Текст книги "Роковое наследство"

Автор книги: Бенедиту Руй Барбоза

Соавторы: Эдмара Барбоза,Эдилен Барбоза
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 48

Расчет инспектора Валдира на то, что Рафаэла, испугавшись ареста, начнет давать правдивые показания, успеха не принес: она оказалась весьма крепким орешком.

– Ну как, тебе понравилось сидеть за решеткой? – спросил он ее после того, как Рафаэла провела ночь в камере.

– Нет, мне все это вообще не нравится. И дяде Жеремиасу, я уверена, мой арест будет не по душе, – прибегла она к угрозе.

– Но ты же сама призналась в содействии убийце, – напомнил ей Валдир. – Значит, должна быть готова к тому, что тебе придется отбывать срок в тюрьме. Или, может быть, ты хочешь изменить свои показания? Может, Маркус Медзенга вовсе не убивал доктора Фаусту, а ты не помогала ему в этом?

– Чего вы добиваетесь от меня? – уставилась на него Рафаэла. – Чтобы я сказала, будто я сама убила Фаусту?

– Нет, с меня и без того достаточно лжи. Я хочу наконец услышать правду.

– А вы докажите, что я лгу! – приняла вызов Рафаэла. – Если сами не можете, то передайте это дело в суд!

Она дерзила, блефовала, насмехалась над инспектором, и он понял, что даже главный его козырь – отпечатки пальцев на коробке с патронами – является косвенной уликой, а потому не будет иметь на Рафаэлу должного воздействия.

Вот если бы отыскалась Луана! Или если бы старик Бердинацци привез из Италии подтверждение тому, что эта верткая особа – мошенница!

Задерживать Рафаэлу в тюрьме больше суток у Валдира, таким образом, не было никаких оснований, и он отпустил ее домой.

А спустя день вернулся из поездки Жеремиас. Да не один, а вместе со своим внучатым племянником Джузеппе.

Рафаэла с ужасом и неприязнью смотрела на молодого человека – еще одного конкурента, от которого можно было ждать неизвестно чего.

– Успокойся, – перехватив ее взгляд, сказал Жеремиас. – В твоих документах действительно написано, что ты – Бердинацци.

– Ну вот, я же вам всем говорила, а вы не верили! – воскликнула Рафаэла, обиженно поджимая губы.

– Да, ты – внучка Джемы Бердинацци, – продолжил между тем Жеремиас. – Но к моему брату Бруну не имеешь никакого отношения, потому что твоим дедом был совсем другой человек.

– Я не понял, как это может быть? – спросил Отавинью.

– Очень просто, – принялся пояснять Жеремиас. – После смерти Бруну Джема полюбила другого мужчину, но он ее бросил, и она дала своему второму сыну тоже фамилию Бердинацци. Так что в тебе, Рафаэла, нет нашей крови.

– Клянусь, мне это было неизвестно, – пробормотала она. – Я всегда думала, что моим дедом был ваш родной брат – Бруну Бердинацци, а отцом – его сын, тоже Бруну. И о том, что у меня есть двоюродный брат, не знала…

– А Джузеппе знал о тебе, – сказал Жеремиас. – Впрочем, я не возьму на себя смелость утверждать, что ты и сейчас говоришь неправду. Потому что твой отец рано ступил на сомнительную дорожку и плохо кончил: погиб в какой-то пьяной драке. С матерью твоей он к тому времени уже развелся, да они, собственно, и пробыли вместе всего несколько месяцев. Бабушки Джемы тоже не было уже на свете. Но ее старший сын Бруну знал о твоем существовании.

– Неужели мать не сказала тебе, как на самом деле звали твоего отца? – не поверил Рафаэле Отавинью. – И с чего ты взяла, что твой отец – Бруну Бердинацци?

– Я почти не помню мою мать, – заплакала Рафаэла. – Мне пришлось скитаться по приютам… Но в моей памяти навсегда осталось, как хорошо отзывалась о каком-то Бруну Бердинацци. Поскольку у меня была такая же фамилия, то я и решила, что речь тогда шла о моем отце… А спросить об этом мне было не у кого…

– Ладно, не плачь, – примирительно произнес Жеремиас. – Будем считать, что я тебе верю. О твоей дальнейшей судьбе мы поговорим потом, а пока мне надо заняться делами, которые я запустил из-за этой поездки.

