Текст книги "Роковое наследство"
Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза
Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
– Я охотно тебе подскажу! – пришел ему на помощь Маркус. – Ты, отец ошибся, когда женился на маме. И я совершил бы такую же ошибку, если бы женился на дочери твоего друга.
– Но Лилиана ведь беременна!
– Она сама виновата, – парировал Маркус. – Я же могу только признать ребенка.
– Ты просто обязан это сделать! – строго произнес Бруну, вызвав новую волну протеста в душе сына.
– А может, я и полюбить ее обязан? – с саркастической усмешкой спросил Маркус. – Или можно обойтись без любви и без свадьбы, а просто поселить Лилиану здесь. Пусть она живет себе и рожает на здоровье. Возможно, это был бы выход. Если ты привел в дом девицу с тростниковых плантаций, то мне, наверно, сам Бог велит привести сюда дочь сенатора.
– Ты женишься на Лилиане официально, только на сей раз мы обойдемся без гостей, – твердо произнес Бруну, оставив без ответа издевку сына.
Маркус, однако, тоже проявил характер:
– Нет, папа, женится на Лилиане меня не заставит никто.
Бруну понял, что переломить сына ему не удастся, и мысленно стал искать какой-то другой, компромиссный вариант.
Однако сосредоточится на этих мыслях ему помешало пение Светлячка и Кулика, доносившееся из гостиной. Не желая сдерживать раздражения, Бруну решил разогнать веселую компанию.
– Ты все еще водишься с этими бродягами? – гневно бросил он, перекрикивая своим громовым басом сладкоголосый дуэт.
– Папа, я прошу уважать моих гостей! – вспыхнула Лия. – Светлячок и Кулик – не бродяги. Они – музыканты, которых уже высоко оценили на радио и телевидении! А скоро у них появится свой диск!
Светлячок тоже счел необходимым дать отпор Бруну:
– Я полагаю, мы вас ничем не оскорбили, а потому и не заслужили оскорблений с вашей стороны!
Бруну заметил, как напряглась Лия, ожидая, что ответит отец, и предпочел сменить гнев на милость.
– Я вовсе не хотел вас оскорбить, – сказал он примирительно. – А бродягами назвал в шутку.
Лия облегченно перевела дух и с благодарностью улыбнулась отцу.
Позже, когда музыканты ушли, она призналась, что любит Светлячка и хочет выйти за него замуж.
Это был удар, на который следовало реагировать немедленно, и Бруну тотчас же послал Димаса за Светлячком:
– Мне надо поговорить с этим парнем.
Услышав, зачем его вызывает к себе Медзенга, Светлячок мрачно обронил:
– Кажется, я столкнулся с тяжелым грузовиком!
Но представ перед Мясным Королем, вел себя достойно и даже дерзко.
– Да, я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться! – подтвердил он, отвечая на вопрос Бруну.
– А содержать ее ты собираешься с помощью своей гитары? – продолжил допрос Медзенга.
– Кроме гитары, у меня есть еще и руки и – главное – любовь к Лие, – не ударил лицом в грязь Светлячок.
– Увы, этого маловато, чтобы получить мою дочь, – покачал головой Бруну.
– Тогда назовите цену, которая, по-вашему, будет достаточна!
Услышав такое, Лия сжалась в комок от ужаса, не сомневаясь, что отец сейчас изобьет Светлячка и выставит его вон. Бруну, однако, вздумал уничтожить нахала более надежным способом.
– Ты сможешь получить мою дочь, когда у тебя будет десять тысяч голов скота! – заявил он с нескрываемым удовольствием, думая, что поставил победную точку в этом разговоре.
Однако Светлячок и не собирался сдаваться. Коса нашла на камень. Искры сыпались от двух самовлюбленных противников, не желающих уступить друг другу даже на йоту.
– Поскольку условие диктуете вы, то мне остается только с вами согласиться, – сказал Светлячок. – Я раздобуду десять тысяч быков, и тогда мы вернемся к этому разговору!
