Текст книги "Роковое наследство"

Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза

Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Глава 31

Жеремиас, расхаживая по кухне, рассуждал вслух, посматривая на Жудити:

– Почему Медзенги мне враги? Потому что им плевать на Бердинацци. Но теперь у меня есть на кого положиться. Молодые продолжат мой род, мои труды не пропадут впустую! Слушай, Жудити, – старик остановился и с беспокойством посмотрел на экономку, – а что, если Отавинью не сможет, а?

– Ну зачем так думать, – принялась успокаивать его Жудити. – Он молод, он полон сил. Лишь в постели с Рафаэлой поладил, это главное!

– А я-то ведь не смог, – продолжал старик грустно, – два брака, и оба без детей.

– Тогда времена были другие, люди были темные, – утешала его Жудити, – откуда вам было знать, что для мужчин свинка – опасная болезнь? А вы себя не берегли, мешки с кофе таскали. Ну и надорвались.

– Это правда, так оно и было, – вздохнул старик. – А теперь и молодежь ученая, и врачей полно. Были бы деньги, с того света достанут! Так что хорошо бы они уже привезли мне из своего путешествия внука.

– Больно вы скорый! – засмеялась Жудити. – Да если Рафаэла сразу окажется беременной, то скорее всего это будет не от мужа.

– Как это не от мужа? – вскинулся старик.

– Да так, – ответила Жудити. – Спала же она несколько раз с Маркусом Медзенгой!

– Так что ты хочешь сказать? Моя племянница может забеременеть от Медзенги? Убью! И ее, и его! – сразу же раскипятился старик.

– А вы лучше никого не торопите, дождитесь спокойненько, и забеременеет Рафаэла в свой срок, – попыталась утихомирить старика Жудити.

Но успокоил старика звонок Рафаэлы из Рио-де-Жанейро. Голос у нее был веселый, и она сказала, что у них с Отавинью все в порядке.

– Зачем ты врешь старику? – раздражено спросил ее Отавинью. – Что это у нас, интересно, в порядке? То, что мы спим в разных постелях? Что ты и знать меня не желаешь?

– Наш брак всего лишь сделка, – отвечала Рафаэла. – Какие у тебя могут быть ко мне претензии?

– Но старик требует от нас наследника. Только тогда наша сделка принесет нам капитал, – с едва сдерживаемой яростью проговорил Отавинью. – А откуда ему взяться, наследнику-то? Из пробирки?

– Отличная идея! Я – за! – одобрила Рафаэла.

– Сегодня во сне ты звала Маркуса, – сообщил Отавинью.

– Раз во сне, то я тут ни при чем, – взорвалась она. – И вообще, что ты делал в моей комнате без приглашения? Дождись, пожалуйста, когда я тебя позову! – сердито отвечала Рафаэла.

– Неужели позовешь? Что-то не верится. Скажи, а что тебе для этого нужно?

– Мне нужно тебя захотеть, – со вздохом ответила Рафаэла.

Молодые вернулись из свадебного путешествия, но по их лицам нельзя было сказать, что мед совместной жизни показался им так уж сладок. Отавинью весьма хмуро поглядывал на свою жену, да и Рафаэла смотрела на него не слишком ласково.

Однако старый Жеремиас предпочитал не замечать этого. И как только молодые закрыли дверь своей комнаты, он начинал приставать к Жудити:

– Ну как ты думаешь, чем они там занимаются?

– Понятия не имею, – ответила наконец Жудити, которой до смерти надоели приставания старика. – Я в жизни ничем подобным не занималась, и ни охоты, ни нужды в этом не испытываю.

– Ты что, хочешь сказать, что ты у нас девушка?

– Да, именно это я и хочу сказать, – степенно и с достоинством отозвалась Жудити.

А искренне огорченный за нее старик подумал, покачивая головой: «Теперь-то кто же тебя захочет?..»

Лилиана надеялась, что Маркус будет искать утешения, как это бывало раньше, но надежды ее не оправдались. Он ей даже не позвонил. Однако она продолжала ждать его.

– Ничего! Вот когда я рожу, ты уж непременно появишься, Маркус Медзенга! – шептала она, поглаживая свой живот.

