Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Современная проза

Один мой знакомый – человек умственного труда как-то сказал мне, что проза в наши дни прежде всего должна быть современной по форме. Помни, добавил он, что современная проза – это сложная система ассоциаций, подтекст и так называемый поток сознания. Так что немедленно садись за стол и приобщайся.

И я сел за стол.

Вступив на путь прямого подражательства, я потерпел поражение. Старательная и столь же наивная попытка предельно зашифровать ход мыслей своих персонажей также окончилась неудачей.

У меня ничего не получалось, а так страстно хотелось прослыть по-настоящему сложным.

И вдруг в один прекрасный день в неустанных терзаниях и поисках я понял, что для того чтобы добиться успеха, мне следует внимательно прислушиваться к живой речи, которая всегда выражала и продолжает выражать человеческие отношения.

На днях я записал диалог, услышанный мною чисто случайно из-за несовершенства техники.

В этом диалоге, мне кажется, есть некоторые приметы современной прозы.

Итак, читайте.

Вернее – слушайте.

Она. Здравствуй. Это я.

Он (после паузы). Привет, Михаил Николаевич.

Она. Тебе неудобно говорить, да?.. Тогда слушай. Тебя не смущает двусмысленность наших отношений? Ответь – да или нет?

Он. Вообще говоря, об этом был предварительный разговор на коллегии.

Она. Игорь, я уже не девочка…

Он. Руководство полностью с этим согласно.

Она. У меня ведь тоже есть самолюбие…

Он. Я прекрасно это понимаю, Михаил Николаевич, но существуют интересы производства…

Она. Ты должен выбрать: или – или.

Он. Я беседовал с Мартыненко, он пока что ничего определённого сказать не может.

Она. Я могу повторить тебе твои слова, помнишь когда мы ездили в Бирюлёво…

Он. Там, по-моему, только основные цифры.

Она. Ты тогда сказал: бывает, что человек как бы начинает жизнь заново.

Он. Мне думается, в тресте не будут возражать,

Она. Значит, ты по-прежнему так думаешь, да?

Он. В основном – да.

Она. И твоя коллегия тоже с этим согласна?

Он. Так мы вопрос не ставили.

Она. Прими наконец какое-то решение. Ты же мужчина.

Он. Если не ошибаюсь, процентов тридцать, тридцать пять.

Она. У вас же нет детей. Ты самостоятельный человек…

Он. Мы к этому ещё вернёмся.

Она. Ладно, тебе сейчас, в данную минуту трудно говорить…

Он. Михаил Сергеевич, опять вы…

Она. Ты забыл, меня зовут Михаил Николаевич.

Он. Да? Всё дело в том, что подобные вопросы в наше время так просто не решаются.

Она. Я это уже слышала.

Он. Ага, значит, вы со мной согласны?… Мы обязаны взвесить все «за» и «против»…

Она. Лиза больше не хочет, чтобы мы у неё встречались.

Он. Кроме «Машлроекта» есть и другие организации.

Она. Игорь, учти, мы расстаёмся навсегда. Больше ничего не будет, ни речного трамвая, ни поездок в Бирюлёво.

Он. Я вас отлично понимаю.

Она. Ничего ты не понимаешь. И глазное – не хочешь понять.

Он. Да? А Филимонов считает, что кроме него никто а управлении этого сказать не может. Наша главная задача – проявить твёрдость и принципиальность.

Она. С ума сойти можно. Она что – рядом? Ответь – да или нет?

Он. Конечно. Само собой.

Она. Зачем ты мне сказал в прошлую среду, что вечером у тебя партсобрание? Ты же беспартийный.

Он. Есть профсоюз.

Она. А те стихи ты не сам сочинил. Это так, монтаж… «Обида жгет, разлука ранит, в душе мечты, и а сердце дрожь. Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь».

Он. У каждого человека своё мнение.

Она. Не звони мне больше. Ты слышишь?

Он. Михаил Николаевич, на этом мы сейчас закруглимся, а то уже на меня жена строго смотрит, что я так долго с вами разговариваю. Я думаю, мы завтра,

Она. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Подожди… Подожди… Говоришь – на тебя сейчас жена строго смотрит…

Он. Совершенно точно.

Она. Врёшь.

Он. Не понял.

Она. Я из автомата говорю, который в булочной напротив. Вот я своими глазами вижу – твоя жена входит в подъезд… Значит, ты сейчас меня обманываешь. Ну, скажи побыстрей, а то войдёт жена.

