Текст книги "Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ)"

Автор книги: Ава Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава 22

POV Чарли

Неожиданным вопросом Рианна застает меня врасплох, и я даже не отстраняюсь, когда она снова обнимает меня за талию и пытливо заглядывает в глаза.

– Откуда ты это взяла? Ты ходила к Джейсону? Я же просил, не разговаривай с ним.

Ри мотает головой, и у меня в горле пересыхает.

– Кто тебе рассказал?

Она льнет ко мне, а мне тошно от себя, будто я могу ее испачкать.

– Дэнни.

– …? Веймар? – ошалело переспрашиваю, а в мыслях мелькают имена всех, кто знал. – Когда ты с ним встречалась?

– Вчера. Он Кэтти попросил, чтобы свела нас, и наговорил много ужасных вещей о тебе.

Мои демоны высокомерно ухмыляются.

– А ты, конечно же, оскорбилась и не поверила?

Она неуверенно кивает, то ли соглашаясь, то ли отрицая, и сильнее сжимает мою футболку на спине, будто хочет впаяться в меня. Такое чувство, что я пугаю ее и одновременно успокаиваю.

Это какой-то тотальный тупик.

«Детка, нам просто не суждено удержаться вместе».

Может, когда-нибудь потом, но точно не сейчас.

Беру руку Рианны в свою, трусь губами о теплую ладонь и кладу ее себе поверх раны, спрятанной под хлопком футболки и эластичной повязкой. Каждое прикосновение Ри – как инъекция обезболивающего. Она пахнет моим мандариновым шампунем. Я ощущаю аромат несмотря на горький смог, который вырвался из духовки.

Мне всегда было все равно, как именно я умру. А сейчас не все равно. Я даже улыбаюсь этой мимолетной мысли: хочу умереть рядом с Рианной Ламлашской, когда нам будет лет по девяносто.

Джейсон сразу понял, что соседская девочка – моя. Что убью его, если тронет ее хоть пальцем. А значит, он обязательно тронет: не вынесет мысли, что у меня есть кто-то лично мой, вдохновляющий рвать вены, лишь бы выбраться из тлена. Поэтому мне лучше уехать, чтобы не дразнить ублюдка. Инспектор Доннаван то же самое посоветовал – из-за истории с Лойером.

Поставщика, который привозил партию героина для Ханта, завербовали, и он не рассказал хозяину, что готовится облава. Тот не заподозрил и спалился, когда я пришел к нему – на этот раз с прослушкой. Охрану Лойера убили при захвате, а его арестовали. Он обязательно явится за мной – так же, как я пришел за ним. Чужими руками, не своими, но дотянется до меня. Он сказал, чтобы я обнял свою семью, потому что скоро смогу увидеть только их могилы, и я первый раз в жизни счастлив, что у меня нет семьи. Только Лина, но она в безопасности в Нью-Йорке.

О Рианне Лойер не узнает, если я уеду и не буду светиться рядом с ней. Инспектор обещал переговорить с местной полицией по поводу наблюдения за домом семейства О’Нил на всякий случай. Мало ли. После всего, что с нами произошло, я рассматриваю любую случайность как возможное будущее. Я всегда был параноиком, но теперь просто невменяемый. В итоге и уезжать не хочу, и оставаться опасно, потому что подставлю Ри под удар одним своим присутствием.

Черт бы все побрал. Видно, моя жизнь слишком быстро двигалась в позитивную сторону, а я не заслужил. Потому что я ведь действительно убил человека когда-то.

