Текст книги "Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ)"

Автор книги: Ава Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Глава 23

– Ри, не выходи из машины, – просит меня инспектор Доннаван и отправляется ко входу в участок, чтобы встретить Чарли: его наконец-то выпускают под залог.

Сегодня воскресенье, четырнадцатое марта, на улице – штормовой ветер и морось. Всего три дня прошло с момента убийства, а остров уже превратился в аттракцион для журналистов. Сюда плывут, летят и, наверное, даже делают подкоп по дну моря. События последнего месяца привлекли внимание в столице – и шоу началось… Самоубийство дочки приходского священника. Похищение и перестрелка с участием сына сержанта. А теперь – жестокое убийство известного американского бизнес-коуча Джейсона Осборна.

На место сержанта в срочном порядке прислали офицера из Эдинбурга, который пугает громким басом и яростным взглядом, делая красивые заявления, что он-то очистит остров от скверны.

Это что-то невероятное.

В начале февраля мы с Чарли сделали первый, казалось бы, ничего не значащий шаг вдоль безопасной обочины, а теперь бежим по встречной, уклоняясь от грузовиков. И я даже не уверена, что от нас теперь хоть что-то зависит.

Новый сержант жаждет крови, вынося журналистам подробности всего, что произошло в Ламлаше; у меня на коленях лежит газета Daily News с грязными подробностями и домыслами, а в сети и вовсе шквал сплетен.

«Подростки развлекаются торгами в закрытых чатах».

«Волна шокирующих смертей в раю».

«Кровавая расправа над миллионером. Главный подозреваемый – его собственный сын».

Сначала я порывалась драться с журналистами, которые заполонили наш тихий проезд и топтались под окнами, но Мэнди одолжила мне броню пофигизма. Я надела ее и теперь лишь посматриваю высокомерно, если кто-нибудь лезет ко мне с вопросами. Как же: я ведь соседка Чарли, явно видела, что произошло. И плевать им, что я ничего не видела.

Теперь у нас на всех окнах дома – шторы.

Я бегло просматриваю сообщения на смартфоне, отписываюсь Аманде, Тому, который сейчас в Эдинбурге, у него зачетная неделя началась в колледже… Подруге Осборна, Феррари, я тоже пишу. Держу ее в курсе событий, поскольку сама она не смогла связаться с Чарли. У него не так много людей, которым можно довериться, и Феррари заслуживает знать, что происходит в его жизни.

Инспектор Доннаван безрезультатно пытался заполучить дело, но хотя бы с залогом ему пошли навстречу. Новый сержант настаивал, что небезопасно для общественности выпускать Осборна. Будто Чарли – зверь какой-то, честное слово. К счастью, Доннаван нанял хорошего адвоката, и тот напомнил сержанту, что в Шотландии каждый имеет право выйти под залог до суда. Повезло, что коробка Осборна с важными документами и деньгами осталась у меня, и я без проблем внесла всю сумму наличкой. Мне папа помог разобраться в тонкостях. Родители вообще адекватно себя повели в этой ситуации, впервые не назвав меня крайней. Они в шоке, что Джейсон Осборн был деспотом, и теперь жалеют Чарли.

А еще я призналась маме, что он сын Джессики Милборн, ее любимой актрисы, и что та умерла год назад.

Мама до сих пор в себя не пришла.

…Чарли выходит из участка под прикрытием адвоката и инспектора, и начинают щелкать камеры журналистов.

– Поему вы убили своего отца?

– У вас были сообщники?

Вопросы сыплются, как из рога изобилия дебилизма, и Чарли пониже натягивает капюшон толстовки, которую мы с папой передали два дня назад. Осборн быстро садится в машину на заднее сиденье, и мы отправляемся домой к бывшему сержанту, Салливану. Тот на стороне Осборна, нам не помешает его участие. К себе Чарли не может вернуться, потому что особняк оцеплен полицией до суда.

– Что происходит сейчас? – спрашиваю у инспектора и тянусь рукой назад, чтобы сжать пальцы Чарли. От его прикосновения краски возвращаются в мир, и я на мгновение прикрываю глаза, с облегчением вздыхая.

