Текст книги "Книга историй"

Автор книги: Аракел Даврижеци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

/ 178 / ГЛАВА 16
Рассказ о мощах святой девы Рипсимэ [141]141
  Святая Рипсимэ – по преданию, царская дочь, одна из 50 дев,. спасшихся бегством от преследования императора Диоклетиана. Одна из самых популярных в Армении подвижниц. На месте ее мученической смерти Григором Просветителем была заложена часовня, позднее – храм Рипсимэ, сохранившийся до наших дней. Легенду о ней рассказывает историк IV в. Агафангел.


[Закрыть] : как франки нашли их и достали, как повезли их в город Исфахан

Во времена патриаршества католикоса Мелкисета, после великого сургуна[142]142
  Великий сургун (тур. surgun) – насильственное выселение, изгнание; под таким названием вошло в историю выселение шахом Аббасом жителей ряда районов Армении и Азербайджана в Персию.


[Закрыть], приехали из страны франков в Армению франкские патеры, вступили в Араратский гавар и начали обходить расположенные в гаваре армянские монастыри. Простодушные армяне не понимали, какие у них намерения, они же своим льстивым, угодливым и хитрым нравом угождали всем. Встретившись с католикосом Мелкисетом, они подали ему прошение и золотые монеты, дабы он не любопытствовал и не преследовал их за дела, которые они собирались совершить.

Патеры имели при себе [написанную] на их языке и их же письменами книгу, наподобие географической карты, достоверно и безошибочно показывающую, где в армянских монастырях находятся /179/ могилы и погребения святых, каково строение часовен и с какой стороны находятся дверь и окна. Во время скитаний своих по монастырям они по той книге находили мощи святых, давали кое-что обитателям монастыря и забирали мощи.

И так, скитаясь, прибыли они в селение Каренис, остановились в построенном в ущелье монастыре Апостолов[143]143
  Монастырь Апостолов—монастырь во имя апостолов Андрея и Матфея, находится в сел. Каренис, в долине р. Раздан. Этот монастырь, согласно преданию, знаменит тем, что там захоронены мощи апостола Андрея.


[Закрыть] и по той книге нашли голову апостола Андрея. До той поры обитатели монастыря, а также все население гавара даже не знали, где находятся погребения апостолов, лишь сыновья от отцов и предков своих слышали предания о том, что есть там могилы святого евангелиста Матфея и апостола Андрея, но даже не знали, где они находятся. Когда патеры вошли в монастырь и вырыли там небольшую яму под алтарным возвышением, там, где указывала книга их, вот что они увидели: появилась и стала явственно [видна] голова апостола Андрея, [точно так] как это показывала книга; и, когда доставали голову, ужас и трепет объяли патеров. Как только достали голову, тотчас же монастырский епископ выхватил ее из рук патеров, не хотел отдать [им], а их самих выгнал с пустыми [руками] из монастыря. Нынче святая голова апостола Андрея находится в том монастыре, и мы много раз ходили на поклонение, целовали ее.

А патеры после долгих ли, коротких ли скитаний пришли в святой Престол Эчмиадзинский, остановившись там, прожили много дней и, [пустив в ход] льстивые уловки свои, притворились преданными /180/ [обитателям] монастыря и селянам и понравились им. Патеры каждый день ходили в храмы святых дев Гаянэ[144]144
  Святая дева Гаянэ – наставница святой Рипсимэ, приехавшая вместе с нею из Рима и разделившая ее участь.


[Закрыть] и Рипсимэ и возвращались; и все эти три храма: Эчмиадзин[145]145
  Эчмиадзин – резиденция главы армянской церкви, католикоса всех армян, здесь находится храм, построенный, по преданию, сохранившемуся у историка Агафангела, Григором Просветителем на месте, где ему явилось видение, якобы предсказавшее проникновение христианства в Армению. В полукилометре на юг от Эчмиадзина расположен храм ов. Гаянэ, построенный, по преданию, на месте, где была убита Гаянэ. На шоссе, ведущем из Еревана к Эчмиадзину, не доезжая двух километров до него, стоит третий храм – во имя св. Рипсимэ, возведенный в 618 г. католикосом Комитасом.


