Текст книги "Роковое наследство"
Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза
Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Глава 46
Лейя тоже конечно тревожилась о судьбе Маркуса, и тревога была во сто крат сильнее, оттого что к ней примешивалось острое чувство вины. В том, что случилось с ее сыном, Лейя винила себя, испытывая глубокое раскаяние за свое недавнее легкомыслие и неразборчивость в людях.
А Жозимар между тем распорядился наконец похоронить Ралфа, до неузнаваемости изуродованного побоями и морем.
Из дальней провинции приехала несчастная мать покойного, и тут выяснилась, что у нее нет денег на похороны.
Узнав об этом от Мариты, Лейя дала ей нужную сумму и попросила все устроить как полагается. Но сама идти на похороны отказалась.
Зато Сузана поехала на кладбище и рыдала над гробом возлюбленного так же, как совсем недавно рыдала над могилой мужа. Горе Сузаны было настолько искреннем и глубоким, что даже Марита впервые посмотрела на нее без всегдашней ненависти и увидела в ней не более удачливую соперницу, а подругу по несчастью.
– Я так одинока, – призналась Сузана Марите. – Потерять сразу двоих!..
Та повезла ее с кладбища прямо к Лейе, с которой теперь особенно сблизилась. Там они втроем помянули покойного, а затем Сузана рассказала Лейе, что недавно у нее был разговор с адвокатом Маркуса.
– Что тебе от него было нужно? – сразу ощетинилась Лейя, но Сузана спокойно пояснила:
– Не мне, а ему! Он сам ко мне приехал и попросил, чтобы на суде я выступила как свидетель – в защиту Маркуса. Попросил честно рассказать судьям, как Ралфа меня бил.
– И у тебя хватит смелости в этом признаться? – спросила Лейя.
– Да, – твердо произнесла Сузана. – Я пойду на это, чтобы помочь твоему сыну. Ведь его признание следователю сняло все подозрения с Орестеса. Маркус не побоялся признаться, и тем восстановил доброе имя моего мужа. А я теперь не побоюсь вытерпеть любой позор, чтобы облегчить участь Маркуса!
– Спасибо тебе, – растроганно молвила Лейя.
– Нет, это я должна благодарить твоего сына, о чем и скажу непременно в суде, – взволнованно пообещала Сузана.
Лилиана позвонила Маркусу, как только почувствовала, что начинаются схватки. Он тотчас же помчался на машине к ней домой и вдвоем с Розой отвез ее в клинику.
Спустя несколько часов Бруну подошел к телефону и услышал взволнованный голос сына:
– Папа, я тут…
– Ну наконец-то! – не дал ему договорить Бруну – Где ты пропадаешь? Я уже хотел звонить комиссару, – боялся, что тебя опять арестовали.
– Я сейчас в клинике. У меня родился сын! Я сам присутствовал при родах… Это было ужасно. То есть я хотел сказать, что все прошло хорошо и я счастлив! Лилиана чувствует нормально… В общем, поздравляю тебя: ты теперь – дед!
– Назови адрес, я сейчас к вам приеду! – крикнул в трубку Бруну.
Вскоре он появился в родильном отделении с огромным букетом цветов, которые медсестра отнесла в палату Лилианы. Самого же Бруну туда не пустили, пояснив, что роженице сейчас требуется отдых.
Роза и Маркус тоже сидели в холле – уставшие, опустошенные.
Бруну обняв сына, поздравил с рождением внука Розу. Та заплакала.
– Я так переволновалась, – сказала она, извиняясь за свои слезы.
– Это же понятно, – пробормотал Бруну, чувствуя, что сам готов прослезиться от счастья.
– Я сейчас попрошу доктора, чтобы тебе показали малыша! – засуетился Маркус.
Он вошел в кабинет врача, а Роза растроганно сообщила Бруну:
– Не узнаю Маркуса! Он так переживал за Лилиану! И потом, когда все закончилось, я видела в его глазах слезы…
– Да, мой сын стал совсем взрослым, – согласился Бруну. – И я добьюсь для него оправдательного приговора, чего бы мне это ни стоило!
