Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Утехин и другие

Закрыв глаза и уронив голову на ладонь, Утехин тяжко грустил.

Сегодня суббота. После работы он обещал сразу приехать домой. Он собирался пойти с женой в театр. Кроме того, нужно было ещё успеть наладить ребятам телевизор, что-то там с ним стряслось. Такой был хороший план, и всё сорвалось. Л кто виноват? Кто его уговорил зайти выпить по случаю субботы? Выпить выпили, но потом все куда-то ушли, а он, Утехин, остался.

В закусочной было людно. Рядом за столиками ели, пили, разговаривали, между тем никому и в голову на приходило, что Утехину грустно.

Прерывисто вздохнув, как ребёнок после долгого плача, Утехин стукнул кулаком по столу и, обращаясь к вазочке с салатом, вызывающе спросил:

– На каком основании вы мне замечания делаете? Что ж вы думаете: если вы начальство, значит, вам можно вмешиваться, да? А может, это моё личное, персональное дело. Я вам не указываю? Не указываю. И вы мне не указывайте!..

Утехин налил рюмку. Выпил,

– «Недостойное поведение, недостойное поведение»! Что, человеку уж и выпить нельзя? Что я, алкоголик?

Задушевную беседу с салатницей прервал высокий хрипловатый голос:

– Извиняюсь, разрешите к вашему столику?

Утехин обрадовался. Наконец-то появился желанный собеседник. Смахнув со стола крошки, а заодно и пустую тарелку, он встал и широким жестом указал на стул:

– Прошу.

Сосед оказался на редкость общительным человеком. Опрокинув стопку, он бодро сказал:

– Я почему к вам за столик сел – вижу, культурный человек сидит, не скандальничает, ожидает, пока ему ремонт сделают. Я таких заказчиков очень уважаю.

– Почему вы меня заказчиком называете? – удивился Утехин.

– Раз я мастер ателье «Ремонт обуви», значит, для меня все люди заказчики. На общем основании. В порядке живой очереди. И конец. И точка. И всё. И будь здоров.

– Простите, ваше имя-отчество?

– Хлобыстов Елизар Иваныч.

– Очень приятно. Если не возражаете, я вас буду звать просто Вася.

– Пожалуйста. Об чём разговор. – Великодушию Хлобыстова не было границ.

Друзья заказали водки и полдюжины пива. Через полчаса они уже были на «ты». Держа собеседника за пуговицу, Утехин облизывал губы и говорил:

– Вася, ты меня уважаешь?

– Уважаю. А ты меня уважаешь?

– Уважаю. В состоянии ты понять, что я обиженный человек? Тарасов Николай Григорьевич – начальник главка. А Утехин кто? Утехин рядовой работник. А если рядовой работник желает выпить, может начальство запретить?

– Не имеет полного права.

– Но он же меня на прошлой неделе вызвал и говорит: «Товарищ Утехин, на вас жалуются сотрудники, мне звонила ваша супруга. Вы, – говорит, – работать стали хуже и пьянствуете, ведёте себя недостойно». Ну ты мне скажи, Миша, могу я это спокойно слушать?

Наречённый Мишей Хлобыстов покачал головой.

– Ты ж не на производстве пьёшь, правильно?

– Ясное дело.

– Значит, конец. И точка. И всё. И будь здоров.

– Главное дело, – взорвался Утехин, – если вы, говорит, не прекратите это безобразие, нам придётся расстаться.

Он стёр рукавом слезу и грохнул по столу.

– Ты не расстраивайся. Давай выпьем. – Хлобыстов налил Утехину. – В случае чего оформляйся к нам в ателье. Подучишься и будешь работать как человек.

Не могу я в сапожники идти, – скорбно сказал Утехин, у меня среднее техническое образование. Знаешь что, Вася, давай куда-нибудь уедем от начальства.

– Куда?

– В Курск.

Договорились. Тем более Курск моя родина. Я сам в Краснодаре родился. Сядем на поезд и уедем. Пусть Егоров рыдает, волосы на себе реет, что такого работника потерял.

