Текст книги "Друзья и соседи"

Автор книги: Борис Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Катарина и Катерина

Проявил инициативу капитан. За окном ещё сверкали огнями пригороды, а он уже сказал:

– Товарищи, нам вместе ехать долго, так что давайте, как говорится, представимся друг другу.

Нас было четверо в купе, и мы познакомились. Соседи узнали, что я врач, а я узнал, что десятое место занимает инженер, одиннадцатое – капитан, а двенадцатое – девушка по имени Рая.

– Это очень кратко – Рая, – сказал капитан. – Для начала нам придётся угадать вашу профессию.

– Попытайтесь.

– Мы будем гадать, а вы говорите: «холодно», «горячо», ладно?

Прищурясь, как бы вглядываясь в даль, капитан посмотрел на девушку:

– Работница часового завода?

– Холодно.

– Стюардесса? – спросил инженер,

– Чуть теплее.

– Та-ак, – капитан поднял руку. – Сфера обслуживания?

– Ещё теплее.

– Торговля. ГУМ? «Детский мир»?

– Холодно, – сказала девушка.

– Укротительница хищников?

– Мороз.

– Общественное питание?

– Горячо.

– Порядок! – оживился капитан.

– Артистка, – уже по инерции сказал инженер.

– Горячо!

Капитан был заметно озадачен:

– Довольно странная комбинация получается – искусство плюс общественное питание.

Проводница принесла чай, и в купе завязался разговор – неспешный, типично дорожный. Инженер достал записную книжку и сказал, что каждый раз, приезжая в командировку, он старается выкроить время и побывать в театре, в музее, на выставке. Он завёл привычку заносить в эту книжку, где, когда был и что видел. Мы по очереди заглянули в его записи и удивились – как много он успел.

– Я всего лишь второй раз в Москве, – сказал капитан, – мне до вас далеко.

– А приезжие, они поактивней москвичей, – заметила Рая. – Мы как рассуждаем? Чего нам торопиться в Третьяковку? Она вот она, рядом. Успеем сто раз. Зачем рваться в Большой? Никуда он от нас не уйдёт.

– Понятно. Значит, вы москвичка…,

– Большой театр – он действительно никуда не уйдёт, – продолжала Рая, – а вот годы, между прочим, идут, и время уходит.

Я смотрел на Раю, и мне почудилось, что я где-то уже видел эту миловидную сероглазую девушку.

– Вы, значит, доктор? – спросил инженер. Это означало, что на очереди новая тема.

– Да. Но я надеюсь, вы не станете спрашивать – почему, когда вы вот так наклоняетесь, у вас здесь покалывает, а сюда отдаёт?…

– Нет, – засмеялся инженер, – я просто очень уважаю вашу профессию.

– А вы обратили внимание, – сказал капитан, – что из докторов часто выходят писатели. Возьмите, например, Антона Павловича Чехова. Есть ещё Вересаев и другие. Интересно, почему так получается?

– Видите ли…

– Знаете почему, – сказала Рая, – потому что доктор ближе всех к человеку. Он знает, что у него болит, что он чувствует…

– Возможно, что и так.

– Рая, безусловно, права, – сказал капитан и скромно коснулся её плеча, – это именно так. Тем более есть много разных причин, по которым человек обижается и при этом страдает его нервная система. Правильно?

– Конечно, – кивнул инженер. – Вот, например, иной раз зайдёшь в магазин или в ателье…

Я смотрел на Раю, увлечённую беседой, и меня не оставляла уверенность, что вижу её не впервые.

– …одним словом, в сферу обслуживания, а там продавщица или приёмщица глянет на тебя исподлобья, грубо ответит, и в момент у тебя портится и настроение, и самочувствие. Думаешь: не сходить ли к врачу пусть выслушает, а то и к писателю – пусть напишет…

– Фельетон, да? – сухо спросила Рая.

Тогда я сказал ей:

– Извините, не мог я вас видеть в «России»?

– Да, – ответила мне Рая, – безусловно, могли. Вот я вам сейчас скажу, – она обернулась к капитану, – вы говорите: «Странная комбинация – искусство плюс общественное питание». Я вам сейчас скажу, – повторила она, как видно обдумывая свою мысль и желая выразить её поточнее. Она обратилась к инженеру: – Вы помянули недобрым словом сферу обслуживания.