Уединившись с Жеремиасом в его кабинете, Валдир пояснил, почему решился на временное задержание Рафаэлы:

– Я обнаружил отпечатки пальцев на коробке с патронами от вашего пистолета. Она не стерла их, полагая, что коробка сделана из картона, а не из пластика.

– И что это означает? – насторожился Жеремиас.

– Думаю, ваша племянница стреляла в доктора Фаусту. И, что еще хуже, она покушалась и на вашу жизнь. Сейчас я в этом не сомневаюсь, хотя прямых доказательств по-прежнему не имею. Рафаэла очень хитра и коварна.

– Но неужели у нее поднялась рука выстрелить в меня?

– Есть люди, способные на все ради наследства, – вздохнул инспектор.

– А что вы думаете о Луане, – настоящей Мариете Бердинацци? – спросил Жеремиас.

– Она не причастна к этому покушению. Жаль только, что мы до сих пор не смогли ее найти.

– Меня очень беспокоит судьба Луаны, – сказал Жеремиас. – Продолжайте искать ее. А Рафаэлу… не арестовывайте, пожалуйста.

Валдир удивлено вскинул брови.

– Вы же сами говорите, что у вас имеются только косвенные доказательства ее вины. Коробку с патронами Рафаэла могла держать в руках случайно, даже не открывая ее. Что же касается тех признаний, которые она уже сделала, то я в них не слишком верю.

– Но Рафаэла повторяла их, даже находясь под арестом, – напомнил Валдир. – Я не знаю, как заставить ее говорить правду!

– Позвольте это сделать мне, – попросил Жеремиас. – Думаю, на сей раз я сумею вызвать ее на откровенность.

Припереть Рафаэлу к стенке Жеремиас надеялся с помощью тех сведений, которые получил только что от Валдира: отпечатки пальцев на коробке с патронами, угроза ареста за попытку убить его, Жеремиаса. Разве этого мало, чтобы Рафаэла наконец созналась во лжи и сказала правду?

Оказалось – мало! Все вышеперечисленные аргументы Рафаэла легко опровергала, объясняя подозрения Валдира предвзятым к ней отношением.

– Но ты должна учесть, что я не позволил ему вновь засадить тебя за решетку, – перешел к обыкновенному торгу Жеремиас. – Хотя бы в благодарность за это ты могла бы сознаться, что оклеветала Луану! Она ведь ушла отсюда из-за тебя!

– Она ушла, потому что испугалась расплаты за преступление! – парировала Рафаэла. – А я, наоборот, никуда не убежала и согласилась отвечать за то, что помогла Маркусу убить Фаусту.

Терпение Жеремиаса лопнуло.

– Все, довольно куражится! – произнес он таким устрашающим голосом, от которого у Рафаэлы мурашки побежали по коже. – Ты никак не могла дать мой пистолет Маркусу Медзенге, потому что это я убил подонка Фаусту!

Глаза Рафаэлы расширились от изумления.

– Неужели вы… смогли?

– Да, я отомстил ему за смерть моего друга.

– Но почему ж вы сразу не уличили меня во лжи? – недоумевала Рафаэла.

– Потому что твое грязное вранье помогло мне поссорить Луану с Медзенгой. Но терпеть этот фарс и дальше я не намерен.

– Вы признаетесь инспектору Валдиру, что убили Фаусту?

– Нет.

– И не боитесь, что я проговорюсь об этом? Пусть даже не специально, а случайно? – осведомилась Рафаэла, прямо намекая на возможность шантажа.

Лицо Жеремиаса исказила гримаса отвращения.

– Я давно понял, что для тебя не существует ничего святого. Ни дружбы, ни любви, ни родственных отношений. Ты пыталась убить меня. К счастью, неудачно.

– Это неправда! – закричала Рафаэла, но Жеремиас ответил спокойно и твердо:

– Правда. Ты стреляла в меня. И если я скажу об этом Валдиру, у него будут все основания привлечь тебя к суду на покушение на мою жизнь. К этим показаниям он присовокупит пулю, которую нашла именно ты, а не кто иной, плюс отпечатки пальцев на коробке с патронами…

Рафаэла сникла, поняв, что окончательно проиграла. Теперь только от Жеремиаса зависело, проведет ли она свои лучшие годы за решеткой или будет жить в нищете, но все же на свободе. О том, чтобы получить от него хоть малую долю наследства, уже не могло быть и речи.

