Текст книги "Ельцин"

Автор книги: Борис Минаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 55 страниц)

Но я здесь рискну приоткрыть завесу над этой тайной, хотя это – всего лишь предположение. В лице пожилого ветерана Ельцин уговаривал целую страну поверить в то, что надежда есть, что до полного «выздоровления» осталось потерпеть недолго. Он верил в то, что говорил, я совершенно в этом не сомневаюсь…

За все это время Б. Н. похудел на девять килограммов. Излучал энергию, силу.

Впервые за очень долгое время ездил без Наины Иосифовны. Лишь в некоторых поездках они были вместе. «Маму воспринимали очень хорошо, но Аналитическая группа, тем не менее, решила, что постоянно находиться рядом с папой в поездках она не должна, чтобы не вызывать какого-то раздражения. У нее во многих городах была своя программа», – вспоминает дочь Ельцина Татьяна. Елена, старшая дочь, помогала маме.

Татьяна же участвовала во всех без исключения предвыборных поездках Ельцина (кроме одной, речь о которой еще впереди). Она была активным координатором, быстро реагировала, вникала в любую мелочь, четко отслеживала выполнение рекомендаций. Она могла быть жесткой, но могла со слезами на глазах уговаривать. В ней как-то очень быстро проявились отцовское упорство, настойчивость.

Ельцин на полную мощность задействовал свой последний, самый крайний ресурс – помощь семьи. На это тогда обратили внимание все. Для нашей страны такой подход крайне необычен.

Понимал ли он, что, приближая членов своей семьи к выборам, он втягивает их в политическую орбиту, в публичное пространство, откуда выхода уже не будет? Да, знал. Он всегда избегал этого, чтобы сохранить их покой. Но в этой борьбе он призвал их на помощь.

Надо отдать должное его семье. Никто из близких Ельцина не поддался естественному искушению: мелькать в телевизоре, занять какой-либо пост, использовать свое влияние в личных целях. Тщеславие, публичность чужды самой их природе, воспитанию. Единичны те случаи, когда Наина Иосифовна, дочери президента давали интервью журналистам.

Мне довелось разговаривать с Татьяной летом 2000 года. После интервью спросил о том, что не хотел включать в текст беседы:

– Таня, сейчас огромная общественная потребность в женщинах-политиках. Вы бы не хотели стать во главе какой-то газеты или телекомпании или, например, участвовать в каких-либо выборах? В будущем, когда-нибудь? Может быть, в нашей стране появится, наконец, женщина-президент?

Она ответила очень сухо:

– Если стране понадобится женщина-президент, можно поискать. Но я лично тут ни при чем. Не хочу заниматься политикой. Категорически.

Ельцин участвовал в кампании на последнем пределе физических возможностей. Внимательный взгляд наблюдателя отмечал: похудевший Ельцин, конечно, гораздо легче двигался, больше улыбался, намного более энергичен, но он… выглядел как-то странно, почти светился, иногда до прозрачности. Нехарактерная бледность и такая же нехарактерная для него легкость тела выдавали страшное напряжение, работу сердца на последнем рубеже.

Реаниматолог постоянно находился рядом с ним. Очень часто, незаметно для окружавшей его толпы, Ельцин исчезал из поля зрения, чтобы врачи могли проверить давление, дать таблетку или сделать укол. «Ельцин поставил на кон предвыборной игры свое собственное здоровье, в сущности, жизнь», – написал впоследствии его бывший пресс-секретарь Костиков.

Да, это было так. Однако с одной важной поправкой – риск проиграть эти выборы был для него гораздо важнее, чем риск свалиться с очередным инфарктом.

«Я страшно боялась этих выборов, – рассказывала Наина Иосифовна, – Но в декабре 1995 года, когда мы разговаривали с ним, он раз за разом ставил один и тот же вопрос: скажи, кто? Черномырдин, Явлинский? Да, я понимала, что на карту поставлена его жизнь, но в то же время понимала другое – проиграть он не может. Для него это было бы невозможно. Он такой человек».

Родные понимали: если решение принято, им остается одно – помогать ему во всем.

В конце кампании Ельцина сопровождали не только помощники и политические консультанты, но и самые популярные рок-исполнители. Для кого-то это был заработок, причем очень неплохой, для кого-то – гражданский долг. Молодежь, которая ненавидит политику, обычно не ходит на выборы. Но тут, на концерте, она слышала ясные, прозрачные аргументы, понятные каждому слова.

