Текст книги "Роковое наследство"
Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза
Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
Глава 33
Все новости о Светлячке Лия получала от Лурдиньи. Последняя новость привела ее в отчаяние. Кулик и Светлячок решили купить себе фургон и странствовать со своими песнями по дорогам. Раньше они странствовали пешком, теперь собирались странствовать в фургоне, – но суть оставалась неизменной – они были и оставались странствующими певцами. Пели они о своем родном крае и, любуясь им, бродя по дорогам, распевали о нем все новые и новые песни. Так поняла Лия поняла своего Светлячка. Он сделал свой выбор. Теперь она должна была сделать свой.
Лия любила песни Светлячка, любила самого Светлячка и почувствовала: уйдет из ее жизни Светлячок – и свет для нее померкнет. «Что мне останется? Чем я буду жить?» – спрашивала себя Лия. И будущее представало перед ней как гнетущая удушливая скука.
А жизнь со Светлячком? Нескончаемая лента дороги, рассветы и закаты, любые неожиданности, всяческие неудобства, но жизнь, жизнь! Напряженная и норовистая, словно горячий скакун…
«Ну что ж, – с внезапным озорством подумала Лия, – вполне возможно, что и я тоже сделаю свой выбор. Но только Светлячок все-таки должен мне сказать кое-что».
И она заторопилась на квартиру, где не была уже так давно!
Первое, что она спросила, увидев Светлячка, было: ты меня больше не любишь?
– Люблю, – серьезно ответил он. – А мы тут с Куликом задумали странствовать по дорогам: Лурдинья едет с нами. Поедим вместе!
И все вдруг стало так просто. То, что пять минут назад еще казалось Лие сказкой или озорством, теперь стало реальностью, и она уже принялась думать, что из вещей ей понадобиться в дороге.
– Да, – сказала она, – я поеду с вами. Непременно поеду. И чувствую, зря мы с тобой так долго не виделись.
– Нет, оказывается, не зря, раз ты едешь с нами, – сказал Светлячок, целуя ее. Он прижимал ее к себе все крепче, и она все горячей отвечала на его поцелуи…
– Я уезжаю со Светлячком, – заявила Лия Маркусу.
– Как? Он же так и не женился на тебе, а ты с ним уезжаешь? – опешил Маркус.
– Да, уезжаю! Женитьба оказалась делом слишком обременительным, – рассмеялась Лия. – Мы же любим друг друга, зачем де нам жить в разлуке?
– Отец может лишить тебя наследства, – предупредил Маркус.
– Ну и пусть, – тряхнула головой Лия. – Я хочу быть счастливой, а счастливой могу быть только со Светлячком!
Маркус тяжело вздохнул – он мог быть счастливым только с Рафаэлой, но она променяла его любовь на наследство. И разве мог он осудить сестру, которая поступала совсем по-другому, выбирая не деньги, а счастье?…
Рафаэла выбрала наследство, и Маркус тоже невольно стал ценить деньги куда больше, чем раньше. Он стал дорожить семейным капиталом, которым никогда прежде не дорожил. А могло ли быть иначе? Капитал стал для Маркуса залогом его будущего счастья. Ревниво следил Маркус и за тем, как распорядится своей фермой Лейя.
– Если она отдаст половину быков Ралфу, я этого негодяя убью, – пообещал он.
Но Лейя пока вела себя очень осмотрительно. На вопрос Ралфа, когда они поедут на ферму и Лейя представит его управляющему, она ответила:
– Я представлю тебя только как моего шофера, и прошу обращаться ко мне там на «вы».
– Ты с ума сошла? – разозлился Ралф.
– Нет, а не хочешь, можешь вообще не ехать, – твердо заявила Лейя.
– И не поеду, – окончательно разозлился Ралф.
Дело кончилось тем, что Лейя уехала на свою фазенду одна, а Ралф очень удачно созвонился с Сузаной и получил возможность провести с нею два дня, поскольку ее муж опять уехал в деловую поездку.
