Текст книги "Роковое наследство"
Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза
Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Прикинув, сколько времени понадобится на подготовку, все вместе решили, что свадьба состоится через две недели.
Бруну счел свою отцовскую миссию исполненной, но по дороге домой Маркус выдвинул еще одно требование:
– На моей свадьбе должна присутствовать мама. Иначе никакая сила не заставит меня войти в церковь. А Луану не желаю видеть в числе гостей!
– Тогда зачем ты ходил со мной к сенатору? – устало произнес Бруну. – Надо было сразу идти туда с матерью, и пусть бы она оплачивала все расходы.
Последняя неделя прошла для Бруну в постоянных пререканиях с детьми. Он не мог позволить им насмехаться над Луаной, а они делали это при каждом удобном случае. За обедом то и дело многозначительно переглядывались, наблюдая за тем, как Луана неумело пользовалась ножом и вилкой. А сколько издевательств она вынесла из-за дорогих нарядов, подаренных ей Бруну! Еще больший ужас ей довелось испытать, когда Бруну вызвал к ней парикмахера, а Лия и Маркус буквально прыснули от смеха, увидев ее с прической и макияжем.
Каждый вечер, плача на груди у Бруну, Луана умоляла его:
– Не заставляй меня носить эти платья и туфли. Я действительно выгляжу в них нелепой. Мне страшно ходить на высоких каблуках: все время кажется, что вот-вот упаду.
– Нет, ты должна привыкать к нормальной одежде и обуви, – стоял на своем Бруну. – Потерпи немного. Я уверен, скоро тебе самой понравится красиво одеваться.
– Может, я и сумею привыкнуть к этом каблукам, но всегда буду чужой в твоем доме, – говорила Луана. – Отпусти меня в Арагвайю! Я не могу жить здесь!
– Если ты меня любишь, то должна жить там, где живу я, – был неумолим Бруну.
– Но твои дети меня ненавидят! И даже слуги нарочно ставят меня в дурацкое положение, задавая всякие вопросы по хозяйству, на которые я конечно же не могу ответить.
– Этих я быстро урезоню! – заверил ее Бруну.
Со слугами у него действительно был разговор короткий: он попросту пообещал всех уволить.
Гораздо трудней было договорится с детьми. Тут требовался некий компромисс, и однажды Бруну вынужден был сказать Маркусу:
– Ты можешь пригласить маму. Я согласен вместе с нею проводить тебя к алтарю. Но Луана тоже будет присутствовать на свадьбе.
– А как быть с маминым любовником? Вдруг он тоже захочет прийти? – спросил Маркус.
– Я бы ему не советовал этого делать, – угрожающе произнес Бруну.
Лейя растрогалась до глубины души, получив приглашение на свадьбу сына. Это означало, что Маркус простил ее. Да и Лия теперь говорила с ней по телефону гораздо мягче и теплее.
А вот с Ралфом отношения день ото дня становились все напряженнее. После того как Лейя подписала невыгодный для себя договор с Бруну, Ралф напился и потребовал:
– Мясной Король оставил тебе дом и яхту.
– Но у нас пока есть деньги, – испуганно пролепетала Лейя.
– Господи, с какой же идиоткой я связался! – воскликнул Ралф. – Медзенге достались все быки, а мне – лишь одна корова!
Лейя обиделась, но Ралфа это не смутило: хлопнув дверью, он ушел.
Помаявшись несколько часов в одиночестве, Лейя побежала к Ралфу мириться. И – застала там Мариту, давнюю его любовницу. Правда, сам он к тому времени уже протрезвел и, не желая скандала, заявил, что безумно любит Лейю, а Марита за ним просто бегает.
Лейя поверила.
Однако к вечеру Ралф опять напился и, будучи в бессильной ярости от того, что план его провалился, попросту избил Лейю. Потом куда-то исчез. А Лейя несколько дней не показывалась на люди, стесняясь своих синяков.
Теперь же, когда с нею захотел встретится Маркус, она не смогла отказать себе в таком удовольствии, а потому придумала байку про очередную дорожную аварию, в которой будто бы получила синяки.
Маркус, глядя на нее, испытал острую жалость.
– Мне кажется, мама не слишком счастлива с этим Ралфом, – поведал он о своих наблюдениях сестре.