Бруну аж поперхнулся от такой дерзости. А Лия воскликнула в отчаянии:
– Но где же ты возьмешь этих чертовых быков?!
– Пока не знаю, – ответил Светлячок. – Но я их приведу твоему отцу, все десять тысяч! Это я обещаю тебе!
Ночью лежа в постели с Луаной, Бруну признался, что ему понравилось, как вел себя Светлячок.
– Парень явно с характером! Только задача эта для него невыполнимая.
– Ну так что тебе мешает смягчить условия? – спросила Луана. – Жаль будет, если эта любовь погибнет из-за каких-то быков.
– Нет, ты ничего не понимаешь, – улыбнулся Бруну. – Если парень действительно любит Лию, то придет за ней с десятью тысячами быков!
– И все равно мне жаль твою дочь, – печально молвила Луана.
Глава 10
Когда Бруну увидел входящего в его кабинет сенатора, он невольно по-бычьи пригнул голову. Многое таилось в этом движении: и чувство неловкости, которого он не мог не испытывать, и затаенный гнев, а главное – непреодолимое желание вырваться из пут той постыдной, дурацкой ситуации, в которую поставил его сын.
Но как ни странно, на лице Кашиаса он не прочел того ледяного высокомерия, маску которого обычно надевает на себя смертельная обида. Не прочел желания нанести ответный удар, отомстить. Лицо сенатора скорее выражало растерянность и что-то вроде сожаления или раскаяния.
– Больше всего мне жаль, что расстроилась наша с тобой дружба, – начал Кашиас, – такая верная, давняя, прочная. Хочешь не хочешь, а я чувствую себя в этом виноватым, так что прости…
Плечи Бруну распрямились, будто с них свалился тяжелый груз. Все опять встало на свои места. Осталась только злость на разгильдяя-сына, но и это тоже было поправимым: он скрутит Маркуса в бараний рог и заставит его помирится с Лилианой, хотя бы во имя того прочного согласия, которое за долгие годы установилось между их отцами.
– С нашей дружбой ничего не сделается, – с облегчением ответил Бруну. – Но, ясное дело, и твоя Лилиана не без греха, не один мой Маркус. Мне кажется, венчаны – не венчаны, пусть живут вместе. Как ты на это посмотришь?
Сенатор молчал, пребывая в тяжком раздумье. Было видно, что ответить ему нелегко.
– Ну а сама-то Лилиана что? – поторопил его Бруну.
– Влюблена как кошка, – с тяжелым вздохом отозвался сенатор. – На что ни пойдешь, лишь бы счастливы были эти чертовы дети! Как-никак она у меня одна, дружище!
– Ну жди! Скоро приедем за твоей красоткой. А внука нянчить будешь потом здесь, у меня!
И оба облегченно рассмеялись. С сердца Кашиаса спал не менее тяжкий груз, чем с плеч Бруну: его дипломатическая миссия удалась даже лучше, чем он ожидал.
«Дал всему семейству Медзенга вытереть о себя ноги, но своего добился», – не без самодовольной и вместе с тем невеселой усмешки думал он обратной дорогой. А дочери сказал:
– Как только Бруну обломает твоего дурачка Маркуса, будете жить вместе!
– Ой, папа! Расскажи, как все было, – радостно затеребила его дочь.
Однако Роза не разделяла воодушевления дочери. Очень нужен им этот проходимец Медзенга! Да его и на порог нельзя пускать, не то что в мужья брать. В ответ на возмущенные слова матери Лилиана расплакалась. А Роза, в сердцах хлопнув дверью, вылетела из комнаты.
Кашиас терпеливо пережидал, пока поднятая женщинами буря утихнет. Он знал, что прав: раз дочь беременна, пусть живет с мужем. Бруну прав: венчаны они, не венчаны, кому какое дело?!
Если в доме сенатора бушевала буря со слезами и криками, то в доме Бруну нависло затишье перед грозой, и гроза обещала быть страшной.
– Если не одумаешься, пущу по миру, – угрожающе сказал Бруну сыну. – Сенатор согласился отпустить к нам Лилиану.