И тут я вспомнил. В прошлый свой приезд я жил в гостинице «Россия», вечером спустился поужинать. Едва я успел сесть за столик, подошла официантка…

– Я третий год работаю в ресторане «Россия», – продолжала Рая, – а до этого работала в «Звёздочке». Дело прошлое – выговоров и замечаний нахваталась там сверх головы. И что невнимательная бываю, и чересчур резкая и так далее и тому подобное. И вот, представьте себе, когда я надумала уже искать другую работу, один клиент, который у нас обедал, говорит: «Я за вами, девушка, давно наблюдаю, у вас необычайно выразительное лицо, вам надо идти в театр или в кино».

Рая помолчала.

– Ну и что же было дальше? – спросил инженер.

– Меня-то вообще давно интересовала самодеятельность. Играла всякие сценки, но только для себя, для подружен, вообще для знакомых. Уже когда стала официанткой работать, часто после закрытия ночной театр устраивала. Интересно: столы сдвинуты, стулья перевёрнуты, а я на эстраде, где оркестр сидел, представляла разных людей – и сильно занятых, которые не видят даже, что едят, и капризных, и нерешительных, и влюблённых. Я играю, а в зале официанты, повара, судомойки – все на меня смотрят и другой раз просто-таки плачут от смеха…

Того человека, который мне тогда совет дал в театр идти, я всю жизнь буду помнить… Пришла я в Дом культуры и вступила в драмколлектив. Сперва стихи читала современных поэтов и классиков, в одноактных пьесах начала играть. Наш художественный руководитель Лавриков Яков Александрович, заслуженный артист, много с нами занимался. Он нам однажды такую речь сказал: «Моя главная задача – научить вас любить искусство, понимать прекрасное и доставлять людям радость».

Мы слушали Раю и видели – она рада, что ей представился случай поделиться своими заветными мыслями.

– Я считаю, человека можно по-разному воспитывать. Для одного строгость – наилучшее средство. А к другому совсем иной подход нужен, его терпением, уговорами воспитать можно. А вот лично на меня знаете кто большое влияние оказал? Каких два человека? Никогда не догадаетесь…

Рая обвела нас лукавым взглядом.

Капитан улыбнулся.

– Можем погадать по системе «холодно» – «горячо».

– Ничего у вас не выйдет. Вы, наверное, скажете: отец, мать. Да, они, конечно, свою долю внесли. Отец – мастер на ЗИЛе, мама на швейной фабрике работает, они хорошие, я у них одна. Помню, когда а газете была заметка – «Звёздочку» сильно критиковали, и я там тоже была помянута, – отец ходил чёрный как туча и только одно мне сказал: «Раиса, ты нашу фамилию унизила». Но это давно было. А теперь вы скажите, кто же они, эти два человека, которые меня перевоспитали?…

– Мы их, наверное, не знаем, – сказал капитан.

– Нет, знаете. Уверена, что знаете!.. Одного фамилия – Шекспир, а другого – Островский.

Мы молча переглянулись, а Рая, довольная произведённым эффектом, продолжала:

– Готовили мы в народном театре «Укрощение строптивой», не всю пьесу, отдельные сцены. Мне Янов Александрович доверил роль Катарины и сказал: «Попытаемся создать образ строптивой итальянки на материале своенравной москвички». Это он, конечно, в шутку сказал. И вот наступила премьера, в зале народу полным-полно, родители пришли, отец очень важный был – не подступись: дочь – артистка. В роли Петруччо выступал Слава Тёмин, шофёр-таксист, исключительно темпераментный парень. Если видели «Укрощение строптивой», вы, наверное, помните, Петруччо говорит

Катарине: «Сначала стань хорошей», а я в ответ на его слова бросаю ему в лицо:

 
Я тоже говорить имею право
И всё сейчас скажу: я не ребёнок
Получше люди слушали меня;
А не хотите, так заткните уши,
Уж лучше дать свободу языку
И высказать, что в сердце накопилось.
 

Рая уверенно вошла в образ.

– И потом финал. Я, то есть Катарина, уже совершенно другая, её не узнать. Помните, что она говорит в финале:

 
Гнев губит красоту твою, как голод —
Луга зелёные; уносит славу,
Как ветер почки. Никогда, нигде
И никому твой гнев не будет мил,
Ведь в раздраженье женщина подобна
Источнику, когда он взбаламучен
И чистоты лишён, и красоты.
 