Если честно, не ожидала от себя такого хладнокровия и собранности. Я не паниковала и не рыдала, когда в четверг утром не дозвонилась до Чарли и, выйдя на шпионскую пробежку, увидела полицеские мигалки. Необходимость действовать подавила во мне слабости, и три дня я вела себя, как злобная, агрессивная тварь.

Кажется, инспектор Доннаван зауважал меня.

У инспектора мощная энергетика, он вселяет чувство безопасности. Он всегда в выглаженной черной офицерской форме. Глаза тоже черные, проницательные, с глубокими морщинами в уголках. Острый подбородок, как у мультяшного Дракулы из «Отеля Трансильвания». Три дырки в ухе, но сережек нет.

Наш человек.

– Слишком большое внимание к делу, – говорит он. – Боятся международного скандала, поэтому начальство требует немедленно наказать виновного. На расследование дали всего три дня, и они истекают. Завтра суд.

От возмущения я даже слова подобрать не могу, поэтому слушаю, как барабанит дождь по стеклу, и ищу в закромах сознания новую порцию силы воли.

Мы плутаем по улицам, уходя от преследования: за нами едет белая машина очень навязчивого журналиста из Глазго, и в итоге прибываем к дому Салливана лишь минут через двадцать.

Едва выбравшись из машины, я бросаюсь к Чарли, обнимаю, целую его, будто вечность не видела. На его запястье – браслет с отслеживающим датчиком, как у преступника, и от этого сердце сжимается.

– Я так и не уехал, – улыбается Чарли. Его светлые волосы взъерошены, синяя толстовка излучает тепло, а в усталых глазах – неотвеченный вопрос: «Я убийца?»

Нет, Чарли, не думай так…

Мне хочется приободрить его, поэтому я достаю из кармана дождевика шоколадную конфету и протягиваю ему. У меня точно мультяшное настроение сегодня, потому что я вдруг отстраняюсь, вглядываясь в лицо Осборна, и восклицаю:

– Ты выглядишь, как Джек Фрост!

– Как кто?

– Джек Фрост из «Хранителей снов». У Итона это любимый персонаж.

Инспектор Доннаван громко прочищает горло, подгоняя нас, и мы бредем к воротам, держась за руки. Я очень боялась, что Чарли оттолкнет меня, как раньше, но он лишь крепче сжимает мою руку, и я безмерно благодарна ему за это.

В каменном особняке на меня обрушиваются тяжелые воспоминания, и когда сержант Салливан провожает нас в гостиную, где я порезала руку, то первым делом спрашиваю:

– Как Майкл?

– Послезавтра перевезут в наш госпиталь, временно. Как только врач подпишет распоряжение, то, согласно постановлению суда, сына отправят в закрытую лечебницу на два года.

Салливан удобно устраивается в кресле, быстро докуривая сигарету. На подоконнике – новая пепельница, тоже стеклянная, и я машинально сжимаю кулаки, ощущая едким эхом из прошлого боль саднящего пореза.

Сержант сегодня на удивление болтливый, как и я. Кажется, эктремальные ситуации бодрят нас, островитян.

– Ри, без тебя и Аманды, без вашей поддержки, Майкла посадили бы, надолго.

– Вы в долгу не остались, – напоминаю ему о «Глоке», но сержант отмахивается, мол, мелочь. Хотя для нас то была цена свободы.

– Так что у тебя там, Чарли? Неудачная ссора с отцом? – с юмором спрашивает Салливан, но смотрит при этом с тревогой. Определенно, Чарли, пытавшийся спасти Майкла, как по волшебству стал для сержанта «хорошим парнем», независимо от фактов.

Инспектор Доннаван расстегивает черный мундир и вручает сержанту папку. Между офицерами происходит молчаливый обмен взглядами. Если бы эти двое были напарниками, их прозвали бы Донни и Салли.

– Чарли, это ты расправился с отцом? Скажи, как есть, пока адвокат не приехал, – на этот раз без шутливой интонации спрашивает Салливан, бегло просматривая досье.

Чарли, сощуривщись, смотрит на меня, словно я помогаю ему привести мысли в порядок, и шумно вздыхает, присаживаясь на широкий подлокотник кожаного дивана. Шоколадная конфета до сих пор в его руке, уже таять начала. Может, лучше было жвачку дать?

– Не помню, – устало говорит он.