Скажи – Михаил Николаевич, я очень спешу, мне ещё надо успеть взглянуть на себя в зеркало, какой у меня глупый и жалкий вид. Прощай!

Он. Большое спасибо, непременно передам. Она как раз вот только сию минуту вошла. (Кладёт трубку и говорит вошедшей жене). С Мартыненко говорил. Тебе привет. Давай скорей обедать, а то я голодный как пёс и к тому же вот-вот хоккей начнётся. Так что дазаи в темпе!

Ночной разговор

Наташа вернулась домой поздно. Она открыла дверь своим ключом и на цыпочках прошла в комнату. Сбросив на ходу плащ, Наташа включила свет и села за письменный стол. Кончился день. Славный и весёлый день, и его было просто необходимо описать Павлу. Павел был очень далеко, в Арктике, в бухте Спокойная.

Наташа подняла глаза. Над столом висела его фотография. У Павла было суровое выражение лица.

– У вас нет никаких оснований так строго на меня смотреть, – обратилась Наташа к фотографии, – а если у вас плохое настроение, я найду себе другого собеседника…

Она взглянула чуть левей. Рядом с окном на книжной полке стояло другое фото. Здесь Павел был снят на трибуне стадиона «Динамо», и на лице его сияла блаженная улыбка.

– Вот с вами мне значительно легче разговаривать, – сказала Наташа и поставила фотографию прямо перед собой.

Павел всегда подтрунивал над её сумбурными письмами, и Наташа решила на этот раз удивить его толковым, обстоятельным письмом.

Прежде всего нужно написать о главном – в пятницу она получила диплом и в этот же день заказала себе круглую печать «Врач Н. Н. Петрова».

Потом нужно красочно описать сегодняшний день на даче у Оли Маношиной, где все они – молодые врачи – шумно и весело праздновали окончание института, где Олин отец, маститый хирург, Василий Пименович декламировал стихи собственного изготовления, которые начинались так: «Поздняя осень, врачи улетели…»

Дальше обязательно надо написать о том, куда она, Наташа, решила просить направление в министерстве. А может быть, об этом не писать, а просто взять да и нагрянуть?… Да, пожалуй, так будет лучше. Вместо этого можно написать всякую чепуху, вроде того, что они до упаду танцевали, а потом она съела три порции мороженого и сразу лишилась голоса.

Наташа написала первую строчку. В эту минуту кто-то постучал в дверь и в комнату вошла Мария Игнатьевна, соседка по квартире.

– Наталья Николаевна, добрый вечер. Тут вам извещение какое-то принесли. Вас дома не было.

Наташа прочла извещение и ахнула. Через сорок минут состоится телефонный разговор с Павлом. Ей нужно явиться на переговорный пункт. Через сорок минут. Спустя полчаса Наташа появилась на телефонной станции. Она отдала в окошко извещение и села на диван. В небольшом светлом зале стояли застеклённые кабины, откуда слышались громкие голоса.

В ближайшей кабине огромного роста человек в кожаном пальто и в сбитой на затылок шляпе громовым басом кричал в телефонную трубку;

– Со штатами всё в полнейшем порядке. Слышишь?… Насчёт стройматериалов был у Затевахина. «Вы, говорит, завысили заявку». А я говорю: «Вы у нас на объекте были? Чем, говорю, в кабинете сидеть, вы бы к нам разок слетали…» В общем, всё сделал. Вылетаю двенадцатого. Что? Кого?… Жену?… Жену твою видел. Сын? Сын у тебя орёл. Вчера во дворе в футбол играл, два стекла высадил. С рамой. Очень способный мальчик. Весь в отца. Что… Что Москва? Москва, брат, замечательная. Но это уж я при встрече расскажу, а то я кричать устал. Да. Ну, бывай здоров. Привет всем.

Человек в шляпе повесил трубку и вышел из кабины. Вытирая платком лоб, он обратился к Наташе;

– Поговорил!.. Красота – слышимость. Даже отдельные слова разобрать можно.

Наташа улыбнулась, и тут же на лице её появилось озабоченное выражение.

– Гражданин! У меня к вам просьба.

– Пожалуйста. Чем могу служить?

– Вы слышите, какой у меня голос? Мне сейчас с мужем говорить, а он так далеко – в бухте Спокойная.

– Я боюсь, что он меня не услышит. Если вы не очень торопитесь, помогите мне. Поговорите за меня.