Маркус отсутствовал всего несколько минут и вновь появился вместе с доктором, который любезно проводил Бруну и Розу в палату к Лилиане.
Она приветливо улыбнулась Бруну и слабым голосом промолвила, поведя глазами в сторону букета:
– Спасибо…
Медсестра тем временем вынула из кроватки младенца:
– Видите, какой он хорошенький?
– Да он, по-моему, просто богатырь, расплылся в улыбке Бруну.
– А как ты считаешь, он похож на меня? – спросил Маркус, и, не дожидаясь ответа, сам воскликнул с гордостью: – Очень похож!
– Да, уже сейчас видно, что это – маленький Медзенга! – поддержал сына Бруну.
– Слава Богу, я видел, как мой сын родился, а все остальное для меня теперь не важно, – сказал Маркус, и в его голосе прозвучала невольная печаль.
Вечером вся семья Медзенга, включая Лейю, собралась за праздничным ужином. Все поздравляли Маркуса и старались не говорить о предстоящем суде.
– Как ты себя чувствуешь в роли бабушки? – спросил он Лейю.
– Постаревшей лет на сто! – пошутила она.
Лию же волновало другое: не собирается ли Маркус привезти Лилиану и ребенка к себе домой?
– Я еще не говорил с ней об этом, – ответил он уклончиво.
– Но ты хоть теперь-то на ней женишься? – не отступала Лия.
– Да. Ради нашего сына, – сказал Маркус, несколько смутившись.
Лию такой ответ не удовлетворил.
– И только?! – возмутилась она.
– Нет, – улыбнулся Маркус. – Ради Лилианы – тоже…
– Ой, как я за вас рада! – захлопала в ладоши Лия.
– А я, наоборот, не советовал бы тебе жениться, – с напускной серьезностью промолвил Светлячок. – Послушай меня как человека более опытного и уже достаточно претерпевшего от семейной жизни. Пока мы с твоей сестрой не были женаты, то ни разу не поссорились. А теперь скандалы чуть ли не каждый день.
– Неправда! Не верь ему, Маркус, – засмеялась Лия. – У нас иногда случаются небольшие размолвки, потому что я не могу сейчас колесить с ним по стране…
Она осеклась, поняв, что невольно коснулась запретной темы, но Маркус благодарно сжал ей руку:
– Я все знаю, сестричка. Ты не хочешь уезжать из дому из-за меня. Задал я вам всем хлопот!
Светлячок исправил положение, опять сведя все к шутке:
– Ты тут ни при чем, друг. Просто я ей наскучил.
Бруну слушал их шутки вполуха, с грустью думая о том, что вот празднует сейчас рождение внука и ничего не знает о своем сыне, который тоже скоро должен родиться. И о Луане ничего не знает! Зе ду Арагвайя уже объехал множество тростниковых плантаций, заезжал также к Режину и Жасире, но не нашел никаких следов Луаны. Бруну оставалось только молить Бога, чтобы ребенок родился нормальным и здоровым.
Как раз в то время, когда Лилиана рожала, корчась от боли, и Маркус, стоя над ней, ощущал эту боль, как свою собственную, Рафаэла упала с лошади.
Слуги помогли ей подняться и вызвали врача, но спасти ребенка все равно не удалось.
Доктор позвонил в Минас-Жерайс, вызвал Отавинью, и тот поехал к Рафаэле несмотря на их разрыв. А когда увидел ее в больничной палате – бледную, осунувшуюся, под капельницей, то и вовсе почувствовал к ней жалость.
– Нет больше моего ребеночка, – заплакала она. – Все-таки Господь наказал меня.
Отавинью молчал, не находя для нее слов утешения.
Позже, вытерев слезы, Рафаэла спросила, нет ли каких вестей от дяди, из Италии.
– Он иногда звонит из Жудити, но о результатах своего поиска не докладывает, – сказал Отавинью.
– Хоть бы он поскорее установил, что я – внучка Бруну Бердинацци, и наконец переписал на меня завещание, – произнесла она в своей обычной жесткой манере, от чего Отавинью стало не по себе.
– Ты все-таки не исправима! – произнес он с сожаление и досадой.
