Текст книги "Музыка любви"

Автор книги: Анхела Бесерра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Когда мать вернулась домой, Map удивилась ее печальному и задумчивому виду. Румянец на щеках придавал ей сходство с юной школьницей, но в глазах затаилась какая-то странная тоска. Даже после бабушкиной смерти она не выглядела такой грустной. Девочке хотелось расспросить, в чем дело, но из уважения к матери она заставила себя промолчать – мало ли, в конце концов каждый имеет право похандрить, когда день не задался или еще что.

Следя за кипящими в кастрюле макаронами, Аврора не находила себе места. Ей все никак не верилось в происшедшее. Она, обнаженная, играла на рояле Дольгута и одновременно занималась любовью! Собственное тело ощущалось теперь как-то иначе. Нарезав помидоры, она поспешно схватилась за лук, чтобы хлынувшие ручьями слезы не вызвали подозрений у домашних.

Когда все уселись за стол, Мариано тут же щелкнул пультом от телевизора. Под вопли комментатора о пасах, аутах, угловых и пенальти ужин прошел мирно и буднично.

Андреу между тем прибыл на своем «феррари» в сопровождении Титы в Клуб мореходов, где ежегодно проводился званый ужин для любителей мореплавания. Как обычно, предстояло обсуждение маршрута летних путешествий. В качестве следующего пункта назначения намечалась Сардиния – возможно, с заездом на Корсику.

После обильной еды и обмена заезженными комплиментами гости погрузились в светские беседы ни о чем. Андреу, все еще ощущающий привкус восхитительных губ Авроры, очнулся от своих грез, когда жена наклонилась к нему и одарила поцелуем, таким же фальшивым, как силикон, придавший соблазнительной пухлости ее лицу. Оказывается, Тита отпустила в его адрес какое-то язвительное замечание и таким образом пыталась его смягчить. Он инстинктивно отшатнулся. Похоже, путешествие грозит превратиться в сущий ад, если только он не позаимствует у супруги ее непробиваемый цинизм.

На один вечер, пусть и с великим трудом, это ему удалось. Все смеялись. Все болтали без умолку. Все отпускали дурацкие шутки, и все, все до единого оставались убеждены, что Тита и Андреу – самая красивая и счастливая успешная семейная пара в их компании. Предмет всеобщей зависти.

На обратном пути в голове у него шумело от выпитого вина, разбавленного парой стаканов виски, и критических высказываний, на которые острая на язык Тита сегодня, как всегда, не скупилась. Андреу хранил каменное спокойствие всю дорогу. Но дома ему показалось, что жена – не может быть! – с ним заигрывает. В кои-то веки она явно вознамерилась затащить его в постель. Он ничего не понимал. То ли она что-то затеяла, то ли выпила больше обычного и ненароком перевозбудилась. Оставив ее дожидаться под одеялами, он вышел в гостиную выпить последнюю порцию виски. Мысли его тут же устремились к роялю в отцовском доме, к стройному телу Авроры. Он уже успел истосковаться по ней. Как же ему ее не хватает! Вот, значит, что она такое – любовь. Всепоглощающее чувство, которое не позволяет твердо стоять на ногах. Ни в буквальном, ни в переносном смысле.

Столько лет он боролся, чтобы обрести все то, что его сейчас окружает, столько лет выстраивал вот эту самую жизнь, которую наивно принимал за счастье... для чего? Ему ведь даже не удалось сколотить собственное состояние. Тесть, вульгарно выражаясь, крепко держал его за яйца. Стоит развестись с Титой, и он потеряет практически все. Хитро составленный брачный контракт, который он вынужден был подписать перед свадьбой в надежде, что потом его можно будет как-то изменить, оставался неприступен почище любой цитадели.

Семейство Сарда представляло собой типичный родственный клан. По воле дедушки-родоначальника они пользовались полным юридическим обслуживанием в Институте семейного предпринимательства. Из официальных документов ясно и недвусмысленно следовало, что акции и доходы предприятий Сарда наследуют исключительно прямые кровные потомки. За десять лет осторожного давления Андреу сумел добиться небольшой поправки: если они с Титой справят двадцатую годовщину брака, он станет акционером Divinis Fragrances, а также прочих компаний, но тех – в ничтожной доле. На данный момент до юбилея оставалось еще пять долгих лет.