Ей бы следовало сейчас повиниться, сказать, что в тот роковой день на нее нашло затмение, но не такова была Рафаэла. Даже осознав свое поражение, она продолжала упорствовать:

– Все улики против меня – косвенные. А ваши показания не будут иметь веса, потому что вы убили Фаусту!

– Но об этом знаешь только ты, причем с моих слов, – напомнил ей Жеремиас. – И если вздумаешь сказать Валдиру, это будет выглядеть как еще один оговор. Тебе не поверят, потому что ты ты уже таким же способом пыталась обвинить Луану, Маркусу и Бруну.

– Вам могут не поверить по той же причине, – не сдавалась Рафаэла. – Вы ведь тоже обвиняли Бруну.

– Мои мотивы суд может счесть даже благодарными, – усмехнулся Жеремиас. – Будь я присяжным, то отнесся бы с симпатией к человеку, который простил стрелявшую в него племянницу и попытался направить инспектора по ложному следу.

– А вы и вправду меня простили? – ухватилась за соломинку Рафаэла.

– Нет. Для таких, как ты, у меня нет прощения, – гневно произнес Жеремиас. – Но я не жажду расплаты, а всего лишь требую, чтобы ты призналась Валдиру в том, что сознательно оговорила Луану. Я же, со своей стороны, обещаю молчать, кто на самом деле стрелял в меня.

Очередное признание Рафаэлы не принесло Валдиру ожидаемого удовлетворения: он чувствовал, что это еще не вся правда, что, сознавшись в одной лжи, она утаила нечто более существенное и важное. И сделала это, вероятно, с одобрения самого Жеремиаса. Валдир злился на них обоих и не считал нужным скрывать свое недовольства:

– Меня не устраивает роль марионетки в ваших семейных интригах. Я не могу закрыть дело, как вы того хотите, сеньор Жеремиас, потому что у меня есть факт покушения, есть пуля…

– Я же вам говорю, что нашла эту пулю не на кофейной плантации, а здесь, рядом с домом! – прервала его Рафаэла. – И подумала, что с ее помощью можно выжить отсюда Луану.

– Это вам вполне удалось, – хмуро заметил инспектор.

– Я глубоко раскаиваюсь в своем поступке, – елейным голоском произнесла Рафаэла.

– Верится с трудом, – сказал Валдир. – К тому же есть еще отпечатки пальцев на коробке с патронами. Как вы это объясните?

– Я иногда помогаю дяде работать с его бумагами, – выложила она заготовленный ответ, – и, вероятно, случайно коснулась этой коробки, когда искала нужный документ в ящике стола.

Валдир больше не мог видеть наглую комедиантку и попросил ее уйти, оставив их с Жеремиасом наедине. А потом сказал старику Бердинацци:

– Не кажется ли вам, что вы переоцениваете собственные силы? В вас ведь уже однажды стреляли! И, оставляя Рафаэлу на свободе, вы, на мой взгляд, очень рискуете. Я, к несчастью, не могу этого доказать, но уверен, что именно она стреляла в вас, и в доктора Фаусту.

– Нет, Рафаэла тут ни при чем, – твердо ответил Жеремиас. – А у меня и у Фаусту много было врагов.

– Тем более мне не понята такая беспечность!

– Инспектор, если вы имеете в виду Рафаэлу, то у нее больше нет мотивов для покушения на меня, – попытался успокоить его Жеремиас. – Как выяснилось, она не является внучкой моего брата, а потому и не может претендовать на наследство. Но в память о ее бабушке Джеме я подарю Рафаэле одну свою дальнюю фазенду, где она и будет жить постоянно. Так что вам не стоит за меня беспокоится. Вы лучше ищите Луану, мою единственную племянницу.

Дом Бердинацци Валдир покинул с тяжелым чувством и, чтобы развеять его, поспешил позвонить Бруну Медзенге, к которому с первой же встречи испытывал симпатию.

– С большим удовольствием сообщаю вам, – сказал он Бруну, – что все подозрения с вас и вашего сына сняты. Эта интриганка Рафаэла отказалась от своих прежних показаний.

– Значит, и Луана теперь вне подозрений! – обрадовался Бруну. – Остается, правда, свидетельство старого негодяя, будто я покушался на его жизнь.