А Жудити в его отсутствие навестил инспектор Валдир.
– Вы знаете, где сеньор Бердинацци хранит патроны к пистолету?
– Да, – насторожилась Жудити. – А зачем они вам?
– В сеньора Жеремиаса стреляли из его же пистолета. И тот, кто держал в руках это оружие, стер все отпечатки пальцев, так же как и в случае с убийство доктора Фаусту. Но я все же хотел бы осмотреть коробку, в которой лежат патроны.
Жудити, после некоторого колебания, открыла ящик стола и указала Валдиру на небольшую пластиковую коробку.
Он осторожно положил ее в специальный пакет и попросил Жудити никому не рассказывать о том, что она отдала патроны на экспертизу.
– А если о них спросит Рафаэла, – добавил он, – то скажите ей, что патроны взял с собой сеньор Жеремиас.
– Она теперь постоянно живет на новой фазенде, – пояснила Жудити. – К тому же у нее случилось большое несчастье: бедняжка не уберегла ребенка и сейчас находится в больнице.
Валдир отреагировал на это сообщение своеобразно:
– Что ж, это многое для меня упрощает.
– Я вас не поняла, – недоуменно произнесла Жудити.
– Я имел в виду, что очень неприятно сажать в камеру беременную женщину, усмехнулся инспектор.
– Вы хотите арестовать Рафаэлу?!
– Нет, я подожду, пока вернется из Италии сеньор Бердинацци, – сказал Валдир, так и не объяснив, за что именно собирается взять под стражу Рафаэлу. – Только прошу: пусть все, о чем мы сейчас говорили, останется между нами, – еще раз напомнил он, прежде чем уйти.
К вечеру хлынул ливень и разразилась страшная гроза. На душе у Жудити стало тревожно. Она подумала о несчастной Луане, которая скитается неизвестно где, о своем дорогом сеньоре Жеремиасе, давненько не подававшем никаких вестей, и принялась творить молитву за их здравие и благополучие.
Внезапный звонок в дверь заставил Жудити вздрогнуть. Кто бы мог быть в такое ненастье?
– Откройте, это мы! – послышался из-за двери голос Отавинью.
– Да-да, сейчас, – засуетилась Жудити.
Вместе с Отавинью приехала и Рафаэла.
– Я подумал, что здесь она быстрее оправиться от болезни, – пояснил, оправдываясь, Отавинью.
– Разве можно беременной женщине ездить на лошади? – укорила Жудити Рафаэлу, но та ответила усталым отстраненным голосом – так, словно речь шла не о ней, а о каком-то постороннем человеке:
– Произошло то, что должно было произойти. Это судьба.
Затем, немного отдохнув с дороги, она спросила о Луане, а также поинтересовалась, нет ли каких новостей из Италии.
Отавинью, поручив Рафаэлу заботам экономки, ушел спать в свою комнату. Рафаэла же через какое-то время направилась в свою.
– Вы так и не помирились? – спросила ее Жудити
– Нет. Отавинью очень помог мне в эти трудные дни, но с нашим браком действительно покончено.
– Да, вы собственно, никогда и не были женаты, – заметила Жудити. – Потому что в свидетельстве о браке значится Мариета Бердинацци, а не Рафаэла.
– Это замужество было моей очередной глупостью, – призналась Рафаэла. – Я хотела, чтобы у ребенка был отец. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Отавинью мне никогда не нравился. А Маркуса я люблю до сих пор!.. Ты позвони ему завтра, пожалуйста. Скажи, что нашего ребенка больше нет…
– Да, конечно, я все сделаю, – прониклась к ней сочувствием Жудити. – Ты теперь будешь жить здесь все время?
– Надеюсь, – довольно жестоко ответила Рафаэла. – Я терпеть не могу бывшую фазенду Медзенги! Пусть там живет Отавинью.
– А что на это скажет сеньор Жеремиас? – осторожно спросила Жудити.
– Дядя переменит свое отношение ко мне, когда узнает, что я действительно внучка Бруну Бердинацци.
– А сможешь ли ты ужиться тут с Луаной? – не удержалась от очередного вопроса Жудити.
– Я думаю, она сюда больше не вернется, – зло ответила Рафаэла.