[Закрыть], Гаянэ и Рипсимэ – разоряли, расхищая, разрушая и посрамляя, как «шатер садовника в винограднике и как шалаш в огороде», согласно пророку Исайе[146]146
  Автор, по всей вероятности, имеет в виду такое место из Библии: «И осталась дщерь Сиона как шатер в винограднике, как шалаш в огороде, как осажденный город» (Исайя, 1.8)


[Закрыть]. Лишь в Эчмиадзине жили [тогда] несколько членов братии, и те – очень невежественные и грубые. А [храмы] Гаянэ и Рипсимэ были вовсе не обитаемы, [стояли] без ограды. Даже дверей и хоранов не было в церквах, а с внешней стороны вся кровля и наружные стены были разрушены, основание поколеблено и вскопано. Алтарь и пол внутри церкви были изрыты, вся церковь и хораны полны навоза, ибо в летние и зимние дни скот – как волов, так и овец – загоняли в церковь. Вся кровля храма Гаянэ обвалилась, и лишь стены одни стояли, и не было больше ничего.

Персы, по своему обыкновению, беспрепятственно входили в храм святой девы Рипсимэ и выходили из него. Часовня над могилой Рипсимэ была построена глубоко под землею, под главным алтарным возвышением, а алтарное возвышение было сверху возведено в главном хоране над часовней. Дверь или окно часовни не видел никто, так как они были скрыты, ибо строитель часовни и церкви мудро выполнил свою задачу, так что дверь часовни и дорога к ней оставались в стороне, в северном хоране церкви; по длине и ширине двери /181/ часовни обтесали большой неподвижный камень, который нельзя было сдвинуть [с места], и приделали к двери часовни как покрытие; и так мудро было задумано, что никто бы не догадался о существовании в том месте двери и [не понял бы], что камень – покрытие ее, а считали бы камень одним из камней возведенной стены. Никто из наших, из армян, не знал об этом: ни о часовне, ни о дверях ее. А франкские патеры при помощи своей книги нашли дверь часовни и приложили много трудов и усилий, чтобы открыть каменное покрытие, но не смогли. После долгих трудов, размышлений и соображений убедились в том, что открыть двери они не могут, тогда оставили двери часовни, поднялись на алтарное возвышение в главном хоране и столько рыли сверху перед возвышением и под нишей по обозначенному в их книге проходу к двери, навстречу ей, пока не пробили потолок прохода к двери и спустились вниз в проход, а затем долго трудились изнутри и извне, пока не сдвинули с места и не выбросили в северный хоран камень-крышку.

Потом они спустились в часовню над могилой, откатили прочь надгробный камень и начали копать могилу девы Рипсимэ, пока не добрались до раки, в которую были положены святые мощи Рипсимэ. Долго еще рыли, пока не сдвинули раку с мощами с прежнего места, из тайника. Потом вынесли раку, полную /182/ мощей, из часовни в большую церковь и хотели украсть мощи.

Попечением и милосердием Божьим и молитвами святого Лусаворича[147]147
  Лусаворич Григор, просветитель Армении, которого армяне почитают как своего первого патриарха.


[Закрыть] в тот день и в тот же час двое каких-то епископов святого Эчмиадзина – один по имени Григор, другой – епископ Вардан – вышли на прогулку и, гуляя, дошли до храма святой Рипсимэ и настигли патеров в то время, когда те принесли раку с мощами в церковь и хотели похитить мощи. Епископы расспросили патеров о сути дела, и хотя те придумали что-то и пробормотали [в ответ], но [это была] бессмыслица. И епископы, пройдясь вокруг церкви и увидев все – дыру сверху, и дверь сбоку, и часовню, и отброшенный надгробный камень, и разворошенную могилу, возмущенные и разгневанные, пришли к патерам и затеяли с ними ссору, брань и драку, вплоть до того, что стали избивать друг друга и нанесли раны: патеры ударили по голове епископа Вардана и ранили его, ибо патеров было трое, а епископов – [лишь] двое. (Рубец и место ран он нынче показал и рассказал нам эту историю, которой он был очевидцем; да смилуется господь и отпустит ему грехи его.) Епископы тогда не позволили патерам взять хотя бы часть мощей; после борьбы и драки двое епископов отняли раку, полную мощей, и принесли [ее] в Эчмиадзин, а патеры тоже пришли с ними в Эчмиадзин.