– Нет, сеньор Бердинацци тоже фактически отказался от своих слов, – сказал Валдир, не удержавшись от собственной оценки этого факта. – Вообще я могу вас понять, когда вы награждаете сеньора Жеремиаса нелестными эпитетами!

– О, это чудовищный мерзавец! – подхватил Бруну. – Вы же сами знаете, что он сотворил с несчастной Луаной. Беременная, без средств к существованию, она теперь вынуждена скитаться по свету. И я, к несчастью, до сих пор не смог ее найти.

Казалось бы, после звонка Валдира настроение Бруну должно было улучшиться, но этого не произошло. Вот если бы позвонил Жозимар и сказал, что Маркусу больше не угрожает судебное разбирательство! Или – если бы нашлась Луана…

– Ты, я вижу, совсем загрустил, – заметил Маркус. – Что мне сделать, чтобы ты так не убивался?

– Увы, ты ничего не в силах сделать, так же как и я, – вздохнул Бруну. – Выходит, что весь мой капитал, все мои быки не имеют никакого веса и теряют всякий смысл, если я не могу спасти тебя от приговора, а Луана предпочитает рубить тростник, лишь бы не быть со мной.

– Папа, мы только что помогли убедиться в торжестве справедливости. Если даже подлый старик Жеремиас одумался и взял свои обвинения обратно, то присяжные тем более поверят мне, что я не убивал Ралфа и не замышлял этого убийства. А Луана… Забудь ее!

– Не могу! – с болью вымолвил Бруну.

Маркус молчал, напряженно думая о том, как помочь отцу. Может, самому отправиться на поиски Луаны? До суда есть еще какое-то время. Лилиана си малыш здоровы. Правда, жениться он так и не рискнул, опасаясь сурового приговора и не желая втягивать Лилиану в трудности. Зачем ей быть женой осужденного за убийство? Пусть лучше остается свободной. Конечно, она готова выйти за него замуж хоть сейчас, но он-то должен думать о последствиях! Нет, пусть до суда все остается по-прежнему. Лилиана его поймет. А вот отцу надо помочь сейчас, немедленно, пока еще не родился этот несчастный ребенок, чья мамаша вздумала податься в бега!

И, не сказав никому ни слова, Маркус отправился на поиски Луаны, начать которые решил с лагеря Режину.

Луана вместе с другими женщинами готовила ужин на костре и внезапно вскрикнула от боли. Жасира и Бия тотчас же предположили, что это начались схватки.

– Нет, еще рановато, – усомнилась Луана, – Кажется, отпустило.

Женщины, однако, настояли, чтобы она полежала в хижине и позвала их, если приступ боли повторится?

А несколько минут спустя вблизи костра остановилась машина, и из нее вышел Маркус Медзенга.

– Мне нужно повидать Луану Бердинацци, – произнес он так, будто не сомневался, что она находится именно здесь.

Его хитрость удалась: Бия и Жасира не сказали сразу же, что Луаны здесь нет, а спросили, кто он и зачем ему нужна Луана.

– Я сын Бруну Медзенги – ее мужа. Мы очень беспокоимся о Луане – она ведь скоро должна родить.

– Да-да, – в растерянности молвила Бия, понимая, что неожиданный приезд Маркуса может быть спасительным для Луаны и ее ребенка, но в то же время не решаясь нарушить данное ей обещание. – Луане сейчас трудно, мы знаем…

– Но ее нет среди нас, – продолжила Жасира, проявив гораздо большую решительность.

От Маркуса, однако, не укрылось то замешательство, в котором прибывали обе женщины, и он продолжал настаивать на своей просьбе:

– Поверьте, я ищу Луану ради ее же блага. Скажите, где она. Мне надо хотя бы поговорить с нею.

Жасира вновь повторила уже ранее сказанное, а Бия, пробормотав: «Извините, мне надо заниматься делами», ушла в хижину, где лежала Луана.

– За тобой приехал сын Бруну Медзенги, – сказала она. – Мне кажется, его послал сам Господь. Ты не должна прятаться и теперь, когда у тебя ужа начались схватки.

– Нет! Нет! – испуганно прошептала Луана. – Уведи его куда-нибудь подальше отсюда, умоляю!

