Текст книги "Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ)"

Автор книги: Ава Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

«Как ты думаешь, Чарли, я нашла улику или ненужную дребедень?» – мысленно обращаюсь к своему парню, который в свободное время развлекается с начинающими звездами Голливуда…

«Не загоняйся и позвони инспектору Доннавану, детка», – слышу разумный совет, и, поджав под себя ноги, воодушевленно наблюдаю, как окрашивается красным светом горизонт. Не дожидаясь начала рабочего дня, набираю номер и сообщаю в ответ на чересчур бодрое «алло»:

– Инспектор Доннаван, это Рианна О‘Нил, я приеду к вам сегодня.

– Куда? – уточняет он, сбитый с толку, и до меня доносится шум улицы. Офицер тоже не спал всю ночь, наверное.

– В Глазго.

– Не получится, я скоро выезжаю в Эдинбург.

– Прекрасно, это еще лучше!

– Почему?

– Мне тоже нужно в Эдинбург.

– Если успеешь к девяти в Глазго, возьму тебя с собой.

– Успею!!!

Удача буквально толкает меня к Алистеру Осборну, и я не сопротивляюсь потоку: думаю, он несет меня в верном направлении.

POV Чарли

Если бы у меня была совесть, я бы попросил, чтобы меня стерли из памяти Рианны, как вирус, и чтобы у нее хватило сил начать все с начала. С кем-то нормальным, а лучше – одной, чтобы никто больше не топтался по ее душе и не портил шедевр. Но где я – и где совесть.

Я почти не спал несколько дней, и у меня тахикардия. Сердце бабахает: Ри-Ри-Ри. Хочу к ней, с ней, чтобы она стонала мое имя и пахла моим шампунем. Даже думать о ней больно, а не думать не получается. От тоски ломает, не могу найти удобное положение в кресле в кабинете американского посла и как никогда хочу назад в Ламлаш.

Считаю до десяти, сбиваюсь от скуки, и ленивый шум ночного города за окном превращается в шепот: «Мы поселимся в большом доме в Калифорнии, и я буду будить тебя на рассвете…»

Да, детка, так и будет. Можешь будить меня хоть каждый час. Нам просто надо выбраться из этой чертовой воронки, и я заберу тебя.

Представив Рианну в плюшевой пижаме, я отрубаюсь прямо в кресле, а когда открываю глаза, то вижу рассвет. Еще один, и снова без нее.

Мне не позволяют воспользоваться телефоном, вообще просят поменьше говорить и побольше делать печальные глаза. Теперь любое мое движение – это улика в деле. Ибо, как я понял, все вокруг, кроме инспектора Доннавана и Гарри, уверены, что я убил Джейсона.

Инспектор провожает меня в аэропорт, и у трапа частного джета обнимает, хлопая по плечу.

– Даже если меня уволят, буду искать доказательства твоей невиновности. Где-то же они должны быть.

Я усмехаюсь, подставляя лицо резкому ветру, и вспоминаю о вопросе, который так и не выяснил:

– Для начала узнайте, кто сказал Дэнни Веймару, что я сектант-извращенец. И напомните ему, чтобы держался подальше от Рианны, иначе меня и правда посадят. Я этого красавца мячом для регби забью прямо во время матча.

Инспектор широко улыбается, хитрый черноволосый лис, и вручает мне пачку жвачки в дорогу.

– Чтобы уши не заложило, – говорит он.

Меня коробит от этого незначительного жеста чужой заботы. Мы с инспектором в расчете, зачем он все еще старается?

– Спасибо, – растерянно улыбаюсь, пряча упаковку в кармане пиджака, и повторяю: – Про Веймара не забудьте.

– Да-да, ты его мечом забьешь.

– В прямом эфире.

– Чарли! Пора, – зовет красноглазый Гарри, выглядывая из салона, и я поднимаюсь на борт, буквально заставляя себя оторвать подошвы ботинок от земли, с которой успел сродниться.

Гарри тоже летит со мной, и еще куча официальных лиц, кто надзиратель, кто защитник. Все вымотанные, раздраженные, молчаливые. Мечтают добраться до суши и избавиться от меня, передав в руки нью-йоркских адвокатов.

Тело Джейсона тоже доставят следом, для повторного вскрытия. По ходу, мне еще и похоронами придется заниматься… Никогда не думал об этом. Убивал его в мыслях много раз, но никогда не хоронил. А в жизни получилось наоборот.