Бруну, который приехал на фазенду Лейи, чтобы помочь ей разобраться в делах, был очень доволен отсутствием Ралфа и успокоил на этот счет сына.
Но Маркуса продолжало одолевать беспокойство относительно их имущества.
– Если ты соберешься судиться со старым Жеремиасом, – сказал он отцу, – я буду на твоей стороне.
– Пока над этим делом работают мои адвокаты, – ответил Бруну, – у нас ведь две претендентки с совершено одинаковыми документами, поэтому подождем, что нам продолжит юриспруденция. А мы уж ей заплатим! Если у старого вора есть деньги, то и у нас они найдутся!
Жеремиас Бердинацци ждал, когда же наконец ему объявят о наследнике.
– Не родите мне внука, обоих лишу наследства, – заявил он, и молодые недовольно посмотрели друг на друга.
Сам Жеремиас теперь оказывал всевозможные знаки внимания Жудити, а та все гневалась на него. Старик же про себя все вздыхал и сетовал на несчастную свинку и мешки с кофе.
– Ну что, теперь ты поняла, что пора бросить свои глупости и жить как полагается замужней женщине? – спросил Рафаэлу Отавинью, когда она в очередной раз отодвинулась от него в супружеской постели. – Если наш брак – просто сделка, то, будь добра, выполняй условия.
Рафаэла молчала. Не могла она, ну никак не могла заставить себя спать с Отавинью. Хотя понимала, что рано или поздно такой день, а вернее ночь, придет. Ведь она прекрасно помнила нечаянно услышанный ею разговор старика с Жудити.
– Я хочу, чтобы мой дом наполнился маленькими Бердинацци. И сделаю все, чтобы фамилия наша не умерла.
– Но ведь есть и еще Бердинацци – сын и внуки вашей сестры Джованны.
– Они отказались от фамилии Бердинацци, – тут же вскипел старик. – Они – Медзенги. И я проклинаю их и ненавижу.
– А что, если среди будущих Бердинацци окажется один маленький Медзенга? – не утерпела и спросила Жудити.
Рафаэла при этом вопросе невольно вспыхнула.
– Убью! – взревел старик.
И Рафаэла с тяжелым вздохом поспешила к себе в комнату. Что ей было делать, если старик упорно стоял на своем и не собирался ни с чем мириться?! Рафаэле пора было бы уже знать своего дядюшку и не надеяться ни на что! Но беда была в том, что и в ней самой было что-то столь же крепкое и упорное, с чем сама она никак не могла сладить.
Взять хотя бы ее брак. Разве она думала, что так и не сможет спать с Отавинью? Мысленно ей все казалось куда проще. А вот не может, и все! Хоть застрели! Собственное упорство ей и самой было не в радость. Ведь она и в самом деле хотела позабыть Маркуса и начать совершено новую жизнь. Но пока не могла. Никак не могла.
Отавинью то приставал к ней, то злился и только еще больше раздражал ее. В общем, от этой жизни Рафаэлу тошнило, морально и физически! С некоторых пор ее даже от еды стало воротить. Так ей было худо от всех ее неприятностей.
Когда она отказалась от еды, сославшись на тошноту, Жудити вдруг пристально посмотрела на нее и спросила:
– Уж не беременна ли ты, наконец, голубушка?
– Ничего подобного, – ответила Рафаэла. – Съела что-то не то, вот и все!
Но Жудити не могла не порадовать старика: у молодых, похоже, дело в шляпе: Рафаэлу что-то тошнит.
Обрадованный Жеремиас поздравил Отавинью:
– Молодец, сынок, не зря стараешься, выполняйте, выполняйте свои обязательства, а уж в долгу я не останусь!