– В таком случае тебя признают виновным, – категорично заявляет сержант. – Разница лишь в сроке, это будет зависеть от судьи. От того, что именно они решат на тебя повесить. Постарайся все-таки вспомнить до суда.

– Бесполезно. Я три дня воспроизводил образы, сон и явь. Все сливается. У меня, по-моему, даже глюки были. Помню только, что не спал, но почему-то отключился. Проснулся, пошел вниз, а там Джейсон в воздухе зависает. Потом туман… Второй раз я проснулся в гостиной, когда приехал инспектор. А Джейсон в луже крови на кухне.

– Н-да, здорово тебя накачали, конечно. Жаль, мы не можем этого доказать. – Инспектор Доннаван вытягивает из папки страницу и тычет в нее пальцем. – У тебя в крови нашли конскую дозу транквилизатор диазепама и следы миорелаксанта короткого действия[1]. Плохо, что эти лекарства принимал твой отец и они же прописаны в твоей медицинской истории, а значит, ты сам мог вколоть их себе. Суд не обратит внимания на эту деталь как на подозрительную.

– А что хорошо?

– Хорошо, что это как раз подозрительно. Ты собирался утром в аэропорт, зачем тебе принимать такую мощную дозу транквилизатора? Это опасно. При этом миорелаксант – короткого действия, его минут на двадцать хватило. Зачем их смешивать? Все просто. Транквилизатор был нужен, чтобы усилить эффект миорелаксанта, и тебя, считай, парализовало. Ты отрубился почти мгновенно. Отсюда и галлюцинации, когда ты спустился на первый этаж.

– И что это значит?

– Это значит, что кто-то оглушил тебя настолько аккуратно, что даже следов удара нет. Потом для подстраховки тебе ввели лекарство, и в следующие двадцать минут произошло убийство. Ты не должен был проснуться, но организм среагировал необычно, и ты очнулся почти сразу – возможно, потому что раньше принимал более сильные психотропные препараты. Убийца – профессионал, это у меня не вызывает сомнений, и он не пытался тебя подставить, иначе не вводил бы тебе лекарства. Он просто хотел убрать твоего отца без свидетелей.

Инспектор Доннаван задумчиво поджимает тонкие губы, покачиваясь с пятки на носок, и добавляет:

– ...но полиция не заметила ни одного человека, котырый входил бы или выходил из твоего дома той ночью. Они ведь следили за человеком Лойера. Это чертовски неудобное совпадение, и я даже чувствую свою вину. Факт наблюдения за домом не оставляет тебе шансов оправдаться.

– Да-а, загвоздка, однако, – соглашается Салливан и осторожно уточняет: – Чарли, ты хотел когда-либо убить Джейсона?

– Да.

– Ты собирался его убить?

– Да… Наверное. Может быть. Я много об этом думал.

– Между думать и сделать – целая пропасть.

– Он провоцировал меня в тот вечер, ждал, чтобы я сорвался.

– И ты мог сорваться?

– Раньше – легко. А сейчас… не знаю. Вряд ли. Я ненавидел Джейсона и мечтал, что он просто исчезнет. В мыслях я часто планировал убийство, но меня всегда что-нибудь останавливало… А недавно все изменилось, и ненависть нейтрализовало. Осталось только чувство брезгливости.

– Что именно повлияло на твои взгляды?

Чарли коротко улыбается краешком губ и смотрит мне в глаза.

– Раньше Джейсон был для меня дьяволом. Казалось, уничтожу его, и мир станет светлее. А потом я нашел ответы, которые искал. И я повзрослел, наверное, вышел за границы тюрьмы, в которой жил... Слушайте, я не стал бы из-за этого подонка ломать себе жизнь.

Инспектор Доннаван награждает Осборна тяжелым темным взглядом и хмурится, ероша себе короткие волосы на затылке.

– Допустим, я и не считаю, что это был ты, Чарли. Но доказательства против тебя, а дело ведет бешеный карьерист.

– Выход появится, если найдут настоящего преступника, – вмешиваюсь я.

– Его не ищут, его уже нашли: Чарли. Они хотят быстрой эффективной расправы. Американец убил американца, обычные семейные разборки, а наша страна тут ни при чем. Это лучший вариант для них… Чарли, ты можешь доказать, что вы с отцом хорошо ладили? Если мотив у обвинения будет слабым, то суд продлит расследование.