– Не Егоров, а Тарасов.

Они чокнулись и выпили.

У тебя Тарасов, у меня Егоров. Директор ателье. Только от него и слышишь: «Хлобыстов, ты мне план срываешь!.. Хлобыстов, ты не нынче-завтра алкоголиком заделаешься!» Что твой начальник, что мой директор – одного поля ягоды. Поехали, и конец. И точка. И всё. И будь здоров.

На Казанском вокзале, куда приятели прибыли на такси, билетов в Курск почему-то не оказалось. Пришлось тут же изменить маршрут.

– Поедем в Раменское, – сказал Хлобыстов, – тоже будет неплохо…

Стоя в вагоне электрички, Утехин и Хлобыстов, с трудом сохраняя вертикальное положение, нежно смотрели друг на друга и порывисто обнимались.

В вагоне было по-субботнему тесно. Нагруженные корзинками и свёртками москвичи торопились за город, на дачи.

Утехину опять стало грустно, и он предложил спеть. Его дружок не возражал, и они запели. Громкий дуэт их не отличался стройностью. Видимо, сказывалось отсутствие школы. А может быть, виною этому было то, что Утехин пел «Спи, моя радость, усни», а Хлобыстов «Из-за острова на стрежень». На этот разнобой в репертуаре указал сотрудник железнодорожной милиции, который к полному удовлетворению слушателей высадил солистов из вагона.

Оставшись на платформе, Утехин плюнул вслед ушедшему поезду, а Хлобыстов выразил своё неудовольствие в таких непарламентских выражениях, что, будь они услышаны милиционером, ателье «Ремонт обуви» надолго лишилось бы одного из своих сотрудников.

Шатаясь по платформе, приятели завернули в буфет, взяли ещё по стопке и по кружке пива. Потом Утехин купил в киоске все шесть экземпляров книги «Спутник ветеринарного фельдшера». Три книги он вручил Хлобыстову, две оставил себе, а одну решил преподнести ожидавшей поезде даме в соломенной шляпе. Однако дама от подарка почему-то отказалась и, отбежав в сторону, всплеснула руками.

Боже мой, еле на ногах стоят. И ведь, наверно, оба семейные. Позор!..

Прочитав название станции – «Быково», Хлобыстов обрадовался.

– Друг! – закричал он. – У меня ж тут зять живёт, в Быкове. Сейчас зайдём к нему, выставим его на пол– литра.

– Нет, – неожиданно заартачился Утехин, – не пойду я к твоему зятю. Не нуждаюсь. Я сегодня зарплату получил.

Пошарив в карманах, Утехин пожал плечами. Странно – столько было днём денег – и где они? Осталась самая малость.

Адреса зятя Хлобыстов не знал. Он смутно помнил, что тот живёт где-то здесь, в Быкове.

Держась за Утехина, Хлобыстов повёл приятеля в неопределённом направлении.

Спотыкаясь о корневища сосен, пугая громким пением дачников, оба шагали по просеке, смело форсируя лужи.

– Ты дороги не знаешь, – заметил Утехин, ударяясь в темноте о сосну, – дурак ты, вот ты кто!

– Знаю, будь спокоен, – сказал Хлобыстов и тут же рухнул в лужу, увлекая за собой Утехина.

– Это какая река? – осведомился Утехин, делая безуспешную попытку выбраться на сушу.

– Лично я не знаю. Зять знает.

Они поплелись дальше.

– Вася, давай загорать, – предложил Утехин, стаскивая с себя пиджак.

Ночью загорать вредно, – авторитетно заявил Хлобыстов.

Освещённое луной, в стороне сверкнуло зеркало пруда.

Давай искупаемся, подал идею Утехин и, сев на землю, снял туфли.

Хлобыстов взял утехинские туфли, окинул их профессиональным взглядом и бросил их в пруд

– Барахло это. Понятно?… Я тебе завтра новые сделаю.