– Не спешите, дядюшка, – кисло ответил Отавинью, – у Рафаэлы просто что-то с желудком, ей еще рано быть беременной…
А Рафаэла с ужасом подумала: а что, если правда? Тогда непременно нужно переспать с Отавинью, иначе невозможно будет узаконить своего ребенка! Но сначала необходимо удостовериться, что она и на самом деле беременна.
«Да! Я должна убедиться в том, что Шакита еще с ним, и тогда я устрою ему такой скандал! Испорчу ему карьеру! Испорчу репутацию», – мечтала Роза, кипя жаждой мести.
И кто бы мог подумать! Розе действительно обнаружила Шакиту на месте! Дело было в том, что девушка заглянула в квартиру сенатора после того, как оставила письмо. Конечно, когда она уходила, намерения у нее были самые благородные. Но все-таки ей хотелось увидеть сенатора еще разок, увидеть после того, как он прочтет ее послание… Потом она так волновалась, уходя, что позабыла кое-какие вещи, и вот вернулась за ними… И вообще, если честно говорить, идти ей было некуда.
Сенатор не стал разбираться в путаных объяснениях Шакиты, когда она вновь появилась перед ним, только спросил:
– Ты уже нашла себе работу?
– Еще и не искала, – ответила она, глядя на него своими преданными голубыми глазами.
– Тогда оставайся и запомни: никогда не путай благодарность с любовью. Это совсем разные вещи. Я тебе в отцы гожусь, девочка.
– Я не хотела, чтобы у вас из-за меня были неприятности, – всхлипнула Шакита.
– Я сам с ними разберусь, – ответил сенатор и ушел к себе в кабинет.
Вот так и вышло, что Роза, приехав, нашла Шакиту на месте и немедленно выставила ее вон, а вернувшемуся после заседания сенатору заявила:
– Я твоя новая горничная!
Но Кашиас не поддержал ее игры. Он понял, что жена все-таки выгнала бедную Шакиту и глаза его гневно сверкнули.
Роза уже начала кричать, что она ославит его перед всеми. Она поняла, что потаскушка ему дороже жены. Но внезапно закрыла рот, наблюдая, как муж выносит ее чемоданы в коридор.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она довольно спокойно.
– Что я выставляю тебя из своей жизни, – так же спокойно ответил ей сенатор.
Роза онемела. Она ждала чего угодно, но только не этого. Ей казалось, что муж у нее в руках. Она не верила, что ему безразлична его карьера. Не сомневалась, что он дорожит своей репутацией, и надеялась, искусно манипулируя угрозами, добиться от него всего, чего ей хотелось.
– Я же тебе сказал, что ухожу из политики. Мой срок подходит к концу, и с тобой я разведусь тоже. Я устал от тебя, Роза.
Она истерично зарыдала, но впервые в жизни он не стал утешать ее. И Роза постепенно притихла, поняв, насколько серьезно его решение. Однако про себя по-прежнему во всем винила Шакиту.
– Подумать только! – с надрывом говорила Роза дочери. – Позорить себя на старости лет! Мы столько лет прожили вместе! Я всегда была ему верна, и теперь топтать меня ногами только из-за того, что ей каких-то там двадцать лет и у нее голубые гляделки!
Лилиана с болью и сожалением слушала мать.
– Ты не права, мама, – попыталась переубедить она ее. – У отца с Шакитой ничего не было! Он просто смертельно устал, разочаровался во всех своих идеалах.
– Ты хочешь сказать, что он разочаровался и во мне тоже? – спросила Роза.
– Да, именно это я и хочу сказать, – неумолимо заявила Лилиана. – Но давай постараемся, мама, чтобы отец не ушел от нас, – и в ее просьбе было столько любви и столько боли…
Тяжело переживал Зе ду Арагвайя исчезновение своего сына. Он и не подозревал, что мальчик так дорог ему. Наконец сердце его не выдержало, и он стал собираться на поиски в сельву.
– Я пойду с тобой, – сказала Донана.