Падаю в бежевое кресло и осознаю: у меня больше нет родителей. Я сирота. Сделать большие глаза в суде – и мир зальется слезами, жалея меня и Лину. Уверен, из слушания сделают шоу, открытое, с предварительной рекламной кампанией. В лучших традициях американской маркетинговой справедливости. Небось, теперь еще и документалку про нашу семью снимут, вывалив грязное белье матери по ходу дела. Это же чужое горе, прибыль.

«Если у тебя есть проблема, заработай на ней» – так учил Джейсон.

Ну и что ты зарабатываешь сейчас? Душно в аду или нравится?

Не понимаю, почему ощущаю горечь во рту, когда думаю о Джейсоне. Мне казалось, я забуду о нем моментально, но его образ маячит перед глазами и душит меня странной, необъяснимой горечью. Может, потому что его смерть была уродливой. Смерть, судя по моему опыту, красивой бывает только в кино. В кино мама умирала красиво, а в жизни… Да ну его нахер вспоминать об этом.

Надеваю темные очки, собираясь подремать хоть минуту, но на сиденье напротив плюхается Феррари, скрещивая длинные ноги, и упирается носком туфли мне в колено.

– Как ты на этом проклятом острове два месяца выдержал? Мрак и глушь.

Отлично выдержал, в первый день чуть крышей не поехал от ярости и скуки, а потом встретил Рианну. И крыша все-таки слетела. Живи теперь как хочешь без нее.

У меня к Феррари много вопросов: кто помог, как? Но я спрашиваю:

– Рианна что-нибудь мне передавала?

Нью-йоркская оторва забрасывает руки за голову, откидываясь в кресле, а спустя минуту молчания тянется к пакетику с фисташками, который валяется на столике.

– Что, совсем ничего? – усмехаюсь, а внутри фокусник распиливает пополам мою душу.

– Я, наверное, лишнего наговорила ей, ты только не психуй, – заранее настраивает меня Ферр.

– Надеюсь, хорошее, – настораживаюсь.

– Вообще-то, я сказала ей правду… о том, как ты живешь в Нью-Йорке. Жалко девочку, она ведь всерьез решила, что нужна тебе надолго, а не на время. Ты же не хочешь сломать ее из прихоти?

Отворачиваюсь к иллюминатору, жую мятную жвачку. Сдерживаюсь, чтобы не хамить Феррари.

– Я просил тебя лезть в мою личную жизнь, малявка?

– Да, много раз, когда нужно было выставить надоевшую тебе игрушку, – ехидно отвечает она, и я резко сбрасываю ее ступню со своей ноги. – Дороти оказалась понятливая, она не очень-то и расстроилась. Через неделю имя твое забудет. Тебе же лучше.

Праведный гнев, как леденящий океан под нами, захлестывает меня, и я готов выпрыгнуть из чертового самолета, чтобы обнять Рианну и забрать у нее сомнения, которыми нашпиговала ее Феррари. Помогла, называется.

Ри знает, что она для меня – всё. Понимает, как я жил до нее, не могла не догадаться. Она не уйдет от меня из-за чужого трепа.

Она же не уйдет?!

Спина покрывается испариной, и я четко выговариваю, чтобы ни одно слово не утонуло в гуле самолетных двигателей:

– Еще раз сунешься в мои отношения с Рианной – и это я забуду твое имя.

– Серьезно?! Ты хоть представляешь, что я ради тебя сделала? – упрекает она.

– Не больше, чем я для тебя когда-то. Уверен, ты не сильно рисковала. Максимум, ноги раздвинула.

Феррари меняется в лице: черты искажает обида.

– Мразь неблагодарная! – цедит она, подрываясь с места, и уходит, рассыпав орешки.

Я уже сожалею о своих словах, но извиняться не собираюсь, до того злой сейчас. Изучаю однообразный небесно-водный пейзаж в иллюминаторе и глубоко, медленно дышу. А сердце выбивает: Ри-Ри-Ри.

…Океан под нами темный, слишком далекий. А я даже не знаю, умеет ли Рианна плавать. Она ведь на острове выросла, должна уметь. Иначе какой смысл жить в Калифорнии, если не плавать в открытом океане?