Епископы поставили полную мощей /183/ раку посреди площади, члены же братии, а также селяне и даже сам католикос Мелкисет, прослышав [об этом], собрались вокруг. И кто из пришедших видел и слышал, восхищались и с удивлением говорили: «Мы, отцы наши и предки, рожденные и вскормленные здесь, все это время не знали даже об этом, а они – люди приезжие, да еще и чужаки, как они смогли найти [мощи] и совершить такое дело?» Епископы и монастырская братия в сильном гневе и ярости из-за происшедшего начали спор, бранились и дрались с патерами и надеялись на католикоса, дескать, он осудит и отомстит им. А тот, чей мысленный взор был подкуплен золотом, получив от патеров золотые монеты, не отомстил, а попустительствовал им и не беспокоился вовсе.

В то время у патеров была при себе старая торба из клеенки, т. е. из мушамбы. Ободренные лицеприятием католикоса, выступив вперед, они [подошли] к раке с мощами, открыли торбу, и один из патеров, обернув руку чистым белым платком и взяв мощи, положил их в торбу. Они хотели взять все мощи. Увидев это, епископы исполнились гнева и злобы и, напав на них, избили патеров, прогнали прочь и больше не дали им мощей. В раке [мощей] осталось [еще] много, голову патеры взяли, однако епископы отняли ее и положили в раку. Вышеупомянутый епископ Вардан рассказал, /184/ что, пока руки не коснулись мощей, мощи были белого цвета, но, когда к ним прикоснулись рукой, они пожелтели.

Епископы стали плакать и горевать обо всем этом, высказывать католикосу свое негодование и обвинять: мол, справедливый бог да отомстит тебе за мощи святых, ибо со времени святого Лусаворича до наших дней мощи этих святых не были стронуты с места и рассеяны где-либо, они начало и основа веры армян, [они] стали богатством и благом страны, а ты сегодня их развеял. И епископы, поплакав и погоревав, подняли раку с оставшимися мощами, понесли ее снова в храм святой Рипсимэ, опустили в часовню, вырыв очень глубокую могилу, положили раку с мощами в могилу и, скрепив песком и известью со всех сторон, замуровали, засыпали могилу, положили на нее надгробный камень. Дверь же часовни не заделали, а оставили ее открытой, как это и сейчас видно; дыру наверху в алтарном возвышении закрыли; и, [хотя] ее заделали, любопытствующим она явственно видна снизу из прохода, ибо камни, положенные на дыру, и сейчас белые.

А патеры, взяв торбу с теми мощами святой Рипсимэ, [которые им удалось достать], отправились в город Ереван и там стали обдумывать, как увезти [мощи] к себе в страну, ибо, боясь османов, они не могли пройти через страну ромеев[148]148
  Страна ромеев – слово «ромей» («ором») первоначально означало римлянина, а впоследствии – византийца, грека. Армянские источники страной ромеев, Оромстаном, называют иногда и Турцию, частью которой являлась в то время Греция.


[Закрыть], так как в то время великая вражда и ожесточенная /185/ война шла между османами и франками[149]149
  Очевидно, Аракел имеет в виду австро-турецкую войну (1592-1606 гг.), завершившуюся двадцатилетним перемирием в Ситвароке.


[Закрыть]. И по этой причине они не могли пройти через страну османов.

И вот, взяв с собой мощи, патеры вышли из Еревана, пришли в область Нахичеванскую, в Ерынджакский гавар, во франкское селение Апаранер[150]150
  Т. е. селение, населенное армянами-католиками.