Ри нежно проводит ладонью вниз по моей груди, исцеляя, и я будто под кайфом; кажется, ощущаю даже, как расширились мои зрачки. Медленно поднимаю руки, сдаваясь, и расстегиваю верхнюю пуговицу на ее блузке, затем еще одну…

– Два года назад Джейсон взял меня в очень плохое место. Закрытый клуб. Алистер, моя дядя, там управлющий… Для меня это было что-то вроде инициации. – Я веду пальцами вдоль выреза блузки, касаясь обнаженной кожи, а потом наклоняюсь и слизываю быстрые удары сердца, ощущая их языком и губами. Ри волнуется… Мне бы тоже волноваться, я же никому об этом не рассказывал. Но серце Рианны каждым ударом вкачивает в меня дофамины, и я, наоборот, сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

– Там была девчонка моих лет. Она подписала контракт, но в последний момент передумала. Испугалась. В шестнадцать стать сексуальной игрушкой для взрослых ублюдков не каждая готова… Я разбил лицо одному важному чиновнику, когда он силой поставил ее на колени... Алистер пытался разнять нас, но в те времена меня нельзя было остановить, до того я был отмороженный.

Я расстегиваю остальные пуговицы и стягиваю блузку с тонких плеч, а следом спускаю по нежным рукам бретельки бюстгальтера.

– Меня имели право ликвидировать, мы все подписывали соглашение. – Усмехаюсь тяжелому воспоминанию и завожу ладони на спину Ри, расстегивая бюстгальтер. – Охранник подошел ко мне сзади и приставил нож к горлу, но успел только неглубоко полоснуть по ключице. Я извернулся и всадил этот нож ему в шею. Он даже не понял, что произошло. Я был щуплый, ты бы видела… меня часто недооценивали.

Рианна бледная, не двигается, но смотрит на меня так преданно, что я выть готов.

– Алистер рассмеялся и сказал, что я ненормальный, что он не позволил бы меня убить, а я, плохой мальчик, невинного человека угробил… Алистер любит такое. Играет с твоим сознанием, путает, в итоге сомневаешься в собственном рассудке.

Ри стоит передо мной полуобнаженная, в гольфах и юбке, и мне кажется, что ей холодно. Я неспеша расправляю ее длинные тяжелые волосы и перебрасываю вперед, накрывая груди, как полотном… Класс. Мне нравится рисовать Рианну. Есть в ней магия.

– А что стало с девушкой? – тихо спрашивает она.

– Ее отпустили, побоялись скандала, потому что ей было 16. С тех пор, кстати, в клуб не приводят малолеток.

– И что с ней стало?

– Она стала моей лучшей подругой.

На лице Ри отражается замешательство, и она вскидывает брови, осознав:

– Постой… Ты о Феррари говоришь?!

Я киваю. О ком же еще. Мы пара отбитых, жизнью побитых людей, которые не знают границ. Правда, в моем сознании эта граница уже появилась – как линия внизу на белом листе, которая означает землю под ногами. Я стою уверенно, а не шатаюсь в пустоте. Эту линию моей рукой нарисовала Ри, нашептав ориентир своими сказками, и я больше не хочу рисковать, а тем более подставлять под опасность девушку, которая здесь и сейчас – мой мир. Она подарила мне землю под ногами, а я хочу научить ее летать.

Каждое движение отзывается болью в теле, потому что я перестал принимать даже ибупрофен: у меня от него сонливость – но мне все равно. Нежно целую Рианну в шею и захватываю кожу губами, оставляя засос.

– Ты одна дома? – тихо спрашиваю, хотя я не остановился бы, войди сюда преподобный Мартин со всем приходом.

– Родители с братом скоро вернутся…

– О’кей, – выдыхаю, закрывая глаза от удовольствия, когда Ри нетерпеливо запускает ладони мне под футболку и кончиками пальцев проводит по прессу сверху-вниз и вдоль пояса джинсов. – Слушай… по поводу моих чувств. Ты же знаешь ответ?

– Знаю.

– Что именно ты знаешь? – я отвожу ее волосы, открывая взгляду упругие груди, наклоняюсь и втягиваю в рот твердый сосок. Возбуждение зашкаливает, у меня даже в глазах темнеет от глухого стона Рианны, когда она выгибается навстречу. – Что ты знаешь? – повторяю, и она признается:

– Ты меня хочешь.

– А еще?