– Нет, ты не пойдешь со мной, потому что, увидев тебя, он убежит еще дальше, и я никогда не найду его…
«Почем я знаю, может, Зе хочет повидаться с матерью мальчика и поэтому не хочет брать меня с собой?» – приходило Донане в голову ревнивые злые мысли, хотя в глубине души она и чувствовала, что Зе сказал ей правду и что думает он только о мальчике.
Однако после того, как Зе так переменился к ней, Донане и дом опостылел. «И во всем виноват был этот мальчик, – думала Донана. – Если бы маленький индеец принял ее, то и она бы его приняла… Разве она не делала все для того, чтобы он ее полюбил?.. Правда, очень скоро она стала требовать от него благодарности… Он раздражал ее. И это происходило, вероятно, потому, что она чувствовала висящую в воздухе недосказанность. Какой-то подвох. Обман. И была права. А когда узнала правду, не могла не поддаться обиде, которая поднялась в ней. Хоть и знала, что обиженный всегда не прав. Голос обиды всегда толкает к дурному».
С такими мыслями Донана потихоньку шла за мужем по сельве, не в силах оставаться дома. Когда было нужно, и она умела быть сельве сестрой.
Зе как всегда выручила река, не даром он носил ее имя. На берегу реки он и нашел своего маленького Уере, который спал в объятиях старой индианки.
Зе стал кормить старуху с мальчиком тем, что прихватил с собой из дома.
– Почему ты ушел? – спросил он сына.
– Потому что не нравлюсь Донане, – ответил мальчик.
И Донана, которая слышала его ответ, тяжело вздохнула. Глядя на старую женщину, на мальчика, она жалела обоих – у Донаны было доброе и щедрое сердце, хотя знало оно и обиду, и злобу и бывало порой жестоким и непримиримым.
Тихо побрела домой Донана, а Зе остался со старухой и мальчиком. Но к вечеру пришел и привел ночевать к себе сына и индианку.
Когда старуха вышла на кухню, Донана удивилась и спросила:
– Зачем вы ко мне пришли?
– Чтобы отдать тебе своего внука, – ответила индианка. – Я вижу, ты хорошая женщина.
Слезы закипели в сердце Донаны и очистили его от злобы – совсем другими глазами глянула она на ребенка.
И потом долго еще стояла в темноте во дворике и смотрела на спящих Уере и старуху. А когда вошла в дом, спросила, не могла не спросить:
– Ты любил его мать?
– Нет, – ответил Зе. – Я всегда любил только тебя. Но бывало, что я спал с ней, и она забеременела, а ты нет. Вот и все.
И Донана смирилась. Вспомнив о своем обете, она поняла, что Дева Мария знала, кого послать ей в дети. Значит, надо терпеть. Несмотря на гордое, самолюбивое и подчас такое обидчивое сердце…
Глава 34
Вернувшись с фазенды, Лейя обошла квартиру и поняла, что все это время Ралф здесь не ночевал. Она села и горько заплакала. Разумеется, он опять был с одной из своих любовниц. Может быть, с Сузаной, а может, еще с кем-то. По существу, это не имело значения. Имело значение то, что она переоценила важность своего богатства и сделала неверный шаг. Понадеялась, что Ралф будет при ней, раз у нее появилась собственность. Но, как видно, она преувеличила его корыстолюбие. Ралф был корыстолюбив, но он любил тратить деньги, а не иметь их. Она не удержит его, если не предоставит хотя бы какую-то часть денег в его распоряжение…
И вместе с тем Лейя чувствовала, что, отдав хоть что-то Ралфу, она сделает первый шаг к собственной погибели. Откроет путь лавине, которую ей не остановить. Ралф промотает все, пустит ее по миру и бросит. Потому что если бы он хотел быть с ней, если бы искал обеспеченной жизни, то был бы заинтересован в приумножении ее собственности и не бегал бы по-прежнему за каждой юбкой…
Да, Лейя все понимала правильно – беда была только в том, что ни одного правильного шага она сделать не могла…
Ралф появился очень скоро, был рассеян, в меру весел и, как всегда, выхолен и щеголеват.