Даже автомобили, занимающие огромный, как ангар, гараж, ему не принадлежали. На его имя не были записаны ни яхта «Аромат ветра», на которой он участвовал в регате, им же самим организованной ради пущего престижа фирмы, ни дома в Барселоне и Льяванерес, ни съемные апартаменты в Гштаде, где он столько раз общался с великими мира сего... Даже родной сын не носил его фамилии.

Всем его имуществом владела Divinis Fragrances.

Отказаться от всего, думал он, будет трудно. Отказаться от сына – ни при каких обстоятельствах. Андреу не хотел терять его и был совершенно уверен, что в случае развода Тита сделает все возможное, чтобы их разлучить.

Со стаканом виски в руке он прошел в комнату Борхи. Крышка пианино была открыта, на пюпитре стояла пожелтевшая партитура с вымаранными «фа» и заметками на полях, судя по почерку, сделанными рукой отца. Несомненно, ноты принесла Аврора. Удивительно, какой силой обладают гены. Сын Андреу с каждым днем все больше походил на деда. Он играл на фортепиано так, будто всю жизнь только этим и занимался.

Размеренное дыхание мальчика наполняло комнату ощущением покоя. Кажется, он стал счастливее? Андреу подошел к кровати и поцеловал сына. Борха не спал. Он всегда просыпался, когда входил отец, но боялся спугнуть волшебные и такие редкие мгновения. Он любил отца. Конечно, еще как любил. Тем более что тот выполнил наконец его самое заветное желание – позволил учиться музыке.

Для Авроры Вильямари неделя началась в доме престарелых. Она готовила на обед Клеменсии блюдо ее родины – бандеха пайса. После Канн Аврора перестала носить старушке столь сложные в приготовлении яства, но сегодня ей необходим был серьезный экскурс в прошлое.

И вот фасоль сварена, готов фарш из телятины, поджарены шкварки и спелые бананы. Аврора расположила все это на большом блюде, добавила рис, немного яичницы, авокадо, соус хогао из лука и помидоров, кукурузную лепешку. Старушка, увидев еду, просияла. И память ее тут же заработала. По крайней мере она не путала Аврору с матерью.

– Ммм... какой чудесный запах, девочка моя. Напоминает мне, как мы с твоей мамой ходили в «Ла Фонда Антиокенья». На улице Дипутасьон, кажется? Они, правда, закрылись, потому что мы у них были единственными клиентами.

– Маме там тоже очень нравилось.

– Только чистокровные дети Колумбии, такие, как мы, способны оценить эту вкуснотищу. Да еще «приемыши» вроде Жоана... сама знаешь, как он любил это блюдо.

Аврора понятия не имела.

– Клеменсия, что между ними было? Между мамой и Жоаном?

Но старушка продолжала, словно не слыша вопроса.

– Особенно ему нравились шкварочки, вот такие, как следует прожаренные. – Она с наслаждением отправила ложку в рот. – Поначалу он был такой весь из себя стеснительный. А потом ничего, разошелся. Да еще как!

– Я тут проводила расследование... ездила в Канны. Они познакомились в Каннах. Тебе это известно, правда ведь?

– Место значения не имеет. Я уже говорила тебе, что они познакомились раньше, чем встретились. На самом деле они всего лишь возобновили знакомство.

– Они потом еще виделись?

– Конечно! Иначе ты бы тут не сидела!

– Что ты имеешь в виду?!

– Ах, Аврорита, какая ты любопытная! Нельзя уж и покушать спокойно.

Аврора решила переформулировать вопрос:

– У мамы с Жоаном были какие-то отношения до того, как я родилась?

Клеменсия как раз зачерпнула полную ложку фасоли, поэтому ответ разобрать оказалось затруднительно.

– Да ты понимаешь, о каком времени говоришь? Это было очень опасно. Твоя мать была замужем... за другим.