– Чарли, пожалуйста…– Она путает пальцы в моих волосах, тянет вверх и сама целует меня, раскрасневшаяся, податливая. Ее дыхание – сладкое, шоколадное, и я с ума от нее схожу. Обнимаю ее за талию, отрывая от пола, и вместе с ней ступаю к столу; тянусь к розовому крему, который она остервенело взбивала, окунаю пальцы в него и провожу по щеке Ри, по шее и груди, и начинаю целовать ее всю – жадно, до надрыва, будто жить осталось пять минут.

– Что ты знаешь? – требовательно шепчу, оглаживая руками ее стройное тело, и Рианна облизывает губы, прежде чем сказать:

– Ты любишь меня.

Удовольствие вливается в кровь щекотливым звуком ее голоса. Я никому не признавался в любви со времен начальной школы. Мой мир рухнул в двенадцать лет с первой попыткой матери убить себя, и с тех пор я боялся даже думать о чувствах, потому что Джейсон услышит и придет. Но сейчас повторяю эхом:

– Я люблю тебя, я люблю тебя. Я буду любить тебя, пока от меня ничего не останется.

Не знаю, смогу ли вернуться на этот остров. Без понятия, что будет завтра. Все это не важно. Вне этой комнаты не существует планеты. Она здесь, в дыхании Ри. В дыхании вселенной, которое я все еще слышу и в потоке которого должен научиться жить.

– Скажи, что мне сделать, детка? Чего тебе хочется?

Она смущенно опускает взгляд, и я усмехаюсь.

– Боишься попросить? – Я обхватываю пальцами ее подбородок, заставляя смотреть мне в глаза: – Может, тебе тоже будет легче повторить за мной?

Она вопросительно вскидывает брови. В темных глазах – россыпь звезд. Я забираюсь рукой ей под юбку, с легким нажимом просовываю пальцы под резинку нижнего белья и проникаю пальцами между ног, ощущая горячую влажность.

Ох, твою мать, хоть бы продержаться.

Убираю руку, и Ри закрывает глаза, тяжело дыша.

– Попроси меня. Это просто. «Чарли, трахни меня языком».

– С ума сошел...

– А если я навсегда уезжаю? Будешь потом локти кусать, что испугалась в самый ответственный момент, – подзуживаю ее. Ри тихо смеется, несмотря на страшный смысл моих слов… и вдруг хлопает входная дверь, как приговор. Раздается женский голос:

– Ри, мы дома!

Но мне плевать, кто там пришел и зачем.

Рианна в панике подхватывает с пола блузку с бюстгальтером, а я поднимаю на руки ее саму, игнорируя темноту в глазах, когда плечи прошивает болью.

– На кухне бардак, торт сгорел! Не входите пока! – надрывно, хрипло кричит Ри и показывает мне на дверь, которая ведет на задний двор.

Я выбираюсь на улицу, стараясь не шуметь, и несу хохочущую мне в шею Рианну в небольшой летний дом, оплетенный сетью плюща и ранних цветов.

– Сюда никто не придет, – объясняет она.

Сейчас часов пять, яркого света нет, внутри помещения прохладно и мрачно, но Ри, набросив на себя блузку, зашторивает единственное окно и включает фонари, подвешенные под низким потолком. Все вокруг, включая нас самих, заливает крупными узорами звезд. Затем моя сумасшедшая детка находит в старом пошарпанном комоде большие свечи с этикетками ванили и бамбука, два ярких пушистых пледа и усилитель моего хорошего настроения: меня просто сносит в этот момент. Не знаю, что именно повлияло, но, когда Рианна щелкает зажигалкой, поджигая свечи, во мне мир переворачивается.

– Я здесь медитирую, – тихо объясняет она, расстилая большой плед на пол, а я и ответить ничего не могу, потому что эйфория. Я и забыл, что так сильно может щемить сердце не от тоски, а от нежности.

– Если все будет хорошо, поедешь со мной в Лос-Анджелес в сентябре? – спрашиваю в неконтролируемом порыве.

Рианна резко оборачивается и заправляет волосы за уши. В отблесках звезд она кажется ненастоящей, фарфоровой статуей из музея самых ценных находок человечества.