– Ты поступаешь безответственно по отношению к ребенку, – высказала свое мнение Бия.

– Именно ради ребенка я и прошу тебя: помоги! Не дай Маркусу найти меня. Иди к нему быстрее, пока он сам сюда не вошел!

Бия вынуждена была отступить ее просьбе и отвлечь внимание Маркуса от хижины. Но по тому, как она волновалась, Маркус окончательно убедился, что Луана скрывается где-то здесь.

– Я верю вам, – сказал он женщинам. – Вы прячете Луану, не понимая, что подвергаете ее опасности. И дай Бог, чтобы вам не пришлось потом раскаиваться, если с нею случится что-нибудь ужасное.

– Мы говорим правду, – виновато пролепетала Жасира, но Маркус и на этот раз не внял ее уверениям, заявив:

– Я обшарю тут каждый уголок, но найду Луану!

Эта угроза донеслась до самой Луаны, и она, не задумываясь о последствиях, выскользнула из хижины, никем не замеченная.

Маркус же отыскал все вокруг и, не найдя Луаны, позвонил отцу:

– Я уверен, что Луана здесь, у Режину! Пока я не нашел ее, но буду продолжать поиск.

– Спасибо, сынок, – ответил взволнованный Бруну. – Я сейчас же вылетаю к тебе!

Не найдя Луаны на месте, Бия пожалела, что пошла у нее на поводу. Хорошо, если бедняжка успела добраться до ближайшей больницы. А если родила где-нибудь на дороге?!

Шум приближающего вертолета заставил Бию встрепенуться. Она выбежала из хижины и помчалась к тому месту, где приземлился вертолет.

– Что с Луаной? Где она? – грозно произнес Бруну, выйдя из пилотской кабины.

– Она была здесь, но… ушла, – взволновано ответила Бия. – Найдите ее, сеньор! У нее уже начались предродовые схватки…

– Так почему же вы ее отпустили?! Куда она могла пойти?

– Думаю, в ближайшую больницу. Это недалеко отсюда.

– Садитесь в машину! Покажите, куда ехать, – распорядился подоспевший Маркус.

В больнице, однако, Луаны не оказалось. Бруну заторопился к Режину.

– Прикажи своим людям прочесать окрестности. Если с Луаной случится беда, вы все ответите за ложь и укрывательство!

Сам он тоже отправился на поиск, и вскоре ему повезло набрести на ветхую лачугу, одиноко приютившуюся вблизи дороги.

С замиранием сердца толкнул скрипучую дверь и увидел на полу корчившуюся от боли Луану.

– Это ты?.. – слабым голосом вымолвила она. – Наш сын сейчас родится…

– Да-да, теперь все будет хорошо. Я помогу тебе, – пробормотал Бруну, понимая, что уже не успеет довести Луану до больницы. – Ты ничего не бойся: он родится прямо в мои руки.

Глава 49

С некоторых пор Жеремиас пребывал в прекрасном расположении духа, чувствуя себя не просто победителем, но вершителем высшей справедливости. Ведь он сам, по собственному разумению, мог наказать зло и поощрять добро. Мог даже прощать оступившегося, давая ему шанс на исправление. Слава Богу, у него достало сил и ума разобраться и с коварным Фаусту, и с алчной Рафаэлой. Он также проверил на прочность Отавинью и Луану. Первый оказался довольно хлипким, вторая – гордой и строптивой. Но эти черты – в крови у всех Бердинацци, а значит, примирение с Луаной возможно и даже неизбежно. Вот только что делать с ее ребенком – отпрыском проклятого Медзенги?

Эта мысль омрачала настроение Жеремиаса, но он старался на ней не сосредотачиваться. Главным для него сейчас было то, что он знал своих подлинных наследников – Джузеппе и Луана. Рафаэле же он сказал:

– Оставляю за тобой новую фазенду. Живи там с Отавинью и постарайся никогда не напоминать мне о своем существовании. Не хочу, чтобы ты приезжала даже на мои похороны!

– А Луана, конечно, поселится здесь, вместе с ребенком Медзенги? – ядовито усмехнулась Рафаэла.

– Тебя это не должно волновать! – отрезал Жеремиас.

Однако тот же вопрос ему вскоре задала и Жудити, на что он ответил со всей жестокостью, которая вспыхивала в нем при одном упоминании фамилии Медзенга:

– Луане придется выбирать. Либо половина моего состояния, либо – ребенок проклятого Медзенги!