Что если она передумает и останется в Шотландии? До сентября еще пять месяцев. Ри адекватная, сдался ей этот открытый океан.

Что если я не смогу дать ей достойную жизнь, потому что я упырь, эгоист и вообще подонок такой, что самому стыдно?

А если то, а если это?

Так задолбали вопросы в последние месяцы, что уже на зубах скрипят. Легко было геройствовать рядом с любимой девушкой, когда дышал ею, а теперь, оставшись один, сатанею от неопределенности. Запиваю страх ледяной водой из бутылки, но мозг продолжает саморазрушаться:

«А если…»

Глава 26

– Томми, я в центре, мимо твоего колледжа буду проезжать минут через пять, – громко говорю в трубку, и инспектор Доннаван морщится, массируя переносицу. Он сегодня дерганый, не такой, каким был на острове. Темные круги под глазами, обезвоженный взгляд, который загорается лишь на заправках при виде американо в картонном стакане, как у истинного кофеголика.

Узнав, что я проездом в Эдинбурге, Том обрадовался: он подготовил пробник игры, пока что простой, без всех тех красивых персонажей, которые создал Чарли. У нас есть черновик макета, и мне предстоит его протестировать.

Друг выбегает из колледжа, и синие полосы вдоль висков напоминают мне о Феррари.

…Нет, все-таки она подколола фактом про юбилей Кое-кого. Знала, что я проверю, и решила пощекотать мне нервы из вредности. Скорее всего, у нее просто есть влиятельные родственники.

– Здравствуйте, инспектор, – машет Томми, перебегая через дорогу к машине, и вручает мне планшет с инструкцией. – Шикарная вещь получается.

– Спасибо, Том!

Мы уносимся прочь, и Доннаван, перепроверив рабочий адрес Алистера Осборна, сворачивает на северо-запад.

Я пока не поделилась с инспектором своей теорией заговора. Промолчала о том, что Алистер – управляющий в закрытой тусовке скучающих миллионеров и что кулон, который я нашла, может принадлежать кому-то из Осборнов. Инспектор уверен, что меня волнует исключительно вопрос Лины.

– Ри, ты заметила, что у тебя зубная паста на щеке? – вдруг хмуро спрашивает инспектор, и я заглядываю в зеркальце на солнцезащитной панели.

– Ой… Я так весь день проездила?

– Да. Поразительно, как глобально ты видишь сложные процессы и совершенно не замечаешь будничных вещей.

– Есть немного. Но я рассеянная, только если на чем-то сильно сосредоточена. А в обычные дни я и душ принимаю, и даже волосы расчесываю, – оправдываюсь, на всякий случай обнюхивая себя. Пахну огуречным кондиционером для белья, жить можно.

Скоро мы паркуемся у стеклянного небоскреба в Новом городе: здесь находится главный офис трансконтинентальной корпорации «Osborne Bros». Алистер – успешный бизнесмен, и сегодня он на работе. Брат Джейсона на удивление легко согласился принять инспектора Доннавана, узнав, что я тоже буду. Алистер подчеркнул, что перенесет переговоры по такому случаю. Подчеркнутая вежливость настораживает: слишком хорошо мне знакомы повадки семейства Осборнов. Но мое дело – правое, и мы заходим в просторный сверкающий холл, где шикарная, ухоженная хостесс улыбается, обещая, что нас скоро примут. Нужно лишь подняться на пятнадцатый этаж. Там нас перехватывает личная помощница Осборна и обещает подать напитки в гостевую комнату.

В этой суматохе я заглядываю в каждое зеркало, которое попадается на пути: нет ли на моем лице зубной пасты? Не торчат ли волосы во все стороны? Утром я собралась за двадцать минут, чтобы успеть на паром до Ардроссана, и о внешности думать было некогда. По правде, не ожидала, что такой занятой человек, как Алистер Осборн, найдет для меня время. А он нашел… И чем быстрее капают секунды, тем отчетливее я понимаю почему. Он хочет проверить, что мне известно об элитарном клубе, девиз которого призывает забыть о наказании и получать удовольствие. Алистер боится огласки. Статус и плотный график мало значат, когда дело доходит до страха.

Чарли не рискнул упомянуть на допросе об этом «джентльменском» сообществе, и я тоже пока молчу: нельзя втягивать инспектора в опасное знание, если моя теория окажется пустышкой.