– Вот уж не думал, что он может на такое согласится, – недовольно покрутил головой Маркус. – На что она мне сдалась, его Лилиана?
– На что-то тебе сдалась, если ты спал с ней, – так же грязно продолжал Бруну. – А раз сдалась, то и ты у меня сдашься и поклянешься бросить все свои глупости и жить с нею как с законной женой. Сегодня же съездим к ним и привезем ее сюда. Иначе… Ты уже слышал, что я сделаю. Повторять не буду.
Маркус молчал, понимая, что и согласия от него отец требует только для проформы, он уже сам все решил и поступит так, как решил.
За Лилианой они поехали во второй половине дня. За всю дорогу Маркус так и не проронил ни слова. Но когда в присутствии отца и будущего тестя Лилиана спросила его: «Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?» – он уже не мог отделаться молчанием и выдавил из себя:
– Хочу…
И заслужил одобрительный кивок отца. Но тут к нему подступила пылающая негодованием Роза.
– А какие ты можешь дать гарантии моей дочке? – начала она возмущенно, но Бруну перебил ее, ответив очень твердо:
– Гарантии даю я. Они будут жить вместе. Их сожительство мы зарегистрируем у нотариуса.
Маркус не был готов к такому повороту. Гражданский брак с Лилианой?! Еще чего не хватало!
Но Роза поспешила задать Бруну следующий вопрос:
– А где будет жить моя дочь?
И Маркус знал, что будет жить с Лилианой в отцовском доме, пока Бруну не найдет для них подходящей квартиры.
Лилиана между тем уже собрала вещи. Сенатор за время визита не проронил ни слова и только нежно поцеловал дочь на прощание.
Лия расцеловала Лилиану и весело сказала брату:
– Как я рада, Маркус, что у тебя это получилось.
– Это у нее получилось, – огрызнулся Маркус.
А Роза в это время говорила с надрывом мужу:
– Вот увидишь, увидишь! Она еще к нам вернется, и вернется с горькими слезами.
Возможно, Роза была недалека от истины, потому что Лилиане, предвкушавшей счастливую ночь с любимым, пришлось спать одной: Маркус, демонстративно сославшись на нездоровье, улегся в гостиной. Бруну, найдя его там ранним утром, пришел в ярость.
Маркус появился в спальне под конвоем отца и так же демонстративно, как уходил, улегся в постель рядом с Лилианой. Бруну, бросив на сына хмурый взгляд, вышел из спальни.
Лилиана приникла к любимому. Истосковавшаяся, жаждущая, она верила, что ее огонь зажжет и его. Ей казалось, что помехой ей было только расстояние, а вблизи нее Маркус не сможет устоять и откликнется. Она не чувствовала даже унизительности своего положения. Призрачное, как болотный огонек, счастье манило ее, затягивая в трясину.
– Не смей прикасаться ко мне! – рявкнул Маркус с яростью, что свидетельствовало о наличии у него характера ничуть не меньше, чем у Бруну, и придет час, когда он потягается и с отцом.
Когда Лилиана утром вышла из спальни, то лишь наметанный женский глаз заметил бы, сто она долго и безутешно плакала.
Услышав, как Бруну говорит Луане, что через час они уезжают в имение Арагвайя, Лилиана попросила:
– А можно мне с вами?
Луана, увидев ее молящий взгляд, пожалела бедняжку, и тоже просительно посмотрела на Бруну.
Тот нехотя кивнул.
Оставшись в одиночестве, Маркус с облегчением вздохнул. Ему не терпелось отыскать дядюшкин телефон и позвонить Мариете. Эта девушка не выходила у него из головы. Да что там из головы! Думая о ней, они горел как в лихорадке. В горле у него пересыхало, он не мог есть, не мог спать. Что удивительного, что и на Лилиану он не мог смотреть. А сегодняшняя ночь, проведенная рядом с Лилианой, и вовсе для него все прояснила: он любил, впервые в жизни любил всерьез.
Набирая номер, Маркус загадал: если подойдет Мариета, значит, она ответит ему взаимностью.
