Текст книги "Бастард Его Величества"

Автор книги: Анна Емельянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 22

Вид у Ланкастера был усталый и озабоченный. Но Рэндалл не трепетал перед ним, как другие слуги. Ланкастер был благосклонен к нему и дозволял отпускать остроты, непростительные для обыкновенного менестреля.

Стягивая сапоги, герцог молчал, и Рэндалл понял, что Ланкастер ждёт, когда он начнёт говорить.

– Я хочу просить вас дозволения уехать из замка, – сказал Рэндалл. – Сэр Ральф де Монфор зовёт меня сопровождать его в качестве жонглёра.

– Разве тебя не устраивает служба у меня? – поразился просьбе герцог. – На твои выступления съезжаются самые знатные вельможи Англии...

Глубоко вздохнув, Рэндалл покачал головой:

– Я чрезвычайно благодарен вам за ваши милости, но хочу уехать с сэром Ральфом. Мы познакомились ещё в Ноттингеме, и господин рыцарь предложил мне то, чего не предлагал никто: он захотел, чтобы я стал его другом! Я знаю, что он доблестен и благороден.

– Как и все Монфоры, – подтвердил Ланкастер. – Известно ли тебе, что одна из женщин рода графов де Монфор, лишившись мужа, восставшего против короля Франции и брошенного в тюрьму, осаждаемая французским войском в норманнской крепости, сподвигла своих немногочисленных сторонников на сопротивление? Ей угрожал сам Шарль де Блуа со своими отрядами, но она не дрогнула и убедила сторонников дождаться подкрепления от англичан. Прибывший по морю сэр Уолтер Мэннинг и его войско пришли к ней на помощь. А позже, отбыв с англичанами из Франции, графиня де Монфор приняла участие в битве на море близ острова Гернси. Говорят, сэр Ральф такой же бесстрашный, хоть и увлекается песнями менестрелей. Душа его полна отваги. Он родился здесь, в Англии, но в его жилах течёт кровь графов Монфоров, которые, приняв поддержку английского короля, отказались от претензий на престол Франции, и теперь один из них – сэр Ральф – считается верным рыцарем его величества. Его обожают при дворе за песни и изящные манеры, и он нередко появляется в Вестминстере...

– Туда мы и собираемся поехать с ним завтра, – сказал Рэндалл.

– Думаешь, тебе понравится двор Ричарда?

– Мне трудно сейчас об этом судить.

– Могу предположить, ты понравишься двору, – усмехнулся герцог Ланкастер. – Среди острословов и поэтов ты будешь вызывать всеобщий восторг.

– Значит, вы дозволяете мне отбыть из вашего замка? – обрадовался Рэндалл.

– А если б и возражал, тебя бы это разве остановило? – Ланкастер протянул менестрелю кубок, наполненный лучшим вином.

Взяв кубок, Рэндалл отпил из него.

– Вы же знаете, что нет, милорд.

– Конечно, не остановило бы, – вздохнул герцог. – У тебя слишком дерзкий нрав для менестреля. Я не могу тебе препятствовать, ведь ты не раб. Поступай как хочешь, Рэндалл. Я одобряю, что ты будешь служить сэру Ральфу. Из него получится хороший господин и друг!

Осушив залпом свой кубок, Ланкастер с минуту разглядывал менестреля, а потом улыбнулся.

– Я позволяю тебе отправиться с Ральфом! – сказал он. – А теперь иди. Тебе нужно выспаться перед дорогой.

Рэндалл поклонился. Его переполняли благодарность и восхищение тем, с каким достоинством Джон Гонт позволил покинуть замок лучшему менестрелю своего двора.

– Милорд, я очень вам признателен! – воскликнул Рэндалл. – Другой бы на вашем месте.

– Я не тиран, Рэндалл, – прервал его Гонт и, оставив менестреля, направился к высокой кровати, на ходу расстёгивая опаловые пуговицы упелянда с длинными широкими рукавами.

Рэндалл откланялся и пошёл к двери, как вдруг, у самого порога, герцог остановил его:

– Друг мой, забыл тебя предупредить. В королевстве вспыхнули мятежи, поэтому, когда поедете через Эссекс и Кент, соблюдайте осторожность! Простолюдины, возглавляемые кровельщиком Уотом Тайлером и каким-то расстригой Джоном Боллом, безжалостны к баронам и рыцарям, а твой будущий господин очень знатен.