– Зато отец, похоже, на седьмом небе от счастья, – ревниво заметила Лия. – Сегодня я случайно увидела, как он учит Луану читать и писать.
– Непостижимо! – покачал головой Маркус.
Позже он спросил у Луаны, правда ли, что она учится читать.
– Да, – ответила Луана.
– Хочешь стать настоящей сеньорой, женой Бруну Медзенги?
– Нет, я не собираюсь замуж за Бруну. Мне и так хорошо с ним.
– Но если он тебя бросит, ты же не будешь иметь права даже на малую часть его собственности, – просветил ее Маркус.
– Ну и пусть, – нисколько не огорчилась Луана. – Я и сейчас не имею никакой собственности, но ведь счастлива же!
– Да, тут есть над чем задуматься, – произнес Маркус, искренне позавидовав и ей, и отцу.
Все дни, оставшиеся до свадьбы, он действительно был непривычно молчалив и задумчив.
А в самый последний момент, когда до церкви оставалось сделать всего несколько шагов, вдруг взял и повернул обратно.
Глава 8
Фаусту при каждом удобном случае пытался внушить патрону, что убийцей является не кто иной, как Маркус Медзенга, и если не отнестись к этому всерьез, то следующей жертвой может стать уже сам Жеремиас Бердинацци.
– Наверняка он вознамерился получить наследство как можно скорее. Пусть даже и пополам с Мариетой. Пока не существует завещания, Медзенга вправе рассчитывать на свою долю, – нагнетал страсти Фаусту. – А может, в его планы входит и устранение Мариеты, кто знает?
Жеремиас соглашался с ним лишь в одном: что надо поскорее составить завещание, в котором бы отсутствовали родственники по линии Джованны, чтобы лишить Маркуса всяческих надежд на получение наследства. В то же время он считал, что у молодого Медзенги не было никаких мотивов для убийства Олегариу.
– Это могло произойти спонтанно, – гнул свое Фаусту. – Медзенга встретился с Олегариу, чтобы выяснить у него, имеется ли завещание. А потом сообразил, что ему совершенно не к чему иметь в живых лишнего свидетеля.
Но и такой довод звучал для Жеремиаса неубедительно.
А затем из Рибейран-Прету вернулся Валдир и тоже высказал мнение, что Маркус Медзенга вряд ли причастен к убийству.
– Если бы он замышлял преступление, то не стал бы открыто расспрашивать в таверне о вас и Олегариу. Единственное, что его интересует, – это возможность получить наследство. Он мне сам об этом сказал.
– Не дождется! – вспыхнул Жеремиас и, вызвав к себе Фаусту, отдал ему указание: – Готовь текст завещания. Единственной наследницей является Мариета, но при одном условии: она должна выплачивать пожизненную пенсию всем моим нынешним сотрудникам. Я не хочу больше никого обидеть, как обидел Олегариу – моего единственного друга, который, несмотря ни на что, сохранил мне верность, даже перед лицом смерти.
Передавая слова патрона Рафаэле, Фаусту не скрывал своего неудовольствия таким решением, однако при этом не падал духом:
– Ладно, пусть будет только половина. Главное, чтобы он наконец подписал завещание и признал тебя законной наследницей. А там уж мы не станем с ним долго церемониться!
– Что ты задумал? – испуганно спросила Рафаэла.
– Ничего нового, – усмехнулся Фаусту. – Получим завещание, поженимся, а потом организуем старику сердечный приступ со смертельным исходом. У него ведь слабое сердце, это всем известно.
– Ты страшный человек, – сказала Рафаэла. – Тебе ничего не стоит отправить на тот свет и меня, чтобы единолично распоряжаться наследством. Нет, я не самоубийца, а потому никогда не выйду за тебя замуж!
– Что?! Я не ослышался? – угрожающе произнес Фаусту. – Ты вздумала бунтовать? В таком случае пойди к дядюшке и повинись перед ним. А я от себя смогу проинформировать его, что ты – обыкновенная авантюристка. Поверь, мне не сложно будет доказать, что ты не имеешь никакого отношения не только к Джакомо, но и к Бруну Бердинацци, за чью внучку себя выдаешь. Для этого достаточно запросить итальянское посольство.
Его угрозы подействовали на Рафаэлу отрезвляюще. Опустив голову, она молчала, и Фаусту даже счел нужным приободрить ее:
– Будь умницей, Рафаэла. Наберись терпения.