[Закрыть]. Там разделили мощи на три части; сами патеры, взяв себе две части мощей, остались там, а одну часть с доверенными людьми послали в город Исфахан во франкский монастырь, называемый Иусиния (ибо в городе Исфахане есть три франкских монастыря). Те, кто повез мощи, привезли и доставили мощи во франкский монастырь Иусиния, спрятали их [там] в сундуке в каком-то доме и ждали удобного часа, чтобы, захватив их, повезти через Бандар в город Гоа в стране Пуртукеш[151]151
  Имеется в виду Гоа, португальская колония на юго-западном берегу Индостана, которая с 1548 г., с прибытием туда иезуитов, стала центром их колонизаторской деятельности на Востоке.


[Закрыть], дабы оттуда на корабле повезти уже в самый Франкстан.

Католикос Давид не был осведомлен обо всех этих событиях, ибо в это время он жил в городе Исфахане. Был у католикоса Давида в услужении один преданный человек из армян, по имени Григор, – сведущий и осторожный в делах и службе. Человек этот знал франкский язык, так что всегда посещал франкскую церковь и прислуживал им (франкам) своих житейских выгод ради; и однажды за вином, попечением Божьим размякнув в беседе, франкский служка, привезший мощи, сказал, между прочим, служителю католикоса /186/ Григору: «Поехали мы в вашу страну и увидели Престол ваш Эчмиадзин, вынесли оттуда мощи святой девы Рипсимэ и привезли сюда, а теперь они находятся в сундуке в моем доме, мы хотим повезти их в страну Пуртукеш, чтобы оттуда увезти уже в самый Франкстан».

Мудрый и рассудительный муж сей на время утаил рассказанное в душе и одобрил намерение рассказчика, но на второй день пошел к католикосу Давиду и сообщил ему о том, что услышал от франка.

В это время в городе Исфахане проживало множество христиан армянского происхождения из Араратской области, и особенно выходцев из города Еревана; католикос призвал к себе кое-кого из них – именитых и доверенных [мужей] – и сообщил им об этом. Они были очень огорчены и решили жестоко отомстить. Католикос вместе с ними пошел к джугинцам, к ходже Сафару (бывшему главой джугинцев, да и не только джугинцев, но и всех армян, живших в пределах Персидского царства, ибо ходжа Сафар и брат его ходжа Назар[152]152
  Подробно об этой семье и ее роли в жизни армянской колонии Новой Джуги пишет А. Кюртян (см.: «Джугинец ходжа Назар и его семья», а также гл. 5, прим. 43 ).


[Закрыть] очень почитались персидским царем и его вельможами), и известил ходжу Сафара об этом. И ходжа Сафар, католикос и глава ереванцев ага тэртэр пошли вместе к градоначальнику, по имени Мирза Мамад, назначенному шахом градоначальником Исфахана, ибо шах в это время находился не в Исфахане, а в Тавризе; там же при шахе находился и ходжа Назар.

Заявив градоначальнику и, взяв у него ратников, они неожиданно явились в монастырь /187/ франков и, открыв дверь упомянутого дома, обнаружили сундук с мощами. И, взяв, привезли этот сундук к градоначальнику, а он запечатал своим перстнем и отдал сундук в залог Сафару, чтобы тот хранил его, пока приедет шах и потребует его.

О ходе и обстоятельствах всех этих событий ходжа Сафар и католикос известили письмом ходжу Назара, который находился в Тавризе. И ходжа Назар, который не боялся и открыто [говорил] с шахом, сообщил ему [обо всем] и попросил шаха послать за патерами, охотящимися за мощами, грамоту с повелением и царских слуг, чтобы, схватив их, привести к стопам государя. И государь исполнил все пожелания ходжи Назара. Случилось так, что царский слуга, снаряженный в путь, был по происхождению армянин, а по вере – христианин армянского исповедания. Настоящее имя его было Аветик, но ему приписали еще одно прозвище – Алтун. Все, что нужно было для осуществления задуманного дела, ходжа Назар поручил Алтуну. И этот Алтун отправился [в путь] и дошел до Нахичеванского гавара, вошел в селение франков Апаранер и тотчас же, схватив, связал епископа, священников и именитых людей из франков и заключил их под стражу и потребовал, чтобы они указали патеров, похитивших мощи, но те не желали указать. Однако Алтун пытал их и, подвесив, бил батогами, и они поневоле указали патеров, похитивших мощи, имена которых были: патер Глелун и патер Арханджели. Затем он стал настоятельно требовать у них мощи, а они не хотели показать, но Алтун повесил их и жестоко бил батогами, сильно /188/ мучил и пытал их. И много дней он нещадно мучил их, так как они не указывали, [где находятся] мощи.