– Алло, – раздался в трубке мелодичный девичий голос.
– Это Маркус, – хриплым от волнения и смущения голосом отозвался он. – Можно мне навестить тебя?
– Ты сошел с ума! – искренне испугалась Мариета. – Дядя…
– Сошел, как только тебя увидел! – пылко ответил Маркус.
– Дядя знает, что ты Медзенга. Он ненавидит всех Медзенга смертельной ненавистью, – взволновано продолжала Мариета. – Он считает, что ты приехал для того, чтобы оспорить его завещание и получить часть наследства.
– Я хочу получить тебя, – живо ответил Маркус.
– А наследство? – уже лукаво осведомилась Мариета.
– Отдам целиком за один твой поцелуй.
Мариета не устояла перед пылкостью Маркуса и согласилась с ним повидаться. Не в имении, разумеется. Дяде она сказала, что отправляется в ближайший городок за покупками. Помахала рукой и упорхнула.
«Как там Лия? Как там Маркус?» – думала Лейя, лежа в своем гостиничном номере. Дети были взрослыми, жили своей жизнью, но она скучала без них. Здесь, в безликой равнодушной комнате, отрадой был только Ралф, но и он куда-то запропастился. Лейя ждала от него хотя бы телефонного звонка. И телефон зазвонил. Она живо подняла трубку и нежно проворковала: «Алло». Женский голос попросил Ралфа.
– Ах, его нет? Передайте ему, что звонила Сузана.
Ностальгической тоски Лейи как не бывало. Она расхаживала по номеру, яростно осыпая проклятиями негодяя Ралфа. Наглость! Какая наглость! Звонить мне! Сюда! За кого они все меня принимают?! Ну, пусть только Ралф появится.
Но Ралф и не думал появляться. Он ласково похлопал по голой спине Сузану, только что положившей трубку. Глаза его весело смеялись. Ралф находил проделанную шутку очень забавной. Но как ни странно, Сузана не разделяла его веселости.
– Если ты когда-нибудь проделаешь такое со мной, – мрачно сказала она, – убью! Я не твоя размазня Лейя.
Ралф протянул ее к себе. У него почти всегда были две женщины одновременно. Одна была влюблена в него без памяти, в другую не без памяти, но был влюблен он. Сузана явно не любила его, и поэтому его к ней тянуло. Она была богата, избалованна и не любила отказывать себе в удовольствиях. Но она дорожила и своим мужем, который обеспечивал ей эту полную удовольствий жизнь. Ралф прекрасно понимал, какое место ему отведено в жизни Сузаны, и его поначалу изумила ее такая странная реакция. Но тут же он сообразил, что дело было вовсе не в привязанности к нему, а в самолюбии, которое пострадало. Его взяли в качестве инструмента, и он должен служить. Ранить ни при каких обстоятельствах он не имел права, и его об этом резко и однозначно предупредили. Ралфа неприятно покоробило предупреждение, хотя при других обстоятельствах оно бы ему польстило. Он привык, что женщины – инструменты в его руках, и в Сузане он предпочел бы иметь веселую и бесшабашную компаньонку по всевозможным развлечениям, а не мрачную, ревниво следящую за каждым его шагом хозяйку. Но он не стал сосредоточиваться на неприятных эмоциях. Зачем? Когда можно сейчас порадовать друг друга! Он, нежно поглаживая округлое плечо Сузаны, стал целовать ее шею. Нет, Ралф не находил удовольствия в сценах ревности, тем более что он не сомневался, что теперь, после звонка Сузаны, такая сцена была ему обеспечена. Хотя сделал это только из предосторожности – Лейя не должна была думать, что он с Сузаной.
И Ралф не ошибся. Когда он вернулся в отель, Лейя осыпала его упреками. Она не спала всю ночь! Она даже не ужинала! Чем она заслужила такое отношение?! Она, которая оставила ради него дом, мужа, детей?!
– Я тебя об этом не просил, – холодно отозвался Ралф.