«Я уже был под коммунистическим режимом и больше не хочу, – сказал Андрей Макаревич. – Приходите 16 июня и проголосуйте, чтобы “Машина времени” могла играть». Как после этого не проголосовать?

«Алиса», «Цветы», «Наутилус» – все они были представителями того самого поколения, которое выросло в атмосфере протеста, в атмосфере борьбы против запретов и казенной цензуры.

Главный лозунг Ельцина – борьба за свободу – совпал с их личной идеологией.

В Волгограде Б. Н. вышел на сцену перед рок-концертом, на площади стояли десятки тысяч. Он произнес короткую речь, и аудитория взревела от восторга – это был апофеоз его поддержки. Ельцин, знавший толк в публичных выступлениях, был потрясен этими бушующими стадионами, раскованностью, эмоциональным зарядом, который шел на него из зала. Его пляска на одном из концертов стала классикой ельцинской «иконографии» – смешной, неуклюжий, пожилой человек танцует твист вместе с молодым певцом (это был исполнитель старых дворовых песен Женя Осин, который до сих пор любит об этом рассказывать). Но это был его ответ, эмоциональная реакция, выплеск его страсти, которую он не смог и не захотел удерживать в себе.

«Мы умоляли папу не делать этого, – рассказывала мне Таня. – Чуть ли не держали его за руки. Но удержать было невозможно. При виде огромной молодежной аудитории, собравшейся на рок-концерт, он пришел в дикий восторг».

Вот тогда (хотя танец Ельцина на сцене далеко не у всех вызывал только улыбку) стало окончательно ясно – с ним не страшно.

Этот танец, как ни странно, сыграл чуть ли не решающую роль в эмоциональном «признании» Ельцина, в его окончательном утверждении в роли лидера. С ним было не страшно, потому что к нему, вот такому, привыкла страна. Стерпелась, свыклась, сроднилась. Он не обещал легкой жизни никогда, и эта его «нелегкая жизнь» была более предсказуемой, более понятной, чем то, что предлагали коммунисты.

Но за мелодраматической стороной предвыборной борьбы Ельцин никогда не забывал, что именно хочет сказать, донести до сознания людей. «Нам не нужна новая революция, Россия не переживет новой революции», – говорил он в апреле в Москве.

«Свобода есть наиболее ценное достояние человечества», – говорил 3 мая в Ярославле. «Нам с самого начала было ясно, что дело не сдвинется с места, если у нас по-прежнему останется ничейная “государственная” собственность и люди будут лишены возможности владеть средствами производства… Приватизация была вопросом жизненной важности», – говорил в интервью «Российской газете» 5 июня.

От недели к неделе менялась и интонация ведущих отечественных СМИ. Резкий, жесткий, во многом агрессивный тон в начале предвыборной кампании Ельцина сменился в конце ее на безусловную поддержку. (Коржаков на заседании предвыборного совета попытался устроить разнос Игорю Малашенко, руководителю НТВ, за «антипрезидентскую позицию», то есть за критику предвыборной кампании, но Ельцин резко осадил его, заявив, что «это раньше нельзя было ругать генсеков, сейчас другое время».)

«Сегодня мы можем честно признать, что общество пережило гражданскую войну, хотя и в ее “холодном” варианте, – напишет через несколько дней после выборов руководитель социологической службы канала «ОРТ». – В этой ситуации телевидение действительно не было беспристрастным. Оно было тенденциозным в пользу демократии… в пользу выживания средств массовой информации как института общественного мнения… Для нас было бы приятнее просто информировать общество, апеллируя к разуму и рассудку. Это будет возможно тогда, когда мы будем выбирать между социальными и экономическими программами, а не между плохой свободой и хорошей тюрьмой».

Изменение позиции СМИ происходило без всякого нажима. Их не нужно было уговаривать, увещевать, распределяя рекламные бюджеты, вызывать в Кремль для «доверительных» бесед. Вот удивительный феномен выборов-96 – руководители электронных СМИ, газет и журналов поддерживали Ельцина настолько искренне и страстно, что это перекрывало все ожидания Аналитической группы.

И все же на пути к победе лежала мина замедленного действия – Чечня.

Еще в марте Ельцин объявил, что у него есть «семь планов выхода из кризиса». Но какой из них лучший и по какому пути он будет идти – оставалось неясно. Не помогали ни обилие планов, ни постоянно нарушавшийся мораторий на боевые действия… Война в Чечне продолжалась, и выход из кризиса не просматривался вплоть до конца апреля 1996 года.