Осборн в сомнении приподнимает брови и крутит браслет на запястье, а потом усмехается:

– Черт… Нью-Йоркская полиция меня утопит.

– Кто-то из родственников может дать показания, рассказать, как мирно вы с отцом жили? Где сейчас твоя мать? Почему ее здесь нет до сих пор?

– Моя мать не приедет, инспектор. Что до других родственников, то… эм-м… Алистер, мой дядя. Но он скорее станцует на моей могиле, чем поможет. Даю сто осборнов из ста, что Алистер считает меня убийцей. Он знает, как мы с Джейсоном собачились.

– Чудесно, – с сарказмом говорит инспектор Доннаван. – То, что доктор прописал. – Он снова переглядывается с сержантом, и тот разводит руками, поджигая новую сигарету.

Чарли тоскливо смотрит на завитушку дыма, повисшую в воздухе. Тоже курить хочет. Но вместо этого он берет меня за руку и целует мои пальцы.

– Ты должен вызвать сюда свою мать, – настаивает инспектор.

Чарли опускает взгляд в пол и не успевает ответить, потому что наконец прибывает адвокат, Гарри. Он чем-то напоминает моего папу: худощавый, русоволосый мужчина с проседью. Гарри пружинистой походкой проходит в гостиную и, не теряя ни минуты, открывает синий кожаный чемодан с тиснением инициалов и достает планшет и папку.

– Принесу вам воды, – предлагаю, но тот отмахивается.

– Мне бы чего покрепче, но нельзя… В общем, все плохо. Чарли сотрут в порошок. Теория проста: все проблемы на острове начались с приездом буйного американского парня, за которым тянется длинный шлейф приводов в полицию в Нью-Йорке. Сначала покончила с собой Трейси по неизвестной причине. Затем Чарли устроил торги в интернете, а вскоре сцепился с местным наркодилером. Далее, Осборн участвовал в перестрелке с участием заложников и того же наркодилера, и никого не волнует, какой именно была роль Чарли. А теперь убийство в порыве ярости. Если мотив у обвинения окажется неопровержимым, то будет только один выход: подписать признание и молить о снисхождении. Чарли, тебя нашли на месте преступления, обдолбанного лекарствами, которые затуманили твой рассудок. И не было замечено ни одной живой души у дома той ночью. Был только ты, – выдает Гарри и достает вишневую жвачку из кармана.

– У меня был мотив, – спокойно говорит Чарли, и офицеры возмущаются наперебой:

– Это еще что за новости?!

– Ну-ка, ну-ка? – уточняет Гарри, поправляя на носу очки в синей оправе.

– Я считал Джейсона виноватым в смерти моей матери. Его брат, Алистер, легко может это подтвердить. Как думаете, этого достаточно для обвинения? – Чарли вальяжно забрасывает ногу на ногу, покачивая замшевой кроссовкой. Его высокомерный настрой сбивает адвоката с толку.

– Погоди, – начинает тот перебирать документы. – Разве твоя мать мертва? Об этом нигде не сказано… – начинает он шуршать бумагами.

– Правильно. Записи о ее смерти не существует.

– О боже…

– Вы верующий? – издевается Осборн.

– Да, уверовал только что, – резко парирует адвокат. – На твоем месте я бы тоже начинал молиться. – Он глубоко вдыхает и тихо говорит себе: – Так, ладно, Гарри, не паникуй… – Он глубоко выдыхает и хлопает ладонью по столу: – Что ж, встреча была короткой и болезненной. Вернусь вечером.

Он утирает лоб полосатым платком, хотя даже не вспотел, и пружинит вон из дома, подальше от безнадежного дела, в которое ввязался.

– Мне тоже пора, – спустя минуту молчания произносит инспектор, поглядывая на серебристые наручные часы. – Для твоего же блага советую не покидать территорию особняка, Чарли. Не лезь в новые проблемы и работай с Гарри. Он надежный и хваткий, попробует отбиться от нападок прокурора. Я пока прокачаю вопрос с судьей в Глазго.