– Я учту ваше предупреждение, – сказал Рэндалл и с поклоном вышел из опочивальни.

Пройдя холодным коридором, где гуляли сквозняки и уныло бродили часовые, Рэндалл поднялся на стену замка. Здесь трещали на ветру факелы и дежурили, пытаясь согреться выпивкой, арбалетчики. Рэндалл не обращал на них внимания: за время службы в Плэши у Глостера он научился не замечать стражу.

На стене Рэндалла ждал стройный молодой человек. Из-за ночной прохлады он накинул на плечи плащ, подол которого тяжело приподнимался от движения воздуха.

– Герцог отпустил тебя? – спросил сэр Ральф.

– Милорд Ланкастер оказался очень любезен и позволил мне уехать, – сообщил Рэндалл. – Теперь мне нужно поговорить с отцом, – вздохнул он.

– Папаша Терри не слишком поощряет, что ты согласился стать моим жонглёром?

– Да. Он боится, что при дворе я встречусь с людьми, посвящёнными в тайну моего происхождения...

Они постояли несколько минут, вслушиваясь в мрачное гудение ветра в кронах дубов и буков.

– Завтра на восходе отбываем, – молвил сэр Ральф. – Тебе пора идти.

Оставив его, Рэндалл спустился по винтовой лестнице с крутыми высокими ступенями и, пройдя двором, скрылся в башне, где находились комнаты слуг.

ГЛАВА 23

Переступив порог, Рэндалл увидел сидящего на тюфяке папашу Терри, рассеянно теребящего струны лютни, глядя в узкое оконце.

Терри кивнул Рэндаллу.

– В чём дело? Этот сэр из Ноттингема не желал отпускать тебя? Я уже думал взять в руки меч вместо лютни и штурмовать его опочивальню!

Упав возле него на тюфяк, Рэндалл сообщил:

– Отец, завтра, с первыми лучами солнца, мы с сэром Ральфом уходим из замка. Нам предстоит ехать в Вестминстер.

– Ты с ума сошёл?! – возмутился папаша Терри. – Неужели ты будешь выступать с ним перед королём?!

– Да, – подтвердил Рэндалл. – И не только как его жонглёр. Вокруг Ричарда собираются придворные поэты, и среди них я смогу занять достойное место.

– Нет! – запротестовал папаша Терри. – Ты бродячий менестрель, зачем тебе Вестминстер?

Не желая продолжать пререкания, Рэндалл поднялся, чтобы сложить в заплечный мешок наряды.

– Не забывай, нас прислал сюда герцог Глостер, – напомнил папаша Терри. – Что сэр Гонт скажет, когда узнает о твоём бегстве? Он пошлёт за тобой стражу, догонит и закуёт в колодки, как провинившегося простолюдина!

– Герцог не возражает против моего ухода.

– Так он всё знает?

– Безусловно. Я поставил его в известность, и я – не раб и не виллан, прикованный к земле моего господина.

Папаша Терри чувствовал, что должен предостеречь Рэндалла, которого любил как собственного сына, должен рассказать о его настоящем отце.

Взяв Рэндалла за тонкое запястье, папаша Терри со слезами сжал его.

– Хорошо. Мы поедем ко двору короля Ричарда, если ты настаиваешь, но прежде я хочу рассказать тебе о сыне Эдуарда III и графини Эдит Монтгомери.

Вскинув светлые брови, Рэндалл удивлённо уставился на отца.

– Что ты имеешь в виду? При чём тут Эдуард III и графиня?

– При том, что ты – его сын! Незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки Эдит Монтгомери, которая была кровной сестрой сэра Вильяма. Король любил многих красивых, статных женщин, об этом свидетельствует и его связь с графиней Солсбери, но только одну из них, леди Эдит, он любил с подлинной страстью. Конечно, твоё рождение не осталось в тайне, и у короля имелось множество врагов, жаждавших использовать тебя, чтобы отомстить ему.