– Но какая мать откажется от своего ребенка? – возразила Жудити. – Мне кажется, вы слишком строги к Луане.

– А мне кажется, ты слишком много на себя берешь, – проворчал Жеремиас.

– Но вам же никто не посмеет сказать правды, кроме меня, – не отступала Жудити. – Я думаю, вы и с Отавинью поступили несправедливо. Фактически выгнали его из дома. А ведь сеньор Олегариу был вашим истинным другом. Он умер за вас!

– Этот долг я ему уже отплатил, – сказал Жеремиас.

– Как? – не поняла Жудити.

– А вот если пойдешь со мной сегодня в постель – расскажу! – огорошил ее Жеремиас, и она вынуждена была прекратить свои расспросы и замечания.

Он же, оставшись в одиночестве, задумался над тем, что она говорила. Бесспорно, Жудити была права: Луана никогда не бросит своего ребенка, ни за какие деньги. Но что же тогда делать? Расстаться с нею навсегда или?.. Нет, воспитывать ребенка Медзенги как своего внука – это уж слишком!

Так и не придумав, как поступить с Луаной, Жеремиас принялся рассматривать деловые бумаги, но тут раздался телефонный звонок, сразу снявший эту неразрешимую проблему.

– Дядя, я звоню из Рибейран-Прету, – услышал он голос Луаны. – Хочу успокоить вас: со мной все в порядке. У меня родился сын! Мы с Бруну дали ему имя Филипе. Филипе Бердинацци Медзенга!

У Жеремиаса потемнело в глазах от такого сообщения. С трудом переведя дух, он глухо выдавил из себя:

– Я рад, что ты жива, но не хочу знать тебя!

Затем положил трубку и стал ходить из угла в угол по комнате, гневно выкрикивая:

– Она не получит от меня ничего! Ничего! Знать ее не желаю!

Рафаэла тем временем уехала на свою фазенду – злая и обиженная на весь белый свет.

Отавинью отказался ехать вместе с нею и заодно отказался от фазенды.

– Мне ничего не нужно, – объяснил он Жеремиасу. – Жить с Рафаэлой я все равно не смогу. Вернусь в Соединенные Штаты, буду там работать. Спасибо вам за все. И – простите меня.

После его отъезда Жудити передала Жеремиасу письмо, в котором Отавинью признавался, что под влиянием Рафаэлы в какой-то момент поддался искушению получить все наследство.

«Теперь я глубоко в этом раскаиваюсь, – писал он, – и считаю себя не вправе пользоваться вашей добротой. Простите меня, если сможете».

– Я уже давно простил, – растрогано молвил Жеремиас. – Жаль, что не сказал тебе этого раньше. Но обязательно разыщу тебя, и мы вновь будем друзьями!

Решение о двойной фамилии новорожденного Филипе далось его родителям нелегко. Бруну, конечно же, поначалу возражал против этого, но Луана проявила завидную твердость, отстояв свою точку зрения.

– Мы оба с тобой – Бердинацци, – убеждала она Бруну, – значит, наш сын точно должен носить эту фамилию. Может, хоть в третьем поколении закончиться проклятая вражда? Не зря же ведь твои родители – Медзенга и Бердинацци – когда-то полюбили друг друга, положив начало возможному перемирию. Позже то же самое произошло с нами, но вражда чуть было не погубила нашу любовь. Теперь у нас родился сын, и я хочу, чтобы он никогда не испытал на себе этой чудовищной вражды, доставшейся ему по наследству.

Бруну было трудно представить, как можно воспылать родственными чувствами к Жеремиасу, но он пообещал Луане, что, по крайней мере, не станет прививать сыну ненависть к Бердинацци.

– Нам еще надо подумать, кто будет крестным отцом и матерью для Филипе, – напомнила Луана. – Я бы хотела взять крестными Режину и Жасиру, но ты, конечно, не согласишься.

– Да, если быть честным, то мне не хотелось бы… – признался Бруну.

– А что скажешь на счет Зе и Донаны? – улыбнулась Луана, чувствуя, что тут не будет возражений.