Чмокнув ее в щеку, он ушел готовить текст завещания, а Жудити, случайно услышавшая последнюю фразу, не удержалась от закономерного вопроса:
– Почему доктор Фаусту называет тебя Рафаэлой?
– Это у него шутка такая. Он цитировал какую-то пьесу, – после непродолжительного замешательства нашлась Рафаэла.
Но Жудити была далека от того, чтобы ей поверить.
– Ох, не нравится мне все это! Ты что-то скрываешь, голубушка! – сказала она. – Я не удивлюсь, если узнаю, что смерть сеньора Олегариу – твоих рук дело.
– Да ты совсем с ума сошла! – возмутилась Рафаэла. – Я знаю, что не вызываю у тебя симпатии, но всему же есть предел! Мое терпение может лопнуть.
– Хочешь сказать, что уберешь меня с дороги, как Олегариу? – спросила Жудити. – Он тоже в тебе сомневался и говорил об этом хозяину. Так вот, учти: я тебя не боюсь. Да и сеньор Жеремиас, думаю, тоже понял, кто ему друг, а кто – враг.
Она не сказала прямо, что поделится своими подозрениями с хозяином, но Рафаэле это и так было ясно. Жудити могла теперь не опасаться, что ее уволят так же, как Олегариу, потому что старик остро переживал собственную вину перед другом и второй раз подобной ошибки не допустил бы.
С ужасом ждала Рафаэла, что будет дальше. Ей даже пришло на ум бежать отсюда немедля, чтобы на нее и в самом деле не навесили это убийство. Но потом, правда сообразила, что в случае побега Фаусту не станет ее покрывать, а, наоборот, сделает все, чтобы свалить на нее собственное преступление. Нет, уж лучше оказаться разоблаченной в мошенничестве, чем попасть в тюрьму за убийство!
«У Жудити нет никаких улик против меня. И пусть она говорит, что хочет, а я все буду отрицать!» – наконец решила для себя Рафаэла.
Но к такой тактике ей не довелось прибегнуть, так как Валдир расшифровал предсмертную записку Олегариу и, показав текст Жеремиасу, захотел вновь допросить его племянницу.
– Позвольте мне сначала самому поговорить с ней, – попросил Жеремиас. – Почему-то я уверен, что со мной она будет более откровенной, нежели с вами.
– Только будьте осторожны, – посоветовал Валдир. – Если верить тому, что написал покойный, то от этой девицы можно ожидать чего угодно.
– Не беспокойтесь, я сумею постоять за себя, – сказал Жеремиас. – Подождите меня в кабинете, я скоро вернусь.
Он пошел в комнату к Рафаэле и протянул ей расшифрованную записку:
– Прочитай, пожалуйста, и скажи, что, по твоему мнению, имел в виду Олегариу, когда писал это.
Рафаэлу бросило в жар от прочитанного. Она поняла, что надо защищаться любой ценой, не щадя при этом Фаусту.
Жеремиас внимательно наблюдал, как меняется в лице племянница, но терпеливо ждал ее ответа. И Рафаэла наконец заговорила:
– Думаю, тут все ясно. «Она не ваша…» означает, что я – не ваша племянница. Так считал сеньор Олегариу. Когда же написал: «Фаусту любовник», то хотел сообщить вам, что я – любовница Фаусту.
– Так, понятно… – с волнением произнес Жеремиас. – А что означает фраза: «Тебя убьют»?
– Ну, это же очевидно, – не сумела скрыть раздражения Рафаэла. – Сеньор Олегариу предупреждает, что вас собираются убрать.
– Я понял, – сказал Жеремиас. – Меня только интересует, кто готовит убийство?
– Вероятно, тот же человек, который убил сеньора Олегариу, – ответила Рафаэла.
– А точнее? – настаивал Жеремиас, глядя на нее угрожающе.
– Доктор Фаусту, – произнесла она с явным облегчением, а Жеремиас, наоборот, еще больше помрачнел.
– Значит, все, что написал Олегариу, – правда? Он вас разоблачил, и за это вы его убили?
– Я тут ни при чем, дядя! – испугалась Рафаэла. – К убийству я не имею никакого отношения! Фаусту привязался ко мне, когда узнал, что я – ваша племянница и наследница. Из-за наследства он и хотел на мне жениться. Вот почему я без восторга принимала его ухаживания.