От своей супруги Филиппы у него уже было несколько законных отпрысков, в том числе и тот, кого все знают как Чёрного принца. Ты появился на свет бурной ночью, когда на улице свирепствовала гроза, в замке Спрингроузез, в замке Весенних роз в Йоркшире, построенном королём для своей возлюбленной Эдит. Я служил в Спрингроузезе менестрелем, и когда враги короля, воспользовавшись его отсутствием, вторглись в замок, тебя передали мне и попросили спрятать. Я бежал из Спрингроузеза тайно, взяв тебя с собой. Я кормил тебя ослиным молоком, купленным в деревнях, и пытался защитить тебя. Никто, даже графиня, не знал, где ты. Когда леди Эдит погибла от чумы, её замком и краем завладел богатый и знатный сэр Вильям Монтгомери. Несколько лет назад он разбился, упав с лошади, и этот замок наследовал его сын Филипп, которого ты видел в трапезной.

– Почему же король не выгнал Вильяма Монтгомери из Спрингроузеза? – спросил Рэндалл.

– Он был нужен королю. Тогда война во Франции шла полным ходом, а Вильяма Монтгомери обожали рыцари. И тем не менее замок Весенних роз выстроен специально для Эдит, покорившей короля своей красотой. Этот замок подобен восхитительным и одновременно лучшим крепостям, о которых поётся в песнях. Остроконечные башенки, светлые стены, стрельчатые оконца восхищают и притягивают взор. Он находится в Йоркшире, и каждый раз, бывая там, я обходил его стороной, опасаясь, что меня узнают.

Рэндалл засмеялся:

– На какие ухищрения ещё ты готов пойти, чтобы я не поехал ко двору?

– Поверь, я говорю искренне, – продолжал папаша Терри, – и я боюсь разоблачения. Тогда тебе предстоит множество испытаний.

Глаза Рэндалла затуманились: казалось, ещё немного – и он лишится чувств.

– Мне дурно, отец, – проговорил он и опустился на постель.– Боже! Какую ужасную тайну ты скрывал!

Опустившись на колени, папаша Терри взял его горячие пальцы в свои руки.

– Останемся у Ланкастера, – просил он. – Герцог – твой брат, но он никогда не догадается об этом. А при дворе есть люди, которые знают о связи короля с Эдит Монтгомери и о том, что какой-то менестрель спрятал их сына, родившегося в Спрингроузезе.

– Но им не известно, что им был ты, – ответил Рэндалл.

– Сейчас не известно, но правда может выплыть наружу.

– Что ты имеешь в виду?

– Сэр Филипп Монтгомери наверняка знает об истории, произошедшей в его замке, и о том, что сына леди Эдит спрятали простолюдины.

Почувствовав возвращение сил, Рэндалл оттолкнул папашу Терри.

– Собирайся в путь, отец, – сказал он. – Не забывай, что сэр Ральф будет ждать нас на рассвете во дворе замка. То, что я отпрыск короля, не позволяет мне забыть, что я – менестрель. Мы поедем ко двору, где я стану придворным поэтом и превращусь в жонглёра сэра Ральфа.

Не желая более вдаваться в споры, папаша Терри принялся складывать в мешок их пожитки и музыкальные инструменты.

– Если б ты был хотя бы рыцарем, – проговорил он, – ты бы сумел дать отпор вооружённому врагу.

– Придёт день, и я научусь делать это, – ответил Рэндалл.

Находясь под впечатлением от рассказа папаши Терри, он думал о том, что услышал о своей матери, прекрасной леди Эдит Монтгомери, о короле Эдуарде и своей судьбе.

«Во мне течёт кровь Плантагенетов, – рассуждал он. – Но я вырос среди бродяг и вилланов, среди запахов ремесленных лавок в крупных городах, уличных песен и ослиного молока в деревнях. Конечно, папаша Терри обучил меня грамоте и другим языкам, вроде провансальского наречия, норманнского произношения, французского или итальянского, чтобы я сумел блистать перед знатью. Но я никогда не допускал мысли, что прихожусь братом герцогам, у которых служил, и дядей Ричарду».

Усмехнувшись, Рэндалл подошёл к папаше Терри.

– Несмотря на то что я, как ты говоришь, сын графини Монтгомери и короля, – заявил он, – я не боюсь гнева Филиппа и козней врагов.