– Ну и что? Почему же она тогда переселилась в Барселону, а? Не куда-нибудь, а в Барселону! Не потому ли, в самом деле, что здесь жил Жоан?

– Есть вещи, которые я, из уважения к твоей матери, не могу с тобой обсуждать.

– Клеменсия, мне нужна твоя помощь. Мне необходимо знать, как...

Старая подруга матери оторвалась от еды и, глядя ей прямо в глаза, произнесла:

– Если ты хочешь знать, была ли она неверна Жауме Вильямари, от меня ты ответа не получишь. Ее память для меня священна.

Туман не рассеивался, а, наоборот, сгущался, и избавиться от него не представлялось возможным. Аврора решила дать больной передышку и заговорила о розах, расцветающих в саду. Розовые кусты уже причудливыми рамками окружали столики, за которыми сидели впадавшие в детство старики.

Клеменсия распробовала жареный банан и, чувствуя, что дочь любимой подруги волнуется, вернулась к оставленной теме.

– Вот что я тебе скажу: с четырнадцати лет Соледад любила только одного мужчину, Жоана Дольгута. Все, что она делала или не делала, было только из любви к нему. А тебе нужно научиться быть счастливой... и продолжать готовить эти вкусности. Ты меня ужасно избаловала.

Аврора обняла ее. Уж не открыла ли ей Клеменсия некую тайну, не облекая ее в слова? «Есть вещи, которые, из уважения к твоей матери, я не могу с тобой обсуждать...» Означает ли это: «Ты дочь Жоана Дольгута, и тот, кого ты звала отцом, об этом знал»? А если спросить прямо? И очень мягко, но настойчиво Аврора спросила:

– Милая Клеменсия, Жоан Дольгут – мой отец?

Старуха смотрела на нее затуманенными глазами и молча погружалась в пучину беспамятства, в свое страшное, беспросветное забытье. Мгновение – и ее уже нет в настоящем.

Дрожа от страха, Аврора тем не менее нежно заключила ее в объятия. В пустых глазах она ясно видела падение в никуда, наступающую тьму, черную дыру, где теряется все живое. Небытие.

Она поцеловала старушку, собрала посуду и пошла к выходу. Клеменсия неподвижно глядела ей вслед. У самой двери Аврора обернулась, и ей показалось, будто мамина подруга успокаивает ее взглядом. Она помахала на прощание, и Клеменсия машинально повторила ее жест.

Что же происходило с Титой Сарда в тот вечер после званого ужина? Зачем ей понадобился муж в постели? Что у нее на уме? Андреу засыпал в полном недоумении. Он не знал, что незадолго до того ей позвонил отец и откровенно выразил беспокойство по поводу отчуждения, заметного между супругами уже несколько месяцев. Он напомнил дочери: если выяснится, что она делает глупости – а до него уже доходили слухи, – то в первую очередь пострадают, и весьма существенно, доходы от самого крупного их предприятия, находящегося под управлением ее мужа. Этот союз служит интересам обеих сторон. Они нужны Андреу, а им нужен он. (Чего ему, конечно, старались не показывать, чтобы не слишком расслаблялся.) Тита поклялась отцу, что у них с мужем никаких проблем нет – обычные будни семейной пары, день на день не приходится. Но ей внезапно стало ясно, как трудно будет избавиться от этого человека, которого она уже начинала тихо ненавидеть. Все уже так запуталось, а для отца на первом месте – деньги. Ничто не должно препятствовать стабильному росту доходов, а они в последние годы росли как на дрожжах. Divinis Fragrancesуже не удовлетворялась ролью ведущей парфюмерной компании страны, но с блеском выходила на международный уровень, заключая контракты с самыми престижными брендами. И ее успех во многом был делом рук Андреу.

Но она, Тита Сарда, влюбилась, и как влюбилась! Ее преследовал страх, что Массимо ди Люка не поймет деликатности положения, устанет ждать и прятаться. Одна мысль о расставании с ним сводила Титу с ума. Подарки и обещания светлого будущего сыпались из нее как из рога изобилия. И тем не менее терпение любовника иссякало. Она теряла контроль над ситуацией.