– Но все-таки принимала! – напомнил ей Жеремиас. – Зачем? Почему не сказала мне о корыстных планах Фаусту?
– Не хотела с ним ссориться. Ведь он единственный был убежден, что я – ваша племянница. А сеньор Олегариу сомневался во мне…
– Но если Фаусту его убил, значит у Оллегариу были какие-то веские доказательства?
– Никаких доказательств у него не могло быть, потому что я – Мариеты Бердинацци, дочь вашего брата Джакомо! – твердо произнесла Рафаэла. – Он просто сомневался и мог уговорить вас не подписывать завещание в мою пользу. А Фаусту хотел получить наследство как можно скорее. Поэтому он сначала убрал вашего друга, а потом, после того как вы подпишете завещание, собирается отравить вас.
– Но если ты не сообщница Фаусту, то почему до сих пор молчала? Почему не предупредила меня о готовящемся убийстве, как это сделал Олегариу? Не потому ли, что ты тоже заинтересована в моей смерти?
– Нет, дядя! Я не решалась вам сказать, потому что Фаусту мне угрожал. Я боюсь его! Да и вы бы мне не поверили. А теперь, когда появилась еще эта записка, мне было легче открыться.
– А если б Олегариу не успел ее написать? Ты бы и дальше ждала, когда меня убьют?
– Нет! Я хотела вооружится надежными уликами против Фаусту и потом вам все рассказать. А если бы мне не удалось их раздобыть, то я бы просто ушла тайком из вашего дома и оставила письмо, в котором написала бы всю правду о Фаусту. А уж вы бы сами решили, верить мне или не верить.
– Ладно, считай, что сейчас я тебе поверил, – сказал Жеремиас. – И не бойся Фаусту.
Затем он пошел в свой кабинет, где его ждал Валдир, и все только что услышанное пересказал детективу.
Тот посоветовал Жеремиасу не торопиться с оформлением завещания, поскольку теперь все больше склонялся к мысли, что Мариета – самозванка и что в сговоре с Фаусту она была с самого начала, еще до появления здесь.
Жеремиас же в свою очередь попросил его не устраивать очной ставки между Мариетой и Фаусту.
– И вообще не говорите ему пока о ее показаниях, – добавил он. – Мы с Жудити хорошенько понаблюдаем за этой парой и выясним, действительно ли Мариета боится Фаусту.
– Ваш план небезопасен, – предупредил его Валдир. – Но у меня, к сожалению, нет улик для ареста Фаусту. Показания Мариеты и записка Олегариу он вправе будет назвать голословными обвинениями, поклепом. Так что вы будьте осторожнее не только с Фаусту, но и с Мариетой. Она ведь может получить наследство и без завещания – как ваша родственница. Правда, ей придется разделить его с Бруну Медзенгай и его детьми.
– Этого я не допущу! – заявил Жеремиас.
– Вы так ненавидите Медзенгу, что предпочтете все отдать аферистке? – изумился Валдир. – А вдруг она вынашивает коварный замысел, какой и не снился Фаусту? Ведь адвокат уже фактически выведен из игры: выдав его нам, Мариета тем самым отказалась и от брака с ним. Стало быть, Фаусту нечего рассчитывать на наследство. А чтобы он не досаждал своими угрозами, Мариета может, простите, расправиться с вами, а пушку подбросить Фаусту, чтобы на сей раз против него имелось достаточно улик.
Жеремиас задумался, сверяя логические строения Валдира со своей интуицией. Затем твердо ответил:
– Нет. Вы заблуждаетесь в своих предположениях. Я еще могу допустить, что Мариета – самозванка, но она не способна на убийство! Поверьте, я немного разбираюсь в людях.
– Охотно верю, – улыбнулся Валдир. – И что вы в таком случае думаете о Фаусту?
– За него бы я не стал ручаться, – с сожалением произнес Жеремиас.
Жудити, не спускавшая глаз с Рафаэлы, вскоре доложила хозяину, что слышала, как Фаусту действительно угрожал девушке.
– Она его очень боится, – заключила Жудити.
– Что ж, это скорее отрадная новость, чем печальная, – сказал Жеремиас, немало удивив служанку.