И однажды, подвесив одного из священников той деревни, много часов нещадно били его. У священника того был племянник – маленький мальчик, который стоял подле него и горько плакал. И мальчик тот спросил у людей, стоявших там, за что, мол, подвесив, бьют священника, моего [дядю]. И люди ответили ребенку, что, мол, святые мощи были принесены в селение и [люди] требуют указать, [где они], но мы не знаем где, поэтому подвесили и бьют [твоего дядю]. И снова мальчик сказал им: «Так что же это, что находится в самом дальнем покое нашем, перед чем ежедневно зажигают лампаду?» До сего мига Алтун совсем не говорил по-армянски и не показывал вида, что он армянин, но сам он стоял среди мужчин, когда мальчик произнес эти слова. А когда Алтун услышал слова мальчика, тотчас же обернулся к нему, ласково заговорил с ним и сказал: «Что ты сказал, сын мой, скажи еще раз». И мальчик повторил еще раз те слова. И тогда Алтун сказал мальчику: «Коли покажешь мне то, о чем говорил, освободив, отпущу твоего [дядю] – священника, а [еще] тебя и твоего священника одарю и одену в капу, а коли нет – без конца буду бить твоего священника, чтобы он умер под палками». И затем сам Алтун, взяв мальчика за руку, сказал: «Давай сынок, пойдем к вам домой, покажи мне то, о чем говорил». И, дойдя до дому, прошли из покоя в покой, вплоть до самого дальнего покоя, где находились мощи. И увидел Алтун, что они покоятся на /189/ возвышении, укрытые чистым облачением, и перед ними горит лампада; Алтун снял все покрывала и увидел, что действительно это мощи. И, взяв на руки, вынес [их] и, как обещал мальчику, отпустил иерея и подарил иерею и мальчику обещанные капы.

Затем Алтун стал жестоко пытать других заключенных, и особенно патеров, извлекавших мощи, и они, не вынеся жестоких мук, сказали: «Больше нигде нет [мощей], кроме спрятанных нами в горах; потерпи до вечера, ибо [сейчас ничего] не получится, а ночью пойдем на место, достанем и дадим тебе». А гору, где были спрятаны мощи, весь край тот называет Болу; она [находится] близ селения Апаранер, это высокая гора, изрытая пещерами. В ту ночь, когда патеры поднялись на гору, пошел с ними и Алтун. Когда они зарывали там мощи, приметили полярную звезду, и сейчас тоже стали продвигаться, имея приметой полярную звезду, и столько ходили туда и сюда, пока не пришли точно и не стали над местом, где [мощи] были зарыты, и тогда уже приказали слугам рыть. Когда кончили рыть, стала видна серебряная чаша, наполненная мощами, и, взяв, отдали ее Алтуну, и Алтун, взяв мощи, вместе с патерами вернулся в селение Апаранер. Он снова требовал у них мощи, а они, пав ниц перед ним, плакали и клялись ужасными клятвами в том, что мощей больше нет.

Сам Алтун был родом из селения Астабад, /190/ и дом его находился там; выйдя из селения Апаранер и взяв с собой мощи и патеров, извлекших мощи, он прибыл в селение Астабад.

Случилось в эти дни святому вардапету Погосу быть в селении Астабад (историю этого вардапета я еще расскажу в этом повествовании); придя к нему, Алтун принес ему все мощи и предложил вардапету взять свою долю, и вардапет взял кусок мощей величиной с палец. Остальное Алтун спрятал у себя. И еще Алтун сказал вардапету следующее: «Если не станешь укорять меня за патеров, я оставлю тела их здесь и, отрубив головы, лишь их отвезу царю». А святой вардапет, пожалев патеров, ибо и они были христиане, не позволил Алтуну совершить то, о чем он говорил.