Рая вздохнула и провела рукой по лицу, словно снимая грим.

– А через год Яков Александрович поставил «Грозу» Островского, и опять мне главная роль досталась. Там была Катарина, а здесь Катерина – совсем иная женщина и характер совершенно другой… С «Грозой» интересно получилось. Роль Бориса исполнял Званцев из треста ресторанов, и не только в пьесе, он и в жизни стал за мной ухаживать, но мне это было совершенно ни к чему, потому что любила я другого человека. А Званцев с этим не посчитался и внёс в рисунок роли своё личное отношение. Тогда я думаю: ничего, останусь сама собой. И вот играем мы спектакль. Когда у меня там свидание с Борисом – между прочим, Званцева тоже зовут Борис, он мне говорит: «Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас!» А я ему отвечаю: «Не трогай! Не трогай меня!» После все говорили, что это очень сильно у меня получилось. А дальше, по роли, у Катерины чувство меняется: «Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, как бы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой»… После спектакля Яков Александрович меня похвалил: «Я видел в глазах твоей Катерины и страдание, и любовь. Ты просто молодчина!» Нехорошо, конечно, что я хвастаюсь, но это его слова. И так мне это было радостно. Значит, я всё же сумела себя преодолеть, оказалась выше личных отношений…

Рая долго смотрела в окно, потом сказала:

– У нас в ресторане висит доска Почёта, там есть и моя фотография. Кто-то из наших сказал: «Это тебе, Рая, почёт по линии художественной самодеятельности». А я говорю – нет. Ну ведь, правда, какое дело посетителям, которые у нас обедают и ужинают, что я в свободное время выступаю на сцене? Они ж меня не в искусстве ценят, а в жизни, когда благодарности пишут…

Рая замолчала.

Мы тоже молчали. Мы открыто любовались ею, и мне вдруг показалось, что шумят аплодисменты, что я сижу в зрительном зале, а на авансцене, взявшись за руки и улыбаясь, кланяются – неукрощённая, полная огня Катарина и прекрасная Катерина – нежная и, по роли, печальная.

Самое основное

Ренэ Пикар – нотариус из Авиньона – не принимал участия в пресс-конференции. Присев на широкий подоконник, он с интересом разглядывал оживлённую московскую улицу. Город готовился к празднику: фасады зданий украшались кумачом и хвоей. На крыше высокого дома выстроились в ряд огромные сияющие буквы: «Да здравствует Великий Октябрь!»

Пресс-конференция закончилась. Члены французской делегации: учитель, рабочий завода «Ситроен», весёлая девушка – продавщица парижского универмага, художник и все остальные, словно не наговорившись, продолжали оживлённую беседу.

К Пикару подошёл заместитель редактора газеты Березов. Протянув гостю портсигар, Березов сказал по– французски:

– Прошу, мсье Пикар-

Пикар закурил.

– Почему вы не принимали участия в беседе? – спросил Березов.

– Я не хотел вас утомлять, – ответил Пикар. Манера щурить один глаз придавала его лицу выражение насторожённого внимания. «Вы меня не проведёте!» – говорил его взгляд.

– Я не вполне понимаю, – пожал плечами Березов.

– На одного меня вам пришлось бы затратить значительно больше труда, чем на всех остальных.

– Почему?…

Пикар усмехнулся.

– Потому что на меня не действует пропаганда, мой друг. Я не коммунист, как вы, вероятно, догадываетесь. Я не люблю, когда меня в чем-нибудь убеждают. Я верю только тому, что я вижу сам вот этими глазами, а они, смею вас уверить, не утратили ещё способности отличать белое от чёрного, собаку от куропатки и благонравную монахиню от хористки из «Мулен руж»…

Пикар говорил быстро, левый глаз у него совсем закрылся, и казалось, француз целится в собеседника.

– Что бы вы хотели, господин Пикар? – спросил Березов. Его начинала забавлять ничем не вызванная горячность иностранца.

– Я хотел бы, чтобы вы разрешили мне выйти на улицу, остановить любого, вы слышите. Любого москвича и вдвоём с ним, без переводчика, пойти к нему домой…

Пикар со значением посмотрел на Березова, ожидая увидеть его озадаченным, но Березов улыбнулся и развёл руками:

– Я готов вам это разрешить. Но моего разрешения недостаточно…

– Нужна санкция властей?…

– Нет. Нужна санкция хозяина, к которому вы собираетесь зайти.