Жудити напугали ее слова. Она даже подумала, не расправилась ли Рафаэла с Луаной, если так уверена, что та не вернется. Но, несмотря на все свои подозрения, утром позвонила Маркусу и сказала ему, что Рафаэла лишилась ребенка, которого ждала.
Маркус ответил на это весьма жестоко:
– Мне жаль, что так случилось, но я к этому ребенку не имею никакого отношения. Мой ребенок родился здесь, в Рибейран-Прету.
Когда Жудити передала эти слова Рафаэле, та буквально застонала от бессильной злобы.
А Маркус, наоборот, почувствовал облегчение от того, что все так удачно разрешилось.
– Ты меня опять огорчаешь, сын, – сказал ему Бруну. – Это ведь был твой ребенок! Как же можно радоваться тому, что он не появился на свет?
– Я вовсе не радуюсь, – возразил Маркус. – Но и не скрываю, что такой исход меня вполне устраивает. Во-первых, я не до конца уверен, что этот ребенок был моим. А во-вторых, не хочу иметь с этой злобной и насквозь фальшивой особой ничего общего. Она ведь – Бердинацци, и этим все сказано!
– Луана тоже Бердинацци, – напомнил ему Бруну. – Однако она никого не оклеветала. Что же касается того несчастного ребенка, то дай Бог, чтобы он и в самом деле оказался не Медзенгой.
Маркус уже пожалел, что разговор на эту не слишком приятную тему, а потому очень обрадовался звонку Лилианы.
– Меня навестил папа, – сообщила она. – Я ему сказала, что малыша мы назовем Маркус Роберто Кашиас Медзенга. Надеюсь, ты не будешь возражать против такого имени?
– Нет, конечно. Могу зарегистрировать его под этим именем хоть завтра! – порадовал ее Маркус.
– Я вижу, у вас с ним теперь полное единодушие, – удовлетворено заметил Кашиас.
– Да, Маркус очень внимателен ко мне. Буквально задарил подарками, – смущено улыбнулась Лилиана.
– А я ничего не могу оставить в наследство моему внуку, кроме имени, – грустно молвил сенатор.
– Разве этого мало? – возразила Лилиана. – Я горжусь твоим честным именем! И научу сына тоже гордиться своим дедушкой!
Кашиас растрогался до слез.
– И все-таки жаль, что я не могу одарить его еще и чем-то материальным.
– Но ведь ты купил ему кроватку! – напомнила Лилиана. – Для него это сейчас самая нужная вещь. А всем остальным его обеспечит другой дедушка. Он обещал! Да и Маркус не собирается сидеть сложа руки. Правда, у него большие неприятности…
– Я знаю, – сказал Кашиас. – И употреблю все свои связи, чтобы вызволить его из беды.
Глава 47
Рафаэла сгорала от ненависти к Маркусу Медзенге и мысленно посылала проклятия ему, Лилиане, а также их новорожденному сыну. Все Медзенги виделись ей теперь счастливчиками. Богатство само идет к ним в руки, а из всех переделок они выходят без потерь, и даже с прибылью! Бруну удалось выжить раненому, в непроходимой сельве. Она, Рафаэла, сделала все, чтобы обвинить их с Маркусом в убийстве, но они до сих пор гуляют на свободе и радуются рождению еще одного Медзенги.
Почему жизнь устроена так несправедливо, что одним дает все, а другим – ничего? Почему даже тот злосчастный ручей, с которого пошла эта многолетняя вражда, протекал на земле Медзенга, но сворачивал в сторону у фазенды Бердинацци?
Похоже, неудачи на роду написаны у тех, кто носит фамилию Бердинацци. Старый Джузеппе сошел с ума, Бруну погиб на войне, Джакомо – под колесами грузовика. Проклятую Луану тоже, в общем, нельзя назвать счастливицей: Господь обделил ее элементарной практичностью. А дядя Жеремиас хоть и богат, но тоже не знает покоя на старости лет – его замучила совесть и… сомнительные наследники вроде Бруну Медзенги и ее, Рафаэлы.