– Кстати, инспектор, а сколько вам лет? – спрашиваю, чтобы отвлечься.

– Тридцать шесть.

– Ого!

– Что, старый? – криво улыбается он.

– Честно говоря, думала, вы старше.

– Будешь много работать и мало спать после тридцати, тоже быстро состаришься, – предупреждает он меня и кивает на вход: за стеклянной дверью темнеет силуэт. Порыв сквозняка, вздрогнувшая открытая створка окна – и входит Алистер Осборн. Я узнаю его мгновенно: он вылитый Чарли, только взрослый. Идеальный костюм, идеальная прическа. Идеальный человек, вот только ни капли тепла во взгляде холодных голубых глаз. Он вызывает во мне отторжение, и хоть я ровно держу спину, поднимаясь ему навстречу, ужасно хочется сбежать отсюда.

– Простите, если заставил ждать, – приветливо говорит он низким бархатистым голосом и пожимает руку Доннавану. – Инспектор. Мисс О’Нил…

Он пытливо смотрит на меня, но я выдерживаю тяжесть его взгляда. У меня был хороший учитель.

Алистер искренне, с грустинкой улыбается:

– Как поживает мой племянник? Наделал же он шума. Я в Штаты лечу через три дня, нужно заняться похоронами брата. – Его лицо тут же мрачнеет, затянутое тучей скорби, и Алистер на мгновение прикрывает глаза. – Не могу поверить до сих пор.

Семейству Осборнов стоило бы открыть свою актерскую школу, честное слово. Я восхищена.

– Чарли уже должен был приземлиться в Нью-Йорке, уверен, суд встанет на его сторону, – бодро говорит Доннаван, легко считывая двуличность Алистера, и едва заметно хмыкает.

– Надеюсь, надеюсь, – поддерживает Алистер. – Так чем я могу быть полезен, инспектор?

– Вопрос есть у мисс О’Нил. Я всего лишь сопровождающий, – уходит Доннаван на второй план, и я от волнения не сразу подбираю слова, чтобы выразить просьбу.

– Понимаю, что о многом прошу, но Чарли – мой… друг, и он хочет убедиться, хорошо ли устроилась Лина в Эдинбурге. Не могла бы я с ней встретиться?

Алистер мягко улыбается.

– Чарли – прекрасный брат, я этому рад. Конечно, вы можете приехать ко мне домой. – Он смотрит на элегантные часы на изящном запястье и решает: – Скажем, в шесть часов вечера. Поужинайте с нами. Лине сегодня показывают новую школу. Она славная девочка и будет рада услышать о брате от его подруги.

У Алистера железные нервы, а еще он заставляет меня разомлеть от благодарности, позабыв о миссии.

– Это очень щедро с вашей стороны, – покорно отвечаю и бросаю вопросительный взгляд на инспектора. Тот пожимает плечами и соглашается:

– Если только кухня будет вегетарианской. Я не ем мяса.

– Как удачно, я тоже, – поддерживает его Алистер и снова пристально смотрит на меня.

Да, Алистер Осборн не ест мяса. Он питается эмоциями маленьких доверчивых девочек.

Мы оценивающе смотрим друг на друга несколько мгновений, и Алистер уходит, оставляя нас на попечение своей помощницы.

– Я как раз успею решить свои дела до вечера и подберу тебя по пути. Может, вернешься к другу в колледж?

Это хорошая идея, и несколько следующих часов я провожу в холле колледжа, разбираясь в том, как работает игра. У нее все еще нет названия, но процесс захватывает невероятно.

Томми вбил пробные голосовые результаты и данные по базовым темам: «учеба», «работа», «привычки», «чувства». Тысячи вопросов, тысячи шагов, и везде – маленький выбор, который ведет в неизвестность. Чем руководствоваться? Разумом, сущностью или душой? И способен ли игрок найти между ними согласие, стать одним целым, гармоничным и лишенным сомнений?

Если пять игроков авторизуются в Сети, они могут выбрать общую тему, общий «квест», но совершать разные шаги. Кто-то победит и дойдет до конца, ступив на новый этап внутренней эволюции, а кто-то проиграет, не сумев выбраться из обреченной случайности.

Том спускается ко мне, взбудораженный после зачета, и терзает кожаный браслет на запястье:

– Ну как?

– Офигенно.