Пикар улыбнулся: «Этот русский не лишён чувства юмора».

Мастер машиностроительного завода Андрей Максимович Орешкин возвращался домой. Нагруженный праздничными подарками, он шёл по тротуару, задерживаясь у витрин. «Нине духи купить «Красная Москва», – вспомнил он и, уже направляясь в магазин, столкнулся лицом к лицу с гражданином в мохнатом пальто, в башмаках на толстой подошве и в синем берете, сдвинутом набок.

«Видать, иностранец», – решил Андрей Максимович, тут же убеждаясь в том, что не ошибся.

– Эн момент, – сказал незнакомец и, ткнув себя пальцем в грудь, вежливо представился: – Ренэ Пикар.

Пикар быстро достал из бумажника документ, удостоверяющий, что он является членом иностранной делегации, приглашённой в Советский Союз на празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

– Очень приятно, – сказал Андрей Максимович и поклонился иностранцу (руки у него были заняты). – Орешкин Андрей Максимович.

Пикар мельком заглянул в словарь и улыбнулся.

– Я желай пойти мсье дом, – несколько чопорно произнёс он и в ожидании ответа прищурил левый глаз.

– Пожалуйста. Милости прошу, – сказал Андрей Максимович, – поехали!

… Представив Пикару свою супругу Нину Афанасьевну, сына Геннадия, старшую дочь Веру и даже малолетнего Мишку, Андрей Максимович предложил гостю присесть.

– Лиза небось у Наташки, – сказал он и снял телефонную трубку.

Ученица седьмого класса Лиза Орешкина изучала в школе французский язык, и потому её присутствие было сейчас крайне необходимо.

– Дочка, подымись-ка домой, – сказал в трубку Андрей Максимович, – у нас тут гость из Франции. Подымайся. Что? Наташку на подмогу? Правильно. Давайте вдвоём.

К тому моменту, когда пришла Лиза с подружкой, Пикар успел внимательно осмотреть обстановку квартиры: мебель, телевизор в столовой и стиральную машину в сверкающей белизной кухне…

– Знакомьтесь. Это моя младшая дочь, – сказал Андрей Максимович, с надеждой косясь на Лизу.

А Лиза, слегка покраснев, – предстояла серьёзная проверка её знания французского языка, – протянула гостю руку и громко сказала:

– Бон суар, мсье…

– О-о, мадемуазель! – оживился Пикар. Он поздоровался с Лизой и с Наташей и заговорил по-французски.

Подружки внимательно слушали Пикара. Потом Лиза виновато улыбнулась и медленно, отделяя слово от слова, сказала гостю:

– Месье, я недостаточно хорошо знаю французский. Мне будет помогать моя подруга Натали. Мы постараемся ответить, если у вас будут вопросы. Мы будем переводить только самое основное.

Пикар согласно кивнул, после чего сразу задал вопрос. Лиза перевела его отцу и всем остальным:

– Он спрашивает, купили ли мы свою квартиру и сколько мы за неё заплатили?

– Отвечай, дочка, – сказал Андрей Максимович, – введи человека в курс дела.

И Лиза ответила. Говорила она по-прежнему раздельно, короткими фразами:

– Нет, квартиру мы не купили. Эту квартиру отцу бесплатно дал завод…

– Дал? – спросил Пикар.

– Дал, – повторила Лиза.

– Дал завод? – переспросил Пикар…

– Пардон, месье! – сказала Лиза. И обернулась к Наташе: – Правильно я перевела глагол «дал»?

– Конечно, правильно, – подтвердила Наташа, а Геннадий, поняв причину заминки, сказал:

– Глагол-то он понял! Ему другое трудно понять…

– Эту квартиру отцу бесплатно дал завод, – повторила по-французски Лиза.

– Кто ваш отец, мадемуазель, – спросил Пикар, – инженер? Директор?

– Мой отец мастер. Мой отец работает на заводе.

– Кто купил эту обстановку?

– Эту обстановку купил отец.

Пикар прищурил левый глаз и посмотрел на Лизу.

«Ой, он мне на верит», – подумала Лиза и даже обиделась.