Когда же к нему обратилась взволнованная Мариета и попросила хотя бы уволить Фаусту, чтобы он был подальше от их дома, Жеремиас ответил ей:
– Я бы мог, конечно, найти какой-нибудь предлог для увольнения, но боюсь, что Фаусту в этом случае станет еще опаснее. А у Валдира нет оснований для ареста.
– Но что же делать?! – в отчаянии воскликнула Мариета-Рафаэла. – Мне страшно.
– Потерпи немного, – посоветовал Жеремиас. – Я не позволю Фаусту совершить новое преступление. И сделаю все, чтобы оплатить ему за смерть Олегариу.
В тот же день адвоката нашли на кофейной плантации мертвым, с простреленной грудью.
Валдир, обследовав труп, сообщил, что выстрел на сей раз был только один, зато прицельный.
– И пока неясно, кто стрелял? – спросил Жеремиас.
– Да, пока неясно, подтвердил Валдир. – Но мне кажется, это убийство в какой-то мере положило конец вашим волнениям.
– И вашим тоже, – многозначительно добавил Жеремиас.
– Не скажите, – покачал головой Валдир. – Меня продолжает беспокоить ваша племянница.
– Оставьте Мариету в покое! – рассердился Жеремиас. – Она не причастна к этим убийствам.
– Дай-то Бог, – только и смог ответить Валдир.
Пока он беседовал с Жеремиасом в его кабинете, Жудити и Рафаэла не находили себе места от волнения. Правда, причины для волнения у них были абсолютно разные. Жудити боялась, что убивший двоих может убить и третьего, то есть и обожаемого ею Жеремиаса. А у Мариеты-Рафаэлы все не выходил из головы ее последний разговор с дядей. Неужели старик отважился учинить самосуд над Фаусту?!
Вечером она прямо спросила у Жеремиаса:
– Дядя, вы имеете какое-то отношение к случившемуся?
– То же самое я хотел выяснить у тебя, – ответил он, пристально глядя ей в глаза.
– Нет, я не убивала Фаусту! – клятвенно заверила Рафаэла.
– Ну, если так, то и забудь обо всем, – примирительно ответил Жеремиас. – Пусть это дело расследует инспектор Валдир.
Глава 9
Не получив половину состояния Медзенги, Ралф лютовал. На Лейю он не мог смотреть без раздражения. Однако сдерживался, надеясь урвать от нее хотя бы малую долю того, на что рассчитывал прежде.
Например, ему удалось уговорить ее на продажу яхты, попутно выкачивая и те деньги, что имелись у Лейи на счету.
– Это не яхта, а какая-то развалина, – говорил он. – Мы сможем получить за нее не более двух тысяч реалов.
– Но она обошлась нам в четыреста!
– Как выяснилось, там большие проблемы с двигателем, – врал напропалую Ралф. – Я велел Жералдину заменить его на новый. Тебе придется выписать мне чек на оплату этого ремонта.
И Лейя выписала ему чек…
А Ралф, не теряя времени, завел роман с другой жертвой – такой же легковерной Сузаной, у которой тоже имелся богатый муж. Без зазрения совести развлекался с нею на яхте и не скрывал, что это собственность Лейи Медзенги.
– Бабенка оказалась такой прилипчивой, – объяснял он Сузане, – что я до сих пор не могу от нее окончательно отделаться.
– То же самое ты потом будешь говорить и обо мне? – опечалилась Сузана.
– Нет, что ты! – возмутился Ралф. – В тебя я влюбился с первого взгляда и буду любить всю жизнь!
И Сузана, подобно Лейе, таяла от его сладких речей.
Но пока сделка по продаже яхты не была доведена до конца, Ралфу приходилось уделять время своей прежней любовнице. Лейе конечно же не нравилось проводить время в одиночестве, и однажды она устроила сцену ревности, за что вновь была избита пьяным Ралфом.
Потом он, разумеется, принес свои извинения, Лейя простила его, и лишь синяк под глазом напоминал о недавней ссоре. Но Лейя старалась не смотреть в зеркало.
Внезапный звонок Маркуса нарушил идиллию и поставил Лейю в сложное положение: с одной стороны, она хотела увидеть сына, который пропадал со дня своей несостоявшийся свадьбы, а с другой стороны, стеснялась в очередного синяка. Но Маркус не знал, в каком положении находится мать, и сказал в трубку:
– Я тут неподалеку. Через минуту буду у тебя.