После того как он понял, что ему не придется пользоваться деньгами Мясного Короля, Лейя не казалась ему такой уж привлекательной. Он был не прочь избавиться от нее, но хотел, чтобы она ушла от него сама, потому и вел себя так вызывающе. Лейя пусть подсознательно, но не могла догадываться, чего добивается от нее Ралф, однако не находила в себе сил на решающий шаг и только плакала, вызывая в любовнике еще большее раздражение.
Между тем обидные звонки продолжались а Ралф все чаще и чаще отсутствовал. Лейя всерьез страдала. Однажды женский голос посоветовал ей отправится на квартиру Ралфа и застать его с поличным. Лейя тут же помчалась туда, но, к счастью, никого не застала. Вернувшись к себе, она долго плакала, увидев вдруг всю унизительность своего положения: как она опустилась, если не замечает этого и готова мчаться сломя голову по первому оскорбительному звонку! Она стала игрушкой в чужих недобрых руках!
Наплакавшись, она решительно подошла к телефону, подняла трубку и набрала номер. Подошла Лия.
– Я хотела бы вернуться к вам, – сказала Лейя. – Что ты скажешь на это, дочка?
Лия считала, что они с Маркусом должны помирить родителей. Хотя в родительской ссоре, в том, что они разъехались, для нее лично были свои положительные стороны. С тех пор как она влюбилась в Аспарасиу и стала для дуэта Светлячок-Кулик менеджером, у нее появилось много забот. Но все они были ей в радость. Чего она только не делала! Продала драгоценности и устроила для своих подопечных несколько концертов. Организовала рекламу. Назначила очень высокие цены на билеты и дала об этом анонсы в газетах, и все для того, чтобы привлечь внимание к молодым исполнителям.
Концерты прошли с успехом, певцов заметили и даже предложили записать свой первый диск. Окрыленная успехом, Лия стала пробивать их выступление на радио. Она не сомневалась, что ее избранник станет звездой эстрады с мировой известностью. Но она совсем не хотела, чтобы отцу стали известны ее близкие отношения со Светлячком. Потому ей и была на руку ссора родителей. А когда в жизни Бруну появилась Луана, Лия и вовсе вздохнула с облегчением. В чем ее мог упрекнуть теперь отец? Но мать ей было очень жалко, ведь она связалась с откровенным негодяем. Так что ей все же очень хотелось, чтобы родители помирились. А когда Лия услышала полный отчаяния материнский голос, она тут же собралась в Сан-Паулу. У матери явно были неприятности, и кто ее мог утешить, как не родная дочь?
– Вернусь – расскажу, – бросила Лия на ходу Аспарасиу и села в машину.
Отзывчивость дочери растрогала Лейю до слез. Она успела отвыкнуть от тепла, от сердечности! Как опрометчиво она поступила, когда очертя голову бросилась за Ралфом!.. Говоря с Лией, она выдавала желаемое за действительное:
– Понимаешь, доченька, я рассталась с Ралфом. Люди, бывает, устают друг от друга.
Лия испытующе посмотрела на мать, и та выдержала ее взгляд.
– И после этого я подумала, что у меня больше нет причины жить в разлуке с вами, – продолжала Лейя. – Мне бы так хотелось жить дома – с тобой, с Маркусом. Как тебе кажется, у отца с той девушкой что-то серьезное? Он не даст мне еще один, последний шанс?
Глава 11
В чудесном имении Арагвайя Луана чувствовала себя счастливой. С каждым днем она любила Бруну еще больше. Этот грозный, и, возможно, жестокий для других человек поражал и пленял ее своей силой. Эту силу она ощущала во всем: и в поступках, и в чувствах. И убедилась, что Бруну способен любить глубоко, искренне, от всего сердца. Луана знала, что его любовь принадлежит ей безраздельно! Ей одной. Хозяин над всеми, Бруну становился с ней робким, опасливым, боясь нечаянно совершить какую-нибудь неловкость, причинить ей боль. Он относился к ней так бережно, так нежно, что она сама себе казалась цветком, который расцветает и набирается сил под щедрыми лучами солнца. Она мечтала о ребенке от Бруну, и единственной ее болью было то, что он больше не хотел детей. Бруну был недоволен своими взрослыми детьми, они доставали ему слишком много огорчений. Он считал, что дети – это пустая трата сердечных да и всех прочих сил, и не хотел больше тратиться впустую…
Ласково, но не без затаенной печали смотрела Луана на Лилиану – ждет ребенка! Счастливица!