Утехин сказал «большое спасибо», махнул рукой и, не раздеваясь, полез в пруд.

– Утонешь, чёрт окаянный, – покачнулся Хлобыстов и, сняв полуботинки, небрежно швырнул их в воду. Потом, подумав, туда же бросил и кепку.

– Купайся скорей, а то зять спать ляжет.

– А мы его разбудим, – вылезая на берег, сказал Утехин, – скажем: вставай, встречай дорогих гостей!

Сразу за прудом начиналась улица. В густой зелени стояли аккуратные дачки. Откуда-то доносились звуки рояля.

– Где твой зять живёт? – властно спросил Утехин. Продрогший, грязный и босой, похожий на водяного из детской сказки, он шёл, цепляясь за заборы, провожаемый заливистым лаем собак.

Хлобыстов изрядно осовел и устал. Ткнув пальцем в сторону, он сказал:

– Всё. Вот она, дача. Дальше не пойдём. Конец.

– Тогда споём, чтобы зять был в курсе дела, – сказал Утехин и лихо затянул:

– Ты жива ещё, моя старушка…,

Хлобыстов подхватил тенором:

– Жив и я, привет тебе, привет.

На террасе появились люди. Послышался встревоженный женский голос:

– Сева! Запри калитку. Николай!..

– Руки вверх! – не своим голосом заорал Утехин. – Руки вверх, гости пришли!

– Караул! – завизжал Хлобыстов. – Спасайся кто может!

С террасы по лесенке спустился плечистый человек в полосатой пижаме.

– Кто тут хулиганит? – спросил он строго и до удивления спокойно.

Утехин замер. Какой знакомый голос! Неужели эго он – Тарасов, начальник главка!.. Он. Он самый!

– Виноват, – закрывая лицо рукой, пролепетал Утехин, – ошибка, не туда попали… И, подавшись назад в темноту, поволок за собой Хлобыстова.

Наступая босыми ногами на колкие сосновые шишки, не чувствуя боли, не видя ничего вокруг, Утехин тащил за собой собутыльника и лихорадочно думал: «Узнал он меня или не узнал? Узнал или не узнал?»

Утехин проснулся рано утром в поселковом отделении милиции. Тупо оглянувшись по сторонам, он по– тёр ладонью лицо. Где он? Куда он попал? Кто этот тип на соседней койке? Какой сегодня день? Среда, а может быть, воскресенье? Да, воскресенье. Значит, вчера была суббота. А что вчера было?…

В комнату вошёл лейтенант милиции, свежевыбритый, в сверкающем белизной кителе. Брезгливо поморщившись, он распахнул окно и достал из ящика стола бланк протокола.

С трудом приходя в себя, Утехин виновато посмотрел на лейтенанта, потом взглянул в окно.

За окном синело небо… На ветках качались паутинки, лёгкие и блестящие, словно сотканные из дюраля. Наперебой щебетали птицы, и голоса их показались Утехину строгим, нескончаемым милицейским свистком.

Отдельный предмет

Лично сам я работаю продавцом в мебельном магазине. В каком именно, не имеет значения.

Что я могу сказать про свою работу? Работа у меня исключительно нервная. Почему? А потому что всё население только и делает, что ходит к нам в магазин с целью приобресть мебель. Один придёт, увидит столик для телевизора и на нём бирку «продано», скажет: «Ах, как жаль, что уже продано!» Поглядишь на такого покупателя и тихонечко скажешь: «Сделаем». Выпишешь ему столик и в итоге имеешь благодарность. Я тебе, ты мне. Нормально, спокойно, по потребностям.

Но не все такие культурные бывают посетители. Другой увидит бирку «продано» и сразу такой шум подымает, просто кошмар: «Кому продано? Когда продано? Только что было не продано, а сейчас уже продано. Где директор? Где у вас жалобная книга?»

От таких ненужных криков к концу рабочего дня просто-таки звереешь и на людей начинаешь кидаться на нервной почве.