– Мне, пожалуй, лучше уйти, – воспользовался случаем Ралф, но, пока он одевался, Маркус уже успел войти в апартаменты матери.
Лейя была вынуждена представить сыну своего возлюбленного. Ралф протянул руку для приветствия, однако Маркус пожимать ее не стал, ограничившись вежливым кивком головы.
Ралф ушел, а Маркус стал объяснять матери, почему в последний момент решил отказаться от женитьбы.
– Поверь, я не собирался доводить ситуацию до скандала, не хотел оскорбить Лилиану, отца и всех вас… Но в какое-то мгновение ноги перестали меня слушаться… Я хотел повиниться перед Лилианой, да меня к ней не пустили.
– Ты думаешь, Лилиана сможет тебя простить?
– Не знаю. Вообще-то она меня любит. Но что я могу для нее сделать? Разве только признать ребенка.
– Мне очень хочется, чтобы ты помирился сначала с отцом, – вздохнула Лейя. – Во многом он прав: тебе уже пора вникать в семейный бизнес.
– Мама, давай не будем об этом, – с досадой прервал ее Маркус. – Спасибо, что выслушала меня и не стала ругать. Я тоже не берусь осуждать тебя за твой выбор. Но если этот Ральф будет и впредь распускать руки, – он кивнул на синяк, красовавшийся у Лейи под глазом, – то я его убью!
Выходка Маркуса, не явившегося на собственную свадьбу, наделала много шума в прессе, возле его дома круглые сутки дежурили репортеры, надеясь подловить виновника скандала. Но Маркус где-то скрывался, и отдуваться приходилось Бруну. Поэтому он, взяв с собой Луану, улетел в Арагвайю.
Но и там ему не было покоя. Он ходил мрачный и задумчивый, укоряя себя в ошибках, которые допустил, воспитывая сына. И лишь Луана была для него отрадой. С нею Бруну оттаивал душой, забывая о семейных неурядицах. Но однажды и она доставила ему неприятность, заговорив об их будущем ребенке:
– Я хочу, чтобы он родился здесь, в Арагвайе.
Бруну охватил ужас.
– Ты… беременна?
– Нет, – ответила она и, заметив как он облегченно вздохнул, спросила с обидой и разочарованием: – А ты не хочешь ребенка?
– Не хочу! Мне достаточно и тех двоих, с которыми я не умею управляться.
– Но я же говорю о нашем ребенке!
– Все равно, – жестоко ответил Бруну.
– А если я все же захочу родить? – не унималась Луана.
– Пожалуйста, рожай. Только не от меня! – улыбнулся он, давая понять, что шутит, но Луану больно задели его слова.
Когда Бруну это осознал, то счел за благо переключиться на другую тему:
– Скажи, ты еще не дозрела до того, чтобы пройти курс лечения у психоаналитика? Надо же восстановить твою память.
– Нет, я почему-то боюсь идти к врачу, – призналась она. – Может, мне самой удастся все вспомнить? Иногда в моей памяти всплывают какие-то лица, имена, обрывки разговоров. Но это происходит как-то во сне… Знаешь, когда я впервые услышала твое имя, во мне тоже что-то словно зашевелилось внутри…
– О нет, нет! – прервал ее Бруну, весело смеясь. – Только не это! Я же говорил, что больше не хочу иметь детей.
Луана промолчала, не желая показать ему своей обиды.
Утром, после завтрака, Бруну сказал Донане и Зе:
– Я оставляю на ваше попечение Луану, а сам поеду на дальние фазенды и, вероятно, заверну в Минас-Жерайс.
– Хотите купить там землю? – высказал догадку Зе.
– Нет. Хочу удостовериться, что человек, ограбивший мою мать и бабушку, действительно жив, – ответил Бруну и, уловив недоуменный взгляд Зе, добавил: – Речь идет о Жеремиасе Бердинацци, которого ненавидели мой дед, мой отец и передали мне эту ненависть по наследству.
– Так вы едите туда ссорится? – встревожилась Донана.
– Нет. Просто хочу посмотреть на негодяя и подумать, как можно вернуть то, что он у нас когда-то украл.
Луана, бледная как полотно, встала из-за стола и, пошатываясь, направилась в свою спальню.