– Если твоё решение встретиться с врагами лицом к лицу, без страха разоблачения, столь же твёрдо, как твоя отвага, я не стану препятствовать тебе, а, напротив, буду всячески содействовать, – ответил папаша Терри. – Возможно, ты сумеешь преодолеть препятствия, подстроенные судьбой. Ты очень похож на своего отца, а он был известен доблестью. Идём же в Вестминстер.

До самого восхода менестрели не сомкнули глаз. Собрав наряды, подаренные герцогом, они молча лежал и на тюфяках в противоположных углах душной, тёмной комнаты.

Папаша Терри нисколько не жалел, что рассказал Рэндаллу правду. Наоборот, он вдруг впервые за долгие годы чувствовал облегчение и свободу. Но его заботило, сумеет ли Рэндалл, рассудительный, умный и смелый, одолеть предстоящие ему тяготы, ведь в душе этот молодой человек был очень искренним.

А Рэндаллу не спалось от вновь нахлынувших мыслей. Он думал о женщинах в судьбе своего отца: о королеве Филиппе, которую после женитьбы Эдуард III разлюбил, но от которой имел двенадцать детей; о возлюбленной леди Солсбери, обронившей повязку в присутствии короля, который подобрал повязку, провозгласив: «Honni soit qui mal у pense»[3]3
  «Стыдно должно быть тому, кто дурно об этом подумает».


[Закрыть] – и превратив деталь одежды в символ награды для своих подданных.

– Что поделаешь! Король любил женщин, преклонялся перед ними! – прошептал, глядя в постепенно серевшее оконце, Рэндалл. – И именно ему я должен быть признателен за то, что сейчас лежу здесь, любуясь разгорающимся восходом.

Внезапно он понял, что не только знатен, но и гораздо благороднее самого сэра Ральфа де Монфора, который пригласил его к себе жонглёром. Он осознал, что у него есть титул графа, потому что его мать, леди Эдит, была графиней, и что есть богатые владения в Йоркшире, где ныне правит его надменный кузен. Но папаша Терри поступил правильно, увезя его подальше от Спрингроузеза.

Так Рэндалл, уличный певец и слуга в замках своих братьев, дожидался раннего утра. Замок пробуждался: сновали слуги, со двора доносились голоса, ржание лошадей и позвякивание оружия.

Усевшись на тюфяке, папаша Терри, отогнав назойливых мышей, которые совсем не боялись людей, перекусил сыром и предложил сделать то же Рэндаллу, но молодой человек отказался. Есть не хотелось, хотя он знал, что им предстоит скакать весь день, а остановки в пути будут редки.

На лестнице, ведущей в башню, послышались шаги, а потом кто-то решительно постучал в дверь.

ГЛАВА 24

На пороге стоял одетый в доспехи сэр Ральф де Монфор. Обычно он предпочитал изящные одежды и упелянды с вышивкой и украшениями. Но в это утро, зная о мятежниках Уота Тайлера, он нацепил доспехи, которые всегда возил с собой: панцирь, кольчугу с железным капюшоном, натянутым на голову, поножи со шпорами, перчатки и низкий пояс, с которого свисал убранный в ножны меч. Второй меч висел у рыцаря за спиной, а кинжал держался на бёдрах.

– Я попросил конюшего герцога Ланкастера предоставить для тебя лошадь, что он и сделал, – сказал сэр Ральф Рэндаллу.

– А мне предстоит скакать на муле? – осведомился папаша Терри.

– Нет. Для тебя тоже нашлась хорошая лошадь, – сказал сэр Ральф примирительно. – Кстати, герцог был великодушен и настаивал, чтобы я взял его стражников, но я решил отказаться. Рыцарь с охранной свитой привлечёт гораздо больше внимания, чем без неё, а лишь с двумя друзьями.

Рыцарь был очень доволен, что уговорил Рэндалла стать его жонглёром, и не скрывал этого. Во дворе уже сновали с поручениями слуги, в кузнице бухал молот, и воздух наполнялся ароматами жаркого, готовящегося для герцога. Замок пробуждался.

Оседлав скакуна, сэр Ральф пустил его шагом, папаша Терри тоже уже был в седле. Перед тем как вскочить в седло, Рэндалл вгляделся в узкие оконца замка, надеясь увидеть человека, который, как он теперь знал, приходился ему единокровным братом. Но герцог ещё не проснулся. По крайней мере его нигде не было видно.