Лилиана теперь часто ездила к своему отцу в Бразилиа и даже подружилась с Шакитой, которая скорее исполняла обязанности секретаря у сенатора, чем горничной. Лилиане пришлась по душе славная прямодушная девушка.

– Не бережете вы своего отца, – упрекала Шакита Лилиану. – Всегда он от вас такой грустный приезжает.

– Вот ты бы его и утешила, – съязвила Лилиана.

– Да я бы с удовольствием, – простодушно вздохнула Шакита, – только уж больно он честный человек – не станет никого обманывать!

Она сказала это так искренне, что Лилиана сразу ей поверила и теперь на все подозрения матери отвечала, что у той нет никаких оснований сомневаться в супружеской верности отца.

Но Роза по-прежнему злилась и обижалась, и стоило сенатору появиться дома, как она донимала его своими капризами и претензиями. А сенатор только вздыхал и мечтал, когда окончится его сенаторский срок, – тогда он разделается хоть с одной из каторжных повинностей, которыми наделила его жизнь.

К Шаките Кашиас искренне привязался – она была сирота, ничего от него не требовала, заботилась о нем и в добавок всегда интересовалась его работой. Поэтому он был рад, что хотя бы у Лилианы к ней нет никаких претензий.

А Лилиана задумала пригласить Шакиту в Рибейран-Прету, чтобы показать, как они живут, да и вообще прогуляться по городу. И в один прекрасный день она осуществила свой замысел – привезла с собой Шакиту.

Как только Роза увидела девушку у себя в доме, сразу же устроила дочери и мужу грандиозный скандал. Она так кричала, что сенатор стал умолять ее:

– Пожалуйста, успокойся. Соседи услышат! Не порть ей репутацию!

– Да плевать мне на репутацию какой-то потаскухи! – кричала Роза. – Ты бы лучше о жене подумал! А если не хочешь, можешь завести себе новую, как сделал Бруну Медзенга. Только помни, что я родила тебе дочь!

Шакита тут же собралась уходить.

– Ничего, не переживайте, – сказала она Лилиане. – Я найду, где переночевать. Зачем вам иметь из-за меня столько неприятностей?..

– Нет уж, я пойду с тобой, – сказала Лилиана, – я сейчас устрою тебя у Лии Медзенги.

И они отправились на виллу Медзенга. Лилиана собиралась выдать Шакиту за свою подругу, но та прямо сказала Лие, что она горничная господина сенатора в Бразилия, и Лилиане пришлось рассказать о скандале, который разгорелся у них дома.

– Конечно, пусть ночует, – сказала Лия, посочувствовав девушке. – Я даже больше тебе скажу, может, для Шакиты и место у нас найдется, если твои отец с материю решат с ней расстаться. С тех пор как Лурдинья ушла, Жулия все ищет ей замену.

Лилиана поблагодарила, а Шакита вздохнула – не очень-то ей хотелось расставаться с господином сенатором.

Бруну наконец оформил развод.

– Ну вот, теперь мы с тобой свободные люди, – сказал он Лейе, пригласив ее к себе, чтобы вручить свидетельство и уладить имущественные дела.

Лейя становилась теперь официальной владелицей фазенды и двух квартир: в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро.

– Обещаю тебе, что своими наследниками я сделаю наших детей, – сказала Лейя. – А ты теперь оформишь свои отношения с Луаной?

– С Мариетой Бердинацци, которая отныне станет Мариетой Медзенгой, – уточнил Бруну. – А ты? Выйдешь замуж за Ралфа?

– Скорее всего, да, – призналась Лейя.

– Тогда я советую тебе быть поосторожнее с Маркусом. Он так ненавидит Ралфа, что вряд ли простит тебе этот шаг.

Лейя только вздохнула – что можно поделать, если она по-прежнему надеялась на счастье с Ралфом? После истории с телефонным звонком соперницы, которая даже собиралась к ним сама приехать, отношения Ралфа с Сузаной окончательно разладились. Ралф наконец нашел в себе силы порвать с ней. И Лейя была счастлива.

Она не знала только одного, что, расставаясь с Сузаной, Ралф сказал:

– Я больше не хочу находить угрозы на своем автоответчике, поэтому прошу оставить меня в покое!