– Это только проба. Потом будет круче.

– Да-а…

– Тебя инспектор заберет?

– Да.

– Ты в порядке?

– Ага. – Я не могу оторваться от экрана планшета, захваченная игрой, но потом заставляю себя поднять глаза на Тома: – Я ужинаю в гостях, а выгляжу, наверное, как бездомный хипстер.

Килмор достает из рюкзака тонкую черную расческу и протягивает со словами:

– С волосами что-нибудь сделай, и сойдешь за приличного человека.

Я нащупываю в широком кармане сарафана кулон и вздыхаю: о внешности я как раз и не переживаю.

– Спасибо, Томми. Я могу забрать планшет?

– Да, конечно. Приеду на выходных домой, отдашь мне правки.

– Отлично!

Мы выходим из арочных ворот старинного колледжа на булыжную мостовую, и вскоре меня подбирает инспектор.

Я так волнуюсь, что молчу всю дорогу, и когда мы въезжаем в кованые ворота старинного поместья в элитном пригороде, то испытываю настоящий ужас. Не представляю, как можно бросить вызов хозяину подобной сдержанной, аристократической роскоши. Он же меня на смех поднимет! Версия о том, что Алистер или кто-то из его клуба причастен к убийству Джейсона, начинает казаться идиотской.

Я приглаживаю распущенные волосы, одергиваю сарафан, поправляю застежки на босоножках – и Доннаван закатывает глаза к вечернему, но все еще синему небу, испещренному светлыми облаками:

– Это всего лишь дом. А внутри – всего лишь люди. Не напрягайся, иначе он почувствует, что может тобой манипулировать.

– Да, вы правы, – тяжело сглатываю, поднимаясь по широкой лестнице в просторный холл следом за строго одетым дворецким.

Господи, кто в наше время нанимает дворецкого?!

Потолки в холле расписаны фресками, а каждый шаг по мраморному полу отдается эхом от высоких стен, вдоль которых тянутся ряды белых колонн.

Нас провожают в столовую, задрапированную серебристыми шелковыми обоями, и я замечаю у окна девочку, озаренную тусклым светом.

Сердце сжимается, ком в горле от неожиданности.

Лина стоит, заложив руки за спину, худенькая, но довольно высокая для своего возраста. Я такой высокой не была в тринадцать лет.

Ее светлые волосы уложены в изящный пучок, красивое белое платье с голубыми цветами подчеркивает, насколько она тоненькая. Лина поворачивает голову, услышав наши шаги, и смотрит на меня несколько долгих секунд, и от этого одинокого, закрытого взгляда тоска разливается внутри. Лина снова отворачивается к окну, словно в помещении и нет никого, а я слышу голос Алистера:

– Рад, что вы все-таки приехали.

Я вздрагиваю от знакомой интонации: так мягко Чарли выговаривает звуки, когда хочет угодить своей добыче.

Алистер поднимается из кресла, расположенного в углу столовой – удобный наблюдательный пункт, и подходит ко мне, протягивая руку. Я вкладываю в широкую ладонь холодные пальцы, и Алистер сжимает их на какую-то долю секунды, но мне становится страшно. Этот человек пугает меня гораздо сильнее Джейсона. Он не деспотичный психопат, нет. Алистер – охотник, который словно бы сочувствует добыче, но без сомнения сносит ей голову. Он умнее и хитрее своего брата. Потому Джейсон мертв, а Алистер забрал себе его дочь.

Инспектор прерывает неловкое молчание покашливанием, и нас усаживают за стол. Не обращаю внимания, что мы едим, о чем говорим. Я будто вне времени и пространства. У меня есть цель, и я сосредоточена на ней.

Лина сидит, глядя в белую скатерть, отрешенная и настолько родная мне, что я хочу подбежать и обнять ее. Сказать, что Чарли обязательно ее заберет.

Пока инспектор интересуется составом домашнего уксусного соуса, которым обильно поливает салат, я делаю узел из матерчатой салфетки и бросаю ее под стол, стараясь попасть по ноге Лины, сидящей напротив. Вилка в ее тонкой руке звякает о тарелку, и девочка смотрит на меня.

«Я твой друг, Лина, – говорю ей жестами незаметно. – И я друг Чарли».

Во взгляде проскальзывает настороженность, но я добавляю:

«Мы не дадим тебя в обиду».

