355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бенедиту Руй Барбоза » Роковое наследство » Текст книги (страница 20)
Роковое наследство
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 02:19

Текст книги "Роковое наследство"


Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза


Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Глава 37

Трудно давалось Луане решение о поездке к Бердинацци. Она не знала, задержится ли там, и если задержится, то надолго ли. Ей хотелось разобраться, что за человек ее дядюшка и в самом ли деле он так раскаивается, как говорит. Жизнь научила Луану быть готовой ко всему. В первый раз она сбежала от Бруну, потому что была не уверена в нем. И не хотела подчиняться тому решению, которое, по ее мнению, он должен был принять. Второй раз она уезжала от него, потому что он потребовал от нее безоговорочного подчинения в тех вещах, которые она не считала безоговорочными. А он даже не почувствовал, что требует слишком многого. Собравшись поехать к Бердинацци, Луана сказала Бруну:

– Я поеду, но скоро вернусь. Я не бросаю тебя.

А Бруну повторил:

– Если уедешь, можешь не возвращаться.

– Будь по-твоему, – со вздохом сказала Луана, – но помни хотя бы, что это ты так решил.

Она позвонила Жеремиасу и сказала, что хочет повидаться с ним.

– Я приеду за тобой в аэропорт, – радостно прокричал Жеремиас.

Проявив жестокость с Луаной и сразу же почувствовав себя и виноватым и несчастным, Бруну пожалел Лию. Сейчас он сам испытал, что такое разлука для любящих, и не хотел такой участи для дочери.

– Я слышал, Апарасиу купил фургон, – сказал он Лие, которая и стремилась, да все никак не могла решиться уехать со Светлячком.

А Дуэт уже вовсю разъезжал и показывал в дополнение к концерту еще и цирковые номера, которые тоже пользовались большим успехом. Чтобы отправиться в дальнее странствие, ждали только решения Лии.

– Да, папа, – подтвердила Лия. – И замечательный! На нем хоть на край света можно уехать.

– Ну и поезжай себе с Богом. А если что-то не заладится, всегда помни, что у тебя есть дом, – сказал Бруну и крепко обнял дочь.

– Едим! Едим! – на пороге квартиры появилась сияющая Лия, и Светлячок радостно заключил ее в объятия. – Хоть завтра! Отец согласился…

Согласие Бруну на самостоятельную жизнь дочери значило для нее даже больше, чем согласие на свадьбу, и Апарасиу понял это.

– Едим завтра же! – подхватил он, кружа Лию по комнате.

Настал новый день, а с ним и новая жизнь – путешествие началось!..

Новая жизнь началась и у Луаны. Жеремиас отвел ей прекрасную комнату и всячески баловал племянницу. Луана сразу же прониклась симпатией к Жудити и чувствовала, как настороженно относится к ней Рафаэла, хотя та всячески предлагала ей свою помощь. Сначала предложила показать имение и молочные фермы.

– Должна же ты знать свое хозяйство, – заявила она.

– Это не мое хозяйство, – равнодушно ответила Луана. – Спасибо, но я предпочитаю посидеть и поговорить с Жудити.

А Жудити, поглядев вслед не слишком довольной отказом Рафаэле, сказала:

– По-моему, тебе надо опасаться и ее, и ее муженька. Они тебе завидуют.

Второй раз Рафаэла предложила свою помощь, когда выяснилось, что Луана едва умеет читать и писать.

– Я могу заняться твоим образованием, – заявила она.

– Зачем, голубка? – ответил ей старый Жеремиас. – Уж лучше я найму ей учительницу. Жаль, жаль, что ты не нашла меня раньше, племянница, – посоветовал он. – Училась бы за границей, воспитана была бы как принцесса.

Луана не без насмешливости развела руками – мол, принимайте такую, какая есть.

Жеремиас сообразил, что сказал не то, и тут же поправился:

– Ты мне и так дороже всех на свете! А захочешь, все наверстаешь!

– Вы бы, дядюшка, как-нибудь разобрались с племянницами, – вступил в разговор Отавинью, – а то, выходит, что я женат разом на двух Мариетах Бердинацци.

– Нет, одна из них, совершенно точно, незамужняя, – резко ответила Луана.