И не знала, что Сузана была в ярости…

Лейя полетела к Ралфу как на крыльях, она чувствовала себя богатой и совершено свободной, и это было такое счастливое, такое пьянящее чувство! Особенно если вспомнить все эти долгие унизительные годы! Как она мучилась, и ради чего? Почему так боялась развода? Ах, да! Бруну не собирался давать ей никаких средств к существованию… Как изменила его встреча со смертью! Она сделала его добрее, великодушнее… Но смотреть в прошлое уже не имело смысла. У Лейи было настоящее, и оно было прекрасно!

Лейя отлично понимала, что полученная от Бруну фазенда – это залог ее счастья, и поэтому сразу же принялась за дело.

– Для начала, – сказала она Ралфу, – нам надо будет переклеймить быков.

– Разумеется, – согласился он, – они должны носить наше клеймо.

– Мое, – сказала Лейя. – Мое! – и выразительно посмотрела на Ралфа, который вздохнул про себя.

Отказавшись сотрудничать с Бруну Медзенгой, Режину и его люди решили продолжать борьбу за свои права. Они предполагали вернуться в то имение, из которого их когда-то выгнали, вновь занять его и уже не поддаваться ни на какие уговоры. Правительство должно наконец позаботиться о них и устроить всех разом! Людям надоело полагаться на милостыню тех, кто захочет ее подать!

После долгих дней бездействия люди в лагере ощущали подъем и воодушевления. Они готовы были на смерть, потому что хотели жить по-человечески.

Общее настроение не смогло подействовать и на Жасиру. Конечно же, она была рядом со своим мужем, хотя червячок сомнения точил ее сердце. Сколько раз они уже занимали имения, и опять оставались без земли и без крова…

Когда множеством людей овладевает единое стремление, когда они готовы во имя него пожертвовать собой, то непременно добиваются успеха.

Люди Режину, плохо вооруженные, голодные, ослабленные физически, смели охрану имения, возле которого стояли лагерем и откуда их уже дважды выкинули, и заняли его.

Они тут же стали строить бараки, которые должны были послужить им защитой в случае вооруженного на них нападения. Воодушевление не покидало их.

– Мы будем защищаться до последней капли крови! – твердили они.

– Если закон решит нас отсюда прогнать, мы не сдвинемся с места, – пообещал своим сподвижникам Режину, заслужив всеобщее одобрение. Не пообещай он этого, люди перестали бы его уважать, и он прекрасно чувствовал их готовность стоять насмерть.

Вскоре прошел слух, что владельцы соседних имений стали вооружаться. Правительство пока молчало, но если слухи подтвердятся, то, значит, дело идет к гражданской войне.

Лагерь жужжал как растревоженный улей. Люди торопились закончить бараки. Продумывали, с какой стороны им вероятнее всего грозит нападение и как они могут оборониться. Решали, какие укрепления должны еще построить, где расставить дозорных, куда поместить женщин и детей.

Все, кто был способен держать в руках оружие, собрались с тем, чтобы разбиться на отряды и выбрать командиров. После того как это было сделано, командиры пришли к Режину.

– Люди готовы сражаться, – объяснили они. – Но беда в том, что у нас слишком мало оружия.

Да, Режину знал это. Нужно было срочно принимать меры, что-то придумывать…

– Я постараюсь достать денег, – пообещал он. Но где их брать, он пока даже не мог представить. Однако права гасить пыл своих соратников в борьбе за землю не имел. Наоборот, во что бы то ни стало он должен был поддерживать в них боевой дух.

Слухи о тревожных событиях дошли до сенатора Кашиаса. Он узнал, что люди Режину захватили пустующую фазенду, что владельцы соседних – вооружаются.

«Гражданская война? – с тревогой спросил он сам себя. – Нет, мы не должны допустить ее. Ни за что! Ни за что!»

Глава 32

А пока гражданская война шла у сенатора дома. Роза бушевала и требовала увольнения Шакиты.

– Если она пробудет еще хоть день под твоей крышей, – кричала она, – я немедленно начну бракоразводный процесс! И тебя, и ее я смешаю с грязью! Я не потерплю в своей семье подобного безобразия! Если у тебя с ней ничего нет, то почему ты не хочешь ее уволить? Все равно выходит, что какая-то паршивая девчонка тебе дороже спокойствия твой жены! А вот этого-то я не потерплю!