– Я думала, ты останешься в Нью-Йорке, – виртуозно уходит она от ответа.

– Нет. Я заберу Лину и перееду в Лос-Анджелес. Киностудия, на которой работала моя мать, предложила мне двухлетнюю практику в качестве художника. Учиться буду дистанционно.

– Круто! Ты рад, наверное.

– Буду рад – если ты поедешь со мной.

– Чарли… – Она опускается на плед и обхватывает себя руками. И весь мой смех утекает через брешь, которую этим робким «Чарли…» проделала Ри в моей душе. Я сажусь рядом, ощущая, как ледяная рука разбитой мечты стягивает мои вены у сердца.

Мечта? Я разве мечтал об этом? Сказал по наитию, не подумав. Лучше бы молчал. А сейчас, когда слова уже не вернуть, понимаю, что на самом деле хотел бы этого: чтобы мы втроем – я, Лина и Ри – жили в Лос-Анджелесе. Там, где когда-то родилась моя мать. Где она была счастлива.

Набрасываю второй плед на плечи Рианны, чтобы согреть ее, и понимаю, что она плачет: в слезах отражаются бледные блики огненного света.

– Детка, да я так спросил, без особых планов, – оправдываюсь, не зная, что делать. Ри хмурится и смотрит на меня с таким откровенным обожанием, что у меня мурашки по коже.

– Чарли, это… – Проглотив окончание фразы, она забирается на меня, обхватив бедрами, и скрещивает ноги у меня за спиной. Я обнимаю ее, глажу по спине. – Я подам документы в Лос-Анджелес, а если не пройду, то поступлю в Абердин и переведусь по программе обмена студентами. Просто ты так сказал… «если все будет хорошо». И я вспомнила, что ты уезжаешь завтра. – Она опускает голову мне на плечо, и я даже сквозь ткань футболки чувствую ее слезы. – Если с тобой что-нибудь случится, я ведь даже не узнаю. Как никто не знает о твоей матери.

– Тебе сообщат, я оставлю на твое имя завещание.

– Все настолько плохо?!

– Нет… нет! Я пошутил.

Господи, вырви мне язык.

Рианна хмурится, и я крепче обнимаю ее, чтобы отвлечь нас обоих. Целую в висок, в щеку, в губы; они солено-сладкие сейчас. Мне кажется, я ощущал этот вкус даже тогда, тысячу лет назад, когда мы смотрели друг на друга сквозь оконное стекло и взглядами занимались любовью, хотя не знали друг друга.

Достаю из кармана джинсов айфон, и Рианна просит:

– Включи музыку.

– Выбери, что хочешь.

Она ставит пост-рок, Break My Fucking Sky. Мне нравится, звучит, как вызов. Бит резонирует в венах, вгоняя адреналин; я снимаю футболку одной рукой, той, которая меньше болит, и опрокидываю Ри на пол, подминая под себя. Сегодня моя очередь рассказывать сказку, и я покрываю поцелуями каждый дюйм ее тела, все еще ощущая вкус белого шоколада. Ри дышит рвано, через раз.

– Чарли…

– М-м?

– Прикоснись ко мне... так, как я хочу…

Я усмехаюсь. Не понять мне ее стеснения.

Стягиваю с нее юбку и стринги, широко развожу ее ноги, сгибая в коленях, и подхватываю под ягодицы, приподнимая. Она тут же напрягает живот.

– Потрогай себя, – прошу напряженно, и Ри смотрит на меня в нерешительности, но желание в ней побеждает, и она опускает руку себе между ног. Дрожащие пальцы скользят вдоль клитора, и я в ментальном экстазе наблюдаю за этим, а потом убираю ее руку и повторяю движения языком, быстро и грубо, потому что она давно готова. Высвобождаю одну ладонь и вхожу в нее пальцем, растягивая… Черт, не представляю, как она выдержит. Ритмично массирую внутреннюю стенку, в такт движениям языка, и Ри закрывает себе ладонями рот, издавая грудной стон. Но я не позволяю ей пока кончить. Раздеваюсь и вытягиваюсь над ней, чтобы смотреть в глаза. Я и хотел бы морально поддержать ее, но от желания сводит скулы. В грудной клетке пожар, как в аду, но эндорфином притупляет боль.