Рэндалл пустил лошадь иноходью вслед за скакунами сэра Ральфа и папаши Терри. Вдруг он услышал громкий возглас:

– Рэндалл! Рэндалл!

Из замка выбежал юноша и бросился к Рэндаллу.

Менестрель придержал лошадь, узнав в юноше Генри.

– Отец не сказал мне вчера, что ты уезжаешь, – проговорил сын герцога. – Почему он так поступил с тобой?

– Сэр Ланкастер узнал о моём отъезде лишь ночью, милорд, – ласково ответил Рэндалл. – Он допоздна беседовал с принцессой и рыцарем из её свиты, поэтому я не мог сообщить ему ранее о том, что должен оставить замок.

– Куда же ты едешь, Рэндалл? – спросил Генри.

– Куда повелит мой господин, ведь я стал жонглёром сэра Ральфа де Монфора и буду при нём кем-то вроде Папиоля у Бертрана де Борна.

– Но чего тебе недоставало у моего отца?

– Может быть, свободы? – улыбнулся Рэндалл.

Ему всё ещё казалось удивительным, что юноша, с которым он сейчас разговаривал, приходится ему племянником.

– Но не огорчайтесь, милорд, – молвил он, натянув узду. – Вы, насколько я знаю, должны вскоре следовать к своему кузену Ричарду, так что мы встретимся в его дворце, – и, оставив Генри во дворе, Рэндалл направился к воротам.

Ральф де Монфор и папаша Терри ждали его на мосту. Вместе они спустились к дороге, петляющей меж холмов. Первые полчаса путники ехали молча, поглощённые собственными мыслями.

– Ты умеешь драться на мечах или хотя бы стрелять из арбалета? – спросил вдруг Ральф Рэндалла.

– Я никогда не дрался на мечах, – признался менестрель, – но стрелять умею.

Ральф взял прикреплённый сбоку к седлу арбалет и передал его Рэндаллу.

– И ты сможешь в случае внезапного нападения пустить залп? – уточнил он.

– Безусловно, – сказал менестрель.

– А я смогу перерезать разбойнику глотку! – хрипло вскричал Терри. – В моём мешке несколько превосходных итальянских кинжалов, которыми я научил жонглировать Рэндалла. И я сумею применить их в драке!

Путешественники въехали в кажущийся пустынным туманный лес, наполненный шорохами в подлеске и криками птиц в кронах. Сэр Ральф настороженно всматривался в прилегавшие к обочине кусты и лежащие за ними труднопроходимые дебри. Он не надел железный шлем с забралом, предпочтя остаться в кольчужном капюшоне, плотно облегавшем голову.

– Ты опасаешься этого дартфордского кровельщика и его шайку? – спросил Рэндалл.

– Уот Тайлер поднял мятеж в графстве Кент, и любому скитальцу там нужно соблюдать осторожность, – ответил сэр Ральф.

– Я вижу, тебе ничего не известно про другого бунтовщика, занявшего Эссекс, а, насколько я понимаю, путь, избранный тобой, лежит как раз через захваченный его людьми Блэкхит, – усмехнулся Рэндалл.

– Другой бунтовщик? Кто он?

– Какой-то монах-расстрига, называемый отцом Джоном Боллом.

– Не может быть! – воскликнул сэр Ральф. – Отец Болл возглавил шайку бунтовщиков?!

– Так ты знаешь его?! Говорят, расстрига воодушевил тысячи простолюдинов.

– Вот как! – пробормотал сэр Ральф, хмурясь. – Я действительно знаком с ним. Направляясь из Ноттингема в своё поместье, я встретил его одного в лесу, в жалком виде. – И далее он поведал Рэндаллу историю Джона Болла до того момента, когда монах оставил кортеж принцессы и бросился к Мэйдстоуну, чтобы вступиться за коменданта. – Что с ним произошло далее, я не знаю, но то, что ты рассказал о нём, нисколько меня не удивляет, – закончил Ральф.

– И ты не боишься встречи с человеком, разделившим с тобой тяготы путешествия?

– Нет. Если Блэкхит взят Джоном Боллом и простолюдины покорны ему, я смело поеду через Эссекс и Кент, – ответил сэр Ральф.