Сенатор Кашиас обескуражено покачивал головой. Он терпеть не мог семейных бурь и давно бы уступил жене, если бы речь не шла о живом человеке. Ему было неприятно все: обвинения Розы, ее дурацкое требование, ее уверенность, что она имеет право командовать всеми вокруг. Одним словом, коса нашла на камень, и сенатор не желал уступить своей разбушевавшейся жене.

А когда он думал о Шаките, то не мог не сказать себе, что ему бесконечно отрадна та преданность, с какой девушка на него смотрит. Обычно люди приходили к нему со своими проблемами и заботами, прося помочь им. Даже дочь. И, уж конечно, жена. И только один человек в целом свете словно бы предлагал ему: «Давай я помогу тебе. Я могу, я сильная!» и сенатору очень не хотелось лишиться этой эфемерной, но такой согревающей его поддержки…

Поэтому всякий раз, когда Шакита, чувствуя, как накалилась атмосфера в доме сенатора, начинала собирать свой чемодан, он удерживал ее. И она покорялась.

Наконец Роза, чувствуя, что муж так и не расстался с ненавистной горничной, объявила Лилиане:

– Ну хорошо же! Я немедленно отправляюсь в Бразилиа, и, если эта негодница будет там, устрою твоему папочке такой скандал! Такой… Это будет скандал года!

Даже Лилиана и та перепугалась: судя по лицу матери, она не шутила и действительно была способна учинить нечто невероятное.

Как только Роза уехала, Лилиана позвонила отцу.

– Ты только не выдавай меня, – начала она, – мама поехала к тебе и собирается устроить что-то феерическое, если найдет Шакиту у тебя. Устрой Шаките выходной день, что ли, или сделай что хочешь. Я тебя предупредила, а там как знаешь.

– Спасибо, дочка, – сенатор был тронут: что ни говори, а они с Лилианой любили и понимали друг друга.

Они не успели даже подумать, как ему следует поступить, а Шакита уже приняла решение. Ей уже давно надоело всегда быть начеку и ждать, появится или не появится в квартире сенатора его супруга. Надоело чувствовать себя виноватой в том, в чем она была не виновата. А главное, ей совсем не хотелось быть источником постоянных неприятностей для господина сенатора. И вот, оставив записку на кухонном столе, она исчезла.

Эту записку и нашел сенатор вместо Шакиты. С изумлением он прочитал: «Не могу больше скрывать своих чувств. Должно быть, ваша жена прочла у меня в глазах, что я вас люблю. Поверьте, это чистая и искренняя любовь, но она совершенно безнадежна. Я не хочу докучать вам ею и поэтому ухожу. Шакита.»

Сенатор растерялся, растрогался, рассердился. И решил, что, переговорив всерьез с Розой, непременно разыщет Шакиту, чтобы расставить по местам.

Все расставить по местам решил и Бруну Медзенга. А потому сказал Луане, что на следующий день они едут в Минас-Жерайс.

– Мне бы не хотелось туда возвращаться, – со вздохом сказала Луана. – Мы все равно ничего не добьемся. Старый Жеремиас ненавидит семейство Медзенга.

– Ненависть тут ни при чем. Ты – наследница по закону. И к тому же я обещал отцу, что сведу счеты с Жеремиасом, ведь он обокрал мою бабку, мою мать и мою бывшую жену.

Внутренне Луана не была согласна с Бруну, но чувствовала, что он завелся и перечить ему бессмысленно. Поэтому она согласилась, и на следующие утро они пустились в путь.

В Минас-Жерайс им никто не обрадовался. Старый Жеремиас тут же стал грубить.

– Не хочу никого из вас знать, – кричал он. – Я уже все оставил свои наследникам! – и он ткнул в сторону Рафаэлы и Отавинью, которые стояли в стороне и не участвовали в разговоре.

– Но Рафаэла вовсе не Мариета Бердинацци, – настойчиво проговорил Бруну. – Документы на имя Мариеты ей достал Фаусту, который был убит у вас в имении.

– Кто вам это сказал? – сердито закричал Жеремиас.

