение и уеду. Вы же сдаёте её временно. Так сказать, в аренду…»

Девушка недоумевает: «Что?! – Г лаза у неё вот такие делаются. – О чём вы говорите?…»

«О комнате».

«О какой комнате?»

«Вот об этой самой…»

Тогда она руками разводит:

«Простите, я ничего не понимаю, Как вы сюда попали?…»

«Я пришёл по объявлению: «Одинокий офицер снимет комнату сроком на один год…»

И тут я вижу, девушка просто замирает: «Послушайте, я была уверена, что мы говорим о собаке!..»

Она смеётся, щенок лает-заливается, а я ничего не соображаю.

В разгар моих переживаний входит в комнату мужчина, брат её Федя. Я смотрю – вылитый майор Фомин.

Девушка рассказывает брату о нашей содержательной беседе, и мы втроём начинаем так грохотать, что даже соседи сбегаются,

На другой день Катюша пригласила меня на выпускной спектакль «Любовью не шутят». Снова вспомнили мы всю эту петрушку и так развеселились в зале, что, по-моему, даже артистов с толку сбили, поскольку смеялись в самых неожиданных местах.

Майор Гришаев кончил свой рассказ, и когда улеглось оживление, Козаченко, вытирая покрасневшие от слёз глаза, сказал;

– М-да!.. Вижу, что моя роль в этой истории не главная, но и не последняя… Как быть в дальнейшем? Если будут звонить – предлагать комнату, записывать номера телефонов?»

Майор Гришаев ответил не сразу.

– Можешь не записывать.

– Есть у него комната, – доверительно сказал Фомин.

– Понятно, – улыбнулся Козаченко, – есть комната и нет одинокого офицера.