Вардапет, взявший часть мощей, отправился спустя несколько лет в город Нахичеван, в маленькое селение близ этого города, что называют Культапа. До того времени в селении этом не было церкви; заложив там основание, он положил туда те мощи и завершил [постройку] возведенной над ними церкви. Во время освящения церкви назвал ее именем святой Рипсимэ. И, поселившись вокруг церкви, живут ныне в том селении несколько [семей] христиан армянского происхождения.

А Алтун ушел из Астабада, взяв с собой патеров и мощи, добрался до Тавриза и преподнес ходже Назару мощи и [представил] патеров. Ходжа Назар доложил шаху, обратился к нему с просьбой и сказал: «Счастливая ваша судьба, государь /191/ наш, не позволила этим мощам отбыть во Франкстан, ибо, если бы они отбыли, весь народ армянский ушел бы вслед за ними, поскольку все армяне – их приверженцы, и особенно джугинцы и жители гавара Гохтн, многие из коих ныне по торговым делам находятся во Франкстане, вряд ли они вернулись бы в эту страну. И просьба наша к царю такова: чтобы ни одна частица не была отделена от этих мощей; и если франки взяли хоть что-нибудь, отняв и это у них, верните нам». Эти слова сказаны были шаху ходжой Назаром [задолго] до дня судебного расследования. А шах ответил: «Ввиду того что такова добрая воля джугинцев, во имя желания их и из благосклонности к твоей личности сделаю, как ты сказал».

В дни, когда шах начал суд, Алтун привел к стопам шаха патеров и мощи, и шах, расспросив, осведомился обо всем, патеров отпустил без наказания (поскольку в то время шах и франкский царь заключили и утвердили меж собой мирный договор[153]153
  Шах Аббас сделал очень многое для укрепления экономики Персии и утверждения ее торговых связей. Большую поддержку ему оказали англичане, особенно Ост-Индская компания. Интересы внешней торговли Ирана, а также поиски союзников против Турции привели к установлению связей с рядом европейских стран: из Персии посылались посольства в Россию, Голландию, Испанию, к германскому императору и римскому папе; в Персию прибывали послы из Испании, Англии, России и Голландии. Трудно определить, кого из монархов этих стран имеет в виду Аракел.


[Закрыть], в угоду ему он не наказал патеров, а отпустил их без наказания). А патеры, осмелев, видя милосердие шаха, сказали ему: «[Ради] многих трудов и мучений, перенесенных нами из-за мощей, просим, государь, подарить нам частицу мощей». Шах с изумлением и укором ответил им: «Откуда взять и что дать вам? Ведь эти мощи, просимые вами, принадлежат армянам и какой /192/ закон позволит взять их добро и отдать вам?». Затем шах повелел отдать все мощи ходже Назару, что и было сделано.

После этого шах пожелал послать мощи в город Исфахан и ходже Назару также сказал, что, мол, хочу сделать так, и тот одобрил это [намерение]. Затем шах написал ходже Сафару письмо в Исфахан: «Из милости к вашей особе и по желанию сердца вашего я отнял мощи святых ваших у франков и подарил вам и ныне посылаю [их] тебе в залог на хранение. Так прими их и спрячь, а когда попрошу, принесешь ко мне». И ходжа Сафар, получив мощи, приготовил в доме своем достойное место и положил их туда и, как и приличествует святыням, каждый день поклонялся им благовонным ладаном и яркими свечами, пока он сам и сыновья его были живы, а ныне [поклоняются] внуки его, и по сегодняшний день остаются [мощи] там.

Вот так были отняты мощи святой Рипсимэ у франков, и так попали они в город Исфахан.