Они продолжали следовать по лесу, где рассеивался туман, обнажая деревья, коряги и кусты орешника. Думая о том, что произошло в Мэйдстоуне, сэр Ральф жалел, что не удержал тогда монаха от дерзкого безрассудного поступка, в результате которого отец Болл оказался в шайке бунтовщиков.

К полудню возле широкого ручья, струящегося между могучими буками и вязами, путники сделали остановку. В этот день им предстояло ещё добраться до окраины леса и постараться как можно незаметнее миновать подступы к Блэкхиту.

ГЛАВА 25

В те времена Вестминстер состоял из нескольких соединённых между собой высоких строений с рядами вытянутых окон, длинных балконов, внутренним двориком для прибытия гостей и сложным переплетением тёмных коридоров, огромных переходов и тяжёлых ворот.

Во дворце превосходные залы и просторные комнаты с потолками, украшенными барельефами, вмещали лучшую резную мебель, оружие, столы для пиров на несколько тысяч человек, а сквозь стрельчатые окна врывались потоки солнечного сияния, озаряя каждый угол и отражаясь в начищенных до блеска доспехах. Неподалёку от дворца располагалось Вестминстерское аббатство – серое сооружение с остроконечной крышей, «розой» над сводчатым входом и сложным декором. Витражи, кафедры и капители удивляли своим многообразием и красотой.

Мост, довольно узкий и тяжеловесный, вёл к въезду в Вестминстерский дворец, нависая над мерной гладью реки, от которой распространялось зловоние. Городские отходы, грязь с улиц Лондона – всё это текло по реке. Возле моста плескались стаи гусей, коих разводили повара королевской кухни, а у въезда на мост толпились ждущие аудиенции торговцы, поставщики двора и итальянские купцы. На стенах, окружающих Вестминстер, и у его ворот дежурили вооружённые алебардами стражники в железных панцирях и шлемах.

Поскольку короли Англии имели французское происхождение, название дворца часто произносилось как «Вестминстье». Этот дворец считался их главной резиденцией, хотя они владели множеством охотничьих замков по всему королевству.

Ричард II, ставший правителем Англии в 1377 году, предпочитал Вестминстеру Элтон. Короновавшись вместо своего дяди Джона Гонта, он был полной противоположностью своего погибшего отца – принца Уэльского. Ричард любил поэзию, обожал устраивать пышные пиры, но совсем не испытывал потребности продолжить войну во Франции, где его отец совершил столько подвигов. Ричарду гораздо более нравилось внимать певцам и менестрелям, чем ощущать тягости походов и сражаться с неприятелем. Но в уме и сообразительности ему было не отказать – Ричард сумел выйти из-под власти Джона Гонта. Однако ни мужества, ни щедрости отца он не унаследовал.

Сидя в огромном зале в парчовом упелянде с низким поясом, украшенным алмазами, в облегающих шоссах и с венцом, искрящимся на его рыжих локонах, Ричард, казалось, был безразличен к представлению, устроенному знаменитым в ту пору в Англии поэтом Джозефом Платом. Возле кресла с тяжёлыми резными подлокотниками, стоявшего на невысоком возвышении, толпились люди из свиты Ричарда, приглашённые на выступление поэта. Чтение стихотворения или целой поэмы вызывало вокруг настоящую сумятицу и восторг, и все дворяне, приближенные ко двору Ричарда, жаждали на нём присутствовать.

Ричард наблюдал за выступлением поэта с видимым равнодушием. Он уже научился скрывать свои чувства, поскольку не раз видел, как его дядья и другие высокородные особы терпели поражение оттого, что слишком явно их демонстрировали. Однако Ричард знал, как ценят его милость, и собирался в конце выступления, под аплодисменты, поблагодарить Плата.

Поэт, стоя в центре зала, громко декламировал длинное стихотворение, в основу которого легла легенда о любви короля Генри II к прекрасной белокурой леди Розамунде Клиффорд. Злобная королева, супруга Генри II, решила убить соперницу и предложила ей самой избрать орудие расправы. Леди Розамунда предпочла яд и, испив его, упала к ногам королевы. Слушая унылое стихотворение, сюжет которого был всем хорошо известен, многие тем не менее затаили дыхание. Некоторые молодые девушки не удержались от слез, а рыцари шумно вздыхали.