Глядя на него, Лейя опять и опять восхищалась его красотой, небрежностью его манер и непринужденностью.
– Где ты провел эту ночь? – тяжело дыша от подступающей злобы, спросила она.
– Был уверен, что ты проведешь ее у себя в имении, – весело ответил Ралф – поэтому переночевал в объятиях Сузаны.
– И ты смеешь мне это говорить? – вспыхнула Лейя.
– Но ты же посмела обращаться со мной как с лакеем! Теперь ты убедилась, что я по-прежнему человек свободный и независимый.
Лейя и хотела бы возразить, но возразить ей было нечего. Нет, она не выказала Ралфу своего нерасположения, гнева, не выгнала его, наконец, потому что как бы там ни было, пока все козыри были у нее на руках. Она была и богата, и свободна, и Сузана по большому счету не могла ей быть соперницей. Однако Лейя спасовала, почувствовав себя виноватой, и захотела загладить свою вину. Ей вновь показалось, будто в измене Ралфа виновата она.
Ралф великолепно разбирался во всех переливах чувств своей любовницы. Он не сомневался, что она готова была сделать ему предложение, которое он был согласен принять.
И Лейя действительно сказала уже совсем другим, почти виноватым голосом:
– А что, если бы ты почувствовал себя хозяином? Если бы мог распоряжаться всем, что у меня есть, наравне со мной? Как бы ты посмотрел на это?
– А как ты думаешь, Лейя? – ответил он вопросом на вопрос. – Неужели мне не надоело питаться объедками с чужого стола и выслуживаться перед каждой барыней как собачонка?
Лейя прекрасно знала, что он ей скажет, и прекрасно знала, что он обманет ее. Знала она и то, что Ралф создан прихлебателем и любителем объедков. Что особый смак для него в том, чтобы поглумиться и посмеяться над всеми. Как он обманул ее тогда, в случае с Луаной, заставил пережить такие страшные минуты – провоцировал, подначивал, пугал и манил убийством, выманил деньги, довел чуть ли не до истерики и, уж точно, до бессонницы, а потом сказал со смехом:
– Ты что, не поняла, что я шутил? А деньги? Да я верну их тебе в любую минуту!
Да, Лейя знала, что делает шаг к собственной гибели, и все-таки сказала:
– Мы могли бы пожениться, Ралф.
– Ну что ж, попробуем, Лейя – снизошел великодушный красавец-мужчина к просьбе увядающей любовницы.
Оформить гражданский брак было делом несложным, и очень скоро Ралф Гомес и Лейя Медзенга были официально зарегистрированы как муж и жена. Затем Лейя дала Ралфу доверенность на ведение своих дел, и он уехал знакомиться с фазендой.
Теперь Лейя сделала для Ралфа все, что только могла сделать. Если он и сейчас отплатит ей черной неблагодарностью, то, может быть, ей не так больно будет с ним расстаться?..
Так думала Лейя, ожидая вестей с фазенды.
И вести не замедлили последовать. Ей позвонил Родригу, управляющий, весьма озабоченный распоряжениями, сделанными Ралфом. Очень осторожно он поинтересовался, должен ли выполнять эти распоряжения или можно с ними повременить.
– Мы еще посоветуемся с мужем, – дипломатично ответила Лейя, – и потом сообщим вам свое окончательное решение.
Сама она решила посоветоваться с Бруну – как бы там ни было, но в быках он понимал лучше всех. Но советоваться она собиралась, не вмешивая в это дело Ралфа.
Ралф же, побывав на фазенде, еще раз убедился, что разведение скота – совсем не его дело. Он никогда и не собирался заниматься быками. Его дело было – поскорее избавиться и от них, и от самой фазенды.