А Донана взяла Лилиану под свое особое покровительство. В любом доме, стоит в нем только появиться беременной, все женщины сплачиваются вокруг нее, чувствуя свою причастность к великому таинству, что свершается день за днем у них на глазах. Им радостно всячески способствовать и помогать ему. Невольно и разговоры у них ведутся о родах да об ощущениях, которые испытывают беременные.
– Моя свекровь рожала, присев на корточки на берегу реки, и вон видите, каков вышел Зе ду Арагвайя! – рассказывала Донана.
«И я бы хотела так рожать, – мечтала про себя Луана, – чтобы и у меня сынок был таким же здоровым и крепким и прожил до преклонных лет, не старясь и не теряя силы».
– Нет уж, я предпочитаю обыкновенный родильный дом, – поморщившись, сказала Лилиана. Ей, казалось, претили все эти разговоры и вызывали даже что-то вроде брезгливости. И чувствуя это, Луана с удивлением поглядывала на нее.
– Как я тебе завидую, – как-то сказала Лилиана Луане, и Луана опять с удивлением посмотрела на нее.
– Чем же? – спросила она.
– Ты любишь, ты любима, – с горечью объяснила Лилиана.
– Не горюй. Вот появится у тебя малыш, и море любви окружит тебя. В нем потонет твоя горечь, оно растопит сердце Маркуса. Слушайся пока его, – кивком указала она на живот Лилианы. – Люби его, и все будет хорошо.
– Да я и не беременна вовсе, если хочешь знать, – вдруг выпалила Лилиана. – Я все выдумала, лишь бы быть вместе с Маркусом, но и это не помогло!
До чего же жаль стало Луане глупую девчонку! Как ей пусто, одиноко, бесприютно!
Но Лилиана тут же спохватилась:
– Только смотри, никому не проболтайся! Ладно? – с тревогой сказала она.
– Не бойся. От меня никто ничего не узнает, – пообещала Луана.
На губах Маркуса горел поцелуй Мариеты, который он отважился сорвать. Они должны были увидеться как можно скорее! И Маркус вновь позвонил Мариете и уговорил ее встретиться с ним.
Старик Жеремиас с недоумением посматривал на племянницу – глаза блестят, щеки так и полыхают, и все в город за покупками ездит. Разохотилась, что ли? Но он ей не препятствовал. Напротив.
– Если нравится что, покупай, детка, – повторял он. – Я и счет на твое имя открою. Денег хватит, покупай.
И Мариета отправилась в город. Ей не хотелось обманывать дядюшку, но поделать с собой она ничего не могла. Как ей было устоять перед голубыми глазами Маркуса, перед его такой страстной, такой безоглядной любовью? В ее сердце тоже вспыхивал огонь, как только она думала о нем.
«У Маркуса глаза Джованы, так говорил дядюшка, а Джована полюбила Энрико Медзенга и встречалась с ним на кофейной плантации. И я готова любить этого сумасшедшего Маркуса на земле под пальмами, как когда-то юная Джована», – мечтала Мариета.
Но в отель она поехала с Маркусом только потому, что им нужно было поговорить так, чтобы никто не мешал, что трудно было бы сделать в маленьком городе, где все знают друг друга. Сначала она не хотела ехать, но потом все-таки согласилась. Мариета не хотела, чтобы дядюшке донесли, с кем она встречается в городе.
– Расскажи, что замышляет твой отец против дядюшки Жеремиаса? – начала она, едва закрыв за собой дверь.
– А нам-то какое до этого дело? – со смехом спросил в свою очередь Маркус.
– Но ведь ты тоже, наверное, ненавидишь Бердинацци? – продолжала Мариета.