– Я сам привезу их сюда ради такого случая! – тоже улыбнулся Бруну. – Зе много усилий приложил, чтобы тебя найти, и я в благодарность подарил ему тысячу быков. Теперь он – мой компаньон. А друзьями мы стали с ним уже давно. Так что лучшего крестного для нашего Филипе и представить трудно.

На крестины Зе и Донана приехали вместе с Уере. Донана светилась от счастья, рассказывая об успехах своего воспитанника, уже научившегося читать.

– Его надо бы отдать в хорошую школу, к опытным учителям, – сказал Бруну и, увидев, как сразу погрустнела Донана, поспешил ее успокоить: – Парень будет приезжать к вам на каникулы, а потом, когда выучится, сможет грамотно вести хозяйство вместе с Зе.

Уере действительно был мальчиком смышленым и сразу понял, что судьбе угодно разлучить его с ласковыми Донаной и Зе, которых он к тому времени считал своими родителями. Но учиться ему тоже очень хотелось! И, подумав несколько секунд, он продемонстрировал мудрость, на какую бывают способны только дети. Уткнувшись Донане в подол, стал утешать ее:

– Мама, ты не грусти, пожалуйста. Я тоже по тебе буду очень скучать, но мне ведь надо учиться. Я буду приезжать к вам на все выходные, а потом приеду насовсем – когда научусь летать.

Растроганная Донана улыбнулась и вытерла повлажневшие от слез глаза.

Пора было отправляться в церковь, на крестины Филипе и Маркуса Роберту.

Крестными своего сына Лилиана выбрала Лию и Арарасиу. Взволнованные, торжественные, они уехали в церковь заранее. Чуть позже туда прибыли и бабушки – Роза и Лейя. Обе выглядели не слишком веселыми, хотя причины их грусти были разными: Роза сожалела, что радость дочери не может разделить покойный Роберту, а Лейя чувствовала себя чужой на этом семейном празднике.

Из церкви она поехала в свою одинокую квартиру, не в силах видеть, как радуются обретенному счастью Бруну и Луана.

Все остальные отправились в дом Бруну, где их уже ждал празднично накрытый стол.

Семейное торжество было в самом разгаре, когда пришла печальная весть из стана безземельных крестьян: Бия сообщила Луане, что Режину был убит во время переговоров с землевладельцами.

– Господи, он погиб так же, как сенатор Кашиас, – опечалилась Луана. – Когда же кончится это кровопролитие?

На похороны она отправилась в сопровождении Бруну, который не мог отпустить ее туда одну.

Там он, к своему удивлению, увидел Шакиту, с которой не так давно познакомился при не менее печальных обстоятельствах – во время похорон Кашиаса.

– Простите, вы – Шакита? – подошел он к ней. – Я не обознался?

– Вам кажется странным, что я здесь? – спросила та в свою очередь.

– В общем, да, – пробормотал Бруну.

– Нет, все закономерно. Я считаю своим долгом продолжить дело Роберту Кашиаса, – просто, без всякого пафоса произнесла Шакита. – Он мечтал, чтобы земельная реформа протекала мирно. И я не пожалею сил для осуществления его мечты. Так что мое место здесь, среди этих людей. Я теперь и живу здесь, вместе с ними.

– Дай Бог вам удачи, – только и мог сказать Бруну.

По мере того как приближалась дата суда, Маркус становился все более подавлены и уже почти не верил в возможность оправдательного приговора.

– Ты что, заранее сдался? Струсил? – взывала к его самолюбию Лия, пытаясь вывести брата из апатии. – Надо же как-то защитить себя! По крайней мере, надо быть готовым к защите, а ты, похоже, опустил крылышки.

– Но Валфриду требует от меня невозможного! – рассердился Маркус. – Он хочет, чтобы я рассказал на суде, как Ралф избивал маму!

– Так это же понятно. Валфриду ищет для тебя оправдательные мотивы.

– Разумеется, – согласился Маркус. – Но ты забываешь, что на суде будет мама. Я не могу подвергать ее такому унижению!

– Маме придется это вытерпеть, – жестоко заявила Лия, – потому что на карту поставлена твоя жизнь.

– Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью! – раздраженно ответил сестре Маркус.

Адвокат Валфриду, обеспокоенный настроением своего подзащитного, обратился за помощью к Бруну:

– Все наши усилия могут пойти прахом, если Маркус не настроится должным образом на собственную защиту. Помогите ему. Только вы в силах повлиять на него. Когда он зарывал того беднягу в песок, то мстил даже не столько за мать, сколько за вас, от вашего имени. Поверьте мне, вы для Маркуса – божество.