– Но ты прав, Отавинью! Документами я займусь непременно, – пообещал старый Бердинацци, – с ними и впрямь нужно разобраться.

Вечером в спальне Рафаэла сказала Отавинью:

– Слыхал? Дядюшка собрался разбираться с бумагами. Хорошо бы дело не дошло до завещания. Или он хоть бы раньше помер, что ли!

– Ты уже во второй раз желаешь дядюшке смерти, – заметил Отавинью. – Не боишься?

– Чего? – рассмеялась Рафаэла. – Ты что, думаешь, я его убить хочу? Напрасно так думаешь.

– А как прикажешь тебя понимать? – недоуменно спросил Отавинью.

– Да никак. У меня, как и у дядюшки, семь пятниц на неделе!

С этим мнением о дядюшке Отавинью не мог не согласиться.

Не расторг Жеремиас и акта о купле-продаже фазенды Лейи, поскольку не явился поручитель. И волею обстоятельств выходило так, что она должна была остаться у Жеремиаса, чем он был весьма доволен.

Зато Лейя находилась на грани нервного стресса. Мало того что Ралф исчез и она потеряла свою фазенду, не получив за нее ни единого реала, так ее мучили еще и странные визиты, и не менее странные звонки.

К ней заявилась, например, Марита, молоденькая любовница Ралфа, с которой Лейя как-то застала в постели.

– Мне нужен Ралф, – заявила Марита. – Куда вы его дели? Ведь видела, что вы грозили ему пистолетом, так что могли убить!

Лейя с ужасом припомнила, что действительно так оно и было. И если Ралф действительно погиб, то подозрения могло пасть на нее.

А следом раздался звонок неизвестного, который советовал ей отправиться в морг и опознать труп, найденный на пляже.

Лейя в ужасе позвонила Маркусу, желая с ним посоветоваться.

– Не поддавайся паники, – сказал Маркус, – и сходи в морг. Поступай так, чтобы к тебе не прилипло никаких подозрений.

– Ты прав, ты прав, сынок, – пролепетала Лейя и на следующее же утро отправилась в морг.

То, что она там увидела, было так ужасно и так мало походило на Ралфа, что она с чистой совестью ответила: «Нет, не он». Да она и смотреть-то едва могла, так ей стало плохо в морге…

Придя домой, Лейя тут же сообщила об этом Маркусу и, похоже, обрадовала его.

А вскоре вновь раздался звонок неизвестного:

– Неужели вы не узнали собственного мужа? – удивился голос. – Значит, придется мне опознать его. Я его очень, очень хорошо знал…

Лейя с ужасом повесила трубку. И, несмотря ни на что, продолжала ждать Ралфа. Теперь всеми силами души она молила о том, чтобы он был жив.

Бруну никому не хотел признаваться в том, что свадьба расстроилась из-за Луаны. Он срочно выдумал себе дела, которые требовали его присутствия, и уехал в Рибейран-Прету. Но поехал он в Арагвайю к своему преданному другу Зе, от которого Бруну не скрывал правды.

– Не заслуживает она вас, – произнес мрачно верный Зе.

А когда Бруну сказал, что лучшая его фазенда досталась все тому же Бердинацци, то Зе так и затрясло от ненависти.

– Хотите, я убью его? – внезапно предложил он.

– Ты даже на это ради меня готов? – удивленно спросил Бруну.

– Только дайте знак, – так же серьезно ответил Зе. – Этот вор опять обокрал вас, он украл у вас не только состояние, но и счастье.

Тут Зе не ошибся. Бруну душила ненависть к бесчестному Бердинацци, но он с болью вспоминал, что и Луана тоже Бердинацци. Они ведь двоюродные брат и сестра, и наверняка любовь их была большим грехом.

«Но когда мы полюбили друг друга, мы не знали об этом. Ни она, ни я. А теперь Луана, которую я любил, мертва. Теперь есть только Мариета Бердинацци. И она права, что уехала к своему единственному родственнику», – наконец решил он.

И тут же его обожгла мысль о будущем ребенке: «Я выкраду его, – пообещал себе Бруну. – Это мой ребенок. Он – Медзенга!»

Так проводил он ночи без сна и не знал покоя. Мысленно он смерился со своей бедой, но плоть и кровь не желали считаться с разумом.