Массимо начал названивать ей домой. Если она не подходила к мобильному, он передавал через прислугу записки с орфографическими ошибками. Если в какой-то день свидание отменялось, ревнивый итальянец выходил из себя и весьма бурно демонстрировал тот самый темперамент, которым в свое время околдовал Титу.

Приходилось подслащивать пилюлю. Она твердо обещала, что, как только будет оформлен развод, они поселятся вместе и откроют самый роскошный фитнес-центр в Барселоне. Архитектурными достоинствами он сравнится со знаменитым музеем Гуггенхайма в Бильбао, ведь его проектировать будет сам Фрэнк Гери. Клиенты при желании смогут там хоть жить. Все будет к их услугам: апартаменты, врачи, психологи, визажисты, массаж и иглоукалывание, новейшие технологии в области красоты и здоровья...

Тита очутилась между молотом и наковальней. Двуликий молот олицетворяли отец и Андреу, наковальню – жаркое ложе и надежное убежище – Массимо.

Среди своих тревог она напрочь позабыла о сыне. Ей было совершенно все равно, куда его девать, когда наступит час действовать. Главное – не потерять Массимо и ублажать отца, по крайней мере до тех пор, пока безопасность его драгоценных денежек не будет гарантирована. Две цели, с одновременным достижением коих ее мечта воплотится во всей красе. Как бы там ни было, она уже вышла на тропу войны и готова на что угодно ради устранения препятствий.

На следующее утро после отцовского предупреждения она первым делом помчалась к Массимо, чтобы уговорить его быстренько слетать в Лос-Анджелес. Пусть свяжется с Фрэнком Гери, побывает у архитектора в его доме на бульваре Санта-Моника и изложит проект фитнес-центра. Таким образом, несколько дней он будет слишком занят, чтобы предаваться размышлениям. Массимо охотно согласился. Билет в бизнес-классе, люкс в знаменитом отеле «Беверли-Хиллс» на бульваре Сансет... Будущее начинало принимать заманчивые формы, напоминающие неподражаемые очертания музея в Бильбао.

Тита из кожи вон лезла, стремясь доказать отцу, что в ее семье царит тишь да гладь. В честь очередной годовщины свадьбы она закатила прием на добрую сотню персон: гости наслаждались белыми трюфелями, чуть не купались в шампанском и наперебой лицемерно расхваливали ее «образцовый брак».

Две недели кряду она изображала пай-девочку, применяя всевозможные женские ухищрения, чтобы Андреу почувствовал себя царем и богом. Соблазнительная как никогда, чертовски нежная, откровенно чувственная, она однажды ночью исхитрилась-таки добиться выполнения супружеского долга, предварительно как следует выпив с мужем. Едва завершился половой акт и выветрился хмель, они отвернулись друг от друга в угрюмом молчании, охваченные взаимным отвращением.

Внезапное преображение Титы, каскад светских мероприятий и предстоящее слияние Divinis Fragrancesс крупной фирмой, их недавним конкурентом, не оставляли Андреу времени всласть помечтать об Авроре. После чудесного свидания в Борне он так и не смог увидеться с ней еще раз. Сколько он ни звонил, сколько ни забрасывал сообщениями автоответчик, она не отвечала.

Андреу ее использовал, разумеется, а как же иначе?

Она-то, романтичная дура, ждала, что он позвонит на следующий же день. Все эти бесконечные выходные чего-то ждала... впустую. Стыд, пугающие мысли о возможном инцесте и чудовищное ощущение, что по ее милости в их семье поселился призрак беды, привели Аврору на грань нервного срыва.

Только в ее наивную голову могло прийти, что этот человек чего-то стоит, когда до путешествия в Канны он так наглядно доказал свою подлость. Но ловушка уже захлопнулась. Она любила его... против собственной воли. Мгновения, пережитые вместе, были незабываемы. Для нее одной?..

Она решилась прослушать последнее сообщение. Голос Андреу затопил сознание: «Аврора, пожалуйста, ответь! Я так хочу тебя увидеть, просто с ума схожу, нам надо объясниться. У меня тут сейчас трудные дни. – И после долгого молчания: – Как же я по тебе соскучился! Ты себе не представляешь».