– Сама Рафаэла сказала моему сыну, когда лежала с ним в постели, – заявил, не особо церемонясь Бруну. Он сказал это очень громко, и Отавинью пошел красными пятнами. Рафаэла по-прежнему не желала с ним спать, она не подпускала его к себе не на шаг, и ему было нестерпимо было слышать о Маркусе, которого любила та, которая считалась его женой.

– Ах, вот как! – разъярился Жеремиас. – Вы продолжаете клеветать! Убирайтесь немедленно, иначе я вызову полицию!

– И замечательно! Вызывайте, и побыстрее! В присутствии полицейских мы потребуем у вас то, что вы украли у своей матери, моей матери и у собственной племянницы! Я думаю, что это как раз и составит половину вашего состояния, – не отступал Бруну.

В конце концов рассердилась на Жеремиаса и Луана – она не любила вспоминать свои обиды, но тут волей-неволей их припомнила и накинулась на дядю.

Старик насупился и сдался.

– Ладно, – заявил он, – присылайте своего адвоката. Если он докажет, что я должен деньги, я заплачу. Но теперь мотайте отсюда! Говорить нам с вами не о чем!

После отъезда незваных гостей Рафаэла спросила Жеремиаса:

– И что вы намерены делать, дядюшка? Вы с ними всерьез согласились?

– Еще чего! Спите спокойно. Если у Бруну хорошие адвокаты, то и у меня найдутся не хуже!

А Жудити, отведя Рафаэлу в сторону, сказала:

– Родила бы ты, девочка, поскорее наследника, и разговоров уже никаких бы не было.

– Ох, вот это для меня самое непростое! – тяжело вздохнула Рафаэла. – Не получается у меня ничего с Отавинью!

– А с Маркусом получалось? – с укоризной сказала Жудити. – Ты хоть предохранялась с Маркусом-то?

– Нет, я и думать об этом забыла, – честно призналась Рафаэла.

– Значит, если ты беременна… – начала Жудити.

– То уж никак не от Отавинью, – закончила со вздохом Рафаэла.

– Ну и заварили вы все кашу! – горестно всплеснула руками Жудити.

Надо сказать, с некоторых пор, а точнее, после разговора, в котором выяснилось, что Жудити до сих пор девушка, старый Жеремиас стал оказывать ей весьма специфические знаки внимания. Вот и на этот раз он подошел к ней и стал нежно поглаживать ее по спине и по ягодицам.

– Оставьте меня в покое, старый вы греховник, – в сердцах прикрикнула на него в сердцах Жудити. – Разберитесь сперва, сколько у вас племянниц, да сколько у каждой из них мужей и что из этого может получиться!..

Жеремиас пристыжено отошел, не слишком вслушиваясь в совет своей огорченной и рассерженной экономки.

Обратной дорогой Бруну и Луана обсуждали свой визит в Минас-Жерайс.

– Интересно, как составлено его завещание, – задумчиво сказала Луана. – Если на Мариету Бердинацци, то я сумею доказать, что Мариета – это я, тут ты не сомневайся, – обратилась она к Бруну.

Потом они обсуждали свой визит еще и в гостиной, вместе с Лией и Маркусом.

– Но ведь старый грабитель может еще сто раз изменить еще завещание, – сказал Маркус. – Например, если наш адвокат хорошенько поднажмет.

– Да, может, – согласился Бруну, – но именно поэтому мне и кажется, что после нашего с Луаной визита, старый негодяй рискует жизнью…

Все переглянулись, но не придали слишком большего значения его словам, потому что были заняты собственными переживаниями. Маркус сожалел, что не поехал с отцом в Минас-Жерайс, ему хотелось лично посмотреть на Рафаэлу после свадьбы: ее лицо многое бы ему сказало. Нет, он не сомневался, что она по нему сохнет. Слишком крепко они любили друг друга. И раз он не может никак позабыть ее, то и она его не забывает. Но все-таки лучше было бы в этом убедится.

Страдала и Лия, и винила Маркуса в том, что она по-прежнему в ссоре со Светлячком. Лурдинья сказала ей, что Светлячок с Куликом собираются куда-то отправиться, и это очень ее обеспокоило.

– Светлячок, знаешь, не из тех, кто повинуется чьим-то приказам, – сказала ей Лурдинья. – Раньше твои парни все перед тобой на коленях ползали из-за быков. А этому на них наплевать. Он независимый.

– Может, у него уже другая? – принялась допытываться Лия.