Какие только ужасы не мерещились Бруну! А что, если старый вор принудит Луану сделать аборт! Он на все способен, этот старый прожженный мерзавец! «В порошок! Сотру в порошок!» – стонал Бруну, стискивая зубы и сжимая кулаки.

Только время могло излечить его раны…

Маркус понимал, как страдает его отец, и очень ему сочувствовал. Он и сам переживал то же самое: и его возлюбленная предпочла богатство любви.

– Деньги, проклятые деньги, – скрежетал зубами Маркус. Он невольно стал лучше относиться к матери. Уж ее-то никто не мог упрекнуть в корыстолюбии – она любила страшного мерзавца, и любила без оглядки.

Но как только Маркус вспоминал о Ралфе, ему становилось не по себе. Всеми силами он старался отвлечь себя от мыслей о нем, но ему это не слишком-то удавалось.

«Я не виноват, я ни в чем не виноват, – твердил Маркус. – Этот человек был негодяем из негодяев, и он получил свое заслужено!»

Маркус внимательно следил за всем, что касалось неизвестного, найденного на пляже. Труп пока еще никто не опознал, и Маркус надеялся, что беднягу похоронят неопознанным и уже не нужно будет ни за чем следить. Однако невольно он и сам стал задумываться о смерти, которая, как оказалось, ходит буквально рядом с каждым человеком. И, думая о смерти, становился и мягче, и снисходительнее к людям.

Как-то к нему заглянула Лилиана. Маркус давно не видел ее. Сейчас она показалась ему лучше, чем когда была просто хорошенькой девчонкой. Поначалу он по старой памяти рассердился на нее, а потом смягчился.

Лилиана спросила о Лие, с которой хотела повидаться, и была удивлена тем, что та отправилась со Светлячком в странствие на фургоне.

– Как поживает наш малыш? – осведомился Маркус.

– Пока еще только мой, – улыбнулась Лилиана. – А чувствует он себя отлично.

– Может, он у тебя от кого-то другого? – сразу же насторожился Маркус.

– Кроме тебя, у меня никого не было, – очень серьезно ответила Лилиана.

И впервые Маркус подумал, что верность женщины не такое уж маленькое достоинство. Похудевшая, с животиком, Лилиана выглядела такой трогательной, такой беззащитной…

– Может, поужинаем вместе? – неожиданно для себя спросил Маркус и с удивлением отметил, что обрадовался тому выражению счастья, какое появилось на лице Лилианы.

У Лилианы последнее время было мало радостей. Дома царила напряженная, недоброжелательная атмосфера. Отношения отца и матери никак не налаживались. И причиной всему была, конечно, Роза. Она по-прежнему считала, что Шакита спит с ее мужем.

– Почему бы и нет? – шипела она. – Приехал отдохнувший, можно и поразвлечься!

Розу до крайности раздражало, что муж старается поменьше бывать дома, что он опять с головой ушел в свои политические дела.

Отдохнув, сенатор действительно согласился остаться и на следующий срок, как ему было предложено, но наотрез отказался выставлять свою кандидатуру на выборах президента. Он всерьез решил заняться проблемой безземельных и вновь поехал на встречу с Режину. Шакита деятельно помогала ему, теперь она практически стала его секретарем.

Лилиана видела, как серьезно работает отец, и ей были обидны постоянные наскоки матери. Она видела себялюбие Розы, ее мелочную обидчивость, ее тщеславие и порой думала про себя: «А что, если с Маркусом я веду себя точно так же, как мама? Требую от него чего-то несусветного. Совсем не хочу понять, что он живет своей мужской жизнью, а в ней мы, женщины, занимаем хотя и существенное, но совсем не первое и не главное место, как на то претендует моя мать…»

Приглашение Маркуса несказанно обрадовало ее. Сбылось то, о чем она не переставала мечтать. А мечтала она, чтобы Маркус перестал видеть в ней врага, перестал отмахиваться от нее как от назойливой мухи, и увидел в ней человека, который привязан к нему, верен ему и предан…

Глава 38

Возвращаясь после ужина с Лилианой, Маркус успел о многом подумать. С некоторых пор он стал остро чувствовать, что мирное течение его жизни может быть прервано в любую минуту. Видел, что у него не так уж мало долгов. И старался по мере сил рассчитаться с ними. А главным его долгом был долг перед будущим ребенком.