Она хмурит аккуратные густые брови и долго смотрит в суп, к которому даже не притронулась, а потом все-таки отвечает мне:

«Алистер хороший».

Неожиданно. Дядя втерся к Лине в доверие. Если она сама не захочет переехать к Лос-Анджелес, то у Чарли не будет шанса ее отвоевать.

«Брат скучает по тебе», – настаиваю, закусив губу от волнения, но Лина начинает злиться:

«Он меня оставил. Он предатель».

Она резко отодвигает кресло и поднимается.

– Алистер, я устала, – робко говорит девочка.

– Конечно, милая, Джон тебя проводит, – хозяин подзывает дворецкого, и тот уводит Лину прочь. Потом Алистер внимательно смотрит на меня и произносит на языке жестов: «Надеюсь, ты убедилась, что я не обижаю ее».

О боже… Еще один.

Я хватаю стакан воды и пью долго, чтобы утихомирить панику. Но лучшая защита – нападение, и я решаю воспользоваться случаем.

«Чарли и Лина точно не ваши дети? Вы очень похожи» – спрашиваю в отчаянии, не зная, как себя вести с этим властным человеком.

На его губах появляется мимолетная теплая улыбка.

«Я бы этого хотел, но увы. Они мои племянники. Внешность обманчива. Как и я, они пошли в бабушку Оливию».

Ужин заканчивается, инспектор настроен уйти, и мы медленно бредем в холл, расписанный фресками. Я готова сбежать отсюда, лишь бы свободно вдохнуть, но у меня есть второе, более важное дело, да и Алистер тянет время, явно надеясь переговорить со мной.

– Ну что же, благодарим за приглашение, – бодро прощается сытый Доннаван, а я прошу Алистера:

– Вы не могли бы уделить мне немного времени, мистер Осборн.

– Да, разумеется, – без раздумий отвечает он.

Инспектор посылает мне предупреждающий взгляд и со скрытым упреком дает добро:

– Буду ждать в машине. – Он идет к выходу, оставляя за собой эхо шагов, но потом, как истинная псевдо-забывчивая ищейка, оборачивается и бьет себя ладонью по лбу: – Ах да. Надеялся узнать: зачем вы сообщили полиции острова о том, что Джессика Милборн мертва?

В голубых глазах Алистера проскакивает оскорбленное удивление:

– Я? С чего вы взяли?

– О. Перепутал, наверное, – примирительно разводит руками инспектор и быстрым уверенным шагом направляется во двор, преследуемый собственной вытянутой тенью.

– Странное участие со стороны инспектора, не так ли? Он ведь не ведет это дело, – скучающим тоном произносит Алистер, указывая мне путь через арку в левое крыло дома.

– Он считает, что Чарли невиновен, – заступаюсь за Доннавана, и мой спутник поправляет золотую запонку на манжете белой рубашки, прежде чем ответить:

– Я считаю так же.

– Вы?! – не могу удержаться от первой реакции.

– Кажется, ты обо мне невысокого мнения. Почему? – Алистер сверлит меня внимательным взглядом, и я решаю не врать.

– Из-за ваших увлечений. Такое впечатление, что вы застряли в прошлом, в лондонском клубе джентльменов, которые не знают границ. Не подумайте, я не настолько тщеславна, чтобы вообразить, будто вам ценно мое мнение. Вы спросили – я ответила.

– Поразительно, – смеется Алистер, забавляясь. – Может, Чарли и правда мой сын? Мы с ним определенно обладаем искусством находить бриллианты в пустыне.

– Вы сейчас говорите о таких бриллиантах, как Феррари Джонс и другие девушки, которым предлагаете подписать контракт?

– Да, – не скрывает он. – У всех свои игры. Мы никого не принуждаем подписывать условия, все добровольно. Награда огромна, девушка может обеспечить себя навсегда. Это ее выбор.

– Даже если она передумает в процессе?

– Когда человек выходит на поле боя, передумать и сбежать – это трусость. Я презираю трусов.

Мы идем вдоль коридора, обшитого резным деревом и увешанного огромными картинами собак. Я смотрю на животных, холеных и любимых, и понимаю, что в семье Осборнов лучше относятся к собакам, чем к людям. Прячу руки в карманах сарафана, сминая ткань, и не знаю, что еще сказать. Как не выдать свои подозрения и одновременно узнать о кулоне?