– Нет, другой у него нет, он верный. Верный и независимый.

Вот этого верного и независимого Светлячка и не могла забыть Лия. Как Маркус не мог забыть свою коварную и неверную Рафаэлу, которая вышла замуж за другого, которая спала с этим другим и слушалась вора Жеремиаса, ненавидящего всех Медзенга, и тем не менее эта коварная Рафаэла была для Маркуса дороже всех на свете.

Чтобы отвлечься от одолевающих его черных мыслей, Маркус отправился в имение Арагвайя – отец поручил ему там кое-какие дела.

Он был рад повидать Зе и Донану, старых и преданных друзей своей семьи.

– Ну как твой сын? – спросил он у Зе, глядя на маленького индейца.

– Чей сын? Какой сын? – тут же заинтересовалась Донана.

Маркус прикусил язык, поняв, что проговорился. Отец рассказал ему историю Зе, но под большим секретом, и Маркус постарался поправить дело.

– А разве он вам не сын? – исправил оплошность. – Я имел в виду вашего приемного.

Слова Маркуса будто вспышкой яркого света осветили перед Донаной правду. И она стала добиваться подтверждения того, в чем в глубине души уже не сомневалась. Подтверждения она хотела получить от самого мальчика.

– Где твой отец? – спросила она маленького Уере.

– Моего отца съела огромная змея, – отвечал мальчик.

– А где твоя мать?

– Ее увел белый охотник.

– А ты познакомился с Зе ду Арагвайя? – не унималась Донана.

– Он вытащил меня из живота огромной змеи, – ответил мальчуган. – И вас тоже съест большая змея.

Когда Зе услышал от мальчика про расспросы Донаны, он еще больше загрустил. За это время он успел понять, что на лжи далеко не уедешь. Из его задумки, такой, казалось, удачной и хитрой, ничего хорошего не выходило, – все были друг другом недовольны, все страдали.

Поэтому Зе наконец собрался с силами и во всем признался Донане. Нелегко далось ему это признание, но он не сомневался: правда всегда лучше лжи.

– И почему ты не остался с этой индианкой? – спросила Донана.

– Потому что люблю тебя и не на кого променяю, – отвечал Зе – А не сказал тебе правды сразу, потому что не хотел причинять боль.

– Значить, не променяешь? – переспросила Донана.

– Нет, – ответил Зе.

– Даже на своего сына?

– Даже на него, – ответил Зе.

– Ну тогда отвези его завтра обратно в селение, – попросила Донана. – Ты обманул меня, я брала ребенка по обету… а ты все решил за меня…

Случайно маленький Уере услышал разговор взрослых, что в этом доме для него нет больше места, и, поняв это, отправился в сельву искать дорогу в свое селение.

Зе искал его, звал, но безуспешно. И, когда вернулся к себе домой, где его всегда ждала вкусная еда и любящая и любимая женщина, дом показался ему темным и тесным.

– Ты беспокоишься о своем сыне? – спросила мужа Донана, чувствуя, что он далеко-далеко от нее, и пытаясь быть к нему поближе.

– Нет, – отвечал Зе, – не беспокоюсь.

– А я беспокоюсь, – быстро заговорила Донана. – Он может потеряться в глухой сельве, ведь он не знает дорогу домой.

– Нет, – отвечал Зе, – он не может потеряться в сельве, ведь он индеец.

– Может, пойдем ко мне в комнату и ляжем? – предложила Донана, прибегая к самому надежному и испытанному средству.

– Нет, Донана, мы никогда больше не будем спать вместе, – спокойно и отчужденно ответил Зе. – Я тебя никогда не брошу, но спать с тобой больше не буду. Я тебя не хочу.

Все перевернулось в душе Донаны. Зе был всем для нее в жизни. И невольно она чувствовала перед ним свою вину, потому что не смогла родить ему детей, а теперь лишила и сына. Но если бы мальчик привязался к ней, она бы приняла его. А так ей было слишком больно – она чувствовала себя отверженной в своем собственном доме. Она хотела бы обидеться на него, оскорбиться, но не могла. И только бы чувствовала боль одиночества.

– Может, мне уйти? – спросила она.

– Поступай, как считаешь нужным, – все так же тихо и спокойно ответил Зе.