Аккурат на прошлой неделе в пятницу заявляется покупатель. Здоровый такой, в очках. Гляжу – ходит, смотрит, пальцами до мебели касается. Я, конечно, на него ноль внимания. Зачем он мне нужен? А он углядел полку комбинированную румынскую и ко мне:

– Товарищ продавец, что это такое?

Я говорю:

– Разве не видите, кровать. (Это я шутку даю. Нас в торге инструктировали, чтоб мы больше с покупателями шутили для ихнего настроения и для плана).

Тогда этот очкастый говорит:

– Вы остроумный человек. Как же эта полка составляется?

– Руками.

– А если точней?

Я ему говорю:

– У вас что, глаз, что ли, нет? Тут же всё видно.

Тогда он вопрос ставит:

– А можно её приобрести?

– Одну её?

– Да.

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что кончается на «у».

– Не понимаю.

Полка продаётся исключительно с гарнитуром.

– А отдельно не бывает?

Я говорю:

– Почему? Бывает и отдельно. Отдельно жена и отдельно тёща. (Это я опять шутку даю для настроения.)

Пошёл он по магазину, увидел полку артикул сто семь и просит:

– Выберите мне, пожалуйста, полочку. Только без дефектов.

Я говорю:

– Полки перед вами, смотрите сами, какая хорошая, какая плохая.

Он говорит:

– Ладно. В таком случае беру вот эту…

Я говорю:

– Да? Мы прямо с утра не спали, все думали, кому нам эту полку продать вне гарнитура. Это же часть кабинета.

– Ну и что?

– Нет нам расчёта отдельными предметами торговать. У нас план.

Гляжу, очкастый вроде растерялся.

– В таком случае выпишите мне полированный столик журнальный.

Я выписываю. Их у нас навалом. Он с чеком приходит:

– Прошу вас – запакуйте.

Я говорю:

– Зачем? Это уже будет излишество. Берите свою вещь и шагайте домой к любимой супруге.

Ничего он не сказал, взял столик и отчалил. А я ещё подумал: бывают же такие люди настырные. Толокся в магазине, сто вопросов, сто ответов, а в итоге всей его покупке цена – пятнадцать рэ.

Теперь слушайте дальше. Был этот очкастый в магазине в пятницу, а в субботу с самого утра заболел у меня зуб. До того прихватило, хоть на стенку лезь.

Отпросился с работы и пошёл в зубную поликлинику.

Пришёл, меня без очереди пустили, как с острой болью. Сел я в кресло, и всё у меня как в тумане, головой мотаю и белого света не вижу,

Сунул мне доктор чего-то в зуб, чувствую – вроде маленько полегчало, дух перевёл.

И тут открываю я глаза – и кого же я перед собой вижу? Правильно вы угадали. Стоит передо мной в белом халате и в белой чеплашке тот самый очкастый. Он на меня смотрит, а я на него. Он щурится:

– Мне кажется, что я вас где-то видел. Только не могу вспомнить – где? Вы никогда у меня раньше не лечились?

Я говорю:

– Нет, доктор, я у вас не лечился. Я вас вчерашний день в мебельном магазине обслуживал. Вы ещё столик у нас взяли.

Тогда он говорит:

– А-а, да-да, совершенно верно. Вы меня обслуживали. Вчера вы меня, сегодня я вас… Откройте рот.

Я говорю:

– Что там у меня, доктор?

А он говорит:

– У вас что, глаз, что ли, нет? Тут же всё видно. Придётся удалить зуб.

Я говорю:

– Если надо – удаляйте. Только я просьбу имею – сделайте мне наркоз.

А он говорит:

– Зачем? Это уже будет излишество. Оставьте у меня свой зуб и шагайте домой к любимой супруге.

Я говорю:

– Всё. Понял ваш намёк. Но вы мне хотя укажите из-за какого именно зуба я страдаю?

А он щипцы берёт и говорит:

– Сейчас я у вас зубов надёргаю, а уж ваше дело выбирать, какой хороший, какой плохой.

– Это как?

– А вот так. И хочу вас предупредить, чтоб вы были в курсе дела. Один зуб я у вас удалять не буду.

– То есть как?

– Только целым гарнитуром.

– Вы что, смеётесь, что ли?

– Нам нет расчёта отдельные предметы выдёргивать» У нас план.

Я думаю – что делать? А он шприц взял и – раз иглой.

И можете представить – сразу у меня там всё онемело. И маханул он у меня зуб ну просто-таки артистически.

Когда я уходил, он говорит:

– Ну как, полегче стало?

– Полегче.

– Вопросов нет?

Я говорю:

– Нет. Суду всё ясно.

Новый водитель

Антон Иванович Перцов из Сухуми вернулся прямо на дачу.

Из письма главного бухгалтера он знал уже о том, что новый начальник, обязанности которого до отпуска временно исполнял Антон Иванович, должен появиться в конторе со дня на день.

Антон Иванович решил приступить к работе с понедельника, но жена категорически возражала, аргументируя тем, что понедельник тяжёлый день. Антон Иванович согласился с женой, позвонил со станции в город и вызвал машину на вторник.

Во вторник рано утром у ограды дачи остановилась голубая машина.

– И что его принесло в такую рань? – с досадой проворчал Антон Иванович и, накинув поверх пижамы плащ, вышел на улицу.

– Ты что, Гриша, осатанел, что ли, так рано приехал?

Дверца открылась, и Антон Иванович увидел, что за рулём сидит не Гриша, а какой-то незнакомый водитель.

«И машина новая, и шофёр», – подумал Антон Иванович и спросил:

– Из конторы?

– Так точно.

– Подождёшь.

Утренний туалет занял у него минут тридцать, не больше. Загорелый и свежевыбритый, он появился на террасе. Жена уже приготовила завтрак.

Лицо Антона Ивановича выражало строгую усталость. Казалось, что это выражение лица он надел вместе с пиджаком.

– Товарищ водитель?

– Я вас слушаю, – водитель вышел из машины.

Это был молодой человек, худощавый и подчёркнуто опрятный.

– Как тебя звать?

– Степан Михайлович.

– Понятно. Вот что, Стёпа, не в службу, а в дружбу, возьми лопату и накопай вон там картошки. Управишься, закусишь, и поедем.

– Ну что ж, это можно, – водитель взял лопату.

Жена Антона Ивановича любовалась супругом, который после отпуска стал уже совершенно неотразимым мужчиной.

– Антоша, – сказала жена, – ты его попроси, пусть он заодно пару вёдер воды принесёт из колодца.

– Стёпа!

– Я вас слушаю.

– Довольно копать. Видишь, ведёрки стоят. А вон колодец. Сообрази и действуй.

Водитель взял вёдра и пошёл за водой.

«Исполнительный малый», – подумал Антон Иванович и повернулся к жене.

– Лиза, налей-ка ему стопку и закусить дай.

Водитель принёс воды.

– А ну-ка заходи, садись, – пригласил Антон Иванович.

– Спасибо. Я позавтракал.

– Давай-ка за здоровье начальства.

– Не пью. Спасибо.

Антон Иванович выпил один.

– Правильно. Водителю пить не положено. Вдруг нарушение, милиционер подойдёт, скажет – а ну-ка дыхни, а ну давай права!

– Вот именно, – подтвердил водитель.

– Мне-то, я полагаю, можно как пассажиру. А? Как думаешь?

Антон Иванович выпил, закусил огурчиком и встал.

Когда они выехали на шоссе, солнце начало пригревать сильнее. Водитель напряжённо сидел за рулём, на отрывая глаз от дороги.

Антон Иванович достал из портфеля коробку папирос «Абхазия». На коробке была нарисована пальма на фоне моря.

– На, возьми. Это я оттуда привёз. С юга.

– Спасибо.

Водитель сунул папиросы в карман.

– Ну как новый начальник-то? Строгий?