– Пожалуйста. Только вряд ли ему мой бас особое удовольствие доставит.

– Ничего, уверяю вас, ничего.

– Бухта Спокойная – девятая кабина! – раздался из динамика властный голос телефонистки.

Наташа прошла в кабину. Человек в шляпе остановился у её двери.

– Я слушаю, – громким шёпотом сказала Наташа и улыбнулась. Сквозь помехи и разряды она услышала голос Павла.

– Наташенька, здравствуй!

– Здравствуй, Павлик!

– Почему ты не отвечаешь? Кто это говорит?

– Это я, Павлик, я – Наташа!.. – Она сделала знак человеку в шляпе. – Объясните ему, пожалуйста, что я простужена, у меня нет голоса.

Человек в шляпе взял трубку.

– Как его зовут, вашего мужа?

– Павел.

Челоаек в шляпе откашлялся и пробасил в трубку:

– Павлик!.. Алло!.. Вы меня слышите?

– Да, да, слушаю.

– Ваша жена с вами отказывается говорить. Почему? А у неё голос пропал. Я за неё буду говорить. А?… Кто я такой?… Я работник Дальстроя Никитин. Я тут чисто случайно. Меня ваша жена попросила, и я сейчас у неё временный диктор. Да не «временный Виктор» я говорю, я говорю – «диктор»!

Наташа быстро взяла трубку и услышала встревоженный голос Павла:

– Она что» заболела?… Что-нибудь случилось?

Наташа передала трубку Никитину и прошептала:

– Я совершенно здорова. Я прекрасно себя чувствую.

– Я совершенно здорова! – сообщил Никитин. – Она прекрасно себя чувствует.

– Спросите, как он.

– А как вы себя чувствуете? Хорошо? Он себя тоже хорошо чувствует.

– Я получила диплом с отличием, – сказала Наташа.

– С вас причитается!.. Я получила диплом с отличием! – передал Никитин,

Наташа схватила трубку. Она долго слушала Пазла, потом, вручив трубку Никитину и покраснев от смущения, сказала:

– Передайте: мой любимый зяблик, я уже всё решила.

Никитин крякнул, вздохнул и с неожиданной нежностью в голосе сказал:

– Любимый зяблик мой… Зяблик, Я говорю! Граждане, не скопляйтесь у кабины!.. Ведь интимный разговор происходит. Взрослый человек – зяблика не знаешь! Ну, птичка такая маленькая – зяблик. Зиновий Яков, Борис, Леонид, Иван, Кострома. Зяблик! Он обернулся к Наташе: – Послушайте, он зяблика не принимает… Подберите какую-нибудь другую птичку, попроще. Воробей, скажем, или там синичка.

Наташа пожала плечами. Она не заметила, что все ожидающие очереди с интересом внимают этой несколько необычной интимной беседе.

– Ну, скажите без зяблика, Я просто всё решила.

– Зяблик отменяется! – облегчённо сказал Никитин в трубку. – Ваша жена всё решила.

Наташа взяла трубку и сразу её вернула.

– Скажите ему: ну конечно, конечно!..

– Ну конечно! – закричал Никитин. – Что за разговор! Раз человек решил, значит, всё в порядке. – Он закрыл ладонью трубку. – А что вы решили?

– Я приеду туда, к тебе, – тихо сказала Наташа.

– Жди меня!.. Скоро приеду к тебе. Нет, не я. Это жена ваша к вам приедет. Понятно?

– Спросите: как там у них, холодно?

– Как с погодой? – осведомился утомлённый Никитин.

Взяв трубку, Наташа услышала голос Павла, У них довольно прохладно, но ничего – климат хороший, жить можно. Здесь Наташа вспомнила, что она врач.

– Передайте ему, пожалуйста: если он простудится или обморозится, пусть применяет спирт.

– О-о!.. Это мы знаем! Применяем.

– Погодите. Я не всё сказала. Пусть он растирается спиртом.

– Первый раз слышу. Сейчас передам. – Никитин усмехнулся и сказал в трубку: – Павел! Новость!.. Если простудишься ~ сразу применяй спирт. А… Да, лучше всего в чистом виде. Граммов полтораста – двести на приём. В зависимости от наличия. Да не от наличия простуды, а от наличия спирта. И всё как рукой снимет. Что?.. Нет, это не жена, это лично я вам советую.

Он передал трубку Наташе. Она слушала, улыбалась и кивала.