Два обстоятельства неожиданно вмешались в ситуацию, которая казалась неразрешимой.

В конце апреля информационные агентства сообщили о гибели Джохара Дудаева. «Нива», в которой чеченский лидер выезжал из своего тайного укрытия для переговоров по радиотелефону, подверглась обстрелу самонаводящейся российской ракетой. Многомесячная работа российских спецслужб оказалась в какой-то момент эффективнее всех партизанских предосторожностей охраны чеченского лидера. Неуязвимый Дудаев погиб.

Это событие стало определяющим для всего хода чеченской войны.

Российские и мировые СМИ долго не хотели верить в это известие. Но похороны Дудаева и официальный траур заставили признать факт его смерти.

Отныне исчезла главная преграда для переговоров. Оставшиеся после него чеченские лидеры – Зелимхан Яндарбиев и Аслан Масхадов – были более приемлемыми для Кремля субъектами переговорного процесса. На них не висело того груза, который связывал действия Дудаева, у них была бóльшая степень свободы.

Исчез некий моральный барьер для контактов на самом высоком уровне.

Вторым обстоятельством, способствовавшим выходу из кризиса, была позиция генерала Александра Лебедя. Намерение «остановить бессмысленную войну» стало главным пунктом его предвыборной программы.

Наконец в российской политике появился посредник, которого так давно ждали. Посредник, обладавший именем, влиянием, бесспорным моральным авторитетом. Лебедь еще в августе 1991-го был посредником между Ельциным и Грачевым во время событий у Белого дома. А затем, в качестве командарма 14-й армии, расквартированной в Приднестровье на спорной, взрывоопасной территории, – сумел остановить войну и там, на границе самопровозглашенной республики.

Уйдя в отставку и занявшись политикой, Лебедь с его брутальной внешностью командира спецназа и низким голосом, которым он любил изрекать фразы в духе то американского боевика, то русского анекдота (знаменитое «упал-отжался»), – быстро набирал очки. Изо всех сил стремился приобрести себе славу всероссийского миротворца. Военного, который научит гражданских политиков как следует гасить локальные конфликты. Остановить войну в Чечне, несмотря на позицию генералитета, было идеей фикс Лебедя. В войсках к нему относились между тем с огромным уважением.

И хотя российская армия не хотела уходить из Чечни проигравшей и имела на то веские основания, Ельцин после появления на политической арене Лебедя получил мощного союзника в своей мирной стратегии.

Через несколько дней после гибели Дудаева было совершено покушение на Зелимхана Яндарбиева, исполняющего обязанности президента Чечни. В республике образовался вакуум власти, и одна из группировок явно хотела эту власть перехватить.

В Москве поняли – с переговорами надо торопиться. Конфликт между «полевыми командирами» грозил стать стихийным, неуправляемым процессом. Ельцин дал поручение готовить встречу с представителями чеченцев.

Первый вопрос – где принимать?

Ельцин сам решил выбрать помещение в Кремле, где должны пройти переговоры. Однозначного решения не было, и со свитой помощников он начал обход.

«Остановились на одном из залов – прямоугольный с большим столом. Три входные двери: одна – из комнат президента напротив торца стола, и две – в боковой стене…

Президент распорядился одну из этих дверей закрыть, а у других поставить по вооруженному охраннику в форме».

Чеченская делегация должна была войти через боковую дверь и сесть вдоль стола слева от президентского кресла, затем появляются члены федеральной делегации – премьер-министр Виктор Черномырдин, председатель Временного совета Чечни Доку Завгаев и секретарь Совета безопасности Олег Лобов – и рассаживаются напротив. Далее через свою дверь входит президент, произносит общее приветствие и предлагает всем сесть. Таков был сценарий.

Москва следила за информацией из Чечни о передвижении Яндарбиева. Чтобы обеспечить безопасность колонны, генерал Тихомиров, командующий группировкой, несколько раз менял маршрут. Делегацию останавливали на блокпостах. Наконец колонна добралась до станицы Слепцовская, где ее ждал личный самолет президента Ингушетии Аушева. 120 боевиков ехали в сопровождении чеченской делегации. 50 боевиков взяли под охрану самолет.