Прежде чем лечь спать, Маркус взял ручку, бумагу и написал:

«Родившегося у Лилианы Кашиас ребенка я признаю своим и тем самым даю ему все права, которыми пользуются Медзенги. Никто не имеет права оспаривать мою волю, и я прошу, чтобы настоящее письмо являлось документом». Поставил число и подпись.

Наутро он попросил Димаса отвезти письмо по адресу, но передать только лично сеньоре Лилиане. Лилиана спала, и, хотя Роза просила оставить письмо, Димас, помня строгое распоряжение хозяина, привез его обратно.

– Хорошо, я отдам его сам, – решил Маркус, а про себя подумал, что так оно будет и вернее, и лучше.

Получив от Маркуса такое необычное письмо, Лилиана встревожилась. С Маркусом происходило что-то странное: то ли его тревожило что-то, то ли он что-то задумал. Но она была довольна хотя бы тем, что у ее ребенка будет отец.

Зато Роза, которая никогда Маркуса не жаловала, возмущалась еще больше. Да и было отчего! На вопрос, почему его посыльный не мог оставить письмо ей, Розе, Маркус нахально ответил:

– Да потому, что я вам не верю. Я и на вашей дочери не женился только потому, что понял: я не смогу вас выносить всю жизнь.

У Розы дыхание перехватило от гнева, она слова не смогла вымолвить и только краснела все больше и больше.

Но у нее и своих бед хватало, так что ей было не до Маркуса. Она все никак не могла простить сенатору Шакиты. Их роман доводил ее до бешенства, исступления, сумасшествия!..

А Шакиту мучило отсутствие у нее романа с сенатором.

«И как он может хранить верность такой ужасной женщине? – думала она. – Я же чувствую, что я ему небезразлична. Так за чем дело стало? Сколько же можно изводить меня, и себя?»

Неизвестность – вот что было пыткой для Лейи. К ней опять приходила Марита и сообщила, что по звонку неизвестного была в морге, но человек, которого ей показали, совсем не походил на Ралфа. Между тем Ралф все не появлялся. Марите звонила его матушка, тревожилась из-за отсутствия денег – Ралф посылал ей каждый месяц пятьсот реалов.

– Я пошлю их ей, – внезапно решила Лейя. – Когда Ралф вернется, он мне отдаст.

Через несколько дней Марита пришла к ней снова.

– Деньги не успокоили матушку, – заявила она. – Старушка беспокоится, почему Ралф не появляется у нее. И хочет заявить в полицию о его исчезновении.

– Ралф звонил мне из Уругвая, – внезапно соврала Лейя. – Он там проматывает мои миллион и совсем не хочет, чтобы его разыскивала полиция. Хотя деньги обещал мне вернуть.

В возможность того, что Ралф жив, поверил и Кловис, после того как самолично посетил морг и тоже не опознал труп. Что ж, вполне может быть, что Орестес говорил правду: он приказал только избить любовника своей жены, и, получив по заслугам, Ралф теперь почел за лучшее исчезнуть подальше с глаз своих недоброжелателей.

Исчезновение Ралфа сделало неизбежной продажу фазенды, и теперь старый Жеремиас должен был встретиться с Лейей, чтобы, получив ее подпись, окончательно оформить купчую.

Лейя чувствовала себя очень несчастной и беспомощной в этой такой обидной и невыгодной для нее ситуации и попросила Бруну непременно присутствовать при подписании.

– Хорошо, непременно буду, – пообещал он, хотя и ему оформление этой купчей попортило ему много крови. – Как только ты сообщишь мне точную дату, я мгновенно прилечу.

Сам Бруну оставался пока в Арагвайе, пытаясь немного прийти в себя и обдумать, что ему делать дальше.

Если для Медзенги день подписания купчей был днем траура, то для Бердинацци – днем радости. При одной только мысли об этом дне старый Жеремиас довольно потирал руки.