Ри осторожно обнимает меня за плечи, опоясанные эластичной повязкой, и шепчет:

– Все хорошо, не бойся.

– Я не боюсь, но нервничаю страшно, – отвечаю с серьезным видом и очень медленно вхожу в нее, и так же, как она, не могу дышать. Жажда рвет сознание и требует не калечить психику настолько неспешным темпом, но сила воли спасает.

– Скажи, если будет больно, – прошу, проникая глубже. Она коротко всхлипывает и замирает. Я тоже каменею, меня ломает зверски, но я закрываю глаза и тянусь к ее яркому, горячему рту, поглаживаю языком верхнюю губу, которую она любит терзать, когда размышляет о чем-нибудь крайне важном.

Проекции звезд на ее светлой коже, громкая музыка, темный взгляд, который я ловлю, – все это невероятно заводит меня. Когда Ри немного расслабляется, я ловлю этот момент, полностью выхожу из нее и сразу погружаюсь снова. Она глухо стонет, и это не звуки страданий, что воодушевляет. Она разжимает зубы, судорожно целует меня в ответ, и я двигаюсь в ней неглубоко, неспеша, минута за минутой, а может, час за часом, не знаю, ощущение времени пропало.

Постепенно Ри успокаивается, стонет тише и слаще, обхватывает меня ногами, подаваясь навстречу, и мы находим общий ритм. Она кусает меня в плечо, и я кожей чувствую ее слезы.

– Прекратить?

– Нет. – Она притягивает меня ближе, впивается пальцами в плечи и целует в шею, прямо в эрогенную зону, и я толкаюсь бедрами жестче, до конца, и еще раз, и еще… А Рианна гладит мою спину, поясницу, царапает ногтями с иероглифами и что-то такое делает, будто заклинание наносит – что у меня в сознании свет гаснет. Вены звенят, в ушах шумит, сердце выносит от бешеных ударов и ломающей потребности кончить. Я обезумел и умираю.

Приподнимаюсь на колени и сжимаю тонкие запястья Ри, утягивая ее на себя – и всё, я больше не занимаюсь с ней любовью, а беру, забираю себе. Ее непрерывный стон превращается в звуковую волну, и Ри напрягается всем телом, как струна. Я тут же отклоняю ее назад, поддерживая одной рукой под поясницу. Обессилевшая, теплая и нежная, Ри цепляется за меня ногами, напрягая живот, и мне так тесно в ней, что дышать нечем. Я облизываю пальцы и просовываю между нашими влажными телами, массируя вершину клитора.

– Боже мой, – протяжно стонет она и содрогается, закрывает лицо ладонями, чтобы заглушить крик. Хочу ее всю, везде, долгими часами. А еще нестерпимо хочу кончить в нее, но в последний момент принуждаю себя отстраниться и, кажется, превращаюсь в оголенный нерв, по которому мощным потоком бьет нирвана. Я даже слепну на бесконечно долгие секунды и забываю, как меня зовут, кто я. Мы падаем на мягкий плед, а я никак не могу восстановить дыхание. Веки тяжелые, и не получается разогнать мглу перед глазами.

– Детка, ты как? – спрашиваю наконец севшим голосом.

Она заползает на меня, зареванная, уставшая, и выдыхает:

– О господи…

– Это хорошо или плохо?

– Скорее всего, завтра будет плохо, но сейчас я опустошена и абсолютно, бесконечно счастлива.

Наверное, это значит, что все хорошо. Я с облегчением обнимаю ее и осторожно укладываю рядом с собой. Чувствую себя ранимым, будто мы вдвоем девственности лишились.

– Рианна Ламлашская и Чарли из Осборнов... Кто бы мог подумать, – бормочет Ри и закрывает глаза. Через минуту она уже сопит, как котенок, а я одеваюсь и убираю бардак, который мы устроили. На бедрах Рианны нет крови, и у меня гора в плеч. Переживал, что наш первый секс будет похож на побоище.

Возвращаю на нее, сонную, белье и юбку, поправляю блузку на плечах, укутываю в плед, как гусеницу, и целую в лоб.

– Ри, мне пора…

– Мгм, – едва слышно произносит она, устраиваясь поудобнее.

– Скоро тебе станет холодно, не засыпай. Я бы отнес тебя в дом, но там твои родители.

Она нехотя садится, а я тем временем тушу свечи и выключаю фонари. Мы выходим в сад, и в вечерней прохладе я наконец ощущаю тупую, пульсирующую боль в груди. Рианне тоже завтра будет нелегко.

Завтра… Когда меня здесь уже не будет.

Ри заглядывает на кухню и шикает:

– Итон!

Ее брат, как всегда, взъерошенный, хмурый, показывается в проеме. Но смотрит на меня с уважением, без лютой ненависти.

– Родители в гостиной? – спрашивает Ри.

– Наверху. Их запах гари отпугнул.

– Отлично, – радуется она, но во взгляде – тоска, которая сразу травит душу.

Я касаюсь ее щеки, потому что не осталось слов, и Ри быстро провожает меня к двери, ступая босиком. Пора выпустить ее руку, я заставляю себя разжать пальцы – и будто по живому отрезаю.

– Пока, Чарли. – Она отводит взгляд и морщится, пряча взгляд.

– Пока, детка.

– Звони мне.

– Каждый день.

Я ухожу и не оборачиваюсь, пристально глядя перед собой.

Может, из-за этой сосредоточенности я и обращаю внимание на чужую машину, которая медленно катится по дороге. Меня пробирает озноб, когда думаю, что это может быть человек Лойера. Хорошо, что Рианна на улицу не вышла. Ее никто не видел.

В этот момент я по-настоящему осознаю, что обязан уехать. Причин много, и нет ни одной, почему должен был бы остаться. Не представляю, как жить без Рианны Ламлашской. Я не видел ее две минуты, а уже еле держусь, чтобы не повернуть назад.

Машина притормаживает, но потом разворачивается, наезжая на соседскую клумбу и исчезает из поля зрения. Я приглаживаю ладонью волосы, мечтая прибить себя чем-нибудь тяжелым за то, что втянул Рианну во всю эту хрень… и вспоминаю, что забыл коробку с документами, включая паспорт.

Черт. Что Джейсону сказать: куда ходил, где пропадал без дела?

– Красивая девочка, – заявляет он. Я от неожиданности спотыкаюсь о ступеньку, более кривую, чем остальные. Вечно за нее цепляюсь.

Джейсон сидит в кресле на крыльце и курит сигару, хотя тянет вроде бы марихуаной.

– Полиция отдала соседям кое-какие мои вещи, – равнодушно отвечаю, собираясь войти в дом, но Джейсон скалится, как гиена:

– Вы с Рианной сблизились, это очень хорошо для твоей психики… Поделишься девочкой? Думаю, Алистер заинтересуется.

У меня в глазах рябит, и я говорю холодно, ясно отдавая себе отчет:

– Я убью тебя. Посмотри в ее сторону, и я размажу твои мозги по бренной земле твоих предков.

Джейсон смеется, он явно в отличном настроении сегодня. Рад, что испортит мне жизнь. Наслаждается моей ненавистью, падальщик, и я шумно вдыхаю, чтобы вернуть себе маску безразличия.

– Сынок, у тебя в здешней сырости чувство юмора атрофировалось? Или транквилизаторами обкололся опять? Твой бедный отец уже и пошутить с тобой не имеет права?

– Твои шутки убогие, как и ты.

Мы наблюдаем, как со стороны холмов бежит человек, затянутый в спортивный костюм, как в перчатку. Я узнаю мистера Килмора. Он поглощен мыслями и музыкой: беспроводной наушник в ухе чернеет. Преподаватель замечает нас, притормаживает, мнется пару секунд, но так и не подходит. Скоро старший Килмор превращается в силуэт, и я вздыхаю, сожалея, что здесь, на этом острове, не сложилась моя жизнь.

Чужая машина, которую я заметил, запарковалась в начале нашей улицы, у выезда на главную дорогу, и мне любопытно, знает ли об этом полиция.

Джейсон молча наблюдает за мной, ухмыляется, будто догадывается, о чем я думаю, а потом достает телефон из кармана и набирает номер. Абонент долго не отвечает. Когда наконец начинается диалог, я впадаю в ступор, будто в бездну проваливаюсь.

– Алистер, приветствую. Да, я подумал, я согласен. Осенью отправлю Лину к тебе… Чарли? Нет, Чарли останется со мной, это решено. Но я звоню не поэтому. Хочу сказать, что прощаю тебя, ты же не всерьез мне угрожал, я все понимаю. Мы родные люди, нам грех ссориться… Да, конечно. А в знак примирения мы с Чарли хотим подарить тебе бабочку в коллекцию. Она, правда, строптивая, но ради здоровья моего милого мальчика подпишет все, что угодно. Кажется, она по нему сохнет. Да, ты прав, Чарли как магнит для дурочек. Это у нас семейное. – Джейсон снова смеется, а я, оцепеневший, на негнущихся ногах захожу в дом. Главное не думать в такие минуты. Джейсон издевается, провоцирует меня. Раньше я бы уже утирал кровь с разбитой губы, однако сейчас я гораздо сильнее, о чем Джейсон не знает.

Ничего, скоро узнает.

В комнате проверяю айфон: пропущенный от инспектора Доннавана и сообщение: «Не спугни посланника».

Ага, сиди ровно и смотри, как человек Лойера ездит мимо дома Рианны. Зашибись. Перезваниваю инспектору, и тот успокаивает, говорит, что наряд полиции под прикрытием будет следить за домом всю ночь. Дело под контролем.

– Семейству О’Нил я тоже дам инструкцию, – обещает Доннаван, который уловил ход моих мыслей, но я все равно пишу сообщение: «Ри, не выходи до утра на улицу, и домашних не выпускай. За паспортом я утром зайду».

«Хорошо. Счастливого пути», – приходит через минуту ответ.

Куда уж счастливее. Одно радует: Рианна не уточнила, в чем проблема. Понятливая. Не девушка, а сказка. Ее сердце до сих пор бьется в унисон с моим, а глухие стоны эхом отбиваются от сознания.

В тяжелой задумчивости меняю футболку, надеваю белую, потому что мне катастрофически не хватает света, потом устало распахиваю шторы – и натыкаюсь взглядом на нее. Она только из душа, в пижаме, той самой, плюшевой, с капюшоном поверх влажных волос. Она потерянная, заплаканная, сидит на столе, будто караулила меня. Мы смотрим друг на друга, и планета, как всегда, останавливается.

Я машинально набираю ее номер на быстром вызове, но сегодня мы не разговариваем, а молчим. Слушаю ее дыхание и самому свободнее дышится.

Попала ты, Рианна Ламлашская. Если меня не уберут до утра, то я обязательно вернусь за тобой. Если наступит рассвет, то мы обязательно будем вместе.

Хоть я и не произношу ни слова, я знаю, что она меня слышит.

Посреди ночи не получается разлепить глаза. Почему я сплю? Я ведь не ложился… Когда я вообще отрубился? Ничего не помню. С первого этажа раздается непонятный шум, чужие голоса... Телевизор на всю громкость, что ли? Но я не способен пошевелиться, будто парализованный. Это как осознанный сон, которые иногда у меня случаются: ко мне обычно направляется убийца, а я как онемевшая пустота. Да, у меня не самые радужные сны, что поделать. Потому и спать не люблю.

Кое-как поднимаюсь и спускаюсь на первый этаж. Ступаю по лестнице, но она не скрипит. Я парю в воздухе, и у меня нет лица. Я не вижу себя, но у меня нет лица.

В гостиной сидит Джейсон. Он тоже парит в воздухе. Пьяный, он смотрит на меня искренне, по-доброму, и улыбается, подзывая к себе.

– Красивая у тебя девочка, сразу мне приглянулась. Как думаешь, ей понравится у Алистера? Сколько кругов выдержит такая малышка?

И меня больше нет. Темнота вокруг, как ядовитый туман. Я глотаю его и падаю, растворяюсь, как призрак.

Меня больше нет. Меня нет. И Джейсона больше нет… Я не вижу его сквозь пелену ядовитого тумана, но знаю, что его больше нет. Так же, как у меня нет лица.

Не знаю, где я и что. Открываю глаза и морщусь от ломоты в теле. Пытаюсь заговорить, но только хриплю и кашляю, кое-как сползая с дивана… Что за нахер? Я в гостиной почему-то. Я так сильно упился и не помню?

В комнате никого нет, в окне – рассвет. Я поднимаюсь и снова падаю, но потом добираюсь до стола у выхода в сад и с облегчением упираюсь ладонями в холодную столешницу. Жмурюсь и поворачиваюсь ко входной двери: окна настежь распахнуты, и я слышу, что кто-то приехал. Выхожу на крыльцо и встречаю инспектора Доннавана. Он довольный, как слон. Значит, человека Лойера повязали. Значит, все кончено. Рассвет. Новая жизнь…

Инспектор одет с иголочки, и не скажешь, что он сюда с материка летел. Он смотрит на меня и бледнеет, отражая ужас всей планеты. А у меня голова раскалывается.

– Чарли, стой, где стоишь.

– Посланника взяли? – В горле першит, будто наждачкой натер.

– Да, он заметил полицию и затих, спрятался, но с острова ночью не уплыть. Мы взяли его у парома полчаса назад, при нем оказалось незарегистрированное оружие, он сдался сразу, без сопротивления. Я решил заехать сообщить тебе лично, – отчужденным, странным голосом произносит Доннаван, не отводя взгляда от моего живота.

– Вы так на всех парней пялитесь по утрам? – усмехаюсь я и опускаю взгляд.

Сначала мне кажется, что я брежу. Может, я правда напился? Провожу пальцами по белой футболке и смотрю на кровь… Это моя, что ли? Голова кружится, я не могу сосредоточиться. Задираю футболку, щупаю живот – раны нет. Просто одежда какого-то хрена пропитана кровью. Я судорожно трогаю лицо: на месте. Лицо на месте… А на пальцах остаются следы крови. Не моей.

– Чарли, не двигайся. Стой, где стоишь, – уже громче приказывает Доннаван, но я толкаю входную дверь и в шоке осматриваю гостиную. Ничего не изменилось, вроде бы.

!!! …? Что за херня? Почему я в крови?

…На кухне, на полу, на спине лежит Джейсон. У него широко раскрыты глаза, печать ненависти в искаженных чертах. Рядом – кухонный нож, самый большой из набора.

Какого…?!

Я опускаюсь на колени перед Джейсоном и брезгливо касаюсь его, чтобы убедиться в реальности происходящего. От вида крови меня мутит, а кислый запах смерти и сырости наполняет легкие отравой.

За спиной раздаются шаги, мне приказывают подняться и отойти в сторону, а я даже сообразить не могу, что происходит. Передо мной лежит мертвый Джейсон, и я точно не сплю, потому что такой яркой крови в моих снах не бывает.

Руки трясутся, зуб на зуб не попадает, сердце наливается свинцом и душит меня, расширяясь до самой гортани.

И тогда я наконец осознаю.

Не помню как, но прошлой ночью я убил Джейсона. Его больше нет... Но я не испытываю радости, а, наоборот, леденею от ужаса. Потому что меня тоже больше нет. Мне всего лишь нужно было дожить до рассвета, а вместо этого я уничтожил себя.

И я этого даже не помню.