– Господи, что это с ней? – испуганно произнесла Донана, поспешив за нею вслед.
Бруну тоже обеспокоился: «Уж не беременна ли она в само деле?»
Донана подумала о том же и осторожно спросила у Луаны:
– Тебе плохо? Почему ты так неожиданно ушла?
– Потому что Бруну заговорил о каком-то Бердинацци. А я тоже Бердинацци. Правда, я не знаю, действительно ли это моя фамилия или ее придумал врач, который лечил меня после катастрофы… Прости, Донана, мне действительно плохо. У меня кружится голова…
– Ну полежи, полежи, – не стала больше расспрашивать ее Донана и вернулась к мужчинам.
Бруну, обеспокоенный болезненным состоянием Луаны, решил отложить поездку в Минас-Жерайс.
А спустя несколько часов Луана сама пришла к Донане на кухню – взволнованная, испуганная.
– У меня в голове, похоже, наступает прояснение, – промолвила она, тяжело дыша. – Эта фамилия… Бердинацци… Мой отец тоже с ненавистью вспоминал о Жеремиасе Бердинацци, своем брате. И тоже называл его вором… Выходит, я из рода Бердинацци. Моего отца звали Джакомо… Джакомо Гильерме Бердинацци…
– Ты вспомнила свою фамилию. А имя? – спросила Донана, однако Луана не ответила, потому что у нее вновь закружилась голова.
К вечеру ей стало значительно лучше, и за ужином Бруну опять заговорил о своей поездке в Минас-Жерайс.
– Мой отец не смог свести счеты с Бердинацци, но я должен это сделать.
– А стоит ли ворошить прошлое? – попытался отговорить его Зе.
– Для таких преступлений не существует срока давности, – уверенно заявил Бруну. – Жеремиас и его брат подделали подписи моей матери и бабушки, чтобы тайком от них продать фазенду. И затем скрылись куда-то с деньгами, оставив собственную мать без крова, без средств к существованию. Так могу ли я это простить Жеремиасу?
– Вы все время говорите только о нем, – заметил Зе. – А к его брату ваша ненависть уже прошла?
– С ним за меня поквитался сам Господь. Этот другой Бердинацци погиб в автокатастрофе вместе с семьей.
У Донаны все похолодело внутри, но она нашла силы спросить как можно деликатнее:
– Значит, с Бердинацци произошло то же, что с семьей Луаны?
Обе они – Донана и Луана – замерли, ожидая, что ответит Бруну. А он, не заметив их смятения, подтвердил:
– Да, там тоже выжила только одна девочка.
– И… как ее звали? – не удержалась от вопроса Донана.
– Ее зовут Мариетой, как мою бабушку, – ответил Бруну. – Эта девушка живет в доме Жеремиаса, Маркус ее видел, когда ездил туда.
У Луаны все поплыло перед глазами, но Донана, понимая, что происходит, крепко сжала ее руку и продолжала расспрашивать Бруну:
– А если бы той девушкой, выжившей в автокатастрофе, оказалась наша Луана? Как бы вы поступили?
– Я бы выбросил ее в реку! – рассмеялся Бруну.
– Господь с вами! – испуганно воскликнула Донана.
А Бруну, заметив наконец, как переменилась в лице Луана, обнял ее.
– Ну что ты, право… Я же не тебя имел в виду. Ты же не Бердинацци!
Она промолчала, но после ужина растеряно сказала Донане:
– Наверное, я таки не Бердинацци, если Жеремиас уже нашел свою племянницу.
– Но как же быть с твоими воспоминаниями? – тоже пребывая в растерянности, спросила Донана.
– Не знаю, – ответила Луана. – Я боюсь сойти с ума от всего этого.
Бруну все-таки съездил в Минас-Жерайс, где представился как Джакомо Бердинацци.
У Жеремиаса сердце оборвалось, когда Жудити доложила ему о госте: неужели брат каким-то чудом выжил?! Рафаэла же приросла к стулу, понимая, что теперь ее разоблачение неизбежно.
Однако Бруну тотчас же развеял их страх и смятение:
– Я назвал себя именем вашего брата лишь затем, чтобы вы меня приняли. На самом же деле меня зовут Бруну Бердинацци Медзенга. Я – ваш племянник.
– С Медзенгой мне говорить не о чем, – сразу же пришел в себя Жеремиас. – Убирайся вон из моего дома!