– Как вам сказать?

– Работу требует?

– Обязательно.

– Новая метла чисто метёт. Стёпа, ну-ка тормозни. Маленько пройдёмся.

– Неудобно. Там вас, наверное, посетители дожидаются.

– Ничего. Чем посетитель ждёт дольше, тем на* чальству авторитета больше. Тормози!

Водитель остановил машину. Антон Иванович вышел. Вдоль шоссе тянулся молодой лесок, тронутый осенним огнём.

– Ты смотри – живопись!.. Какие, к лешему, посетители, когда кругом природа такая, Я тебе по секрету скажу, не такой я человек, чтобы без дела помер. Ходят к нам, люди, ходят. Одному ремонт, другому ремонт. А я что, железный, что ли?

Водитель взглянул на ручные часы.

– Человек придёт, – продолжал Антон Иванович, – а я ему говорю: «Заходи через недельку. Сейчас не могу. Срочно вызывает руководство», – и так пальцем наверх укажу. Дескать – высокое руководство. Ну, и безусловно у человека уважение. Видит; не с мальчиком дело имеет. Понял?

– Понял.

– Заводи!..

Не доезжая до конторы, Антон Иванович скомандовал:

– Стоп!». Сойду. Проветрюсь. А то вдруг новое начальство скажет – а ну дыхни!..

В контору Антон Иванович явился через полчаса. Поздоровавшись с секретаршей и выслушав комплименты по части загара и внешнего вида, он спросил:

– Новый у себя?

– Сейчас будет. Вышел на минутку.

– Как он – ничего?

– Симпатичный. И характер весёлый.

Антон Иванович вошёл в кабинет, сел в кресло для посетителей и закурил. Оглядывая знакомую обстановку кабинета, он увидел на столе начальника коробку папирос «Абхазия».

«Надо же, – покачал головой Антон Иванович, – шофёр-то, оказывается, подхалим. Не успел явиться, а уже начальству папиросы поднёс!»

Размышления Антона Ивановича прервал скрип двери. В кабинет вошёл водитель.

– Ты что же это, голубчик, – ехидно сказал Антон Иванович, – я тебе дал сувенир, а ты его начальству сунул?

– Вы ошибаетесь. Это мои папиросы.

– Твои? А стол чей?

– И стол мой. Вы меня уж извините, товарищ Перцов, я шофёр-любитель. Месяц как получил права. При каждом удобном случае езжу. Огромное удовольствие получаю!.. Вот и сегодня решил проехать за город. Потому раньше времени и прибыл.

Антон Иванович вытер платком лоб.

– Ну и как, Степан… Михайлович, – чугунным голосом спросил он, – как машина?

– Очень славная машинка. Приёмистая. Восемьдесят километров идёт – не чувствуешь.

– Вы меня извините, – сказал Антон Иванович, – я сегодня…

– Нет, это уж вы меня извините, что я сейчас заставил вас ждать.

«Издевается!» – подумал Антон Иванович и сказал: – Ничего. Я тут сидел, как говорится, курил…

– Да, кстати, позвольте вернуть вам папиросы. Я ведь не курю, товарищ Перцов.

– Правильно делаете, – жалобно сказал Антон Иванович и взял протянутую ему коробку.

На коробке была нарисована пальма на фоне моря.

Море было неспокойным. Оно предвещало бурю.

Волшебная палочка

До чего же он был правильный человек, этот Волобуев! Каждое утро, без пяти девять, он появлялся в коридоре, ровно в девять за ним закрывалась обитая клеёнкой дверь с табличкой «Отдел кадров».

Краснолицый, бритый наголо, Волобуев был строг, даже суров. «Имейте в виду, что я вас всех вижу насквозь», – говорил его пронзительный, осуждающий взгляд.