– Ненавидел, пока не познакомился с тобой, – совершенно искренне отозвался Маркус. – А ты? Ты что, ненавидишь всех Медзенга?
– Пробовала, но у меня не вышло, – так же честно ответила Мариета.
Больше они уже ни о чем не говорили. А вернее, говорили, но только о своей любви.
– Она, похоже, скупит весь город, – сказала Жудити старому Жеремиасу, который беспокоился, куда запропастилась племянница.
Мариета вскоре вернулась, и у нее опять блестели глаза и горели щеки, и поужинала она на радость дядюшке с огромным аппетитом.
И только Жудити насмешливо отметила про себя, что покупки у Мариеты какие-то невидимые…
Жудити неплохо относилась к Мариете и, когда та появилась на кухне, протянула ей несколько свертков.
– Я купила что под руку попалось в ближайшей лавочке, – объяснила она. – Хозяин не должен уличить тебя во лжи.
Мариета взглянула не нее с благодарностью.
– Вы встречаетесь с Маркусом Медзенгой, – продолжала Жудити. – Так ведь?
Но Мариета не собиралась делать Жудити своей наперсницей. Наперсница – всегда лишняя опасность.
– Встретилась, чтобы распроститься навсегда, – как могла холоднее ответила Мариета. – Я ненавижу Медзенга всех до единого.
Разве могла Мариета забыть слова дядюшки: «Все семейство Медзенга – враги. Ты не настоящая Бердинацци, если не ненавидишь их. Твоя ненависть к этому семейству – часть моего наследства».
После встречи с Мариетой в отеле Маркус окончательно понял, что комедию с Лилианой пора кончать, не будет он жить с ней, нечего и надеяться. Признаться отцу, что он полюбил одну из Бердинацци, Маркус не мог, но мог раз и навсегда отказаться от Лилианы. У него не было на нее зла – просто не хотел понапрасну морочить голову. Неужели Лилиане в радость то, что он постоянно ее избегает? И как не понимает этого отец? Но он ему все объяснит.
И случай объясниться не замедлил представиться. Бруну с Луаной и Лилианой вернулись из имения, и Маркус тотчас же поговорил с отцом.
– А что будет с ребенком, которого она носит? – услышал яростный голос Бруну Лилиана и заплакала. – Ты делаешь глупость за глупостью, сын! Я не могу тебя одобрить.
Одобрить сына Бруну не мог, но не мог не признать и его правоты. Если Маркус будет и дальше так обращаться с Лилианой, то она просто с ума сойдет. Как не повернешь, все выходило не на пользу несчастному ребенку. И Бруну со злостью махнул рукой – заварил кашу, а ему теперь расхлебывать! Ладно, пусть родится ребенок, он будет разбираться с ним, а с Лилианой не ему жить, не ему и решать!
Маркус облегченно вздохнул и пошел объясняться с Лилианой. Лилиана на этот раз не упорствовала. Она чувствовала, что Маркуса ей не переломить, что ждать ей больше нечего, и предпочла роль несчастной, но благородной жертвы.
– Я все поняла, Маркус, – сказала она дрожащим от слез голосом, – и никогда не буду тебе обузой. Я уеду к родителям и своего ребенка воспитаю сама.
Маркус почувствовал себя сволочью, но устоял.
– Зачем ты так, Лилиана? Я же не отказываюсь от ребенка, – сказал он. – Давай я тебя отвезу…
– Нет, спасибо! Я прекрасно доберусь сама, – ответила она.
Но вещи он ей отнес и сам уложил в машину. Увидев, как Лилиана уезжает, Маркус вздохнул с облегчением: хоть с одной историей было покончено.
У Розы упало сердце, когда она увидела осунувшуюся дочь на пороге гостиной. Да, она была права, когда не хотела иметь дела с негодяями Медзенга! Роза не была рада своей правоте, но все же некоторое удовлетворение она ей доставила. Как могла, она постаралась утешить дочь, но та не пожелала принимать никаких утешений.