Она не выдержала и позвонила ему.

Андреу как раз проводил собрание акционеров, но, едва раздался звонок, он вскочил и с мобильным в руке выскочил в коридор, задыхаясь от волнения.

– Почему ты от меня прячешься? За что мучаешь?

– Я не прячусь. Это ты пропал. Для тебя тот вечер ничего не значит, да? Объявляешься через неделю и еще говоришь, что я тебя мучаю!

– Аврора, нам нужно увидеться, поговорить. Я все брошу, это дурацкое собрание... прямо сейчас!

– Не могу.

– А попозже, вечером?

В трубке – женское дыхание и холодная тишина.

– Нет.

Аврора нажала на красную кнопочку своей «нокии», полагая разговор оконченным. Через пять секунд телефон зазвонил, и на дисплее высветилось имя Андреу. Она немного подождала, хотела было разъединить, но тут мелодия затихла.

«Так будет лучше», – думала она, бросая телефон в сумку. «Хуже!!!» – вопило измученное сердце.

Прогулка привела ее на бульвар Колом. Ей хотелось спрятаться от мира в укромном уголке, подальше от посторонних глаз. Квартира матери все еще хранила ее запах. Как в детстве, когда приходила из школы расстроенная, Аврора забралась в спальню, чтобы побыть с мамой, спросить ее, что делать.

Она уже собиралась броситься на одинокую постель, когда снова зазвонил мобильный. На сей раз это был инспектор Ульяда. Решил узнать, как у нее дела, – они ведь не виделись уже больше месяца. На самом-то деле он вел подсчет и точно знал, что не общался с ней ровно сорок восемь дней, но сделал вид, что это не более чем обыкновенный дружеский звонок.

Вечер за фортепиано? Нет, спасибо. Она больше никогда не сможет вот так запросто ступить в квартиру старого Дольгута, чьи стены были свидетелями ее недолгого счастья. Аврора отделалась от инспектора обещанием как-нибудь встретиться за чашечкой кофе. Попозже. Сейчас у нее нелегкий период, требующий слишком много времени и сил. Ульяда не стал настаивать... пока что.

Рассеянно глядя в потолок, Аврора вдруг заметила крошечный люк, из которого мама иной раз на ее глазах вынимала деньги. Кажется, им давно уже не пользовались, за несколькими слоями штукатурки очертания люка были едва различимы. Аврора вскочила с кровати и побежала на кухню за стремянкой. Гвоздь в потолке, тоже не раз побеленный, служил ручкой. Она потянула за него, но дощечка импровизированной дверцы не поддавалась. Аврора дернула изо всех сил и чуть не полетела с лесенки, зато дверца открылась. Она просунула руку в отверстие и принялась шарить вокруг. Ничего. Поднялась на ступеньку выше, так что рука ушла в дыру по локоть и область поиска расширилась. В глубине она нащупала что-то похожее на коробочку и с усилием подтащила предмет к дверце. Прямо ей в глаза посыпались песок и пыль, вынудив зажмуриться. Помигав и изрядно прослезившись, Аврора частично обрела вновь способность видеть, добыла коробочку и спустилась с ней на пол.

Внутри оказался чулок, набитый песетами старого образца, тетрадка с домашней бухгалтерией и коричневый конверт. Две тысячи песет или около того в мелких купюрах – видимо забытая заначка из семейного бюджета. Тетрадка в клеточку: суммы и остатки, долги и наличные – ничего интересного. А конверт?

Конверт не был запечатан. Заглянув в него, Аврора извлекла на свет маленькую фотокарточку, потрескавшуюся и старую, очень старую, но вполне сохранную.

Та же самая фотография, которую она почти год назад не смогла увидеть целиком, потому что из-за плохого состояния негатива проявилась только обувь запечатленной пары. И вот теперь они перед ней во весь рост, с головы до ног. Двое подростков. Ее мать, юная и прекрасная, и... Жоан Дольгут? Аврора не верила своим глазам. Этот мальчик со светлыми вьющимися волосами – не кто иной, как... кто? Уж не с ума ли она сходит?