Если же говорить о ней самой, то более несчастного человека и сыскать трудно, потому что она к сегодняшнему дню лишилась всего – наследства, любви, ребенка…
– Почему инспектор Валдир до сих пор не арестовал Бруну и Маркуса Медзенга?! – истерично выкрикнула она, обращая свой вопрос к Отавинью. – Ведь я сама отдала ему в руки пулю, выпущенную Медзенгой-старшим в дядю! Сама призналась, что помогла Маркусу убить Фаусту. Какие еще нужны доказательства их вины?
– Наверное, твоих голословных обвинений недостаточно для Валдира, – раздраженно ответил Отавинью. – Придумай что-нибудь позаковыристее, чтобы Маркус и Бруну не могли доказать свою невиновность.
– Так ты считаешь, что я их попросту оговорила? – возмутилась Рафаэла.
– Да, я так считаю, – спокойно ответил Отавинью. – Но пусть в этом разбирается инспектор Валдир. Вот он, кстати, идет. Так что у тебя ест возможность вылить новый ушат грязи на своего возлюбленного Маркуса Медзенгу!
Инспектор Валдир, поприветствовав хозяев, выложил на стол коробку с патронами.
– Хотите узнать, кому принадлежат отпечатки пальцев, обнаруженные мной на этой коробке? – спросил он, обращаясь к Рафаэле.
– Нет! – ответил она резко.
– Почему? – изобразил удивление Валдир.
– Мне кажется, очень трудно обнаружить отпечатки пальцев на картонной коробке, – пояснила Рафаэла, добавив: – Если только у человека, их оставившего, не были грязные руки.
– Я вижу, вы весьма подкованы в подобных вещах, – заметил Валдир.
– По-моему, тут не надо семи пядей во лбу, – раздраженно бросила Рафаэла. – А вот почему вы до сих пор не арестовали Маркуса и Бруну Медзенга?
– Потому что не нашли Луану, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши показания.
– Но разве бегство Луаны не является косвенным подтверждением ее соучастия в убийстве? – гнула свое Рафаэла.
– Нет, – развел руками Валдир.
– А пуля? Я же сама принесла ее вам на блюдечке!
– Вот это меня как раз и настораживает, – поймал ее на слове инспектор. – Все обвинения исходят только от вас, сеньора.
– Нет. Дядя тоже видел, как в него стрелял Бруну Медзенга.
– Сеньор Жеремиас утверждал это сразу после покушения, когда не знал, что у Бруну Медзенги имеется надежное алиби. А потом он уже не был столь категоричен и, по сути, отказался от своих прежних показаний, попросив замять дело о покушении.
– Я вам не верю! – протестующее замахала руками Рафаэла. – Зачем бы дяде понадобилось подвергать свою жизнь опасности, оставляя преступника на свободе?
– Возможно, потому, что он подозревал в преступлении кого-нибудь из родственников или друзей, – хитровато усмехнулся Валдир.
– Например, Луану, да? – подхватила Рафаэла. – Не зря же она сбежала!
– Сеньор Жеремиас не делился со мной своими подозрениями, – уклонился от ответа инспектор. – Вот он приедет из Италии, тогда вы у него сами и спросите.
– Хоть бы он уж скорее вернулся! – вздохнула Рафаэла
В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.
А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:
– Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? – Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла – его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…
– Вам не стоит передо мной оправдываться, – глухо произнес Отавинью. – Поступайте, как считаете нужным.
Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.
Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.
– Мне не удалось поговорить с дядей, он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.
– А он не сказал, скоро ли приедет? – спросил Валдир экономку.
– Нет, – с сожалением ответила Жудити.
– Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, – решительно произнес Валдир. – Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.
– Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! – воскликнула Рафаэла. – Господи, хоть бы он поскорее вернулся.
Жеремиас же второй месяц находился и Италии, где неустанно, день за днем продавался ели приезда в страну своих предков.
Начал он этот сложный поиск с бразильского посольства в Риме, а потом, получив архивные справки, изъездил сотни километров по следам той воинской части, в которой некогда служил Бруну Бердинацци.
И везде – в каждом городе или малюсеньком поселке – выяснил, не проживала ли здесь во время войны некая Джема Бердинацци.