Сам он внимательно присматривался к Луане, к Рафаэле и Отавинью – трем своим возможным наследникам. Уже кем-кем, а простаком он никогда не был, и ему было очень интересно, как проявляет себя в такой необычной ситуации те, кому он предназначал свое наследство. Собственно, в зависимости от того, как они себя поведут, он и собирался распределить доли.

Но пока всячески заботился о Луане. Они вместе съездили в город и закупили малышу приданое.

Поначалу Луана отказывалась, говоря, что все привезла с собой. А Жеремиас твердил, что вещи, купленные на деньги Медзенги, нужно немедленно выкинуть. Однако видя, что Луана изменилась в лице и даже собралась уехать, пошел на попятный. Тогда уступила и Луана и согласилась, чтобы старик что-то купил малышу.

Вообще все наскоки Бердинацци на Медзенга она отводила, говоря, что никогда не будет ненавидеть их.

– Ну хотя бы постарайся не думать о своем Бруну, – просил, насупившись, старик.

Как неприятны были Луане выпады Бруну против Бердинацци, так теперь ее обижали и сердили выпады Жеремиаса против Медзенга.

«Ненависть с обеих сторон одинакова, – с печалью думала Луана. – Но в моем ребенке сольются обе крови. И я не хочу растить его в атмосфере ненависти. Думаю, что мне придется уйти отсюда».

Когда она стала укладывать белье малыша в шкаф, то обнаружила, что все привезенное ею пропало. Луана страшно рассердилась, стала спрашивать Жудити, но та ничего не могла ответить. Луана впрямую обвинила в пропаже Жеремиаса, а тот с искренним недоумением стал отрицать свою вину.

– Мы же с тобой обо всем договорились! – твердил он. – Ничего я у тебя в комнате не трогал. Сделал это тот, кто хочет, чтобы ты уехала от меня. А я этого никак хотеть не могу.

Спустя два дня пеленки и распашонки лежали на месте.

Когда Луана поделилась новостью с Жудити, та сказала:

– Совсем твой дядюшка спятил на старости лет!

Луана только вздохнула и опять подумала про себя:

«Нет, придется мне уезжать и отсюда! Если дядюшка такое выделывает с приданым малыша, то что он будет делать с самим малышом, который – никуда не денешься – Медзенга!»

Да, Луана не могла не сказать себе, что была права, когда не хотела ни от кого зависеть, когда полагалась только на свои трудолюбивые руки и свой здравый смысл. Она чувствовала, что рано или поздно, но этим дело кончилось. Потому что жить в атмосфере постоянной ненависти было слишком уж тяжело…

Рафаэла же чувствовала, что Луана не слишком-то держится за наследство и может даже отказаться от него, и собиралась сделать все, чтобы так оно и вышло. Ее страшно раздражало, что теперь дядюшка был один свет в окошке – Луана, а ее, Рафаэлы, словно бы и вовсе не было. Она не могла понять, чем была вызвана эта внезапная перемена. Ведь не мог же старик узнать, что она ждет ребенка от Маркуса? Или кто-то ему проболтался?

Как-то Жудити спросила ее:

– Когда же ты признаешься, что беременна от Медзенги?

– Никогда! – твердо ответила Рафаэла, потому что и сама ни в чем до сих пор не была уверена.

Так что, если кто-то и наговорил на нее дядюшке, она была готова опровергнуть любой навет. Но старик молчал и вел себя так, словно ее и вовсе не было. И его равнодушие до глубины души уязвляло Рафаэлу, которая на самом деле успела привязаться к старику…

А что касается Луаны, то, конечно, Рафаэла хотела бы выжить ее из имения.

Забрав приданное малыша, она хотела восстановить Луану против дядюшки, а дядюшку против Луаны.

После того, как Луана очень расстроилась из-за пропажи, Рафаэла сказала старому Жеремиасу:

– Я не удивлюсь, если она уедет из-за такого ничтожного повода – она же спит и видит, как бы ей оказаться вместе со своим Медзенгой.

Жеремиас только взглянул на нее и ничего не сказал. Но когда он собрался в Сан-Паулу для подписания бумаги и Луана попросилась с ним, спросил:

– Чего ты там не видела?

– Ничего не видела, – ответила Луана. – Я никогда не была в Сан-Паулу.

Старик решил взять ее с собой, хотя и не сомневался, что дело все в том, что Луана действительно спит и видит, как бы ей повидать своего Медзенгу.