– А что если Лойер отправил киллера? А тот посланник, который катался по улицам, просто отвлекал внимание? – рассуждает Чарли. Мне уже известны подробности дела Лойера, инспектор поделился, и я навостряю уши, но Доннаван поправляет мундир и отрицает:

– Если так, все равно мы не сможем этого доказать. Никто не входил в твой дом, согласно заключению полиции. К тому же, зачем Лойеру усыплять тебя, фактически вручая алиби? То, что ты проснулся в момент убийства – это фатальная случайность... Нет, Чарли, это был кто-то другой. Кто-то, кто ненавидел твоего отца гораздо сильнее, чем ты. Кто не сомневался.

Инспектор покидает нас, и мы остаемся с сержантом в огромном каменном доме, где хранятся наши общие страшные воспоминания. Салливан приносит нам выпить апельсинового сока. Так буднично… Так странно... Его голос полон преждевременного сожаления, словно Осборна уже приговорили:

– Располагайся, Чарли. Я подготовил тебе гостевую комнату. Условия залога жесткие, это, по сути, домашний арест. Так что можешь закопаться до завтра в кинотеке Майкла, он киноман. Любит триллеры и комиксы. А я пока попробую через Зака узнать последние новости. Зак… Паршивец. Небось, рад, что я уволился.

Сержант набрасывает дождевик и исчезает. И вот мы с Чарли одни. Осборн отправляется в душ и вскоре спускается на кухню в черном спортивном костюме Майкла: облегающие штаны и расстегнутый джемпер поверх обнаженного торса. От прилива гормонов я роняю кубик льда мимо стакана, и, пытаясь его поймать, опрокидываю сам стакан. Теперь у нас один безалкогольный коктейль вместо двух.

Быстро забрасываю столешницу бумажными полотенцами и, не зная, как себя вести, хватаю лимон.

Чарли подходит ко мне сзади и обнимает за талию, устраивая подбородок на моем плече. Он наблюдает, как неумело я разрезаю лимон, и медленно вытягивает край моего топа из джинсов. От прикосновения теплых пальцев у меня колени подгибаются. Чарли пахнет мятой, и мне хочется дышать только им.

– Тебе не приходило на ум, что я специально убрал Джейсона, чтобы не уезжать? – шутливо спрашивает Чарли, но вместо ответа я чертыхаюсь и тру костяшками левый глаз, пытаясь избавиться от жжения:

– Лимонный сок в глаз брызнул.

Чарли быстро открывает кран и промывает мне лицо водой, заливая заодно и топ.

– А теперь еще и майка промокла, ну надо же, – сокрушается он и ловко снимает ее с меня.

– Я попросила мистера Хопкинса узнать о судьбе Лины, – пытаюсь привести Чарли в чувства.

– Спасибо. Ты такая заботливая… – говорит он, не вникая в мои слова, и отбирает у меня лимон, чтобы швырнуть в корзинку с фруктами. Облизывает пальцы и морщится от кислятины.

– Мистер Хопкинс передавал привет, он переживает за тебя.

– Золотой человек… – бормочет Осборн, расстегивая пуговицу на моих джинсах. У него лихорадочно блестят глаза, он сейчас – в маске паиньки, милого мальчика, который закрылся от реальности в «домике» и наслаждается нашим уединением, хотя на самом деле Чарли рвет и мечет, словно загнанный зверь. Я чувствую это в неровном биении его сердца, вижу в глубине злого взгляда, кричащего, что проиграл.

Нет, неправда, мы не можем проиграть. Это ведь наша игра. Мы ее придумали, в конце концов, и мы не имеем права сдаться. Иначе все – тлен, и выхода из обреченности нет, есть лишь кратковременная шаткая надежда, как подачка судьбы перед казнью.

Я с силой кусаю верхнюю губу, чтобы унять тревогу, и накрываю лицо Чарли ладонями; провожу пальцами по широкому лбу, раскосым глазам, небритым щекам, ощущая нежность прохладной кожи.

– Чарли, прекрати. Не притворяйся, что ты в порядке.

– Я не притворяюсь… Иди сюда. – Он оглаживает мое бедро и с силой сжимает под коленом, притягивая к себе. У меня душа рвется на части, настолько я скучала по нему, но сейчас в поцелуе мы не находим успокоения. Чарли сминает мои губы своими, терзая меня и себя, но становится только хуже, потому что, когда врешь себе, ничто не может успокоить, можно лишь забыться. Но даже забыть мы не способны: тень с вересковых холмов расползлась, просочившись в наши сердца.