Иногда случалось, что женщин с таким именем и фамилией было несколько в одном городе, и тогда Жеремиас беседовал с каждой из тех, кто еще остался в живых, или с их ныне здравствующими родственниками. Но никто из них не знал бразильца Бруну Бердинацци, воевавшего в этих краях и погибшего на итальянской земле.
Много раз возвращался Жеремиас к братской могиле, в которой был похоронен Бруну и где на мраморной плите в числе других погибших было высечено его имя. Молча клал цветы и мысленно беседовал с братом, задавая ему одни и те же вопросы: «Бруну, дорогой, подскажи, где твоя семья? Где твой сын? Действительно ли Рафаэла – твоя внучка? Помоги мне, брат!»
Но ответом ему была лишь глухая кладбищенская тишина.
И Жеремиас вновь колесил по Италии, пока не нашел женщину, знавшую Джему Бердинацци, которая в войну вышла замуж за бразильского солдата, но вскоре после этого стала вдовой.
– Она жива?! – сгорая от нетерпения, спросил Жеремиас.
– Нет, Джема умерла очень давно…
– А Бруну, ее сын, жив?
– К сожалению, и он умер лет десять назад, – ответила женщина. – У него был рак.
– Но хоть кто-нибудь из их семьи остался на этом свете? – в отчаянии воскликнул Жеремиас.
– Да, я знаю внука Джемы, – сказала женщина, вернув Жеремиасу надежду. – Он работает недалеко, на оливковых плантациях. Его зовут Джузеппе Бердинацци.
Жеремиас почувствовал, как тяжелый камень упал с его души: Джузеппе! Имя отца прозвучало сейчас для Жеремиаса как своеобразный пароль. Он понял, что теперь уж точно увидит своего внучатого племянника и никаких накладок больше не случится.
Джузеппе Бердинацци оказался худощавым молодым человеком, в котором Жеремиас сразу нашел сходство со своим старшим братом: тот же рост, те же большие, чуть грустноватые глаза, та же застенчивая улыбка.
– Чем я вам обязан? – спросил парень приветливо и удивленно.
– Это я тебе очень многим обязан, сынок! – обнял его Жеремиас.
Потом они до поздней ночи сидели за столом, пили вино и говорили, говорили… Жеремиас рассказал юному Джузеппе всю историю семьи Бердинацци, а тот в свою очередь поведал ему то, ради чего старик и приехал в Италию.
– Теперь я могу спокойно умереть, – заключил Жеремиас. – Но ты должен поехать со мной в Бразилию!
С некоторых пор Апарасиу стало трудно уезжать из дома в длительные гастрольные поездки. И не только потому, что с ним отказывалась ехать Лия, считавшая себя не вправе оставлять отца и брата в такой сложный для них период. Если бы вся проблема заключалась в Лие, то он бы нашел какой-нибудь выход. Например, можно было выбирать маршруты покороче и заезжать домой почаще. Но Апарасиу поймал себя на мысли, что ему вообще наскучила эта бесконечная концертная гонка! Раньше он сочинял песни и пел их в свое удовольствие, а теперь это превратилось в какой-то конвейер, когда песни рождались не от душевной потребности, а от необходимости постоянно обновлять свой репертуар.
– Я устал, выдохся, – сказал он однажды Лие. – У меня пропал интерес к пению, не говоря уже о выступлениях на публике! Хочется спрятаться где-нибудь от этих вездесущих фанатов и жить тихо, размеренно…
– Выращивать скот, – иронически продолжила за него Лия.
– А ты зря, между прочим, насмехаешься, – серьезно молвил Апарасиу. – Мы скопили уже достаточно денег, чтобы купить хорошее стадо.
– Кулика ты возьмешь компаньоном? – спросила Лия, затронув болезненную для Апарасиу тему.
– Нет, он, наверное, так и умрет с гитарой в руках. И если я скажу ему, что хочу выйти из игры, это будет кровная обида.
– И обвинит он во всем меня! – добавила Лия.
– Ну, Зе Бенту не так примитивен, как ты думаешь, – возразил Апарасиу. – Для него не новость, что я когда-нибудь займусь разведением скота. Это моя мечта, и ты тут не при чем. Но он уверен, что это произойдет еще не скоро.