Подмигнув ей, он сказал:

– Пока что я Молочный Король и получаю сорок тысяч литров молока в день, но скоро буду и Мясным Королем, вот увидишь! Так что горевать тебе будет не о ком!

Луана только вздохнула. Разве могла она позабыть единственную любовь своей жизни? Она понимала, что дядюшка шуткой хочет ее утешить. Но какие тут шутки? Какое утешение? И конечно, в Сан-Паулу она попросилась только ради того, чтобы повидать Бруну. Она не сомневалась, что он приедет на подписание купчей. Понимала Луана и то, что для дядюшки это не секрет. Иначе бы он так не шутил. Но что толку от того, что они друг друга понимают? Это же не мешает Жеремиасу Бердинаци ненавидеть Бруну Медзенгу и стараться завладеть одним из лучших имений, воспользовавшись непростительной глупостью бывшей жены Бруну.

Однако Луана не чувствовала себя вправе осуждать Лейю – Бруну один, и уже не по вине Лейи, и наверняка несчастен. И она должна его повидать!

Глава 39

Лейя приехала на подписание купчей очень взвинченная. Она опять с тревогой думала о своем будущем – ведь сумма, которою она должна получить по этой купчей, оказалась просто ничтожной по сравнению с доходами, который приносила бы фазенда. Правда, прибыльной она могла быть только в умелых и добросовестных руках. А таких рук не было. Но в конце концов она передоверила бы ее Бруну, с тем чтобы он регулярно выплачивал ей доход… Впрочем, что теперь рассуждать – сделанного не воротишь!

Мучила ее и неопределенность в отношении Ралфа. Она уже не сомневалась, что Ралфа нет в живых, но поверить в то, что обезображенный труп, показанный ей в морге, был когда-то Ралфом, ей было невыносимо. И соврав про звонок Ралфа из Уругвая, она временами сама начинала верить, что все так и есть: Ралф жив, просто он сбежал с ее деньгами в Уругвай и прохлаждается там с новой любовницей. И тогда ее охватывала такая злоба и обида, что она вновь желала ему смерти, но потом, вдруг опомнившись, понимала, что, скорее всего, это уже свершилось. А желать теперь ему можно одного: чтобы все обиженные им женщины его простили.

Лейя подумала, не заявить ли ей в полицию об исчезновении Ралфа. Но сначала она хотела посоветоваться об этом с Бруну и Маркусом, заодно рассказав о визите Мариты и своей выдумке.

После рассказа Лейи Бруну и Маркус понимающе переглянулись и, похоже, вздохнули с облегчением.

– Преступления нет, раз труп отсутствует, – сказал Бруну, со значением посмотрев на Маркуса.

Маркус кивнул с невеселой усмешкой. Потом они обсудили, нужно ли Лейи заявлять об исчезновении Ралфа. После того, как она и Сузане, и Марите сказала о звонке из Уругвая, подобное заявление выглядело бы нелогично… А что, если она сошлется на анонимный звонок, который якобы известил ее о смерти Ралфа?.. Но еще лучше было бы известить не Лейю, а Мариту… И пусть бы Марита уже сообщила Лейе…

– Ну так кто позвонит Марите, – спросил Маркус отца, – ты или я?

Тут Бруну спохватился, что ему срочно нужно позвонить в Арагвайю. Зе и Донана, наверное, там места себе не находят, разыскивая Уере, а он тут, в Сан-Паулу, вместе с Бруну. Шустрый паренек забрался в самолет, и Бруну обнаружил его, когда они уже подлетали к дому, так что возвращаться было поздно. Мальчишка был счастлив!

И Бруну тотчас же набрал номер фазенды в Арагвайе.

– Уере со мной, скоро прилечу и привезу его обратно, – сказал он подошедшему к телефону Зе.

– А мы тут уж всю сельву прочесали, – с облегчением засмеялся Зе. – Донана все боялась, что он утонул. А я хоть и уверял ее, что чертенок плавает, как рыба, но и у меня сердце было не на месте. Спасибо, что позвонили, хозяин!

Донана, с тревогой слушая их разговор, по улыбке мужа догадалась, что мальчик нашелся, и бросилась обнимать Зе.