Я не хочу бояться, не буду. Чарли уже победил свой страх однажды и победит снова. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. Потому что по-другому не сложится игра, наша вселенная рухнет, и нас не станет.

– Обними меня, детка, – шепчет Осборн и подсаживает меня на стол. На ране от пули больше нет повязки, только медицинский пластырь, но я все равно осторожна. Мы, как две души, потерянные среди штормовых волн, цепляемся друг за друга и замираем, соприкоснувшись полуобнаженными телами.

– Скажи правду, Ри. Думаешь, это я его убил? – спрашивает Чарли.

– Нет.

– Ты же считала, что «такой, как я» способен на все.

Я умиленно улыбаюсь тому, что он затаил обиду, и нежно прижимаюсь сухими губами к его ключице. До заката еще далеко, но я решаю рассказать Осборну сказку:

– Жил-был принц, который по ночам страдал от бессонницы и ходил по канату, натянутому между скал. Принц любил остановиться на полпути над темной бездной и балансировать на грани, испытывая себя. «Однажды я прыгну», – часто думал он, но в глубине души не хотел падать. Демоны звали его, а он сомневался… Однажды он сомневался так долго, что успел наступить рассвет и взошло солнце. Принц тогда посмотрел на солнце и сказал насмешливо: «Смотри, я сейчас прыгну». И всё смотрел на свет, как завороженный, смотрел – и не делал губительный шаг. И чем дольше он стоял под солнцем, тем быстрее исцелялась его беспокойная, израненная душа, и демоны уже не могли перекричать ее сильный, уверенный голос. Принц перестал сомневаться, вернулся на землю и убрал канат… А теперь скажи мне, какого черта он бы развернулся и с разбега сиганул в этот момент в пропасть? Это бессмысленно. А значит, ты не убивал. Поэтому перестань сомневаться в себе и давай молиться, что инспектор Доннаван найдет настоящего преступника.

– Боже, Ри, ну ты и демагог, – смеется Чарли, покусывая меня в шею. – А принцу в финале сказки победный секс не полагается?

– Только после того, как он пообедает. Ты же голодный, наверное, как волк. – Я уворачиваюсь от объятий и осматриваюсь.

В доме просторная кухня, но алкоголя гораздо больше, чем свежих продуктов. В холодильнике пусто, только морозильник доверху набит заготовками: мясное рагу, лазанья, рыба. Сержант все еще живет старыми привычками, питаясь заранее упакованными обедами.

Пока я размораживаю рагу и варю пасту, задумчивый Чарли уходит во двор. Сердце бьется в агонии, но я сосредоточенно накрываю на стол и смотрю в окно на цветущий мартовский сад.

Я нахожу Осборна в летнем доме. Чарли, прислонившись к выкрашенной деревянной стене, сидит на полу – там, где до сих пор остались темные пятна, следы крови – его и Майкла.

– Прости меня, детка…

– Чарли, вставай, еда остынет.

– Меня посадят.

– Чарли, вставай! Я приготовила поесть, – упорно твержу, а у самой губы дрожат. Это место душит меня, отравляя воспоминаниями, и я не могу сопротивляться мрачной, тоскливой ауре, которая затягивает в черноту.

Чарли отрешенно улыбается, пугая меня, и послушно возвращается в особняк.

Мы обедаем молча, оглушенные реальностью, и я начинаю паниковать. Тревога, болезненно яркая, прошивает меня насквозь; я роняю вилку и даже не могу наклониться, чтобы ее поднять.

В таком состоянии и застает нас сержант Салливан. При виде высокого, статного офицера в моем сердце трепыхается надежда, но Салливан прячет хмурый взгляд и долго смотрит на настенные часы, прежде чем сказать:

– Они уже знают о твоей матери, кто-то доложил.

– Алистер, кто же еще. Дождался-таки возможности насолить мне, проклятый сатанист.

Салливан расстегивает верхнюю пуговицу белой рубашки и трет крепкую шею.

– Никогда не встречал парня, у которого было бы столько врагов в восемнадцать лет.

– Мне скоро девятнадцать, – поправляет Чарли.

– Мотив у обвинения железный: ты мстил за мать, которая годами лечилась от наркозависимости. Кстати, Чарли, мог бы и упомянуть, что ты сын Джессики Милборн. Это тоже в газетах будет завтра… Знаменитая актриса ушла из жизни, а общественности об этом не известно. Как такое возможно в информационный век?