– Чарли не имел права рассказывать тебе об этом. Я должен его наказать, но не стану. Ради Лины и ради памяти Джессики, которую уважал.

– Очень благородно с вашей стороны, – отвечаю ровным, безразличным тоном, пряча ехидные нотки. Сразу вспоминается, как по такому же примеру Чарли создал закрытый чат, в котором покупал мне парней. Для него это была ерунда, забава, знакомый шаблон. А потом он прозрел. Удивительный человек – Чарли. Чем больше узнаю его семью, тем сильнее восхищаюсь силой его самосознания.

Мы сворачиваем на закрытую террасу, поднимаемся по боковой лестнице на второй этаж и оказываемся в библиотеке. Наверное, здесь Алистер работает: на столе аккуратная стопка книг, ноутбук.

На свободной от встроенных стеллажей стене висят три картины, и одна из них привлекает мое внимание. Милая рыжеволосая девушка в летящем, струящемся дымчатом платье, похожем на облако тонкого шелка. Она протягивает руку невидимому спутнику, а на ее шее сверкает кулон с изогнутыми лучами звезды. Я подхожу ближе и на золоченой раме вижу ту же латинскую надпись, что нашла на серебряном ободке.

Перед глазами всплывает другая картина: большая фотография рыжеволосой девушки, в рамке, над камином. Меня бросает в холодный пот от сумасшедшего совпадения, и вопрос рвется из самых недр моей души: девушка на полотне – кто она?

– Кто это? – выдыхаю тихо, сжимая символ в кармане.

– Леди Осборн, 18 век.

– Она тоже в этом участвовала?

– О да. Она «это» и основала. Ей и ее подругам было скучно.

Я отворачиваюсь, мне не хватает воздуха.

В голове ломаются барьеры, за которыми я не видела простой истины.

Как же мы проглядели это, Чарли? Почему не задали правильный вопрос? Не связали все нити воедино?

Я поднимаю глаза на Алистера, и вижу, что его настораживают слезы, которые навернулись мне на глаза от неожиданного открытия, но я уже не могу их сдержать:

– Ваша… основательница на удивление похожа на Трейси… Трейси Блэквуд, дочь преподобного Мартина с острова Арран. У вас ведь тоже предки жили на этом острове. Вы, наверное, бывали там? Хоть раз. Вы когда-нибудь встречали Трейси, мистер Осборн?

Тот стоит в непонятном оцепенении, глядя на мои слезы. А они льются потоком, не могу их остановить. Я достаю кулон из кармана, потому что задохнусь, если не узнаю прямо сейчас:

– Что значит этот кулон?

Алистер переводит взгляд на серебряный символ, который я сжимаю дрожащей рукой, и глухо, сдавленно спрашивает:

– Где ты его взяла?

– Нашла.

– Где?!

– На пороге дома Чарли, там, где убили вашего брата.

Алистер мрачнеет. В его глазах больше нет превосходства. Он смотрит в замешательстве.

– Верни мне кулон, – требовательно протягивает он руку, но я мотаю головой, пряча руку за спину. – Глупая. Если ты отдашь эту вещь полиции или журналистам, то создашь массу проблем. Не мне, а им.

Он подходит ко мне и бережно сжимает плечи, обдавая ароматом табака и мяты.

– Не бойся меня, Рианна.

– Я не боюсь, – сдавленно произношу заплетающимся языком.

– Ты очень важна для Чарли, а значит, я не обижу тебя. Я хочу наладить с ним отношения и спокойно воспитывать Лину.

– Не верю.

– А ты поверь. Чарли ненавидит меня, но я всегда буду о нем заботиться, пусть и на расстоянии.

Слушаю все это, и будто в ванну с грязью погружаюсь. Ложь вызывает во мне протест, и я сжимаю зубы, чтобы не хамить в ответ. Что это за забота, если Чарли едва не посадили в тюрьму за то, чего он не совершал?! Где был добрый дядя в тот момент?

– Ему помогла Феррари, а вы и пальцем не пошевелили.

– Феррари… Хм… Мисс Джонс труслива настолько, что едва не стоила Чарли жизни два года назад. Его спасла лишь его собственная изворотливость и мое заступничество перед советом клуба. А теперь эта истеричка – героиня. Думаешь, кому она позвонила в первую очередь, когда узнала об аресте Чарли?