– Оставь меня, мама, мы еще успеем наговориться и все обсудить, – сказала Лилиана и ушла к себе в комнату.
Роза решила, что неприятную новость она может сообщить мужу только сама и не по телефону. Раз дочь сейчас не нуждается в ее помощи, она съездит к мужу в Бразилиа. Им есть что обсудить.
К величайшему своему удивлению, в квартире своего мужа Роза обнаружила голубоглазую девицу, которая чувствовала себя там как дома. Девица удивилась не меньше Розы и даже осведомилась, кто она такая, чем довела Розу до белого каления.
– Нет, это уж ты мне доложись, милочка, кто ты такая, – грозно спросила она, и девица тут же сообразила, что имеет дело со своей законной хозяйкой.
– Горничная, Шакита, – представилась она без всяких церемоний.
– А еще и спишь со своим хозяином, – саркастически сказала Роза.
– Это вы уж с ним выясняйте, – флегматично сказала девица и вышла из комнаты.
Мужу Роза задала один-единственный вопрос: ночует ли Шакита здесь, в квартире? И, получив утвердительный ответ, решила немедленно выдворить ее вон.
Кашиас уперся как скала.
– Она честная, славная девушка, – заявил он. – Добросовестно исполняет свои обязанности. Я ей доволен и не стану выгонять из-за твоих капризов.
– Ах, так? Значит, я только и знаю, что капризничаю? – тут же завелась Роза. – А ты? Ты знаешь, что твои обожаемые Медзенги выставили нашу дочь?! А ведь, по-твоему, я и тогда капризничала!..
Возвращение Лилианы было страшным ударом для Кашиаса. Честно говоря, он не ждал столь плачевного исхода своей трудной дипломатической миссии. Возвращение дочери ставило под удар многие его планы. От огорчения он даже сел.
– Ты эгоист! Дочь ты не пожалел, потому что боялся лишиться финансовой поддержки Медзенги! А теперь из-за мелочного удобства – ведь эта девица обслуживает тебя и в постели, и здесь речь идет об удобстве – ты жертвуешь женой!
– Погоди, Роза! Скажи лучше, что теперь будет с Лилианой? – жалобно спросил сенатор.
– Лилиана – сильная девушка. Она справиться, – уверенно ответила Роза.
– С ребенком на руках, – устало и иронично добавил он.
– Я воспитаю нашего внука, – с достоинством ответила Роза.
По возвращению в Рибейран-Прету Роза узнала, что у Лилианы случился выкидыш.
– Немедленно к врачу! Немедленно! – закричала она, бросаясь к телефону, чтобы вызвать сеньора Аморину, их домашнего врача.
– Никакого врача! – заявила Лилиана. – Я прекрасно себя чувствую. Приму душ, лягу спать, а завтра начну новую жизнь. Эта ушла в прошлое.
Про себя Роза была восхищена мужеством своей дочери.
«Вся в меня», – гордо подумала она, но беспокойство ее не уменьшилось.
– Ты не понимаешь, деточка, – сказала она, – как это опасно. У тебя вся жизнь впереди, у тебя еще будет достойный муж, ты захочешь иметь детей. Давай проведем обследование, а если не хочешь, ограничимся консультацией, – уговаривала дочь Роза.
Но Лилиана уперлась и ни в какую.
– Будешь настаивать, уйду из дома, – пригрозила она.
И Роза на время оставила ее в покое. «У девочки стресс, – думала она, – одно несчастье за другим, не будем накликать следующего…»
Но она сочла своим долгом позвонить на виллу Медзенга и сообщить Бруну о случившемся несчастье.
Новость легла тяжелым камнем на совесть Бруну – он чувствовал себя виноватым в гибели этого существа, капли его собственной крови. Винил он и Маркуса.
«Плохо начинать жизнь с убийства, сын, – твердил он про себя Маркусу, который опять где-то шлялся, – очень плохо!»
В их жилах текла кровь тех, кто ненавидел друг друга, кто совершил обманы и подлоги, и, как видно, Бог не благословлял эту кровь…