– Джейсон умеет прятать правду, – произносит Чарли и осекается, – то есть, умел… Ри, ты закончила?

– Да, – отодвигаю тарелку.

– Давай тогда провожу тебя до двери.

– З-зачем? – удивленно вскидываю голову и поднимаюсь из-за стола.

– Тебе лучше вернуться домой.

– Не лучше.

– Ри… – холодно произносит Чарли, и меня озноб пробирает от металлической нотки в его голосе.

– Он прав, Рианна, поезжай к родителям, они извелись из-за тебя в последнее время, – дожимает меня сержант, и я понуро бреду прочь, но вместо того, чтобы направиться в холл, бегу вверх по лестнице. Я не оставлю Чарли одного. Не уйду – и точка!

У меня волосы всклокочены, как у ведьмы – я замечаю это, пролетая на невидимой метле мимо зеркала в светлом коридоре. Открываю вторую дверь слева и оказываюсь в кинотеке. Ну отлично… Что за тупая планировка в доме?! Комната тесная, сплошь «обшитая» стеллажами, которые забиты DVD-дисками. Супер, Майкл! Не мог абонемент для онлайн-кинотеатра купить!

Я разворачиваюсь, стеная от безысходности, и врезаюсь в грудь Чарли. Он захлопывает за нами дверь и толкает меня к ней, упираясь ладонями по обе стороны от моей головы.

– Что ж ты такая психованная, детка? Мне кажется, или у тебя когда-то был здравый смысл? – злится он.

– Кто бы говорил! Ты не человек, а биполярный магнит. То притягиваешь меня, то отталкиваешь. Где тут хоть какой-нибудь смысл?

– Я не отталкиваю. Но тебе здесь нечего больше делать, за домом ведется наблюдение… журналисты скоро понаедут. Ты хочешь засветиться со мной в таблоидах?

Рядом с ним я задыхаюсь от волнения, рассыпаюсь, исчезаю. Его глаза – колдовские, синие в полутьме этой пыльной комнаты, и я отчаянно стремлюсь спасти нас. Но сейчас я бессильна, и от этого хочется выть и царапать стены.

– Мне все равно.

– А мне нет.

– Я хочу остаться.

– А я хочу тебя. – Он резко подхватывает меня под бедра, приподнимая, и я обвиваю его ногами. – Я всегда тебя хочу. И меня убивает мысль, что у нас был шанс, а я его упустил.

– Неправда… Неправда… – Я силюсь ответить что-нибудь внятное, но во рту пересохло от жажды. Чарли переплетает наши пальцы и сводит у меня над головой. – Мне так плохо без тебя.

Во взгляде Чарли отражается боль, осколки разбитой надежды. Он прислоняется лбом к моему сердцу, и мы так стоим с минуту, потому что больше нечего сказать.

Я не вещь, но принадлежу Чарли Осборну.

Он не вещь, но принадлежит мне.

Мы отдаемся друг другу постоянно. Через взгляды, молчание, прикосновения и мысли, даже на расстоянии. Это научная магия и одновременно мучение, потому что поток жизни упорно несет нас в разные стороны. И мне катастрофически не хватает сил, чтобы твердо стоять на ногах.

Чарли кладет мою руку себе на замок джемпера, и я расстегиваю молнию, превращаясь в желе, млеющее от мимолетного притока счастья. Пропустить через меня разряд, и буду светиться, как медуза.

– Соскучился по твоим рукам, – с болезненной искренностью говорит он, и в этот момент на его изможденном лице так сказочно красиво лежат тени, что я замираю от благоговейного трепета. Наши сердца гулко бьются в унисон. Между ними тоже натянут канат, как между скал.

– Ри! Чарли! Вы в порядке? – доносится обеспокоенный голос сержанта Салливана, и Чарли громко отвечает:

– Да! Все хорошо, спасибо.

Его голубые глаза блестят от предвкушения, и меня смывает волной адреналина.

Плевать, что сержант подумает.

POV Чарли

Стягиваю с нее все еще влажную местами майку, следом улетает спортивный бюстгальтер, и я наконец ощущаю Рианну кожей.

Будто домой вернулся.