– Роберту Мердоку? – осторожно предполагаю, и Алистер, удивленно моргнув, задерживает дыхание на полуслове и начинает смеяться. Он заводит свою руку мне за спину и разжимает мои онемевшие пальцы. Тепло металла исчезает с ладони, но я в такой прострации, что не способна сопротивляться. Сердце колотится от непрошенной близости. Меня мутит.

– Ты поразительный человек, Рианна. Ты удивительно похожа на мою мать, Оливию.

– Спасибо, – скептически отвечаю. – Мне говорили, она была стервой.

– О да, – Алистер снова смеется, на этот раз злорадно. – Но вернемся к Мердоку. Феррари не может связываться с ним напрямую, это заняло бы несколько дней. Она позвонила мне, и я устроил им встречу в тот же день. Я и сам попросил бы у него об услуге, но через Феррари оказалось надежнее и продуктивнее, она его слабое место.

О-фи-геть. Я была права. Бастард Короля Роберта – это правда.

У меня слабеют колени от шквала эмоций, и я беспомощно наблюдаю, как кулон исчезает в кармане идеально отутюженных брюк Алистера.

Реакция этого железного человека на серебряный кругляш сказала мне гораздо больше, чем слова, и я поднимаю взгляд на породистое лицо, на котором сейчас – маска заботливого дяди.

– Вы тот таинственный человек, с которым переписывалась Трейси перед исчезновением, – взволнованно говорю, убежденная в своей правоте, но Алистер больше не отвечает на мои вопросы. Он теряет ко мне интерес и идет к выходу, окликая дворецкого.

– Мисс О’Нил уходит, проводи ее, Джон, – отдает он приказ.

– Почему?! – кричу я. – Почему она подписала контракт? Почему?!

– Она сделала выбор, – остановившись у выхода из библиотеки, холодно говорит Алистер.

– Вы ее вынудили, запугали! Она никогда бы не согласилась на такую... мерзость!

– Думай так, если тебе станет легче.

– А как мне думать? Она ведь покончила с собой.

Алистер закрывает глаза, тяжело вздыхая, и прячет руки в карманах брюк.

– Так случается, Рианна, когда человек переоценивает свои силы. Или недооценивает потери. Очень полезно осознавать последствия, когда делаешь выбор.

– Ей было восемнадцать лет! Что она должна была понять?!

Алистер быстрым шагом возвращается ко мне, обхватывает сильными сухими пальцами мой подбородок, сжимая с силой, и заглядывает в глаза.

– Тебе тоже восемнадцать. Если я предложу контракт, ты согласишься?

– Нет, конечно! – Я отбрасываю его руку, и он улыбается с одобрением.

– А Трейси согласилась. Знаешь почему? Легко соблазнить того, кто любит мечтать, но не обладает умом и храбростью, чтобы исполнить свои мечты. Такой человек хватается за чужие руки в надежде, что эти руки вытянут его наверх. Но демоны… демоны тянут вниз. Это законы гравитации, милая.

– Вы могли оставить Трейси в покое. Вы могли не трогать ее… Она ведь была невинной… Зачем? Неужели в мире так мало бриллиантов, что вы испачкали настолько чистый… добрый. – Я снова плачу, но в глазах Алистера нет сочувствия, лишь снисхождение.

– Наивная чистота слишком соблазнительна, чтобы пройти мимо. – Он протягивает мне платок. – Я встретил ее случайно, на побережье, когда искал дом для Чарли в Ламлаше. Решил заняться вопросом лично, навестить знакомые места... Трейси действительно похожа на первую леди Осборн, поэтому и привлекла мое внимание. Я сделал ей предложение, она задумалась. Потом согласилась. Все прошло без осложнений, Трейси выполнила условия и забрала деньги. На прощание она сказала, что мечтает вернуться в рай…

Он хмурится.

– Обычно мне нет дела до того, чем после занимаются наши клиентки, но Трейси меня зацепила. Я порывался отправить ее к моему психотерапевту, но не имел права удерживать силой после выполнения контракта. Джейсон доставил ее домой, и она в ту же ночь вернулась в рай… Кстати, этот кулон она украла, хотя не имела на него права. Это старинная, уникальная вещь, сплав из трех металлов. Я уж было испугался, что его утеряли в ходе ритуала.