Как-то у нас в клубе был конкурс на лучшее исполнение современных танцев. Первый приз получили инженер Михалев и машинистка Нина Воронина. На следующий день, выступая на профсоюзном собрании, Волобуев сказал:

– Я думаю, что тозарищ Михалев и проходизшзя с ним по одному танцу Воронина должны малость призадуматься, Не этому их учило родное государство. Невелика заслуга в наши дни побойчей других сплясать. Невелика мораль, товарищи, выносить свои личные объятия на коллектив. Я думаю, товарищи, это всем ясно.

Не так давно механик Шумилин, получив кзартиру, отпраздновал новоселье. Назавтра в буфете к Шумилину подошёл Волобуев:

– Нарзанчик пьёте, товарищ Шумилин. Освежаетесь после вчерашнего. Я у вас в гостях не присутствовал, но имею сведения, что вы во дворе хоровод вертели, исполняли «Я цыганский барон…».

– Что правда, то правда. Было.

– И что же, красиво это? Если вы цыганский барон, вам, конечно, всё простительно. Какой же вы пример людям подаёте? Не для того мы дома строим, чтобы на виду у коллектива пьянство разводить? Давайте, товарищ Шумилин, о морали забывать не будем. Мораль для нас – всё!

Шумилин отставил недопитую бутылку нарзана и молча вышел.

На прошлой неделе завком организовал массовый культпоход в цирк.

Вот там-то и произошёл потрясающий номер!..

Представление началось, когда мы увидели Волобуе– на. Он сидел в первом ряду, невозмутимо слушая клоунские репризы. Волобуев не смеялся. Он был выше этого.

Второе отделение открыл популярный артист – создатель эффектного аттракциона «Чудеса без чудес». Артисту помогала современная техника. Это было ново и очень интересно.

Артист достал из кармана никелированную палочку,

– Попрошу внимания! – сказал артист. – У меня в руках, как видите, простая металлическая палочка. Но она не простая, дорогие друзья. Она волшебная. С помощью этой палочки каждый желающий может прямо отсюда поговорить со своими друзьями или членами семьи, которые сейчас находятся дома…

Артист поднялся на барьер манежа и вдруг направил палочку прямо на Волобуева.

– У вас дома есть телефон?

– А какое это имеет значение? – строго спросил Волобуев. – Ну, есть…

– Прошу вас, назовите вслух номер вашего домашнего телефона.

Волобуев пожал плечами.

– Три двадцать пять двадцать восемь,

– Внимание! – сказал артист.

После паузы из-под купола цирка раздались громкие редкие гудки, щелчок снятой трубки и женский голос:

– Я слушаю.

– Говорите, – сказал артист, – прошу вас.

– Лиза, это я, – несколько удивлённо произнёс Во– побуев,

– Ну, что тебе? – спросил голос из-под купола. – Говори скорей, мне некогда.

Волобуев подозрительно глянул на артиста и сказал:

– Я говорю с тобой из государственного цирка…

– Опять надрался?

В зале засмеялись. Наш «правильный» Волобуев раскрывался с весьма неожиданной стороны.

– Не болтай глупости! – строго сказал Волобуев. – Я с тобой разговариваю через посредство волшебной палочки…

– Вот-вот, напился как свинья, даже не соображаешь, что ты городишь!

В зале начался хохот. Волобуев, испуганно глядя на артиста, замахал рукой.

– Слышу, какое у вас там веселье в забегаловке, – прогремел из динамика женский голос, – Господи, когда ж это наконец кончится? Сил моих больше нет!

– Прошу прекратить безобразие! – крикнул артисту Волобуев,

– Ты это кому говоришь? – раздался из динамика голос супруги Волобуева. – Вот завтра же пойду к тебе на работу и всё расскажу. Пусть про твои художества народ узнает! Вы там не смейтесь, алкоголики несчастные!

Артист торопливо дал знак, и нестройно вступил оркестр. Смычковые ещё как-то играли, а медные не могли начать: их душил смех,

Волобуев быстро встал и пошёл к выходу. Оркестр играл марш.

Артист стоял в центре манежа. Он улыбался и смущённо кланялся, держа в руке свою поистине волшебную палочку.