– Эту красивую обстановку купили мой отец и моя мать, – сказала она и подвела гостя к окну, – смотрите. Это автомобиль. Этот автомобиль купил муж моей сестры. Муж моей сестры инженер. Этот автомобиль называется «Москвич».

– Он цвета «электрик», – добавила Наташа. Это, собственно говоря, было видно и без объяснений, но почему не сказать, если прилично владеешь французским языком.

– Хватает ли денег мастеру и инженеру для таких покупок? – спросил Пикар.

«Если бы не хватало, не покупали бы», – мысленно составила ответ Лиза, но решив, что такая фраза может обидеть гостя, ответила коротко.

– Хватает.

Пикар повернулся к Наташе:

– У вас тоже есть сестра, мадемуазель?

– У меня нет сестры, – бойко ответила Наташа, – у меня есть брат. Он механик. Мой брат уехал в деревню.

– Он не мог в городе найти работу? – спросил Пикар.

Наташа покачала головой:

– Мой брат поехал в деревню. В деревне нужны такие специалисты, как мой брат. Мой брат будет там работать. Мой брат и в городе никогда не был безработным. Он в этом году к маю купил себе… – Смешно, она вдруг забыла, как по-французски мотоцикл, и, чтобы закончить фразу, сказала: – велосипед…

– Мотоцикл, – подсказала Лиза.

– Велосипед или мотоцикл? – спросил Пикар.

– И велосипед, и мотоцикл, – уточнила Наташа. Она сказала правду. Велосипед был куплен ещё в прошлом году.

Пикар увидел в простенке между окнами фотографию – высокая женщина была снята около пальмы.

– Кто это? – спросил Пикар.

– Это моя мама, – сказала Лиза, – пальмы растут на Кавказе. Мама отдыхала в Сочи в прошлом году…

– Сколько же это стоило? – спросил Пикар и занёс ручку над записной книжкой.

– Мама работает в заводском детском саду. Путёвку в Сочи ей дал завод.

Пикар кивнул. «Девочки, по-видимому, говорят правду».

– Я видел у вас на кухне стиральную машину, – начал Пикар…

– Эта машина служит для стирки белья, – заявила Наташа.

– Благодарю за объяснение, мадемуазель, – любезно наклонил голову Пикар, – мне бы хотелось знать, пользуются ли в этом доме стиральной машиной?…

Вздохнув, Лиза посмотрела на Мишку. Заинтересованный непонятной речью, он не сводил глаз с Пикара.

– Мама, он насчёт стиральной машины спрашивает, – негромко сказала Лиза.

– Ответь.

– Сейчас мы этой машиной не пользуемся, – сказала Лиза.

– Я понимаю: слишком дорого стоит электричество, – просто, даже с некоторым сочувствием сказал Пикар.

Лиза улыбнулась:

– Нет, машина просто не работает.

В самом деле, стоило ли рассказывать. французу все подробности и компрометировать Мишку, который по молодости лет решил искупать игрушечного коня и сунул его в бак машины, которая до этой роковой минуты отлично работала…

– Лиза, – сказала Нина Афанасьевна, – спроси у гостя, может быть, с нами он закусит?…

Лиза пригласила гостя, и тот с готовностью согласился. Он успел порядком проголодаться, а тут такой чудный праздничный ужин и настоящая, ни с чем не сравнимая русская водка.

Когда все уселись за стол, Андрей Максимович предложил тост.

– Ну вот что, – сказал он, – выпьем в честь праздника. Лиза, переведи гостю, что одна у нас забота, чтоб жил народ хорошо и культурно, чтоб дети наши росли и умнели всем на радость…

Лиза, сидя вполоборота к Пикару, переводила ему слова отца.

Гость слушал серьёзно и внимательно. И если он на понял всего, то главное он наверняка уловил.

Потому что Лиза переводила самое основное.

Человек без нервов

– Я вошёл в кабинет к начальнику, вежливо сказал: «Здравствуйте!», немного помедлив, спросил: «Вы меня вызывали?»

Я не услышал ответа ни на моё «здравствуйте», ни на мой вопрос.

Начальник молчал. Потом он мельком взглянул на меня, и лицо его, жёлто-розовое, с внезапностью светофора изменило цвет – стало ярко-багровым.

Не могу вам даже передать, как он на меня кричал. Боже, как он орал!..