…как же меня ломало без нее.

В заднем кармане джинсов нахожу презерватив. У Майкла взял, помоги ему боже.

Расстегиваю ширинку и облизываю губы, вспоминая мантры, чтобы не быть грубым, но с восточными практиками у меня всегда проблемы были. В памяти только вкус Рианны. Мой лучший в мире торт. Даже думать не хочу, что для нас это последний раз вместе.

...и я не думаю. Вместо этого заставляю себя сосредоточиться на ее дыхании. Она уставшая, взгляд карих глаз затянут туманом, но в этом тумане такая дикая жажда по мне, что она из меня искры выбивает, как из камня. Сдираю со своей бунтарки тесные джинсы, но пальцы не слушаются, и я перевожу дыхание, целуя ее в плечо. Задание на миллион – раздеть девушку, когда руки дрожат от адреналина. Но я и с этим справляюсь. Снова приподнимаю ее под бедра, заставляя обнять меня ногами, и плавно опускаю на себя. Она такая узкая, без понятия, как она выдерживает меня; может, любовь обезболивает, но прямо сейчас – хотя бы на пару минут – я буду думать, что ей просто нравится.

Рианна кусает меня в изгибе шеи, всхлипывая, но я оттягиваю ее голову за волосы назад, чтобы смотрела мне в глаза, и начинаю ритмично двигаться в ней, глубоко, отрывисто, выбивая из нее глухие стоны. Обожаю ее взгляд, голый, голодный, горящий. Под ним от меня только нервные окончания остаются, и я беру ее, как помешанный, в безудержном темпе. И когда уже кажется, что вены порвутся, нас одновременно смывает настолько мощной волной разрядки, что приходится глотать стоны и крики друг друга, чтобы не созвать сюда всех призраков дома Салливана.

Я перестаю дышать, чтобы услышать дыхание Ри в этот момент; она делает то же самое – и мы вместе выдыхаем, улыбаясь.

Странная штука – жизнь. Черт, какая же она странная. И от этого сносит крышу. И хочется увидеть, что будет дальше.

* * *

Мы спешно поправляем одежду, выбираемся из кинотеки, и мне хочется плакать, потому что надо оставить Чарли. Я вспоминаю, какой смелой была когда-то, придя к Осборну домой, какой бойкой оставалась вплоть до этого дня, и вздыхаю с ностальгией: да-а, хоть и непростые были времена, но всего лишь ураганные, а не цунами, как теперь. Но я заталкиваю истерику поглубже в бессознательное и собираюсь домой. У входной двери нахожу силы, а вернее, вымучиваю улыбку.

Чарли сильнее сжимает мои пальцы. Кажется, расцепим руки – и кровь хлынет.

– До скорой встречи, Оз, великий и ужасный… Не понимаю, почему тебя так прозвали.

– Созвучно с фамилией, – отвечает он и меняет тему: – Кстати, по поводу Лины. Если она у Алистера, то…

– …я позабочусь о ней, обещаю. Миссис Бейкер не останется в стороне, и мистер Хопкинс тоже. Адрес твоего дяди есть в супер-коробке?

– Да, он живет в Эдинбурге.

– О, там ведь Томми сейчас, он в универ вернулся, чтобы Аманда спокойно обдумала его предложение. А что насчет инспектора Доннавана? Он поможет с твоей сестрой, как думаешь?

– Спроси. Позвони ему после суда, во вторник. – Чарли обнимает меня, целуя в макушку, и я прячу лицо в мягком тепле джемпера. – Ладно, Ри, не грусти. Может, меня в тюрьму Глазго отправят. Буду с Белоснежкой рассуждать о вечном на прогулке. Просвещу его, человеком сделаю.

– Идиот, – бормочу, но не могу сдержать смешок ужаса: чтобы Осборн сидел в той же тюрьме, что и Хант. Верх несправедливости. – Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – эхом отвечает он и усмехается, качая головой. – Черт, «повезло» же тебе со мной, Дороти.

– Да, повезло. Никогда в этом не сомневайся.

__________

[1] Миорелаксант – лекарство, снижающее тонус скелетной мускулатуры с уменьшением двигательной активности вплоть до полного обездвиживания. Диазепам – транквилизатор, который помимо других действий, борется с бессонницей и тревожностью.