Жеремиас Бердинацци и Бруну Медзенга примерно одновременно узнали о продаже фазенды и двадцати пяти тысяч голов скота, читая «Бюллетень по продаже недвижимости». Но реакция на это у них была совершенно разная.
Бруну рассвирепел. «Не для этого я корячился столько лет и сделал из этой фазенды конфетку, чтобы ее пускали с молотка! – возмущался он. – Не иначе как к Лейиным делам приложил руку проходимец Ралф. Надо мне с ним разобраться!»
Когда он сообщил новость сыну, тот мгновенно взвился:
– Я поеду и разберусь! Я уверен, она вышла замуж за негодяя!
– Погоди, не спеши! Лучше сначала позвони матери, – предложил Бруну.
Не желая скандала, Бруну сам позвонил Лейе. Трубку взял Ралф и пренаглым образом нагрубил:
– Фазенда? А что, моя жена вам что-то должна? Или обязана перед вами отчитываться? Не советую совать нос в чужие дела, Медзенга!
– Да я годы жизни положил на эту фазенду, подонок ты этакий! – рявкнул Бруну. – Будешь распоряжаться чужим добром – убью!
И Бруну в раздражении бросил трубку.
– Ты можешь отнять у них быков, отец? – спросил Маркус.
– Нет, сынок. К сожалению, они действительно хозяева фазенды и могут делать с ней, что пожелают.
– Тогда я поеду в Сан-Паулу и разберусь, – заявил Маркус. – Я имею такое право. Мама обещала сделать нас с Лией своими наследниками.
«Нечего отцу мараться со всякой мразью, – думал при этом Маркус. – Я и сам могу убить этого гада. Не из-за быков, а из-за того, что не раз видел родную мамочку с синяками. И уверен, к продаже он тоже принудил ее побоями. Но он у меня за все заплатит!»
Видя, как у сына сжимаются кулаки, Бруну постарался успокоиться сам и успокоить его.
– Погоди, сынок, – повторил он. – Мы еще успеем со всем разобраться.
Но необходимость разбираться возникла скорее, чем они оба думали.
Следующий телефонный звонок был от Жеремиаса Бердинацци собственной персоной.
– Не интересует ли вас имение с двадцатью пятью тысячами быков? – осведомился он издевательски. – Я тут оформляю купчую, могу потом продать.
Жеремиас потирал руки. Он предсказывал, что рано или поздно все богатства Бруну пойдет с молотка. И вот начались продажи. Где одна, там и другая. А он, Жеремиас, купит все, до последнего быка. И там станет видно, кто из них настоящий Король.
Он поехал в город и встретился с Ралфом. Старый Жеремиас и сам был прожженным плутом, поэтому с первого взгляда понял, с кем имеет дело. Парень был просто мелким мошенником, который торопился положить в карман чужие денежки, поэтому с ним можно было не церемониться и приобрести фазенду задешево.
При встрече Жеремиас уточнил, в курсе ли продажи жена Ралфа и как она на нее смотрит. И может ли он подписывать без жены деловые бумаги?
Надутый как индюк Ралф ответил:
– Могу! Как я решу, так оно и будет!
Жеремиас понял, что не ошибся в своих расчетах, и предложил за фазенду смехотворную сумму. Аванс равнялся миллиону, и его Жеремиас выдал сразу. Зато за расторжение купчей он потребовал немалой компенсации.
Ралф поморщился, но согласился, и тут же сунул деньги в карман.
После этого позвонил Бруну. А племяннице с мужем сказал:
– Нарожайте мне как можно больше наследников, чтобы их хватило на все, что я вам оставлю.
И Рафаэла наконец решилась. Она поняла, что дальше тянуть крайне опасно, и поэтому, когда они остались с Отавинью одни, подошла к нему и сказала:
– Похоже, что я готова исполнить пожелание дядюшки, – она протянула мужу губы для поцелуя, давая понять, что согласна лечь с ним в постель.