Борха.

Юноша, стоящий рядом с матерью, как две капли поды походил на ее ученика, к которому она успела так сильно привязаться. Что все это значит?

Увеличительное стекло! Аврора бросилась к отцовскому письменному столу и нашла лупу, как обычно, на видном месте. Рукавом своей белой рубашки она тщательно вытерла запыленное стекло и склонилась над снимком, внимательно изучая лицо мальчика.

Один к одному. Разница только в одежде. Она легко представила Борху в этом старинном костюме.

В голове закрутились гипотезы, уравнения, простые и такие сложные подсчеты до трех... Если на снимке – Жоан Дольгут и Борха на него похож, значит, отец Борхи – Андреу, вот и вся арифметика. Ее разум протестовал. Не может быть!

Почему же тогда Андреу ничего ей не сказал? Что он там затевает? Известно ли ему, что она занимается музыкой с его сыном?

Разумеется, известно. Все прекрасно сходится. В тот вечер она вышла после урока из дома Борхи, и Андреу поджидал ее на машине. Она еще поверила, что это случайная встреча. Какая там случайная!

Что же ему нужно? И как ее угораздило связаться с таким отменным пройдохой? Разве не достаточно он себя показал при первом знакомстве?

– Идиотка, – твердо вынесла себе приговор Аврора. – Ты полная, клиническая идиотка.

И спрятала фотографию в сумочку.

Они договорились встретиться в Борне, у входа в Музей Пикассо и пообедать в «Старой Гаване», неприметном кубинском ресторанчике на улице Банис-Вельс. А потом пойти в квартиру – так, по крайней мере, ему сказала Аврора.

Андреу освободил себе весь вечер. Ему до смерти хотелось увидеть ее, прижать к себе крепко-крепко. Прошедшие с последней встречи дни казались вечностью. Он влюбился как мальчишка и начал откровенно пренебрегать делами – к счастью, пока что никто, кроме него самого, этого не замечал. Он так и не ответил на звонок своего нью-йоркского брокера и упустил выгодное предложение, идеально соответствующее политике компании.

Когда ему позвонила Аврора, окружающий мир утратил значение. Она больше не сердится и хочет его видеть... чего же еще желать?

Он пришел раньше назначенного времени и в ожидании разглядывал группу туристов, столпившихся у музея. Аврора шла к нему по мостовой как по воздуху. Казалось, будто ее плавно несет на своих крыльях ветер. Его голодное воображение тут же сорвало с нее одежду. Такой, в ослепительной наготе, ему хотелось видеть ее – и владеть ею единолично.

– Сто лет тебя не видел... или двести, – приветствовал он ее, осторожно погладив по щеке.

Аврора, в полном смятении от гнева, сомнений, вопросов, фотографии, любви, страха и желания, позволила ему быстрый поцелуй.

Они спустились по Барра-де-Ферро, свернули налево и вошли в ресторан. До сих пор Аврора не произнесла ни слова. Но в глазах ее грозовые тучи метали молнии. Андреу на седьмом небе от счастья не сразу заметил, как красноречиво ее молчание.

– Не рада меня видеть? – нежно спросил он.

Ответ дался ей с трудом, обида сдавливала горло.

– А ты как думаешь?

– Ты на меня злишься?

– А должна?

Хозяйка принесла им два мохито и меню.

– Ну говори. Я что-то сделал или чего-то не сделал, обманул твои ожидания?

– И сделал и не сделал... чего я никак не ждала. По-твоему, этого мало?

– Так в чем ты меня обвиняешь?

– Во лжи. Удивительно, как хорошо она тебе дается. Еще одно свойство твоей незаурядной личности.

– Аврора, я ничего не понимаю.

– И я не понимала. Поначалу. Теперь по крайней мере одно мне ясно – враль из тебя превосходный. Вопрос только в том, сколько именно лапши ты навешал мне на уши, начиная с Канн и кончая сегодняшним днем. Чего тебе надо? Вообще и от меня лично?

Поток обвинений его обескуражил.

– Ты часом не сошла с ума?

Аврора вытащила из бумажника найденную у матери фотографию с Жоаном и положила перед ним.