А отпущенные шахом патеры, извлекшие мощи, вышли из Тавриза и отправились еще раз в Нахичеван, дабы оттуда снова перебраться в Араратский гавар на поиски мощей святых. Однажды, в то время когда патеры находились в Нахичеванском гаваре, привелось им встретиться с владетелем Нахичеванского гавара и всех его окрестностей Махсут-султаном; во время бесед и разговоров между ними о вере султан сказал патерам: «Итак, вы совсем не признаете и не почитаете пророка нашего /193/ Магомета?» В то время там сидела собака. И один из патеров, протянув руку к собаке, сказал: «Что такое Магомет, чтобы мы почитали его? Что Магомету, что собаке этой – одна цена». Эти слова глубоко уязвили и смертельно оскорбили султана и всех людей и слуг его, однако они утаили на время в душе обиду и внешне не проявляли [ее].

А патеры спустя много ли, мало ли дней, покинув Нахичеван, отправились в Ереван и выбрались оттуда, чтобы отправиться в Гегаркуни. Когда они добрались до горы, называемой Сулеймановой горой, ехавшие вслед за ними верхом пятеро мужчин кызылбашского племени настигли патеров и некоторое время ехали с ними по дороге, однако вскоре они ударом меча убили обоих патеров – похитителей мощей Рипсимэ.

Был с ними также один мирянин из франкского селения Апракунис, по имени Агамир, прислуживавший патерам; человек этот, когда убивали патеров, убежал к пещере, а один из кызылбашских воинов помчался вслед за ним и там ранил его мечом в голову, шею, плечо и локоть; и человек тот, раненый, упал на землю и притворился мертвым. Воин решил, что человек действительно умер, пнул его ногой и с края пещеры сбросил его под утес, сам же пошел к товарищам своим; и, сделав так, воины взяли все, что им понравилось из их вещей, и пошли куда душе их было угодно.

/194/ Говорили, будто кызылбашские воины, убившие патеров, были воинами Махсут-султана, посланными им тайно убить патеров, так как те оскорбили Магомета и сказали, что тому и собаке – одна цена; и воины пришли и так и сделали. Другие говорили, будто воины, убившие патеров, были воинами владетеля Эчмиадзинского гавара Амиргуна-хана и были посланы им вслед за патерами, чтобы убить их по двум причинам: во-первых, в отмщение за мощи святой Рипсимэ, за то, что мощи были вывезены из страны Амиргуна-хана и увезены куда-то; во-вторых, говорили, якобы Амиргуна-хан слышал, будто у этих патеров есть большие сокровища —золото и серебро, и ради сокровищ послал он воинов убить их и отнять сокровища. Итак, от Махсут-султана ли, от Амиргуна-хана ли, или откуда-то еще пришли воины и убили патеров, а прислужника патеров, ранив, сбросили вниз с утеса.

Отправившись в странствие с целью [написания этой] истории, прибыли мы в Нахичеванскую область, в гавар Ерынджак, в селение Апаранер; встретились мы и с тем человеком, Агамиром, увидели и его, и место [действия], и рубцы ран. И он рассказал нам эту историю. Затем сказал: «Когда меня сбросили из пещеры вниз, я упал в воду, и это была река, называемая Котай-гет; речная вода, подхватив меня, понесла и выбросила перед каким-то утесом. Утес этот /195/ помешал мне и задержал меня до наступления вечерней темноты, до появления звезд. Все это стряслось [именно] со мной, но я был Божьей милостью жив и сознавал все, что случилось со мной, и милосердием Божьим я не утонул в реке. А по наступлении вечерней темноты вышел из реки и пошел, однако не знал, куда идти. Когда я шел, я заметил протоптанную дорогу и решил про себя остаться на ней, чтобы расспросить прохожих и знать, как мне быть. И случилось так, что утром с рассветом появились какие-то люди, армяне по происхождению, направлявшиеся с навьюченным скотом в какое-то селение. Выйдя, я подошел к ним, а они, узнав, что со мной стряслось, положили меня на лошадь и довезли до какого-то селения, где я рассказал селянам все. Кое-кто из селян пошел на место убийства патеров и увидел убитых, все их книги, бумаги и одежду, разбросанные по пустыне. И там же, на дороге, они вырыли яму и засыпали их землей, а я остался в селении, пока не зажили раны мои, и затем, покинув его, вернулся к себе домой».