Самое трудное время для Донаны прошло. Она знала правду, смирилась с ней и успела привязаться к мальчику, уже не требуя от него благодарности.

Мальчишка был смышленый и очень шустрый. Что ни день, у него находились новый проказы, но тем он и радовал Донану. А что касается его ответной привязанности, то Донана приготовилась терпеливо ждать. Рано или поздно мальчик поймет, что и она ему родной человек…

Если Луана надеялась увидеть Бруну на подписании купчей, то для Бруну встреча с Луаной была полной неожиданностью. И то смятение, которое отразилось на его лице, в его глазах, ставших мгновенно страдальческими и молящими, столько сказали Луане, что на вопрос Бруну: «За что ты так со мной поступила?» – она ответила невпопад:

– Я тебя люблю!

И, глядя в ее синие правдивые глаза, Бруну знал, что Луана говорит правду.

Жеремиас хоть и знал все наперед про Бруну и Луану, увидев их вдвоем, страшно разозлился. Уж слишком очевидно, что для этих двоих больше никто не существует, когда они вместе. И опять закипела злоба в старике против проклятых Медзенга, которые дурят головы подряд всем женщинам и делают им ребят без счета.

И он поскорее увел Луану от Бруну. А то, не ровен час, прямо после подписания купчей и уедут вместе.

Вечером в гостинице старый Жеремиас принялся страшно ругать Луану за легкомыслие.

– Да если бы я знал, что ты ради Бруну Медзенги со мной просишься, никогда бы не взял тебя с собой! – кричал он.

Но Луана его и не слушала, в глазах у нее стояли слезы – она оплакивала свое счастье, которое казалось ей таким несбыточным…

И, глядя на нее, старик притих и сказал совсем уж мирно:

– Ладно, давай сделаем вид, будто ничего и не было. Я, например, ничего не видел…

– А я видела! Я его видела! – упрямо сказала Луана, и в этом «его» было столько страсти, что старик невольно позавидовал Бруну и опять на него разозлился.

– Да твой Бруну давно с женой помирился, – буркнул он. – Они там воркуют как голубки.

Луана только отмахнулась – не лезьте, мол, туда, в чем не бельмеса не смыслите, и попросила:

– Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом!

А Жеремиас вдруг грустно-грустно сказал:

– Эх, девочка, чувствую я, что ты и меня оставишь. Поманит тебя Бруну пальцем, ты и побежишь. И никакое мое наследство тебя не удержит.

– Наследство не удержит, – засмеялась Луана. – Но я теперь к вам по-другому отношусь, чем раньше. Вы же знаете, что раньше я вас ненавидела. Своей тяжелой жизни простить не могла.

– А теперь? – насторожился старик.

– А теперь вижу, что и вы прожили не счастливее со всеми своими деньгами. Да если сравнивать, то я еще, пожалуй, поудачливее буду – сколько добрых людей видела, сколько помощников! А вы всегда думаете: ко мне или к моим деньгам льнут? Так и живете в пустыне и всех подозреваете.

Старик только подивился уму-разуму племянницы. Не зря, видно, горе мыкала, научилась кое-чему в жизни. И его правильно поняла: кроме всего прочего, но старости лет хотел видеть возле себя настоящего человека. Признайся ему Рафаэла, что ждет от Маркуса ребенка, так он бы ее озолотил за искренность. Ведь так хорошо тогда вдруг взбрыкнула, убежала к своему проклятому Медзенге, и вернулась неплохо, видно было, что и он, старик, ей не безразличен. А теперь юлит. И Отавинью с толку сбила. Трудолюбием он в отца пошел, а вот как с честностью? Признает он за своего чужого ребенка, значит, барахло. А если плюнет в глаза бесстыжей девке, значит, жива в нем честь, значит, соблюдает свое человеческое достоинство…

Теперь невеселые мысли одолевали старика, и сидел он печально ссутулившись, так что Луана невольно стало жаль его. И, коснувшись его плеча рукой, она сказала:

– Да не тоскуйте вы так, не оставлю я вас, даже если…

Она не договорила, потому что пока ничего ей не сулило счастья с Бруну – все события поворачивались так, что она непременно должна была кем-то жертвовать. А она хотела бы всех примирить…

Домой Луана с Жеремиасом вернулась, уже помирившись. Они вместе купили детскую кроватку, и теперь старик торжественно внес ее в дом. Мечта Жеремиаса о веселых детских голосах под его крышей сбывались, и это настраивало старика на радостный и умиротворенный лад.