Однако после недолгих переговоров удалось уговорить Яндарбиева и его делегацию пересесть на самолет, который прислал президент России. 17 вооруженных людей, помимо официальной делегации, отправились спецрейсом в Москву.

На территории Внуково-2 появились ОМОН и сотрудники спецслужб «в штатском». Чеченцев поехали встречать министр юстиции Сергей Степашин и представитель ОБСЕ Т. Гульдеманн. И снова переговоры: кто поедет в Кремль? Чеченцы настояли на том, что в Кремль поедут пять официальных членов делегации, Ширвани Басаев (брат Шамиля Басаева) и два прилетевших из Чечни корреспондента. Все остальные чеченцы сидели в самолете до тех пор, пока не было подписано соглашение, и ждали.

Кортеж из десяти машин выехал с территории аэропорта в 16.35. Машины домчались до Кремля за 15 минут.

«Когда чеченцы вошли в пустой зал для переговоров и служба протокола стала их рассаживать, возник небольшой скандал. Чеченцы оказались недовольны планом рассадки: Яндарбиев хотел сидеть напротив Президента, а не против Доку Завгаева. Президент должен был сидеть в торце, во главе стола.

Поскольку из-за опоздания чеченской делегации Ельцин, Черномырдин и другие вошли вместе (по первоначальному плану Президент должен был появиться позже остальных), Ельцин сразу предложил садиться. Чеченцы заявили, что в таком варианте они отказываются садиться и покинут зал переговоров. Тут Президент резко скомандовал: “Закрыть двери, никого не выпускать”» («Эпоха Ельцина»).

Охрана моментально выполнила приказание. Трудные переговоры начались.

Вечером 27 мая после двухчасовых переговоров В. Черномырдин и З. Яндарбиев подписали соглашение о полном прекращении боевых действий с ноля часов 1 июня.

Однако главный сюрприз Ельцина был еще впереди.

Еще утром этого дня, до начала переговоров, президент объявил: «Завтра лечу в Чечню».

Его намерение – лететь во что бы то ни стало – казалось Службе безопасности равносильным самоубийству. Ельцина в Чечню пытались не пустить.

Но это на удалось. Вот как описывает эту сцену Борис Немцов, которого Ельцин взял с собой в качестве губернатора, собравшего в своей области миллион подписей против продолжения войны:

«Поездка обещала быть тревожной и напряженной. Боевики грозили убить Ельцина и вообще много чего заявляли. В аэропорту “Внуково-2” Барсуков, тогдашний начальник ФСБ, показал красную папку с грифом “Совершенно секретно”, где лежало донесение ФСБ: “Агент по кличке ‘Кума’ докладывает, что в районе села Знаменское во время пребывания президента России Бориса Ельцина на него будет совершено покушение бандой Басаева с использованием ракет ‘Стингер’. Рекомендация: отказаться от поездки”.

Барсуков говорит мне: “Тебя Ельцин любит, скажи ему, чтобы он не ездил. Ты должен уговорить его остаться в Москве”.

Без одной минуты девять к трапу подъезжает Ельцин, а вылет самолета назначен на девять утра. Выходит. Мы стоим – Коржаков и я. За нами полный самолет бойцов спецназа и “Альфы”.

– Чего стоите? – спрашивает Ельцин.

– Борис Николаевич, Александр Васильевич и Михаил Иванович считают, что лететь не надо. Какой-то агент написал донесение, – говорю я и даю президенту бумажку.

Ельцин прочитал и произнес: “Идите в самолет, Борис Ефимович, а вы, трусы, оставайтесь здесь”».

«Яндарбиев и члены его делегации узнали о поездке Ельцина в Чечню из вечерних новостей по телевидению. По сути, весь этот день они провели на шикарной подмосковной даче в качестве заложников», – пишут помощники Ельцина.

В 11 часов 28 мая президентский самолет приземлился в Моздоке. Президент и его сопровождение пересели на вертолеты. «Встав в круг, “вертушки” заходили на посадку и снова взмывали. В этой мельнице нельзя было понять, в каком из вертолетов Ельцин. Наконец, машины сели».

Ельцин прошел по чеченскому селу.

К нему выходили люди – женщины, старики. Разговаривали с ним. Потрясение, которое испытывали все, невозможно передать словами. Свершилось невозможное, всё происходило как будто во сне.

Ельцин снова и снова обещал мир. Разрушенная жизнь, истерзанная земля, отчаяние, весна, надежда. Первоначально Б. Н. хотел выступить на стадионе, перед пятитысячной толпой. Но эта встреча оказала, возможно, гораздо более сильный эмоциональный эффект – и на него, и на Чечню.

Затем Ельцин перелетел на вертолете в Грозный, в расположение 205-й мотострелковой бригады. Генерал Трошев запомнил слова, сказанные тогда Ельциным: «Война окончилась. Победа за вами. Вы победили мятежный дудаевский режим».

«Но мы, военные, – продолжает Трошев, – понимали, что это заявление носило исключительно конъюнктурный характер и преследовало единственную цель – привлечь голоса избирателей. Большинство из нас к тому времени уяснили очевидную истину: наши миротворческие усилия противник расценивает как нашу слабость, и, следовательно, надо кардинально решать проблему». Но Ельцин не воспринимал мир в Чечне как чисто конъюнктурное решение. Он надеялся: закончив войну, России удастся втащить Чечню в свою орбиту чисто экономическими методами.

Между тем начавшиеся в Шали переговоры с местными старейшинами сам Трошев расценивает как «первый серьезный совместный шаг на пути к миру».

Первая чеченская война начала выдыхаться…

Зюганов, как и Ельцин, совершал многочисленные поездки по стране.

Куда бы он ни приезжал, его хлебом-солью встречали у вагона или трапа самолета местные «функционеры»: депутаты-коммунисты, представители местной власти. За две недели до выборов только сорок девять из восьмидесяти глав российских регионов выразили свою поддержку Ельцину. В «красных регионах» и в сельских районах, где поддержка Зюганова была почти тотальной, руководители местных администраций, директора предприятий, председатели колхозов не скрывали радости по поводу возвращения советской власти. Например, среди руководителей Волгоградской области и районов только один из тридцати открыто поддерживал Ельцина.

За коммунистами стояла огромная сила. И прежде всего – организационная. После восстановления партии они воссоздали 20 тысяч первичных ячеек. Число платящих взносы достигало полумиллиона человек. А сколько же было «сочувствующих»? Все они, исходя из строгих принципов партийной дисциплины, превратились на период избирательной кампании в активных агитаторов. Каждый должен был обойти строго определенное количество квартир или частных домов.

Местная печать была, как правило, в руках коммунистов. Районная газета – порой единственно доступное средство массовой информации на селе. Четверть россиян, судя по опросам социологов, читали только местную печать. Зюгановцы отказывались покупать дорогое время на телевидении, имея такой информационный ресурс, и пользовались только бесплатным эфиром, который предоставлялся им по закону о выборах. Тем не менее все центральные каналы по своей инициативе десятки раз показывали репортажи с участием Зюганова.

Главным оружием его предвыборной кампании была апелляция к чувству национального унижения – а это была доминанта общественной атмосферы. О возрождении сверхдержавы, которая поставит на место Запад, грезило большинство населения. Именно эту тему поднимал Зюганов, при этом обещая возврат к равным стартовым возможностям, к справедливому социальному распределению. Беспроигрышная карта! Митинги в поддержку коммунистов становились все более многочисленными, активными, яростными, повсеместными.

За спиной Ельцина тем временем продолжалась острая борьба тех, кто верил и кто не верил в победу на выборах, то есть тех, кто искал варианты компромисса, сговора с коммунистами, поскольку «силовой» вариант в марте был окончательно похоронен.

Аргументация сторонников компромисса такова: предположим, Ельцин выходит во второй тур (в апреле и мае все независимые социологи уже уверенно говорили об этом) и голоса за президента и за его противника делятся примерно поровну. «Коммунисты выведут людей на улицы» – гражданский конфликт неизбежен.

Первым об этом заговорил, как ни странно, Сергей Филатов, председатель общественного движения в поддержку президента, бывший глава кремлевской администрации. Он попытался в своих публичных выступлениях смягчить антикоммунистический пафос Ельцина, настаивая на том, что «войны красных и белых быть не должно», надо учитывать интересы всех избирателей. Сейчас общество настолько накалено, сказал Филатов, что необходимо отказаться от «монополии антикоммунистической пропаганды». «Мы – единый народ, хотя у всех свои взгляды и политические пристрастия». Соответственно, по мнению Филатова, на выборах не должно быть победителей, «не должно быть подавления инакомыслия».

Этот миролюбивый призыв тогда же, в апреле, неожиданно поддержали «ведущие предприниматели».

Их обращение появилось 27 апреля. Называлось оно «Выйти из тупика!». Текст подписали президент ЛогоВАЗа Борис Березовский, председатель правления Сибирской нефтяной компании Виктор Городилов, председатель совета директоров группы «Мост» Владимир Гусинский, президент КБ имени Яковлева Александр Дундуков, президент Межгосударственной акционерной компании «Вымпел» Николай Михайлов, президент нефтяной компании «ЮКОС» Сергей Муравленко, президент компании «Роспром» Леонид Невзлин, гендиректор АвтоВАЗа Алексей Николаев, председатель правления банка «Возрождение» Дмитрий Орлов, президент ОНЭКСИМбанка Владимир Потанин, президент «Столичного банка сбережений» Александр Смоленский, председатель совета директоров консорциума «Альфа-групп» Михаил Фридман, председатель совета директоров банка «Менатеп» Михаил Ходорковский.

«Общество расколото, – говорилось в тексте обращения. – Этот раскол катастрофически нарастает с каждым днем. И трещина, разделяющая нас на красных и белых, своих и чужих, проходит через сердце России. Накаленность предвыборной борьбы побуждает противоборствующих политиков к тому, чтобы одним ударом разрубить узел проблем. Силы, стоящие за спиной политиков, ждут своего часа. Они выйдут на следующий день после победы любой из сторон. Это произойдет с роковой неизбежностью вопреки воле отдельных личностей. Ибо после июньского голосования фактически от лица меньшинства, каким бы оно ни было – красным или белым, – будет получен мандат на реализацию правил жизни, категорически отвергаемых огромной частью общества. В итоге победит не чья-то правда, а дух насилия и смуты. Взаимное отторжение политических сил столь велико, что утвердиться одна из них может только путем, ведущим к гражданской войне и распаду России».

Интересно, что те же самые люди (Березовский, Гусинский и др.), которые в марте пришли к Ельцину в Кремль чуть ли не с требованием немедленно активизировать свою предвыборную кампанию, уже месяц спустя стали говорить совсем другое – о тупиковости ситуации, о необходимости компромисса. Что же они предлагали?

«В этот ответственный час мы, предприниматели России, предлагаем интеллектуалам, военным, представителям исполнительной и законодательной власти, правоохранительных органов и средств массовой информации, всем тем, в чьих руках сегодня сосредоточена реальная власть и от кого зависит судьба России, объединить усилия для поиска политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие основным интересам России, самой ее государственности… Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению. Иного выхода просто не существует. Понятна правда каждой из политических сил. Но ни одна из сил не имеет права навязывать насильственно свою правду всему обществу».

Однако ни попытка подключить к идее «компромисса» Черномырдина, ни открытое выступление «ведущих предпринимателей» не могли прервать нарастающий темп и ажиотаж избирательной кампании. Тем не менее Зюганов встретился с авторами «письма 13». Это была странная встреча, на которой обсуждались некие «три варианта компромисса» между Ельциным и коммунистами, ни один из которых не устраивал ни президента, ни коммунистов. Все это были отчаянные жесты вдогонку уже уходящему поезду. Зюганов считал, что выборы практически выиграны, не видел смысла в компромиссе, хотел получить всё и сразу. Инициатива умерла, практически не родившись.

В ночь с 19 на 20 июня были объявлены окончательные итоги первого тура голосования. Вот они. У Ельцина – 35,28 процента, у Зюганова – 32,03 процента. Три следующих места распределились так: Лебедь – 14,52 процента, Явлинский – 7,34 процента, Жириновский – 5,7 процента. Из прочих кандидатов – Святослав Федоров, Горбачев, Шаккум, Власов, Брынцалов – ни один не набрал более одного процента. Явка избирателей была достаточно высокой – около 70 процентов имеющих право голосовать пришли 16 июня к избирательным урнам.

Ночью россияне припали к телевизорам. Простые люди, многие из которых сами голосовали за Ельцина, не могли поверить в то, что он может победить. Еще несколько месяцев назад Ельцин был главной мишенью для критики со всех сторон, и справа, и слева. Не было фигуры, которая вызывала бы столь обостренное, сложное чувство к себе.

Самым важным для Ельцина был именно первый тур. Здесь голоса демократически настроенных избирателей могли разделиться: Явлинский, Лебедь, Федоров, все они потенциально отнимали голоса ельцинских избирателей.

«Президент настраивал свою аналитическую группу на необходимость достижения победы уже в первом туре, – пишет социолог А. Ослон, член Аналитической группы, – одновременно понимая неосуществимость этого. Выход во второй тур даже с минимальным перевесом был бы уже просто чудом». Чудо состоялось. «Некоторые робкие надежды на победу во втором туре, если он будет проводиться и в нем будут участвовать Б. Ельцин и Г. Зюганов, появились еще в середине мая, примерно за месяц до первого голосования. Уже тогда четыре россиянина из десяти (41 процент) сказали, что в такой ситуации проголосуют за Б. Ельцина… На рубеже апреля – мая уже половина (51 процент) граждан готова была во втором туре отдать свои голоса Б. Ельцину и несколько более четверти (29 процентов) – Г. Зюганову».

Георгий Сатаров, член Аналитической группы и помощник президента, заявлял, что соотношение в первом туре будет, скорее всего, таким – 34 на 30 процентов. Он оказался ближе к истине, чем другие социологи, прочившие победу Ельцину с соотношением – 40 на 30. Отрыв Ельцина от Зюганова в первом туре составлял 2–3 процента.

Отрыв небольшой. Очень небольшой.

Однако и за исход второго тура, который должен был состояться 2 июля, начинали беспокоиться и аналитики, и журналисты, и самые обычные люди, которые понимали, что ожидает страну после победы Зюганова: 2 июля – это уже середина лета, отпуска, студенческие каникулы, летние сельскохозяйственные работы, на которые выезжает значительный процент городских жителей. То есть – явка будет меньшей. А при меньшей явке шансы Зюганова значительно увеличивались! Его электорат, состоявший во многом из пожилых людей, сельских жителей, не зависел от сезонного фактора.

С одной стороны, «к Ельцину могла перетечь половина голосов электоратов Г. Явлинского и С. Федорова; за него могла проголосовать почти треть избирателей А. Лебедя». С другой стороны, «стало ясно, что итог второго тура будет определяться активностью участия в нем молодежи и людей среднего возраста» (Александр Ослон).

Шансы по-прежнему были равными.

Первый тур, против всех ожиданий, не принес никаких эксцессов, связанных с подсчетом голосов, давлением на избирательные комиссии, митингами и демонстрациями. Огромное количество иностранных наблюдателей, наших журналистов, которые следили за ходом выборов, обеспечили «чистые выборы». Коммунисты тоже вели себя цивилизованно. После первого тура они не имели практически никаких претензий по подсчету голосов.

Ельцин, тоже против ожиданий, был крайне недоволен исходом голосования. Или делал вид, что недоволен. На заседании предвыборного штаба он жестко отругал своих помощников, заявив, что для него была принципиальна победа в первом туре. Он хотел набрать более 50 процентов голосов…

Может быть, Б. Н. потерял чувство реальности?

Но нет, чувства реальности он не потерял. Об этом свидетельствуют его шаги, сделанные сразу же после первого тура: он обращается к избирателям Лебедя, Явлинского, Федорова, которых считает приверженцами демократии, – отдать свои голоса «единому демократическому кандидату», то есть президенту. Но он вычеркивает из этого списка всех остальных, в том числе Жириновского, который перед первым туром пытается заигрывать с Ельциным, торговаться, пробует влезть в правительство на предвыборной волне.

Трудные переговоры идут с Александром Лебедем. Подсчет голосов – и анализ, какой может быть цена за голоса его избирателей? Ельцин назначает Лебедя секретарем Совета безопасности, отправляет в отставку министра обороны Павла Грачева, отбирает координацию «силового блока» у своего помощника Юрия Батурина и передает новому секретарю Совбеза (таковы условия, которые поставил Лебедь).

Ельцин, как мы помним, пытается сделать своим союзником и Явлинского, предлагает ему пост в правительстве, но – безуспешно.

Словом, ельцинский сценарий победы – пусть и не нокаутом, а в тяжелом бою «по очкам» – реализуется шаг за шагом.

Однако именно в эту ночь, с 19 на 20 июня, когда еще подсчитывались голоса, произошло событие, которого никто не ждал.

Вечером 19 июня на проходной Белого дома были задержаны два человека – Аркадий Евстафьев и Сергей Лисовский. Их задержали сотрудники Службы безопасности президента и люди из охраны Белого дома. В руках у Лисовского коробка – но не коробка «из-под ксерокса», как написали потом, а коробка из-под бумаги для ксерокса.