А описанное ниже, то, о чем мы сейчас расскажем, рассказал нам епископ, по имени Мартирос, видевший [все] своими глазами. Он сказал, что из страны франков прибыл другой патер, по имени Мельхиор, и привелось тому встретиться с шахом, который находился тогда в Тавризе. И шах, выступив со всей своей ратью из /196/ Тавриза, пришел в Гегамскую область; вместе с ним прибыл и патер Мельхиор, ибо он притворялся, будто приехал [к шаху] как посланник, и пользовался уважением шаха. Был он муж знатный и известный, и шах часто беседовал с ним. Однажды во время беседы Мельхиор сказал шаху: «Сюда раньше приезжали наши патеры, но их убили разбойники, и они погребены в горах; мне хотелось бы найти кости [их] и повезти на кладбище их отцов». А шах, будучи язычником по вере и по рождению и не придавая значения костям умерших, ответил ему: «[Делай] как знаешь». Тогда Мельхиор послал кого-то туда, те вырыли кости Глелуна и его товарища и принесли к нему, а он взял их с собой как мощи мучеников к себе на родину, в коренной Франкстан. И это было так.

Во времена, в которые мы нынче живем, в 1107 году нашего, армянского летосчисления (1658), в котором мы написали историю эту, привелось нам прибыть в величественный город Исфахан, ибо сюда приехал мудрый, великодушный и достославный патриарх всех армян, католикос святого Эчмиадзина, владыка Иакоб[154]154
  Иакоб Джугаеци – эчмиадзинский католикос, был избран 8 апреля 1635 г., умер в Константинополе 1 августа 1680 г. по пути в Европу, куда юн ехал во главе делегации для переговоров о помощи в деле освобождения Армении от турецкого и персидского ига (см.: Г. А. Эзов, Сношения Петра Великого с армянским народом, стр. XIX и Др.).


[Закрыть] для свидания и посещения вверенного ему словесного стада Христова, а также для нвиракских сборов[155]155
  Нвиракские сборы – добровольные на словах и обязательные на деле «пожертвования» в пользу Эчмиадзина, взимаемые во всех странах, где проживали армяне. Помимо денег нвираки собирали «пожертвования» и натурой (масло, мед, зерно, фрукты, шерсть, железо, ткани, фарфоровые изделия, товары, привезенные из армянских колоний, и др.).


[Закрыть] святого Эчмиадзина и еще для упорядочения светских дел при дворе государя. Для прислуживания ему приехали [сюда] многие из нас. Пошли мы домой к ходже Сафару в паломничество и на поклонение мощам святой Рипсимэ и многим мощам, которые там находятся, и, открыв мощи, увидели все и, выполнив обет, удостоились благословения /197/ святых. Кое-кто из именитых джугинцев рассказал нам еще несколько историй. Вот содержание этих историй[156]156
  В тексте приведена только одна


[Закрыть].

Спустя некоторое время после тех событий, о которых мы выше рассказали, прибыл шах в Исфахан и по своей всегдашней привычке пришел домой к ходже Сафару. Оказались там случайно и какие-то франкские патеры из того же ордена, что упомянутый выше патер Глелун. Во время беседы коснулись мощей святой Рипсимэ, и все мощи были принесены к шаху для всеобщего обозрения. Когда открыли мощи, патеры нашли удобный случай и попросили шаха дать им в качестве дара какую-либо часть этих мощей. И шах сам взял одну из костей, ударом ножа раздробил ее, половину кости опять бросил к остальным мощам, а другую половину отдал патерам; и они взяли ее и спрятали у себя. Шах велел ходже Сафару унести остальные мощи и спрятать; они были унесены прочь, положены туда, где раньше находились, и там остаются по сей день. [Что же касается] части, которую патеры тогда получили, они повезли ее в страну Бандар[157]157
  Бандар – по всей вероятности, имеется в виду Бендер-Аббас – порт на берегу Персидского залива, недалеко от о-ва Ормуз.


[Закрыть], в город, называемый Гоа, построили в том городе монастырь, и в основание церкви того монастыря положили тот кусочек. И монастырь тот нынче является женским монастырем, в котором живет множество женщин-отшельниц. Итак, благословен бог ежечасно.