– Передайте ему, только, если можно, чуть тише говорите: что я позавчера видела его во сне. Буд Томы где-то гуляем, кругом цветы и река… А он несёт меня на руках и что-то поёт…

– Задача ясна, – согласился Никитин и, подув в трубку, сказал: – Павел, картина такая. Ваша жена вас во сне видела. Будто мы где-то гуляем и вы меня, то есть, виноват, вы её на руках несёте и поёте эти… массовые песни.

Наташа засмеялась и взяла трубку. Вокруг кабины стояла уже толпа. Но Наташа никого не видела. Она слышала голос Павла. Он счастлив. Он будет её ждать. Там страшно интересно. Там настоящие дела. Там её так встретят!..

Наташа передала Никитину трубку.

– Передайте: наше время кончается. До скорого свидания. Целую тебя в твой курносый нос!..

– Минуточку!.. Не see сразу. – Никитин закричал в трубку:

– Наше время кончается. До скорого свидания. Целую тебя в твой курносый нос… В нос, в нос! Вас супруга в нос целует. Ясна ситуация?…

– Передайте: жди меня в декабре.

– Ждите супругу в декабре. Да. Всё. Пожалуйста… Минуточку, минуточку, девушка, не разъединяйте. Павел! У меня к вам просьба. У вас там есть прямая связь с бухтой Тикси? Есть? Отлично!.. А то я со своей базой говорил, забыл сообщить. Передайте, пожалуйста, радисту Хромову, он уж там полгода сидит-работает, что он стал папашей… Что?… Какая мамаша? Я говорю – папаша. А? Дочь! Да. Что?… Какой вес? Кого? Хромова?… Ах, дочки… Сейчас гляну, у меня где-то записано… – Никитин достал записную книжку: – Вот он, вес. Двести килограммов. Что?.. Крупноват ребёнок?… Ох, виноват! Это не то. Это огородные семена. Вот он, вес. Три кило триста. Что?… Нормальный вес. Хороший. Я сам больше не весил в своё время. Ну ладно, бывайте здоровы! Привет!..

Никитин повесил трубку и в полном изнеможении вышел из кабины.

СОСЛУЖИВЦЫ

Человек дал слово

Карманов взглянул на часы, побарабанил пальцами по столу и озабоченно сказал:

– Весна. Выставляется первая рама…

– Намёк понят, сказал Рябцев, – Руководство лаборатории доводит до всеобщего сведения, что на дворе май, а пятнадцатого последний срок сдачи работы.

– Какие будут соображения! – спросил Карманов. – Только покороче.

– Насколько я понимаю, нам надо поднажать, – сказал Микеладзе.

– Реваз прав, – сказала Лида Меньшова. – Сейчас, как никогда, важна чёткая слаженность всех звеньев.

– Это точно, – сказал Мыльников. – Лично я даю слово, что к пятнадцатому у меня всё будет з ажуре.

– Счастливый человек, – сказал Рябцез.

– Счастье – это достижение цели, – сказал Мыльников.

– Умница! – сказал Микеладзе. – Разреши мне считать себя твоим современником.

– Пожалуйста.

– Большое спасибо.

– Братцы, сберегите свои реплики для сборника «Физики шутят». – Карманов повернулся к Мыльникову:

– Ты гарантируешь, что по твоей линии всё будет в порядке?

– Стопроцентно.

– «Не верю!» – говорил Станиславский.

– Попрошу Рябцева не демонстрировать свой высокий культурный уровень, – сказал Мыльников. Ещё раз говорю вам – всё будет сделано. Клянусь. Голову даю на отсечение.

– Не подведёшь?

– Человек дал слово и даёт голову на отсечение, – сказала Лида Меньшова, с уважением посмотрев на Мыльникова.

– В наш век такое предложение ни к чему не обязывает, – сказал Рябцев.

– Почему же? – обиделся Мыльников. – Вас, может, и не обязывает, а лично меня обязывает.

– Это уже интересно, – сказал Микеладзе. – Но яхотел бы знать, как ты выйдешь из положения, если опять всех подведёшь?

– Я выполню своё обещание, – сказал Мыльников и в голосе его прозвенел металл.

– Хорошо. Ладно, – сказал Карманов. – Значит, я с твоего разрешения доложу директору института, что ты дал слово и отвечаешь головой.

– Всё правильно, – подтвердил Мыльников.

– Запомните сегодняшний день. – Микеладзе указал на календарь. – Через десять дней мы будем свидетелями или торжества науки и техники, или небольшого жертвоприношения.

– И в первом и во втором случае, – добавил Рябцев, – надо не забыть пригласить товарищей из телевидения.

Ровно через десять дней Мыльникова вызвал директор. Войдя к нему в кабинет, Мыльников поклонился, сел в кресло и отрешённо огляделся по сторонам.

– Товарищ Мыльников, – сказал директор, – пока вы не начали оправдываться и, как всегда, ссылаться на объективные причины, скажу вам, что это полная безответственность. Заведующий лабораторией представил докладную, что вы опять всех подвели и задержали сдачу работы. Так это или не так?

– Так.

– А вы ещё заявили, что даёте голову на отсечение.

– Заявил.

Мыльников покосился на директора в надежде увидеть на его лице хотя бы подобие улыбки, но не увидел её. Директор был строг и официален.

– Что же с вами делать, товарищ Мыльников?

Ничего не ответив, Мыльников поправил галстук, после чего молитвенно сложил руки и устремил в потолок долгий, немигающий взгляд.

– Что же с вами делать? – повторил директор.

– Николай Николаевич, – тихо сказал Мыльников, – я не стану оправдываться. Могу сказать вам одно – я твёрдо решил сдержать своё слово…

– То есть?

– Я принёс голову на отсечение,

– Ах, вы ещё острить изволите?

А я не острю. Я целиком и полностью отвечаю за свои слова. Раз я обещал, я должен выполнить обещание… Вы меня не жалейте. Не надо. Конечно, лично вы у меня голову отсекать не станете, это, как говорится, не ваша функция, но вы должны понять, что морально я готов. Пожалуйста.

– Что – пожалуйста? Что?…

– Ещё раз вам говорю – я принёс голову на отсечение.

– Это у вас такой юмор, да?

– Мне не до юмора. Всё решено. Я только не знаю, это, видимо, нужно как-то юридически оформить… Мне тридцать три года, ни жены, ни детей… Коллектив лаборатории проводит меня в последний путь…

Директор выслушал его и сказал:

– Мне думается, что юридически оформить это будет несложно. Проведём приказом по институту.

– То есть? – насторожился Мыльников.

– За невыполнение задания, за халатное отношение к работе и так далее.

– Понимаю, – горестно усмехнулся Мыльников, – но всё это будет уже без меня…

– Нет. Это будет ещё при вас.

– Понятно, – сказал Мыльников, покидая кабинет директора с головой на плечах и с выговором в приказе.

Тут у нас недавно один товарищ прославился – Зюзин Эдуард Павлович.

Вы, наверное, думаете, он что-нибудь изобрёл, оперу сочинил в трёх действиях или слетал на небывалую высоту. Нет. Наш Зюзин Э, П. добился славы совершенно на другой основе. Он достиг её, как говорится, исключительно своим ходом.

Сейчас я коротко изложу, как это всё получилось.

Шестого августа, в четверг, вышел он из учреждения с целью пообедать в столовой. Закончив обед из трёх блюд, Зюзин видит, что есть ещё время. Тогда он думает: «Махну-ка я на ту сторону, куплю в киоске журнал «Здоровье» и прочитаю статью про органы внутренней секреции».

Только он успел перейти улицу, а точнее говоря, проспект, подходит к нему молодой человек и говорит:

– Позвольте вас поздравить!

– С чем?

– Что остались живы. Вы посмотрите – какое движение, сколько машин! Если бы вы видели со стороны, как вы переходили улицу,

Зюзин говорит:

– Жаль, конечно, что не видел. Возможно, интересное было зрелище.

Молодой человек говорит:

– В будущую среду вам представится счастливая возможность взглянуть на себя со стороны, увидеть, как это было, и сделать соответствующие выводы.

– Интересно, каким же образом я смогу взглянуть на себя со стороны?

А он отвечает:

– Вас сейчас заснял кинооператор, и в ту среду в семнадцать тридцать миллионы зрителей увидят вас на экранах своих телевизоров.

Услышав такое сообщение, Зюзин удивился, а потом, конечно, обрадовался.

– Ведь это надо же! В среду его увидят миллионы телезрителей и в Москве, и далеко за её пределами!

Зюзин спрашивает:

– Почему не по первой? Ну хорошо… А как народ узнает, что на экране буду именно я – Зюзин Эдуард Павлович, а не Иванов Иван Иванович?

Молодой человек говорит:

– Если желаете, ведущий назовёт ваше имя, отчество и фамилию.

Зюзин говорит:

– Пожалуйста, пусть назовёт. Я не возражаю.

И вот через полчаса после этого случая Зюзин приходит и громогласно всем объявляет, что в будущую среду его покажут по Центральному телевидению в семнадцать тридцать.

Все, конечно, удивились, многие не поверили, а бухгалтер Кувшинников спрашивает:

– На какую тему будет ваше выступление?

Зюзин подумал и говорит:

– На важную тему.

– На международную?

– На внутреннюю. На тему воспитания сознательного отношения к вопросам движения… вперёд.

Кувшинников ничего не сказал, только руками развёл: мол, к чему удивляться? На глазах человек вырос. Какую сложную проблему решил осветить при помощи телевидения.

Прошёл день, другой, миновала неделя. В среду Зюзин заявился на работу в новом костюме. Весь день он звонил по телефону. Одному сообщал, другому напоминал, что передача состоится сегодня ровно в семнадцать тридцать по второй программе.

Тогда кто-то предложил задержаться после работы и коллективно посмотреть эту передачу. В приёмной отличный телевизор, и на его большом экране Зюзин будет виден почти что в натуральную величину.

К началу в приёмной было полным-полно. Бухгалтер отхватил себе лучшее место, поскольку человек он любознательный и обожает телевидение.

И вот ровно в назначенное время началась передача под названием «Светофор».

После диктора на экране появился очень симпатичный капитан милиции. Он для бодрости глянул на листок бумаги и сказал:

– Добрый день, уважаемые товарищи телезрители! Приглашаю вас на одну из центральных магистралей столицы…

И тут же сразу кадры – проспект Калинина, высокие дома, а в середине на проезжей части сотни а может, и тысячи машин, нескончаемый поток! И пока это показывают, капитан продолжает свою речь. Я её сейчас точно не помню, но смысл примерно такой что в большом городе кипит бурная, напряжённая жизнь и каждая улица полна неожиданностей. Это раз. И второе – что при таком сильном движении должны соблюдать строгую дисциплину не только водители транспорта, но и пешеходы.

Капитан даёт свои пояснения, по асфальту мчатся машины, и бухгалтер Кувшинников говорит;

– Прекрасная картина нашей жизни. Только я пока что не вижу Зюзина…

И прямо тут же капитан говорит:

– На днях с помощью скрытой камеры мы зафиксировали короткий, весьма выразительный эпизод…

И, к всеобщему удовольствию, мы видим на экране нашего Зюзина. Сперва он смотрит на небо, вытирает платочком рот, это значит, что он пообедал. Потом он стоит на тротуаре и перебирает в ладони мелочь, а капитан говорит:

– Всего в десяти шагах отсюда – подземный переход, но гражданину, как видно, очень некогда. Обратите внимание, какую недюжинную храбрость он сейчас продемонстрирует…

И прямо вслед за этими словами Зюзин форсирует уличный рубеж. Он кидается на проезжую часть, увёртывается от одной машины, проскакивает перед другой и ведёт себя как тореадор в одном заграничном фильме испанского производства.

Все наши смотрят на экран, кто смеётся, кто головой качает, а Зюзин сидит, откинувшись в кресле, и с большой любовью смотрит на себя, как он завершает свой опасный путь и как шагает по тротуару уже на другой стороне…

А капитан милиции к нему с экрана обращается:

– Если вы смотрите нашу передачу, вы, наверно, поняли, какому риску подвергали и себя, и других. Соблюдайте правила движения. Будьте осторожны на улице, уважаемые телезрители, и вы, герой нашего короткого фильма, Эдуард Павлович Кузин!..

Кувшинников говорит капитану, который на экране:

– Вы маленько ошиблись.

Мы оборачиваемся на Зюзина, смотрим – он встаёт и в полном молчании выходит.

– Расстроился человек.

– Переживает.

– Был-то, можно сказать, на волоске…

Начинаем мы все расходиться и вдруг видим – стоит

Зюзин у столика с телефоном и строго говорит в трубку:

– Прошу разъяснить капитану милиции, что моя фамилия не Кузин, а Зюзин. Зина, Юрий, Зина, Иван, Николай, Зюзин. Да. Всё! – Зюзин положил трубку и сказал:

– Товарищи, через неделю повторение передачи. Ошибка будет исправлена.

Он гордо поглядел на нас и ушёл.

Навстречу славе.