Читая стихи, Джозеф Плат преображался, в его больших тёмных глазах появлялся лихорадочный блеск. У Плата были широкое лицо, обрамлённое длинными, закрывающими короткую шею чёрными сальными волосами, крупный страстный рот и присущая всем поэтам дерзость, сквозившая в его манерах.

К тридцати двум годам он сумел нажить состояние, а также влиться в число поэтов, выступающих перед королём.

Невысокого роста, толстый, Плат, однако, умел казаться изящным, чему его научило длительное пребывание при дворе, куда он попал ещё будучи излюбленным поэтом принца Уэльского, с которым встретился во Франции во время войны. Джозеф Плат развлекал там английских рыцарей и настолько понравился принцу, что тот послал его ко двору своего отца-короля.

Когда выступление Джозефа Плата уже подходило к завершению, в зале возник встревоженный камердинер короля и, стараясь не привлекать внимания свиты, на цыпочках приблизился к креслу его величества.

– В чём дело? – проговорил Ричард, не поворачивая головы.

– Милорд, прибыл посланец из Дартфорда, – сообщил камердинер. – Он просит об аудиенции, чтобы рассказать вам о произошедшем там мятеже. По его словам, в Лондон приехал и граф Кент, также в надежде на личную встречу с вами.

Не дожидаясь окончания поэмы, Ричард покинул зал.

Миновав несколько просторных коридоров, где гулко отдавались шаги, молодой король вошёл в свою опочивальню – небольшую комнату с высоким потолком. В ней он не только отдыхал, но и нередко встречался с приближёнными.

Кроме высокой тяжёлой постели и мощного, окованного железом сундука, где король держал личную утварь, в комнате стояли красивый резной стол и два кресла возле окна. На стенах опочивальни висели боевые доспехи и оружие, а также превосходные гобелены.

В комнате короля уже ждал незнакомый молодой человек в чепце, со спущенным на плечи кольчужным капюшоном, в поножах, забрызганных грязью, и разгорячённым от бешеной скачки лицом. Едва король расположился в кресле у окна, выходящего в сад Вестминстера, как посланец с поклоном передал ему свиток.

Здесь же находился и главный судья, человек средних лет, наглый, мощного сложения, с воспалённым лицом страстного любителя выпивки. Пройдёт несколько лет, и этот человек с жестокостью и беспощадностью будет судить мятежных простолюдинов. Уже в дни восстания Уота Тайлера судья Трессилиан обладал богатством и влиятельностью. Он прибыл к королю, едва услыхав о событиях в Эссексе и Кенте.

Возле входа, прислонившись плечом к каменному косяку, стоял сэр Филипп Монтгомери. Когда король появился в опочивальне и перед ним склонились в поклоне Уорвик и посланник из Кента, сэр Филипп ограничился лишь лёгким движением головы.

Сидя у окна, ощущая ароматы распускающихся роз и дуновение ветра, шевелящего его локоны, Ричард перечитывал послание.

– Стоило из-за этого пустяка заставлять меня покидать выступление одного из моих поэтов! – презрительно фыркнул он. – Какой-то бунт простолюдинов! Их главарь, Уот Тайлер, – обыкновенный кровельщик! Пусть шериф накажет его.

– Милорд, позвольте рассказать вам о происшедшем в доме шерифа, – подал голос посланец. – Бунтовщики ворвались к нему, перебили стражу и потребовали встречи с королём. Они выдвинули множество условий, которые хотят передать лично вам.

– А что же шериф? Его убили? – осведомился Ричард.

– Уот Тайлер направил его к графу Кенту, и граф поехал в Лондон.

– Неужели этот мятежник настолько могущественный противник, что граф прибыл в Лондон просить содействия короля? Неужели его собственные силы, его отряды не могут подавить бунт? – хихикнул судья Трессилиан.

Бросив на него презрительный взгляд, сэр Филипп проговорил:

– Насколько известно мне, сэры, Уот Тайлер действительно мужествен, так как не побоялся дать отпор сборщику податей – отвратительному мерзавцу, который посмел воспользоваться отсутствием Уота и напасть на его жену и дочь. Разве любой достойный человек не поступил бы так же? И если бы даже Тайлер не бросился на мерзавца первым, нашёлся бы кто-нибудь другой. Простолюдины – и горожане, и вилланы – фактически поставлены в рабское положение, мы все это знаем. Вот они и взбунтовались.