Я не стану углубляться в детали и не буду оправдываться. Я действительно допустил промашку: опоздал на целый день с отчётом. Спору нет, я заслуживал порицание, а быть может, даже выговор. Но начальник предпочёл обрушить на меня громоподобный разнос.

Не глядя в мою сторону, распаляясь от ярости, начальник рвал и метал. Рвал в клочки проект приказа о моём премировании и метал их в корзину для бумаг.

«Кто вам дал право на меня кричать? – мысленно спросил я у начальника. – Я вам в отцы гожусь, молодой человек!»

Я молча покинул его кабинет и уж не помню, как оказался на улице.

Прошло больше часа, а я всё не могу успокоиться. Даже здесь, в парке, в тихой аллее, мне до сих пор слышится хриплый голос моего начальника и его крепкие выражения…

Я помолчал и посмотрел на своего соседа. Это был интеллигентного вида человек примерно моих лет, с добрым и чуточку лукавым выражением лица. Откинувшись на спинку скамьи, он сочувственно качал головой.

– Не знаю вашего имени-отчества, – тихо сказал он. – Если вы мне, случайному собеседнику, поведали всё это, я делаю вывод, что начальник надолго выбил вас из седла. То, что он себе позволил, именуется хамством…

Бациллы этой болезни особенно бурно развиваются в атмосфере безнаказанности. Вы, вероятно, заметили, что грубиян начинающий, равно как и грубиян зрелый, так сказать сформировавшийся, предпочитает действовать с глазу на глаз или в небольшой аудитории. Подобного сорта люди предусмотрительно избегают свидетелей, ибо наличие таковых чревато неприятными последствиями.

Взгляните на меня повнимательней. Если у вас создаётся впечатление, что рядом с вами сидит очень спокойный человек, можете смело верить своему первому впечатлению: оно вас не обманывает.

Когда-то давно, в юности, я видел фильм «Человек без нервов». Иногда мне представляется, что вторая серия этого фильма, будь она поставлена сегодня, вполне могла бы быть посвящена мне. Да, да, уверяю вас.

Ещё год назад я был совсем другим. Меня мгновенно выводила из себя любая, даже незначительная грубость. Надменность продавщицы или нелюбезность шофёра такси заставляли меня в изнеможении хвататься за сердце, а иногда даже кричать, что, как вы понимаете, противно и недостойно.

Теперь я здоров. Меня уже давно ничто не раздражает. Напрасно вы думаете, что я выработал некий иммунитет против грубости и хамства. Я просто спокоен: у меня нет поводов для волнений. О семье я не буду говорить: живём мы дружно и хорошо. Я спокоен везде и всюду. Даже в так называемой сфере обслуживания я чувствую себя как рыба в воде.

Я вижу, вам хочется узнать, кто же он, этот чудесный доктор, который исцелил меня и вернул мне душевный покой.

Этот доктор – мой старший сын Андрей. Он инженер-энергетик и к медицине не имеет никакого отношения. Всё дело в том, что у него есть хобби. В свободное время он страстно увлекается транзисторными приёмниками и тому подобными вещами.

Спешу вас уверить, что Андрей вовсе не один из тех, как он иронически выражается, «спидолопоклонников», которые в общественных местах запускают на полную мощность свои «Соколы» и «Спидолы», лишая окружающих вожделенного отдыха.

Нет, Андрей сам конструирует приёмники, магнитофоны и всё такое прочее. Он-то и подарил мне этот маленький диктофон, который вы, вероятно, приняли за фотоаппарат.

Перед вами истинное чудо. Я сам придумал для него название: «УП-1» – универсальный преобразователь.

Кажется, вы меня не поняли. Вы, видимо, так же мало знакомы с техникой, как и я. По профессии я историк.

Теперь слушайте меня внимательно. Дело в том, что этот аппарат обладает, можно сказать, сверхъестественной силой. При помощи аппарата «УП-1» нелюбезность сменяется любезностью, равнодушие – душевным участием, мелкое бытовое хамство – безукоризненной вежливостью.

Между тем пользование аппаратом «УП-1» не представляет никакой трудности. Решительно никакой!

Смотрите. Вот я беру микрофон и обращаю его в сторону человека, от которого чисто интуитивно ожидаю проявления грубости.

Человек видит в моей руке микрофон и понимает, что это микрофон и ничто другое. А раз человек понимает, что ему предстоит говорить в микрофон, он быстро смекает, что он должен говорить и чего не должен.

Для того чтобы вы уяснили, о чём идёт речь, я позволю себе привести несколько примеров из личной практики.

Как-то я подошёл к шофёру такси и спросил, не отвезёт ли он меня по такому-то адресу. Я совершенно сознательно выбрал улицу, находящуюся поблизости, примерно в километре от его стоянки. Аппарат «УП-1» при этом находился в чехле вместе с микрофоном. Как я и предполагал, шофёр саркастически усмехнулся и заявил: «Всю жизнь мечтал пассажиров от стола к печке возить. Пешком дотопаешь. Не больной».

Спустя две-три минуты, на этот раз уже с микрофоном в руке, я подошёл к тому же шофёру и повторил свою просьбу.

Шофёр посмотрел на меня, на микрофон, приветливо улыбнулся и, распахнув дверцу, сказал: «Садитесь, пожалуйста. Вообще-то это недалеко. Почти что рядом. Но это не имеет значения. Желание пассажира для нас закон!»

Я сел в машину, благополучно и быстро доехал до места и, расплачиваясь с шофёром, сказал: «По счётчику с меня двадцать копеек. Получите тридцать». Шофёр протестующе замахал рукой: «Ни в коем случае! Чаевые унижают достоинство человека. Всего хорошего.

До свидания. Желаю вам успеха в труде и счастья в личной жизни!»

В галантерейном магазине без микрофона я долго выбирал зубную щётку и услышал из малиновых уст продавщицы короткую, полную экспрессии фразу: «Ой, господи! До чего же вы мне, гражданин, надоели!»

Через пять минут я скромно подошёл к той же продавщице, уже держа в руке микрофон. Верный «УП-1» сработал безотказно.

Царевна Несмеяна превратилась в прелестную девушку. Источая улыбки, она достала коробку и с интонацией телевизионного диктора, объявляющего передачу «Спокойной ночи, малыши!», сказала примерно следующее: «Если не возражаете, я лично сама выберу вам зубную щётку. Я думаю, что лучше всего подойдёт эта, золотисто-коричневая, под цвет ваших глаз».

Когда я уходил, продавщица сказала мне: «Спасибо за покупку! Приходите к нам почаще!»

Через несколько дней рыжеволосая, грозного вида приёмщица в ателье химической чистки произнесла сходную по смыслу фразу в двух разночтениях.

В первом случае, без микрофона, она сказала: «Вы что, глаза дома забыли? Не видите, мы на обед закрываемся?»

Извлечённый из футляра микрофон словно по мановению волшебной палочки преобразил тембр голоса приёмщицы. Вместо густого контральто явственно зазвучало меццо-сопрано. Изменился и текст: «Гражданин, вы, наверно, не обратили внимания, уже без пяти час. Наше ателье закрывается на обед. Но раз вы торопитесь, пойдём вам навстречу. Милости просим!»

В учреждении, куда я зашёл за справкой, ледяная фраза: «Зайдите завтра, Мурзаев уехал в трест, сегодня его не будет» – при включении «УП-1» обрела тёплый, задушевный характер: «Василий Павлович, к сожалению, уехал, но зачем вам лишний раз подниматься на третий этаж? Присядьте, пожалуйста. Справку подпишет другой товарищ».

В кафе «Отдых» рискованный эксперимент заказать в вечерние часы стакан кефира и одну булочку, как я и предполагал, увенчался полным успехом. Сначала официант посмотрел на меня как на личного врага, затем, при виде микрофона, он сменил гнев на милость и любезно посоветовал мне отведать ряженки, после чего, улыбаясь, принёс свежайшую булочку с яблочным вареньем.

Во время моего скромного ужина в «Отдыхе» микрофон лежал на столе, и официант неотлучно маячил у меня за спиной, всем своим видом давая понять, что он готов, если потребуется, отдать за меня жизнь, а также и то, что самый дорогой и желанный его гость именно я, а не какой-то там усатый толстяк, усидевший уже бутылку марочного армянского коньяка.

… Слушая рассказ счастливого владельца «УП-1», я с уважением и с почти детской завистью смотрел на этот диковинный аппарат.

Я молчал, и отдохнувшее сердце моё наполнялось любовью к могучей современной технике, способной творить чудеса, побеждать немыслимые просторы космоса, а также и отдельные недостатки людей, населяющих нашу грешную землю.