Но Отавинью, который так стремился к ней, который так ее добивался, вдруг тихо ответил:
– А теперь мне есть над чем подумать.
Теперь наступила его очередь отодвигаться от жены в постели, заставляя Рафаэлу нервничать с каждым днем все больше и больше.
Рафаэла даже дошла до того, что пожаловалась Жудити:
– Я со всей душой к нему, а он что-то не торопится выполнять условия дядюшки. Представь себе, Отавинью не хочет меня в постели!
– Может, потому, что ты ждешь маленького Медзенгу? – настойчиво спросила ее Жудити.
– Ничего подобного, если и жду, то от Отавинью, – быстро сказала Рафаэла.
– А он об этом знает? – поинтересовалась Жудити.
– Никто еще ничего не знает, в том числе и я сама, – отрезала Рафаэла.
Она решила держаться до последнего, а там будь, что будет!
Жудити же, хоть и не слишком сочувствовала Рафаэле, все же сказала Отавинью:
– На вашем месте я бы не откладывала исполнение условия сеньора Жеремиаса. Он человек переменчивый, не ровен час, и завещание изменит. Пока жив, может и переписать.
– Да, может, – согласился Отавинью. – Пока жив…
Ралф прекрасно понимал, что совершил незаконную сделку, и поэтому нервничал. Боялся, что ему могут помешать: вмешается Бруну Медзенга – и плакали его денежки.
Но, получив миллион наличными, он почувствовал себя увереннее. И очень наглым тоном заявил Лейе о сделке.
– Остальная сумма – при подписании купчей, – небрежно сказал он. – Ты подпишешь и мы сразу все получим.
– Я не подпишу, – ответила Лейя, чувствуя, что все, о чем она думала, становится реальностью.
– Еще как подпишешь! – злобно заявил Ралф.
– Ни за что! – заявила она. – Доверенность, которую я тебе дала, не включает права на продажу!
– Ах, вот как?! – заорал Ралф и кинулся на Лейю с кулаками. – Но ты сама подпишешь эту купчую! Сама! Сама!
Он избил ее и хлопнул дверью. Он будет бить ее смертным боем до тех пор, пока она не подпишет! Средство было испытанное – оно не раз уже приносило желаемый результат. А пока у Ралфа было свидание с Сузаной, и он не хоте опаздывать.
Сузана уже ждала Ралфа. В последнее время она стала в постели еще горячее, еще нетерпеливее. В нее будто вселился бес. Ралфу это нравилось. А Сузану подстегивал страх. Она чувствовала, как медленно и неумолимо сжимается вокруг нее ледяное кольцо. Скоро оно сомкнется, и она останется навсегда один на один со своим мужем, которому больше уже не сможет смотреть в глаза. Останется в темнице, где ей будут отмерять глотками и свободу, и воздух. Но пока она была еще на свободе и спешила насладиться ею. Все отчаяннее. Все судорожнее.
– Я продаю имение, – сообщил Ралф, полуизвиняясь за невольное опоздание.
– Неужели Лейя согласна? – удивилась Сузана.
– В постели она на все согласна, – самодовольно сообщил Ралф, – но следом за фазендой я сплавлю и Лейю. Хватит с меня этой неврастенички! Она и в постели уже ни на что не годится!
– Зато ты у нас настоящий жеребец, – не то с осуждением, не то с восхищением произнесла Сузана.
И Ралф, желая слышать только восхищение, принялся умело раздевать ее, увлекая в постель.
Сегодня они оба были в ударе, и не слышали больше ничего. Впрочем, дверь отворилась бесшумно, Орестес прошел по коридору и со зловещей улыбкой посмотрел на резвящуюся в постели парочку.
Мысли его тоже невозможно было услышать, а подумал он, глядя на жену с любовником, вот что: «Ты, парень, подписал себе смертный приговор…»