– Полюбуйся на причину моего, как ты выразился, сумасшествия.

У Андреу отвисла челюсть. Его сын на снимке минувшей эпохи? Нет, его отец. А эта прелестная девочка... Аврора? Господи, как же они похожи!

– Что скажешь? – В голосе Авроры звенел металл.

Спустя несколько секунд к Андреу вернулся дар речи. Древний узел из прошлого затянулся на его жизни.

– Позволь объяснить...

– Затем и пришла.

– Я хотел тебе рассказать... правда, Аврора. В тот чудесный день, перед тем как подняться в папину квартиру, я собирался признаться, клянусь. Мне помешал страх. Я побоялся все испортить и не пережить с тобой этих мгновений, единственных в моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.

Аврора недоверчиво слушала.

– Да, Борха мой сын. Я сам предложил, чтобы ты давала ему уроки фортепиано. Не видел другого способа к тебе приблизиться.

Недоверие Авроры стеной стояло между ними.

– Откуда ты узнал, что я преподаватель музыки? Не помню, чтобы говорила тебе об этом.

– Я нанял человека следить за тобой.

– За мной? Только деньги на ветер выбросил. Не настолько я важная персона.

– Поначалу я хотел побольше узнать о твоей матери. А потом меня заинтересовала ты сама.

– Нравится играть во всевидящее око, да? И как, хорошо развлекся?

Андреу пропустил ее горький сарказм мимо ушей.

– Я стольким вещам научился, наблюдая за тобой! Твоя любовь к фортепиано, твое ласковое обращение с моим сыном...

– Так ты за мной и у себя дома шпионил?

– Сын тебя обожает. Как и я. Прости.

Он попытался взять ее руки в свои, но она остановила его вопросом:

– Что еще тебе известно о моем скромном житье? И сколько еще продлятся твои игры?

Официантка терпеливо ждала с блокнотом, не прерывая их спора. Понимая, что это надолго, она наконец выразительно откашлялась.

– Закажем? – спохватился Андреу.

– Ничего не хочу!

– Позволь, я закажу для тебя.

Через несколько минут кубинка вернулась и принялась расставлять на столе тарелочки, краем глаза косясь на Аврору. «Эх, дура ты, дура! – думала она про себя. – Кто ж упускает такого кавалера? Хватит уже ломаться».

Ужин проходил в неловком молчании, у обоих пропал аппетит. Так что же, день безнадежно испорчен? Нет, думал Андреу, нежно глядя на Аврору. В гневе она похожа на маленькую девочку – и такая красивая! Первая ссора того стоила. Раздражение, написанное на лице Авроры, как ни странно, только красило ее. Когда он представил ее в страстной истоме за роялем, дыхание его участилось. Как спасти вечер? Что сделать, чтобы она его простила? Он заговорил примирительным тоном.

– Нам бы с тобой уехать, – и в ответ на ее недоуменный взгляд пояснил: – в путешествие. Только ты и я.

– Теперь, кажется, кое-кто другой сошел с ума.

Голос Авроры уже звучал мягче. За время ужина она немного успокоилась. Монотонный звон приборов оказал умиротворяющее воздействие. Ну не может она ненавидеть Андреу – любит она его, любит, как еще никогда не любила мужчину. Он казался искренним. Пусть и обманул ее, умолчав обо всем на свете... И он предложил ей безумную идею... прекрасное безумие. Невозможное.

– Почему нет? – настаивал Андреу.

– А твой детектив не сообщил тебе, что я замужем?

– Я тоже женат.

– Вот видишь!

– Но кто хоть раз в жизни не шел на безрассудный поступок ради любви?

Пожалуй, правда. Аврора почувствовала прилив мужества. Действительно, почему бы и нет? Впрочем, посмотрим для начала, как далеко зайдет разговор.

– И каков же пункт назначения у этого безрассудного поступка?

– Как насчет Колумбии?