– А ты готов уйти из дуэта хоть сейчас? – уточнила Лия.
– Да, – твердо произнес Апарасиу. – Надо только набраться мужества и сказать обо всем Кулику.
Говоря это, он не знал, что его другу тоже надоело петь дуэтом. Зе Бенту вынашивал честолюбивый план своего сольного концерта. По ночам, тайком от Светлячка, он репетировал новые песни, искал для них наиболее выигрышные аранжировки, и так продолжалось до тех пор, пока он не поделился своей тайной с Лурдиньей.
А дальше все было очень просто: Лурдинья сказала Лие, Лия – Светлячку.
Дуэт распался безболезненно и легко.
– Папа, позволь представить тебе моего мужа Апарасиу, – пошутила за ужином Лия. – Его теперь следует называть только этим именем. А Светлячок остался в прошлом.
– Неужели ты все-таки решил бросить пение и заняться быками? – изумился Бруну.
– Да! – гордо подтвердил Апарасиу.
– Ну что ж, по-моему, ты еще раз доказал, насколько любишь мою дочь, – растроганно произнес Бруну. – Ведь ради нее ты оставил в прошлом не только сценический псевдоним, но и часть своей жизни.
– Не совсем так, – лукаво усмехнулся Апарасиу, желая снизить пафос столь трогательной сцены. – Я сделал это не ради жены, а всего лишь потому, что хочу стать таким же преуспевающим скотопромышленником, как мой тесть!
– Он все-таки нахал, я всегда это говорил, – шутя бросил дочке Бруну, а к зятю обратился вполне серьезно: – О быках мы обстоятельно потолкуем с тобой завтра. Я сегодня что-то устал…
Лия вздохнула, сочувственно глядя на отца, которого теперь нельзя было развеселить надолго – он пребывал в постоянной тревоге за Луану и своего будущего ребенка, по-прежнему ничего не зная об их судьбе.
По мере того как приближался день родов, Луане все труднее становилось работать на плантации. Дневную норму она выполняла из последних сил, а в глазах рябило от тростника, голова кружилась…
А однажды ей стало совсем плохо, и на мгновение она лишилась чувств.
Этого оказалось достаточно, чтобы управляющий предложил ей уволиться.
– Я же не изверг, – сказал он. – Не могу больше смотреть, как ты тут надрываешься.
– Пожалуйста, не прогоняйте меня, – взмолилась Луана. – Я сильная. И к работе такой привычная.
– Да твой живот по земле волочится, когда ты склоняешься над тростником! Не хватало еще, чтоб ты прямо тут и разродилась.
– Но мне надо еще немного заработать, чтобы купить все необходимое ребенку!
– Об этом надо было позаботиться раньше, – отрезал управляющий. – Я тебе, к сожалению, ничем не могу помочь. У нас тут не богадельня.
– Я не прошу у вас милостыни, – напомнила ему Луана и, гордо подняв голову, ушла с плантации.
Вечером она сказала Жоане и Марии, что поедет к своим друзьям – безземельным крестьянам.
– Какая тебе разница, где рожать? – попыталась отговорить ее Мария. – Все равно ты уже не сможешь найти работу с таким животом.
– Нет, ты не права, – возразила Луана. – В лагере безземельных крестьян для меня всегда найдется посильная работа. Я смогу там варить обеды, стирать, присматривать за детьми. Словом, не буду есть даром хлеб, и ребенку на еду заработаю.
Переубедить ее было невозможно, и она поехала на попутном грузовике искать Жасиру и Режину, разминувшись с Зе ду Арагвайя, который часом позже постучал в дом Марии.
– Мне сказали, что у вас живет Луана… То есть, Мариета Бердинацци, – промолвил он, волнуясь. – Я приехал за ней по просьбе моего хозяина.
– А зачем вашему хозяину понадобилась Луана? – с плохо скрываемой тревогой спросила Мария.
– Он любит ее и ждет у себя дома. А кроме того, очень волнуется за Луану и своего будущего ребенка.
– Так ваш хозяин – отец ребенка?! – всплеснула руками Мария. – Господи! Какое несчастье! Луана только сегодня ушла от нас.
– Куда? Она сказала, куда уходит? – не терял надежды Зе.
– Точного адреса я не знаю, – с сожалением произнесла Мария. – Но Луана говорила про безземельных крестьян. Она собиралась ехать к ним.
– Спасибо. Кажется, я знаю, где следует ее искать, – сказал Зе ду Арагвайя и поспешил в путь.
Однако и на этот раз ему не повезло: на том месте, где еще месяц назад располагался лагерь Режину, теперь никого не было.
– Наш хозяин прогнал отсюда этих бродяг, – пояснил один из местных крестьян.
– И куда они направились, вы, конечно, не знаете, – упавшим голосом молвил Зе ду Арагвайя.
– Нет, – ответили ему.
Луана же, наоборот, отыскала своих друзей довольно быстро.
– Тебя ищет Бруну Медзенга! – сразу же сообщила ей Бия, которую она встретила неподалеку от лагеря. – Он присылал сюда своих управляющих – сначала одного, потом другого, индейца.
– Это был Зе ду Арагвайя, – догадалась Луана, и ее лицо просветлело при воспоминании об этом добром человеке.
– Но я так и не поняла, почему ты ото всех скрываешься?
– Это долгая история, – ушла от ответа Луана. – Просто хочу, чтобы мой ребенок родился в спокойной обстановке, вдали от нескончаемой вражды между Бердинацци и Медзенга. Примете меня обратно?
– Примем, конечно, – улыбнулась Бия. – Только у нас тут вовсе не спокойно. В последнее время было несколько вооруженных стычек с охранниками. Так что здесь не самое лучшее место для рождения ребенка.
– Ничего, меня это не пугает, – сказала Луана. – Мой сын родится здесь! А потом я, может быть, сумею захватить участок земли, и мальчик будет помогать мне обрабатывать ее.
Бия посмотрела на нее с укором:
– Тебя не смущает, что ты обрекаешь свое дитя на заведомо трудную жизнь, хотя отец готов обеспечить ему другое, гораздо более благополучное будущее?
– Нет ничего ужаснее вражды между Медзенга и Бердинацци! И мой сын простит меня за этот непростой выбор, – уверенно заявила Луана.
– А ты не подумала, что носишь в себе того, чье рождение смогло бы, наконец, примирить ваши кланы?
– Боюсь, что это не под силу никому, – печально молвила Луана.
Внезапно она остановилась как вкопанная, издали увидев приближающихся к ним Режину и… сенатора Кашиаса. Затем метнулась в сторону и спряталась за деревом.
– Что здесь делает сенатор? – спросила она шепотом Бию. – Неужели тоже ищет меня?
– Нет, сенатор Кашиас приехал сюда, чтобы организовать встречу наших активистов с землевладельцами, – пояснила Бия. – Его очень беспокоит участившиеся случаи кровопролития. Ты, наверное, не знаешь, что он уже много лет борется за мирное решение земельной проблемы.
– Я знаю только то, что Кашиас – друг Медзенги, – немного успокоившись, вымолвила Луана. – И если бы он меня сейчас увидел, то непременно рассказал бы об этом Бруну.
В тот же день всю Бразилию потрясла печальная весть: во время встречи безземельных крестьян с землевладельцами был убит сенатор Кашиас. Убийце удалось скрыться.
Маркус и Роза улетели в столицу, куда было доставлено тело погибшего. А Лилиана обливаясь слезами, слушала по телевизору интервью с Режину.
– Когда прозвучал выстрел и сенатор Кашиас упал, я подхватил его на руки, – рассказывал горестный Режину. – И он, уже теряя силы, успел вымолвить: «Прошу тебя, постарайся… Никакого насилия… Только мир…»
Шакита тоже смотрела эту телепередачу, но не проронила при этом ни слезинки.
– Я продолжу дело Роберту, насколько смогу! – поклялась она в присутствии Китерин, новой горничной Кашиаса. – А для начала соберу все его рукописи, статьи, стенограммы выступлений и составлю из них книгу!