– Ну, это, по-моему, преувеличение, – смутился Бруну. – Я знаю, Маркус любит меня. Но он любит и свою мать. Именно поэтому ему будет трудно сказать на суде все, что вы от него хотите услышать. И тут я бессилен что-либо изменить. Поговорите с моей бывшей женой, может ей удастся повлиять на Маркуса.

– Что ж, если проблема упирается в сеньору Лейю, то мне, вероятно, придется менять тактику защиты, – молвил в задумчивости Валфриду.

В тот же день он встретился с Лейей и рассказал о психологическом сломе Маркуса.

– Я опасаюсь, что он действительно не сможет быть откровенным перед судом, так как не захочет выставлять вас на всеобщее осуждение.

– Но мне все равно, как на меня посмотрят судьи! Лишь бы они оправдали моего сына.

– Значит, вам придется рассказать все в деталях о ваших взаимоотношениях с убитым, в том числе и о его альфонстве, и о побоях… Сделать это нелегко, потому что подсудимой будете выглядеть вы, а не Маркус. Но чтобы спасти его, мы должны вызвать у присяжных антипатию к вам и, как следствие, сочувствие к Маркусу.

– Я сделаю все, что вы считаете нужным, – твердо произнесла Лейя.

И вот настал день суда.

Бруну вместе с дочерью и зятем, а также Лилиана сидели в зале заседаний. Лейя же, как свидетельница, пока не была допущена до слушаний.

На вопросы судьи Маркус отвечал коротко и глухо, что особенно беспокоило Бруну. Неужели сын все-таки решил скрывать истинную причину нападения на Ралфа?

– Вы подтверждаете, что вместе с Жералдину закопали жертву в песок? – спросил судья.

– Да. Только я сделал это один. Жералдину просто находился поблизости.

«Ну вот, начинается! – в отчаянии подумал Бруну. – Он пытается усугубить свою вину».

– Вы были знакомы с потерпевшим? – задал следующий вопрос судья.

– Да. Он был любовником моей матери, – ответил Маркус, и у Бруну немного отлегло от сердца.

– Связь вашей матери с Ралфом Гомесом и стала причиной преступления? – продолжил допрос судья.

Маркус на мгновение задумался, а потом ответил.

– Возможно. Я в тот момент не думал о причинах своей неприязни к этому человеку. Могу только сказать, что вовсе не хотел его смерти.

– Вы не предполагали, что он может захлебнуться во время прилива? – уточнил судья.

– Да я вообще даже не вспомнил о приливе! – раздражено бросил Маркус.

Судья велел ему садиться и попросил ответить на те же вопросы Жералдину.

Тот не принял жертвы Маркуса и сказал, что помогал ему закапывать Ралфа в песок.

– Вы знали о любовной связи сеньоры Медзенги с потерпевшим?

– Да. Гомес любил устраивать свидания на яхте со своими женщинами. Это проходило, считай, у меня на глазах, – ответил Жералдину, несколько забегая вперед.

– Мы еще вернемся к этой теме, а пока прошу садиться, – сказал ему судья.

Затем он стал вызывать свидетелей, и первым из них оказался Кловис. Он показал, что выполнял поручения Бруну и Орестеса, наблюдая за их женами, а потому доподлинно знает, что Ралф избивал обоих своих любовниц. Судья тот час же ухватился за эту ниточку и спросил, как отреагировали обманутые мужья, получив информацию от детектива.

– Насколько мне известно, сеньор Бруну сразу же после этого развелся с женой. А вот сеньор Орестес… Он попросил меня найти подходящих парней, которые бы избили Ралфа Гомеса. И я таких людей нашел.

Парни, избившие Ралфа, подтвердили все, что сказал Кловис, и следующей перед судом пристала Сузана.

Она мужественно призналась, что была влюблена в Ралфа и терпела от него все унижения, включая и побои, которые он позволял себе, будучи пьяным.

Бруну восхитился поведением Сузаны и подумал, что у Лейи вряд ли хватит духу на такую же откровенность.

– В каком состоянии был Гомес, когда люди, нанятые вашим мужем, ставили его на пляже? – задал свой вопрос Валфриду.