Колумбия! Отправиться на родину матери, туда, где ее корни глубоко уходят в землю плакучих ив, лохматых пальм и богатых кофейных плантаций. Мечта, годами остававшаяся мечтой, потому что денег едва хватало на самое необходимое, на ее глазах становилась явью. Это было бы настоящее чудо! Но как же Мариано? И Map? Как оставить их и не поддаться чувству вины?

– Ау! Ты меня слушаешь? – Рука Андреу шутливо помахала перед ее глазами, выводя из задумчивости.

– Не могу... хотя мысль заманчивая.

– Ты там была когда-нибудь?

– Ни разу.

– Значит, у тебя есть уважительная причина. Не торопись отказываться с ходу. – И Андреу забросил главную наживку: – Напоминаю, что путь наших родителей теряется там. Объединив усилия, мы смогли бы вести расследование куда эффективнее.

И снова он прав. Что, интересно, сталось с ее колумбийскими родственниками? Жив ли еще кто-то из семьи?

– Подумаешь над этим? – Он осторожно приподнял указательным пальцем ее подбородок и посмотрел ей прямо в глаза.

Она подумает.

Из ресторана они вышли обнявшись. Он сгорал от желания, она дрожала от волнения, хотела и не хотела одновременно, понимая, что, как только они окажутся в квартире, эмоции снова закружат ее, как сорванный бурей осенний лист... Нет, так нельзя. Нельзя быть с человеком, который тебе врет, женат, не имеет принципов и вообще практически незнаком... У подъезда дома номер 15 рассудок умолк и отвернулся к стенке.

Они поднялись наверх.

В лифте она внимательно разглядывала руки любовника. Длинные пальцы... как у нее.

Детектив Гомес, следуя указаниям Андреу, продолжал поиски сведений о пропавших без вести в годы гражданской войны. Слежка за Авророй осталась в прошлом, теперь расследование сосредоточилось на архивах, касающихся тел, найденных в ту эпоху. Однако никаких упоминаний о Хосе Дольгуте не обнаружилось.

В Ассоциации по восстановлению исторической памяти ему рассказали об эксгумациях, проводимых по всей Испании. В лесах, оврагах, пещерах и оливковых рощах до сих пор находят останки жертв тех страшных лет. Сколько их? Больше тридцати тысяч? Сорок? Семьдесят? Кто его знает.

Страдания канули в лету. Преступления потеряли силу за давностью лет, а память все живет и живет. Потомки сохранили полученную в наследство боль. Новые поколения кричали во все горло о том, о чем старые из страха молчали. Они требовали права голоса для своих мертвецов, они выражали простое человеческое желание – похоронить близких достойно, чтобы не дать им исчезнуть бесследно. Ведь этих мертвых ничто не обманет, даже собственная смерть. Они жили и продолжают жить вопреки негласному договору о молчании, заключенному в послевоенный период.

Гомес перекопал груды до сих пор не классифицированных документов, нескончаемые списки, населенные бесприютными призраками. Досье Хосе Дольгута не должно затеряться среди этих пыльных бумаг, так как Андреу требовал точных и неопровержимых результатов.

Данных Гомес пока собрал немного; самым важным среди них был тот факт, что Хосе Дольгут принадлежал к «красным» и состоял в анархистском синдикате CNT, организовавшем движение Сопротивления в Барселоне. Дольгуту, конечно, повезло, что гражданская гвардия в его городе по большей части сочувствовала республиканцам, и тем не менее его наиболее вероятным уделом, как и уделом многих других, стал расстрел, ручная граната или воздушная бомба, а то и просто добил кто-нибудь, сжалившись над увечьями... или, быть может, ссылка? На последнее надежды почти не было.

Вот именно это ему и предстояло проверить. Невероятное. К счастью, Андреу отложил встречу на две недели. Гомес использовал отсрочку, чтобы прочесать старый квартал Барселонета, где жили Хосе и Жоан Дольгут. Он бродил по улицам, на которых когда-то возводились баррикады и кипели кровавые стычки, но от дома Хосе Дольгута не осталось и следа. Первые же воздушные налеты обрушились на порт и его окрестности, многие здания получили серьезные повреждения, а некоторые и вовсе сровнялись с землей. Однако Гомес сдаваться не собирался. У них ведь были соседи.