– Не беспокойтесь, я не собираюсь гостить у дядюшки, который обокрал не только мою мать, но и свою. Однако намерен потребовать от вас то, что по праву принадлежит мне и моим детям, – заявил Бруну.
Жеремиас язвительно усмехнулся:
– И как вы думаете, что же здесь принадлежит вашим детям?
– Полагаю, не меньше трети всего вашего капитала, – спокойно произнес Бруну.
– Меня не удивляет что в роду Медзенга появился сумасшедший. Именно этим вы и должны были кончить, – сказал Жеремиас.
– Поберегите свое остроумие для судей, – посоветовал ему Бруну. – Я ведь не стану действовать исподтишка, поскольку неспособен на такую подлость, как вы. Я приехал предупредить вас, Жеремиас Бердинацци: ждите моих адвокатов!
С этими словами он вышел.
А Жеремиас, выругавшись ему вслед, сказал Рафаэле:
– Ничего он не сможет у меня отсудить! Даже если раскопает ту злосчастную доверенность на продажу фазенды, то не докажет, что подписи там фальшивые. Потому что ни Джованны, ни моей матери, увы, уже нет в живых…
– Теперь я понимаю, дядя, почему вы так ненавидите весь род Медзенга, – подобострастно сказала Рафаэла.
– Да, эта ненависть умрет вместе со мной! – клятвенно произнес Жеремиас. – Но Медзенга не получат ничего и после моей смерти. Я все завещаю тебе! Только вместе с моим состоянием ты должна унаследовать и ненависть к роду Медзенга, запомни это.
И он без промедления отправился к нотариусу, где оформил завещание в пользу Мариеты Бердинацци.
– Теперь никакой Медзенга не может посягнуть на мою собственность, потому что ты – единственная наследница, – удовлетворенно сообщил он племяннице. – Правда, в тексте завещания я оговорил кое-какие условия, которые ты должна выполнить, иначе потеряешь все.
– Что это за условия? – нетерпеливо спросила Рафаэла, но Жеремиас предпочел об этом умолчать.
– Когда я умру, ты обо всем узнаешь.
– Живите сто лет, дядя! – улыбнулась она вполне искренне, потому что радость так и распирала ее, даже не смотря на какие-то оговорки в завещании.
Встреча с Жеремиасом Бердинацци окончательно вернула Бруну прежний, бойцовский, дух, утраченный им после скандала со свадьбой.
– Все, едим в город! – сообщил он Луане, вернувшись из Минас-Жерайс. – Хватит отсиживаться здесь, вдали от любопытствующих глаз. Мне надо потолковать со своими адвокатами, да и Маркуса необходимо отчитать, как он того заслуживает. Лия сказала мне по телефону, что этот горе-жених уже вышел из подполья и теперь живет дома.
Объяснения отца и сына вышло тяжелым, как того и следовало ожидать. Маркус, упреждая все возможные упреки, извинился перед отцом, но это не помогло унять ярости, в которой прибывал Бруну.
– Такого позора мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь! – кричал он. – Скажи, ты нарочно хотел выставить меня на посмешище перед гостями, репортерами и вообще перед всей страной?
– Ничего я не хотел, – с досадой ответил Маркус. – А что же до позора, то позволь тебе не поверить. Ты ведь сам привел свидетелей к маме в номер, чтобы застукать ее с любовником. По-твоему это меньший позор?
– Да, меньший! – принял вызов Бруну. – Во-первых, поступая так, я защищал себя и вас, моих детей, у которых этот проходимец намеревался отобрать собственность. А во-вторых, у меня достало ума позаботится о том, чтобы этот инцидент не стал достоянием общественности и остался только между мной и Лейей. Улавливаешь разницу? Я постарался всячески избежать скандала, а ты, наоборот, раздул его до невероятных размеров. И ладно бы пострадал только я, но ты впутал сюда и своего друга сенатора! Как я после всего этого буду смотреть ему в глаза?
– Он сам не без греха, – заметил Маркус. – Ему надо было заниматься не политикой, а воспитанием собственной дочери.
– Насколько я понимаю, это камень и в мой огород, – мрачно молвил Бруну. – Да, в чем-то ты прав: и Роберту, и я где-то допустили серьезные ошибки в воспитании своих детей. Вот только где?