Дома Рафаэла сообщила ему еще одну новость.

– Мы с Отавинью ждем ребенка, – сказала она и выжидательно посмотрела на дядюшку.

Но дядюшка отнесся к ее словам как-то рассеяно. Он внимательно посмотрел на Отавинью, и тот утвердительно кивнул головой.

– Ну-ну, – только и сказал он, – что ж, поздравляю, – и пошел к себе в кабинет. Потом приостановился и спросил: – И давно ты об этом узнала, Рафаэла?

– На днях, – ответила она.

Старик словно бы еще подождал чего-то, и лишь потом ушел. «Нет, не хватило у нее смелости, – думал он. – Но, может, еще наберется»…

Вечером, уже лежа в постели, он просил: «Бруну, где бы ты ни был, скажи своей внучке, пусть не врет мне! Пусть она мне не врет!»

Рафаэла тем же вечером в страшном раздражении говорила Отавинью:

– Я-то думала, дядюшка обрадуется нашей новости. Устроит большой праздник. Чего он нам только не обещал! А теперь! Как только появилась в доме эта притворщица, его словно подменили!

– Ну погоди еще, – вяло возражал Отавинью, которому стало страшно неловко. Он не верил, что Рафаэла беременна. А если уж беременна, то не от него. И хоть она твердила, что их брак – сделка и ребенок – главное в ней, он не был так уж уверен, что он настолько деловой человек, что его устроят одни только деньги… когда он женился на Рафаэле, будущее рисовалось ему в радужных красках – он верил, что эта девушка, которая ему безумно нравилась, забудет о прошлом и со временем станет ему любящей женой. Но все складывалось так нелепо и так недобро, что он терялся. Временами Рафаэла просто пугала его. Он не верил, что она может думать так, как иногда говорит…

Сейчас для Отавинью все так запуталось, что ему во всем этом не хотелось копаться и разбираться. Слова Жудити о том, что Рафаэла держит его за дурочка, не выходило у него из головы. А похоже, так оно и было. И ему вдруг все стало противно и захотелось одного: быть от всего этого подальше.

Однако Рафаэла не унималась, продолжая честить Луану, в которой видела причину всех своих бед.

– Успокойся, прошу тебя, – попробовал остановить ее Отавинью.

– Скажешь тоже, успокойся! – вознегодовала Рафаэла. – А если она пролезет в завещание?

– Ну и что страшного? – устало повторил Отавинью. – Если дядя будет переделывать завещание, то вычеркнет меня, потому что я ему уж никак не родственник, и он оставит вас двоих! Вот и все!

– Да, но неизвестно, как он поделит все, если нас будет двое, – не унималась Рафаэла. – Нет, я ни за что не хочу, чтобы старик переписывал завещание. Не хочу – и все тут! Лучше уж дядюшке умереть, чем переписывать завещание!

Отавинью сердито посмотрел на нее – эти разговоры выводили его из себя.

Нет, он решительно хотел быть подальше от всех этих страстей вокруг завещания!

И будто кто-то подслушал его желания. Буквально на следующий день Жеремиас сообщил, что уезжает осматривать свою новую фазенду.

– Я беру с собой Отавинью, – прибавил он.

– А мне с вами можно? – спросила Рафаэла.

– Нет, – сухо ответил дядюшка, чем опять рассердил ее.

А Отавинью вздохнул с облегчением. На фазенде го ожидало дело, а работать он любил.

– Трудолюбием он пошел в отца, – любила повторять Жудити.

«А честностью? А достоинством? – задал себе вопрос Жеремиас, слыша ее слова. – Это мы еще должны проверить».

В имении их ожидали немалые трудности – там все работники вдруг объявили, что просят расчет. Собирался уйти и управляющий. Разумеется, дело тут не обошлось без Бруну. Он распустил слух, что с Бердинацци не ужиться, что он прижимист, капризен и требует от работников неведомо чего.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю