Текст книги "Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ)"

Автор книги: Ава Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Глава 13

Чарли, обеспокоенный, поднимает меня с дивана и ставит на ноги, а я продолжаю сжимать телефон в руке так сильно, что пальцы побелели.

– Я же знала, что с Трейси что-то случилось. Мы все знали…

Осборн притягивает меня к себе, позволяя уткнуться носом ему в грудь. Я цепляюсь за полы его кофты, как за спасательный круг во время шторма. Меня и правда штормит. Слишком много эмоций в последнее время в моей жизни.

– Наши отношения начинаются со смерти. Кто бы сомневался, – хмыкает Чарли, но я чувствую его смятение и даже ярость, которыми он прикрывает испуг. – Я тебя отвезу, куда скажешь.

– Не стоит, не надо… Правда. Останься. Я позвоню, когда вернусь.

Но Чарли не слушает возражений, поднимается к себе и минуты через две возвращается аккуратно одетым, в джинсах и черной футболке. Нервным жестом зачесывает волосы наверх, берет меня за руку и уверенно идет к моему дому, так что я едва поспеваю следом. В прихожей нас встречает Лобстер, который сипло ругается на чужака.

– Ну привет, ночной демон, – говорит ему Чарли, пытаясь обойти упрямого лабрадора.

Мэнди выходит из гостиной – и мы бросаемся друг к дружке, обнимаясь. Страх потерять близкого человека ужасает, маяча тенью за спиной. Трейси была добрым человеком, и ее смерть, как красный сигнал светофора, отрезвляет. Планы и амбиции уходят на задний план, остается только тупая боль сожаления и сострадания к семье преподобного Мартина. А еще мерзкий страх. Куда же без него.

Господи, ну почему все так?!

Мэнди здоровается с Чарли, и тот уводит меня наверх, находя мою комнату сразу, словно бывал здесь раньше.

Стою посреди собственной неприбранной спальни и отупело смотрю по сторонам, не помня, что именно должна сделать. Чарли берет со стола пульт и включает телевизор, выводя меня из ступора, а потом начинает открывать и закрывать дверцы в поисках одежды.

Слезы комом стоят в горле, но я стараюсь не заплакать, сосредоточившись на том, как Чарли молча вынимает из шкафа серое хлопковое платье, достает спортивное белье из комода, подходит ко мне и начинает раздевать. У него дрожат руки, и он долго не может справиться с замком на пижаме. Это окончательно выбивает меня из мрачной пустоты, и я жмурюсь, перехватывая пальцы Чарли.

– Я сама, все в порядке.

Он отворачивается, пока я переодеваюсь, и смотрит в экран, где показывают давний фильм о женщине из высшего общества, которая попала в рабство в стране третьего мира, а в итоге выбралась на свободу надломленным человеком и покончила с собой, так и не сумев начать жизнь с нуля.

«Три шага до свободы».

Это один из любимых маминых фильмов. Мама любит драмы. Для меня же это слишком тяжелое кино: героиня актрисы Джессики Милборн всегда вызывает во мне прилив тянущего, болезненного сострадания, а я и так расстроена сейчас.

Надев платье, окликаю Чарли, но он продолжает смотреть в экран, как загипнотизированный. Кладу Осборну руку на плечо, слегка сжимая, и он вздрагивает, поворачиваясь ко мне. В его глазах – тяжелый туман, как пелена скорби.

– Это моя мать, – говорит он таким странным надтреснутым голосом, что я не уверена, правильно ли расслышала.

Осборн снова смотрит в экран, и я тоже перевожу взгляд.

Кто?.. Джессика Милборн?!

– Она умерла.

– Как?.. Когда?! Я не знала…

Мама мне обязательно сказала бы об этом, она любит обсуждать актеров. А кроме того… Погодите. Сбитая с толку, я несколько мгновений привожу мысли в порядок. Чарли – сын Джессики Милборн?! О ее семье я ничего не знала, если честно.

– О смерти не сообщали в новостях. Для всех она лечится в Швейцарии.

– Почему? – изумленно взираю на парня, который с каждым новым словом приносит в мою жизнь новые загадки.

– Потому что Джейсон так решил. Чтобы даже памяти о ней не оставить.

Это настолько странно, что я развожу руками:

– А как же родственники? Папарацци, в конце концов?!

– Она перестала сниматься десять лет назад, во время клинической депрессии. Со славой ушли и люди. До матери давно никому не было дела. – Чарли садится на край кровати и тяжело вздыхает, сминая пальцами лоскутное покрывало.

– То есть, ты ни с кем не говорил о своей потере?

Не понимаю, как такое возможно. Сколько же сил уходит на то, чтобы жить с открытой раной?

– Я не могу обсуждать ее с посторонними.

– Чарли… – шепчу растроганно и подхожу вплотную, позволяя ему зажать меня бедрами, как в капкан. Обнимаю его, глажу окаменевшие мышцы спины и запускаю пальцы в густые волосы, притягивая его голову к себе. И меня прошивает искрой узнавания: он мой, мой и только мой.

Джоанна была права. Это как магия.

Осборн сжимает мою талию и смотрит снизу-вверх. Взгляд как никогда открытый. Я заглядываю внутрь души, раненной и забившейся в угол – и забываю обо всех своих проблемах, и даже о Трейси на минуту забываю. Пропадаю в Осборне, как птица в летнем небе.

Он поправляет мои волосы, вытягивая из-под горловины платья, и целует меня медленно и долго, освобождая нежностью от груза в сердце. Я тоже хочу освободить Чарли от страхов. Из меня плохая помощница, неопытная, но в темноте двоим все же не так страшно. Осборн не один. И я не одна. Нас теперь двое.

Он целуется так, словно выпивает мою душу, а взамен отдает свою. Его энергия вливается в меня волнами, вызывая дрожь, и я льну к нему, крепко обнимая за шею, утопая в тепле и аромате Чарли. Он пахнет мандарином и вереском, как моя любовь, а на вкус – сладко-мятный, как мечта.

Я не сразу слышу настойчивый стук в дверь, и только окрик Мэнди заставляет меня спуститься с небес на землю. Но отпускать Осборна тревожно, словно без его рук упаду.

– Чарли, – говорю тихо. – Все будет хорошо.

– В будущее не заглянешь, детка, – отвечает он с холодной усмешкой, которая моментально покрывает броней ту беззащитность, что я увидела.

– Ну почему же. Если выиграю грант и создам игру, то подсмотреть вполне получится.

– Не понять мне вас, оптимистов, – сокрушенно качает он головой, и мы идем на первый этаж.

– А он что здесь делает?! – накрывает нас злой голос дяди Эндрю, которому подпевает старина Лобстер. – Ри, я запретил тебе общаться с этим типом!

– Ты бы лучше за своей сукой смотрел, – бросает Чарли, и дядя возмущается:

– Это кобель!

– Да я не о собаке, – бросает Осборн, не сбавляя шаг, и ответ дяди настигает нас уже на крыльце.

– Что ты сказал?! Ты что себе позволяешь, парень? Только попробуй показаться здесь еще раз!..

Господи, надеюсь, Джоанна не слышала. Я бегло оглядываю тротуар и облегченно вздыхаю: ее машины нет на обычном месте. Мэнди выходит следом за нами, и мы втроем садимся в джип Чарли, чтобы не превращать пространство рядом с домом преподобного Мартина в парковку.

– Ты зачем оскорбил Джоанну? – клокочу от негодования, но Осборн лишь пожимает плечами:

– Привыкай. Неудовлетворенный, я злой.

Краснею, вжимаясь в сиденье, и мельком смотрю на Мэнди, которая устроилась позади. Та понимающе закатывает глаза, мол, ваши отношения меня не касаются, сама потом все расскажешь.

– К такому я привыкать не собираюсь, – тихо отвечаю.

Чарли достает из панели зажигалку, но бросает на место и хмурится, выруливая из нашего проезда. А потом, не отрывая взгляда от дороги, находит мою руку и, переплетя пальцы, кладет себе в центр груди, два раза очерчивая сердце по кругу. Это значит «прости».

Я прощаю мгновенно.

Он целует мое запястье, устраивает замок из наших пальцев у себя на бедре и ведет машину одной рукой. Мы как два магнита, которые только-только притянулись: разорвать объятия трудно и больно. Мне бы сделать замечание о водительском безрассудстве, а я молчу, как заколдованная.

Есть что-то такое в Чарли, что парализует мою волю: обезоруживающая, спрятанная под панцирем искренность. Я хотела увидеть его настоящего – и вот он, передо мной. И он до того прекрасен, что я не могу оторвать глаз. Так и смотрю на него всю дорогу, изучая мимику. Мимолетную ухмылку, вызванную моим откровенным вниманием; сосредоточенный, слегка прищуренный взгляд на поворотах.

А еще Чарли кусает уголок нижней губы, когда делает выбор. Я вот верхнюю в рот втягиваю.

Странно знать такие нюансы о парне, с которым встречаюсь всего два часа. Наверное, фишка в том, что я начала изучать его давно, с той первой стычки, когда он вдруг ответил на языке жестов.

Мысли о Чарли и его матери вывели меня из прострации, и когда мы приходим в дом преподобного Мартина, где собралось уже немало народа, то я не погружаюсь в собственные переживания, а стараюсь поддержать постаревшего за день, осунувшегося наставника. Обнимаю его заботливо, и он благодарно принимает сочувствие, не сдерживая рыданий.

Мы готовились к худшему, но все равно оказались не готовы к удару реальности. А главное: почему? Что терзало Трейси, толкнув на самоубийство?

Ответов сегодня мы не получим, а может, не получим и никогда.

Я смотрю на ее портрет над камином и глотаю слезы, чтобы не добавлять надрыва этому черному дню. В стороне стоит миссис Бейкер, которая тоже приехала и теперь задумчиво разглядывает пейзаж за окном, вытирая припухшие глаза смятым платком. Ее тонкий прямой силуэт и пепельные волосы добавляют ранимости в атмосферу.

Чарли здесь неуютно, он явно боится чужой смерти, но все-таки надевает маску вежливости и выражает преподобному Мартину соболезнования. Тот даже сейчас находит силы расспросить Чарли, все ли ему нравится на острове, и дать пару советов.

Местные шепчутся, обсуждают, что делать дальше и чем помочь.

«…ее забрали на вскрытие. Бедный Мартин».

«…будет кремация, да, Док сюда едет из похоронного бюро».

«…не знаем пока, когда похороны, Док все скажет. Скорее всего, в следующую субботу».

Слушать эти разговоры невыносимо, и я испытываю настоящее облегчение, когда мы наконец едем домой.

– Зачем она так поступила? – ошарашенно спрашивает Мэнди, но ответить нечего, и вопрос повисает в воздухе очередной загадкой.

– А кто, кстати, позвонил? Откуда ты узнала? – интересуюсь у подруги, и она напряженно складывает руки на коленях.

– Килмор тебе позвонил, я ответила.

– Томми? А, ну да. Мистер Килмор узнал первым, наверное, он ведь лучший друг преподобного Мартина… Томми еще надолго здесь?

– Не знаю. Мне это не интересно, – врет Аманда.

У дома она пересаживается в свою машину и обреченно вздыхает:

– День Святого Валентина в этом году отменяется. Позвоню Теду, чтобы не ждал в кино. Мне бы в кровать и баиньки. Старею я, кажется… И знаешь что? Никогда не поверю, что Трейси утопилась. Не нравится мне это все.

– Ладно, не нагнетай, – ворчу и машу рукой, когда Мэнди отъезжает, сигналя на прощание.

Мне бы тоже упасть и уснуть, но нужно «добить» проектную заявку, чтобы мистер Килмор отправил в университет завтра, так что для меня свидание с Осборном, увы, завершено.

– Остаться с тобой? – словно прочитав мои мысли, спрашивает он, и я расстроенно мотаю головой, кивая в сторону красного «воксхолла» Джоанны с проржавевшим бампером: она вернулась уже.

– Не хочу, чтобы Джоанна оказалась меж двух огней. Дядя Эндрю – тот еще ренивец, лучше не подбрасывай ему повод изводить невесту.

– Серьезно? Мне придется лазить к тебе в окно?

– Меньше всего представляю тебя в образе Ромео.

– Но звонить-то я тебе могу?

– Конечно.

– Тогда до вечера, позвоню в десять.

Между нами пробежала тень чужой трагедии, сбив с беззаботной волны, и стыдно даже шутить и флиртовать. Чарли точно подметил: наши отношения начинаются с траура.

Но все-таки нынешний День бешеных единорогов для нас особенный, и чтобы не обесценивать его, срываю веточку жимолости, которая разделяет наши лужайки. В этом году рекордно рано наступила весна, и жимолость уже зацвела бежевыми и оранжевыми цветками.

– Прощай же, принц из соседних земель. Вот тебе залог моей любви, – произношу торжественно и протягиваю «подарок» Осборну.

– Любви? Поосторожнее со словами, Ри, – с подколкой отвечает он и, заправив мне волосы за ухо, вдевает жимолость в прическу, возвращая этот самый залог за невостребованностью; целует меня в лоб и идет к себе, а я растерянно смотрю вслед.

Я словами не бросаюсь, вообще-то.

Я ведь серьезно…

Чарли действительно звонит перед сном. Два дома, два окна, два человека. Никаких штор, никакой недосказанности. Это невероятно. Мы с соседом слишком резко перешли в режим взаимной откровенности, и происходящее до сих пор кажется иллюзией.

Мне не хватает смелости свесить ноги вниз с подоконника, как это сделал Чарли, так что я, по обыкновению, восседаю на столе, подражая главе гэльского клана. На моих плечах шерстяной плед в крупную клетку, в руке – чашка остывающего чая, и Чарли с любопытством разглядывает меня минуты две, лаская взглядом, прежде чем сказать:

– Как ты?

– Жива, а это уже большое достижение. А ты как?

– Скучаю по тебе.

– И я по тебе тоже, – признаюсь, краснея и снаружи, и внутри.

– Может, встретимся сейчас на нейтральном территории, раз на меня в вашем доме с чесноком и осиновыми кольями нападают? – нетерпеливо спрашивает Осборн.

– Меня брат под дверью караулит. Ты ему не очень нравишься. Он ревнует. – Прислушиваюсь к звукам за дверью, различая скрежет пальбы в игровой стрелялке на планшете. – Будет нести вахту, пока не услышит мой храп. Они с дядей сговорились, по-моему. Решили, что обязаны беречь мою честь, пока родители в отпуске.

– Детский сад, – хмыкает Осборн, а я вдруг вспоминаю:

– Кстати, о какой услуге ты собирался попросить тогда? Помнишь, когда сбежал от меня, как от чумы?

Чарли хмурит лоб, растирает его ладонью и огорошивает:

– Хотел, чтобы ты дозвонилась до моей сестры в школу.

– А сам почему не звонишь?

– Там на меня тоже с чесноком и осиновыми кольями бросаются.

Чарли рассказывает о сестре, о ее проблемах со здоровьем, а я перебираю в голове всех, кому можно доверять и кто смог бы авторитетно пообщаться со школой Лины.

Миссис Бейкер. Лучшей кандидатуры, пожалуй, нет. Можно завтра после похода забежать в колледж, объяснить ей запутанную ситуацию.

– Детка, я очень хочу тебя поцеловать, – вдруг меняет тему Чарли, и я готова подняться на цыпочки и кружиться, как балерина в музыкальной шкатулке.

– Ой, ладно тебе, Чарли, не льсти мне. Я же не умею целоваться. О чем ты страдаешь вообще? – дразню соседа, но он отвечает взглядом – порочным, проникновенным, от которого пересыхает во рту. Я забываю, что у меня в руке чашка и опрокидываю ее, разливая остатки теплого чая.

– Либо спускайся ко мне и напомни, как плохо ты целуешься, либо расскажи что-нибудь жизнеутверждающее, и я пойду работать, – просит Чарли, а я хлопаю ладонью по мокрой столешнице, не помня, что ищу и зачем.

Вниз мне нельзя, Итон дверь подпирает. Он и так на взводе из-за Мэнди, родителей, а теперь еще и меня. Поэтому я рисую пальцем узоры на влажной столешнице и вспоминаю алфавит, чтобы не выглядеть поглупевшей влюбленной дурочкой.

– Жила-была девочка, которая считала себя самой умной, – говорю через силу, не отводя глаз от губ Чарли. – А потом пришел мальчик, который тоже думал, что гений. А судьба смотрела на них и обхохатывалась от такой наивности.

– И что случилось?

– Мальчик с девочкой повоевали немного, поняли, что ничегошеньки они не знают, а поэтому помирились и поцеловались. По-моему, очень даже жизнеутверждающе.

Я набираю в легкие побольше воздуха, чтобы признаться Чарли в любви, без шуток и недомолвок. Но вместо этого мы прощаемся, отворачиваемся друг от друга и расходимся.

Не сейчас.

Трусиха ты, Ри.

Хлопаю себя по бедру и удивляюсь: а почему шорты мокрые?

Смотрю на кружку, которая лежит на самом краю стола, перевернутая, и обреченно вздыхаю: все-таки любовь сводит меня с ума. Скоро начну ходить задом-наперед и накладывать салат в сумку вместо ноутбука.

Подхожу к двери и бью в нее ногой, получая в ответ чертыханье Итона.

– Иди спать, малявка, не мучайся, – жалостливо прошу. И выключаю свет.

Утро пятнадцатого февраля приносит с порывом теплого ветра вполне ожидаемый эффект от злополучного чата. На меня косо смотрят: остров маленький, сплетни расходятся молниеносно. Особенно если хранителем тайны выступает Джерри. Он не умеет держать язык за зубами.

Восемь утра, моя группа собралась на набережной, и мне хорошо слышно, что я теперь для некоторых – изгой. А самое интересное, порицают только меня, Чарли непостижимым образом оказался пострадавшей стороной.

Главарь сплетниц – Кошка-Кэт, бывшая королева школы, которая когда-то так и не смогла покорить короля Салливана. Она считает своим долгом принижать любую попадающуюся ей под руку девушку. Что поделать, есть такие люди, которые возвышаются за счет обесценивания других. Видимо, ей кажется, что нам делать больше нечего, кроме как обсуждать ее удачи и промахи. Сейчас под обстрел попала я, и Кэт явно пытается раздуть из мухи слона, приписав мне образ циничной дьяволицы.

Представляю, какими невероятными подробностями скоро обрастет эта история. Скажут, что я, стерва эдакая, за чужой счет покупала себе рабов для научных экспериментов, а потом съедала, а бедняжка-милашка Стивен Хант стал моей очередной невинной жертвой, которая еле вырвалась из щупальцев проклятой О‘Нил.

– Не удивительно, что с ней по своей воле никто не хотел встречаться, – тихо говорит Кэт, и ветер услужливо доносит ее шепот до моих ушей. – Еще и Осборна втянула в эту грязь.

Пойти, что ли, пресечь чужие бредни на корню?

– Забей, Ри, наплюй на идиотов, – раздраженно говорит Мэнди, дергая меня за рукав дождевика, пока мы топчемся на месте сбора группы, с дорожными рюкзаками наперевес: отправляемся в горы, к самой высокой точке – Готфелл. Не представляю, как выдержать пересуды за спиной. День определенно будет долгим. Но есть и хороший момент: с нами вместо приболевшего соглядатая отправляется миссис Бейкер, так что смогу обсудить с ней проблему Лины. Миссис Бейкер бледная, молчаливая; пепельные волосы собраны в тугой пучок на затылке. Она выглядит уязвимой, как никогда.

Осборн еще не приехал, его-то и ждем. Утром прислал мне смс-ку, что опоздает немного. Эх, а так хотелось начать новый понедельник вместе… Все у нас как-то наперекосяк.

Думаю, даже в его опоздании винят меня, потому что Кэт снова произносит имя «Чарли» и смотрит на меня укоризненно. Я вскидываю брови и смотрю на нее. И дальше что? Сцепимся у всех на виду без причины, чтобы остаться в истории острова двумя истеричками?

– Эй, красотка! – восклицает балбес Картер, притормаживая рядом с нашей организованной гудящей толпой из пятнадцати человек.

На слово «красотка» оборачиваются Кэт, Мэнди и еще две девчонки.

– Ри! – громче кричит этот придурок, и я нехотя смотрю в его сторону. – Стивен просил передать, что не держит зла. Все ведь улажено, крошка Ри? Никаких обид?

Да что б тебя! Картер не только худший работник заправки со времен палеолита, но и западлист высшей категории. Я ведь Аманде не рассказывала о стычке в лесу.

– Все отлично! – ехидно отвечаю. – А если не увижу ваших рож до скончания времен, то моя жизнь удастся на сто процентов!

Он смеется и срывается с места, завизжав шинами, а Мэнди таращится на меня, как на растоптанную улитку: с болью, сожалением и гадливостью.

– Ты что, разговаривала со Стивом?!

– Мэнди, не паникуй, – прошу, хотя паникую именно я, потому что воспоминание о встрече с Хантом врезается в память раскаленным железом. – Стивен пробовал разузнать об Осборне, но недооценил врага. К Чарли лучше не соваться без бронежилета, иначе проблем не огребешь. Вот Стивен и огреб по самое не хочу. – Покаянно закрываю глаза, утеряв мысль, а потом добавляю: – Я собиралась тебе сказать. Будь осторожна. Мало ли, что твой экс-придурок придумает.

Аманда в ужасе переваривает новость и заправляет короткие светлые волосы за уши под кепкой.

– Погоди, а когда это случилось?

– Во время свидания с Салливаном.

– А где он, кстати?

Мы озираемся, и только сейчас до меня доходит, что Майкла тоже нет. В сердце становится холодно и тревожно. Черт… Кажется, я знаю, почему мой парень еще не здесь.

– А вот и Осборн пожаловал! Проспал, красавчик? Мы тебя ждем, хотим расспросить кое о чем, – флиртует Кэт, но Чарли даже не здоровается с ней. Он в стильном спортивном костюме, с ветровкой, обвязанной вокруг бедер, с рюкзаком на плече. В его глазах беснуется адреналин, подтверждая мою догадку о причинах опоздания.

– Миссис Бейкер, доброе утро. Салливан просил передать, что не придет, – вежливо сообщает он.

– Мог бы и позвонить мне, негодник, – укоряет та. – Ну что ж, значит все в сборе. Выдвигаемся, дорогие мои, по пути подхватим тренера Галлахера.

А путь, кстати, неблизкий: восемь миль в одну сторону. Хорошо, если вернемся к закату, поэтому все запаслись водой и колой, не говоря уже о сэндвичах. Даже из застегнутых рюкзаков доносятся ароматы еды.

Но прежде, чем группа растягивается вдоль дороги, Чарли подходит ко мне и обнимает за талию, поднырнув рукой под мой рюкзак. И в этом жесте столько невыносимого наглого собственничества, что душа в пятки проваливается.

– Ты что…? – шепчу испуганно, боясь вбивать последний кол в гроб собственной репутации.

Осборн изучает меня пристально, словно сто лет не виделись, а потом наклоняется и легко целует в губы. Он убирает руку с моей талии, и я с облегчением выдыхаю, уверенная, что Чарли сейчас меня отпустит, но он вдруг обнимает ладонями мое лицо и нетерпеливо касается языком моей нижней губы, прихватывает ее зубами и начинает посасывать.

Ненормальный… Я же упаду сейчас. Сгораю от желания под порывами теплого ветра, но вместо того, чтобы оттолкнуть, обнимаю Осборна и отвечаю на поцелуй, ловя губами его глухой стон.

Спасибо Мэнди, у которой осталось больше здравого смысла: она оттаскивает меня от Чарли за ручку рюкзака.

– Два дебила, миссис Бейкер споткнулась из-за вас, – шипит она, и я усиленно пялюсь под ноги, вспоминая, как ходить. Кажется, нужно кроссовку вперед выдвинуть… Как-то так.

Чарли идет рядом, пытаясь поймать мою руку, но я не готова афишировать наши отношения. Хотя… вроде как уже поздно. Переплетаю пальцы, наслаждаясь этим соприкосновением, и, глупо улыбаясь, тихо спрашиваю:

– Ты что с Салливаном сделал?

– Сбросил его байк с обрыва.

– Ха-ха, смешно.

Осборн разочарованно вздыхает.

– Учись понимать, когда я не шучу, детка.

У меня лицо вытягивается от потрясения. О боже… Бедный монстр «Kawasaki», как бесславно он погиб за проступки своего хозяина. Нет хуже драмы, чем бессмысленная смерть самурая.

– Ты хоть знаешь, что отец Майкла – сержант местной полиции?!

– А как же. Я предложил выбор: либо разбиваю байк, либо иду знакомиться с папашей. Салливан выбрал быстро, ни секунды не сомневался.

– И все равно, зря ты так… Майкл тогда тоже сильно перепугался.

– Чарли! – окликает неугомонная Кэт, и я вдруг обижаюсь. Что она к нему пристала?! Если хочет узнать подробности слухов, то лучше бы к Джерри клеилась. Показала бы ему ложбинку между грудей, тот бы и выложил все то, что не успел растрепать до сих пор.

Стреляю взглядом в молчаливого Джерри, но он сонный и всклокоченный, спит на ходу. Он ненавидит понедельники.

Чарли не выпускает мою руку, лишь улыбается доброжелательно, как и положено скромному парнишке в чужом коллективе:

– Да, Кэти?

Кэти?! Это еще что такое?

Она подходит к нам и, совершенно меня не замечая, продолжает кокетничать.

– Поскольку я переезжаю в Нью-Йорк, то хочу больше расспросить тебя о тусовках. Ты обещал, что будешь моим гидом осенью и…

– Когда я такое обещал? – глядя перед собой, ехидно спрашивает Осборн.

– Ну как же. Когда мы с тобой… – Кэт не очень правдоподобно смущается, поедая моего парня глазами.

Я уже готова спросить, не лишняя ли я здесь, как вдруг Чарли сбавляет шаг и очень громко, четко уточняет:

– Когда мы перепихнулись по пьяни? А мы разве разговаривали? Я, если честно, плохо помню.

Следом за миссис Бейкер на этот раз спотыкаюсь и я, и остальные, кто идет по дороге. Сердце пробивает жгучей болью, и я машинально пытаюсь избавиться от ее источника, отстраняясь от Осборна и дергая руку, но он не отпускает. Бросает на меня предупреждающий взгляд, чтобы не выставляла себя ревнивой обиженкой, а во мне мир перевернулся.

С силой кусаю верхнюю губу, ощущая, как нежно Чарли поглаживает пальцем мое запястье, и стараюсь не распсиховаться.

Победа над эмоциями дается как никогда трудно.

От Осборна подобного выпада, конечно, окружающие не ожидали. Привыкли, что он добрый и вежливый. А тут…

Кэт все же запомнят истеричкой, потому что она начинает смеяться, переводя слова Чарли в шутку, но смех у нее выходит с надрывом и оттенком слез. Даже если кто и не принял признание Осборна за чистую монету, то сейчас точно поверят. Но я не испытываю злорадства, наоборот, расстроилась.

Возможно, я бы оценила прямолинейность Чарли, как и то, что он одним грубым предложением разрушил свою репутации пушистого котика ради меня… Вот только сосед опять выступил в роли «рыцаря наоборот», осадив мою соперницу. Не понять мне его кодекса бесчестия. Чарли играет грязными методами, а так не выиграть в конечном счете, увы.

Я внимательно смотрю на него, будто в первый раз вижу, и вдруг понимаю. У него просто-напросто сбита настройка черно-белого спектра. Остается лишь мечтать, что однажды Чарли это осознает и вправит себе мозги. И тогда, возможно, его помощь перестанет шокировать меня и даже пугать. Один пистолет чего стоит. Я запрятала коробку в самую темную глубину гардеробного подземелья, надеясь, что никогда больше не достану.

– Ты в порядке? – вскинув темные брови, спрашивает Чарли. А я не знаю, что ответить. Порядка в моей жизни с появлением соседа нет и в помине. Не представляю, как вообще реагировать на происходящее.

На фоне его фразы «перепихнулись и забыли» я ведь тоже кажусь лишь временной игрушкой. А учитывая слухи о чате, Кэт первой придумает, будто Чарли со мной исключительно ради секса.

И вот даже не знаю, что хуже: клеймо старой девы, заставившей новичка покупать себе парней для свиданий, или клеймо падшей женщины, которая спит с Осборном за деньги и при этом ходит по другим парням.

Задумчиво смотрю в светлое небо, утопая в самобичевании, и меня ослепляет утренними лучами солнца, напоминая, что пора надеть очки. И напоминание это звучит голосом Трейси, которая всегда просила беречь глаза от ультрфиолета. И вдруг остальное отходит на задний план, как и вчера. Господи, прости, о чем я вообще загоняюсь? У меня хоть есть репутация, а Трейси кремируют в субботу.

Я все-таки вырываю руку из захвата Чарли, останавливаюсь, создавая затор из людей, забираюсь на каменный парапет, чтобы стать выше, и громко произношу:

– Эй, группа, постойте!

Дважды просить не приходится: всем любопытно. Подобных скандалов здесь не бывало.

– Миссис Бейкер, извините, но я бы хотела высказаться.

– Говори, конечно, – поддерживает та. Ей тоже интересно, что происходит.

– Чарли Осборн – мой парень. Мы встречаемся, но я все еще девственница, потому что у нас чувства, а не похоть. Если кто-нибудь начнет распускать о нас оскорбительные слухи, буду считать это поклепом и подам в суд. Ты меня услышал, Джерри?.. То, с кем Чарли встречался до меня, его личное дело, не нужно тыкать мне этим в лицо, Кэт. Если хочешь пообщаться на тему студенческой жизни в Нью-Йорке, то подожди до завтра, сегодня у Чарли в графике нет свободного времени. И вообще, давайте не будем заниматься сплетнями, а лучше подумаем, как поддержать преподобного Мартина в субботу на похоронах. У меня все.

Спрыгиваю с парапета и иду вперед как ни в чем не бывало, спиной ощущая ухмылку Чарли.

Шушуканье быстро стихает, а миссис Бейкер смотрит на меня с явным облегчением. Еще бы, она ведь не глухая, успела наслушаться ужасов обо мне, пока мы ждали Осборна.

– Тебя ничем не пронять, да? – довольно спрашивает Чарли, догоняя меня, а я цежу в ответ:

– С тобой я потом поговорю, а пока улыбайся и делай вид, что ты самый везучий мерзавец на свете.

– А мне не надо притворяться. Я и есть самый везучий мерзавец на свете, – нагло улыбается он, и я сразу оттаиваю.

И думаю: бедная Кэт. Теперь хоть понятно, почему она так на меня взъелась.

Если честно, я забыла, что кроме Джоанны у Чарли могли быть другие девушки, а тем более кто-то из одногруппниц, потому новость и застала меня врасплох.

Что ж. Жизнь умеет бить исподтишка. Наше дело – учиться принимать удары.

– И сколько у тебя было девушек здесь, на острове?

– Всё, что до тебя, не считается, – уходит от ответа Чарли.

– Не надо так. Ты ведь о людях говоришь, а не о вещах... Сколько?

– Две, Кэт и Джоанна. После того я слегка помешался на тебе, и от других теперь воротит.

Я крепче сжимаю его пальцы, стараясь не оробеть. Меня тоже от других парней воротит, учитывая опыт с Дэнни Веймаром.

– Подожди... а когда же ты успел с Кэт в таком случае?

Чувствуется, что ему в тягость обсуждать это, но он все-таки отвечает:

– Давно, после моей вечеринки. Ты тогда пришла в пижаме, сладкая и храбрая. Завела меня и исчезла... Кэти сама навязалась. Я был пьяный, не помню даже, что с ней делал.

– Зато она помнит, судя по всему, – говорю севшим голосом, игнорируя острую ревность, и настойчиво повторяю про себя: «Не важно, что было до нас. Не важно, не важно». – Ты бы извинился потом перед Кэт.

– А что мне за это будет?

Закатываю глаза к небу и фыркаю.

– Ну ты и шантажист.

– Ты давишь на совесть, а я – на жалость. Кто чему обучен, – философски замечает он и снова обнимает меня за талию, просовывая большой палец под пояс тесных спортивных леггинсов.

Я улыбаюсь, наслаждаясь нашей близостью, и думаю. Интересно, что должно произойти, чтобы мы с Чарли серьезно поссорились? Пока что мы способны только мириться.