– У вас превосходная осведомлённость об Уоте Тайлере, – ехидно заметил судья Трессилиан.

– Да, поскольку я не таскаюсь по борделям, а провожу время в отрядах, куда поступает информация.

– Что вы имеете в виду, говоря о борделях?! – возмутился Трессилиан.

– Замолчи, Вепрь! – приказал король. – Не притворяйся! Что же касается слухов, пересказанных мне сэром Монтгомери, я склонен им доверять. Но всё-таки Уот Тайлер и его люди всего лишь шайка босоногих головорезов, у них нет ни рыцарской поддержки, ни благородных предводителей!

– Хм, – землистое лицо Филиппа тронула тень улыбки, – как говорят счастливцы, вернувшиеся из плена, Уот не только грамотен и знает латынь, но и образован в воинском деле. Он прекрасно сражается на мечах и владеет всеми видами оружия.

В этот момент в коридоре раздался звук быстрых шагов, дверь открылась, и на пороге появился камердинер.

– Ваше величество, – сказал он, поклонившись, – прибыл граф Кент.

– Пригласи его войти, – приказал король.

Вошедшему было далеко за тридцать, и он производил впечатление доблестного, отважного воина. В начищенных доспехах, без шлема, который граф держал под мышкой, но в чепце, он казался статным и хорошо сложенным.

– Я рад, что вы согласились встретиться со мной, милорд, – произнёс Кент, кланяясь. – И я здесь, чтобы искать вашего заступничества.

То, что отважный воин просит заступничества у хрупкого юноши, вызвало у Филиппа невольную усмешку. Впрочем, он осознавал, что власти и могущества у этого юноши гораздо больше, чем у отважного воина в доспехах.

– Да, да, милорд, – сказал Ричард. – Я уже знаю о восставших в Дартфорде и удивляюсь, почему вы сами не подавили мятеж.

– Потому что эта зараза уже распространилась по всему графству! – ответил Кент. – Везде вспыхивают бунты, люди сбиваются в шайки, но своим единственным предводителем называют Уота Тайлера. А в соседнем Эссексе также поднялось восстание, возглавляемое каким-то монахом-расстригой. Если не послать навстречу Тайлеру отряды, пожар распространится по всей Англии.

– Так и быть, – произнёс король и повернулся к посланцу из Дартфорда. – Передай баронам, которые прислали тебя, что не позднее чем завтра из Лондона выступят отряды под предводительством Кента и Филиппа Монтгомери.

При этих словах Филипп остался хладнокровен. Он привык подчиняться приказам его величества. Но Кент посмел возразить:

– Уот Тайлер заявил, что будет разговаривать только с самим королём Англии. Он выдвинул множество требований и настаивает на передаче их вам.

Король презрительно фыркнул:

– Постарайтесь сделать так, чтобы шайка Уота Тайлера оказалась разбита, а его самого доставьте в Лондон, и тогда я встречусь с ним. В темнице.

– А потом мы устроим пир! – громко захохотал судья, хлопнув в ладоши.

– Вепрь, возвращайся в Лондон, – холодно приказал Ричард. – А с графом Кентом и сэром Монтгомери я должен обсудить их действия.

– Прошу прощения, ваше величество, – поклонился Трессилиан и, посмеиваясь, удалился из опочивальни. Следом за ним отправился посланник баронов, которому предстояло всю ночь скакать во весь опор до границ с Кентом и Эссексом.

Оставшись наедине с графом и сэром Филиппом, Ричард поднялся с кресла. Тёплый ветер врывался в окно, принося ароматы цветочной пыльцы, роз и листвы. Надвигался вечер, но сумерки ещё не спустились.

– Почему вы хотите, чтобы именно я сопровождал королевские отряды и лорда Кента? – спросил Филипп.

– Но ведь ты знаком с людьми, побывавшими в плену у Тайлера, – сказал Ричард. – И знаешь о нём больше, чем другие мои рыцари. К тому же ты бесстрашен и твёрд.

– Как верный вассал, я принимаю ваш приказ, мой король, – глухо ответил Филипп.

– Итак, завтра с восходом мы выступаем в путь? – уточнил граф Кент.

– Да, милорд.