Текст книги "Операция "Рагнарёк" (СИ)"
Автор книги: Андрей Журавлёв
Соавторы: Ольга Сословская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 80 страниц)
– Его даже огонь не возьмет, – покачала головой Валькирия, – а еще он нас слышит. И прямо сейчас ищет способ избавиться от незваных гостей, назойливых как мухи.
Словно в ответ ее словам издалека донесся волчий вой. Тягучий, голодный. Звук быстро приближался, и Ингрид выглянула наружу.
– Это варги!
Варгами на Севере называли волков, одержимых чьей-то злой волей. Шаманы, вёльвы, годи – многие здесь умели навести морок на опасного зверя, натравив его на своих врагов. Но на этот раз Ингрид ошиблась.
– Что это? – спросил выглянувший из пещеры Норвик, глядя на свору – десяток, не меньше, – приближающихся зверей, мертвенно-белых, ростом ему по грудь, с пылающими алым огнем глазами.
– Гули, – с ненавистью в голосе ответила Брунгильда, – похоже, их прикормили кровью Всеотца. Мы еще увидим, кто. Но сейчас…
Договорить она не успела, гигантские волки уже домчались до входа в пещеру, с грозным рычанием набросившись на пришельцев. Сверкнул топор, и Норвик открыл счет, вонзив полумесяц лезвия в горло волка, широкой дугой разбрызгивая кровь.
Брунгильда зарычала, острые когти полоснули по глазам второй твари, заставив ее закружиться на месте с диким воем. Ингрид прикончила волка длинным охотничьим ножом, гадюкой вырвавшимся из поясных ножен.
Норвик орудовал топором молча, сосредоточенно, стараясь обойтись человеческой силой и ловкостью, щедро подаренными ему еще при жизни. Кровь могла понадобиться для значительно более серьезных испытаний. Туши волков уже громоздились одна на другой, мешая маневру. Один из них прыгнул на трупы своих собратьев, развернулся, неожиданно бросившись на Ингрид и вцепившись ей в затылок. Брунгильда, стоявшая к подруге боком, была занята – вырывала трахею очередному врагу. Норвик взмахнул топором, но в последнюю долю секунды задержал удар, опасаясь ранить девушку. Из его левой руки уже текла тонкой струйкой кровь, но рана стремительно закрывалась, хотя и сама регенерация забирала из его жил драгоценную жидкость.
В глазах зарябило. Ингрид в мгновение ока обернулась рысью, вывернулась из зубастой пасти, вражьи клыки скользнули безвредно по густой шерсти. Изогнулась, одним ловким движением оказалась сверху, вонзая клыки в шею волку.
Через несколько минут все было закончено. Они наскоро оттащили трупы и подожгли их вынесенным из пещеры факелом. Мертвые волки вспыхнули, как набитые соломой чучела, и это подтвердило подозрения об их кровавом происхождении – как вампирам, так и их слугам огонь грозил больше, чем живым существам.
– Вернемся к нашим проблемам, – объявила Брунгильда, прикладываясь к пакету.
Живая кровь все еще горячим потоком текла в ней, но Валькирия решила воспользоваться моментом, чтобы пополнить запас в своем теле под завязку.
– Нужно осторожно вытащить его из пещеры и дождаться рассвета, – предложила Валькирия, – только солнце может его уничтожить.
– А он не уйдет в землю, когда почувствует боль? – поинтересовался Норвик.
– Нет, – в голосе Брунгильды не слышалось сомнения. Почти. – Лед помешает. Надо прежде наносить снега, утрамбовать, как следует, чтобы ни щелочки не осталось.
– А мы? – с тревогой спросила Ингрид. – Мы же не можем уйти и оставить его без присмотра. Вдруг он все-таки проснется?
– Мы укроемся в пещере, – ответила Брунгильда, – солнце сюда не достанет, ведь Патриарху даже черного льда хватало, чтобы уберечься от его лучей.
– Он попытается вернуться сюда, – заметил Норвик, – нам точно нельзя уходить. Кто-то должен оборонять вход, когда он начнет рваться в пещеру.
Они наносили снега и для верности залили его водой, натопленной в выдолбленной ветром каменной чаше, обнаруженной неподалеку. Чашу пришлось волочить к пещере втроем, напрягая все силы, задействуя кровавую магию. Это волновало Норвика, но с решением Брунгильды сделать ледяной барьер между небом и землей как можно крепче он согласился.
Затем они вернулись в пещеру, за Спящим. Норвику показалось, что Патриарх слегка изменил позу, то ли пальцы на руке были сложены иначе, то ли голова чуть повернулась набок. Но разбираться было недосуг. Они осторожно подняли окаменевшее тело и вынесли его наружу, на ледяное ложе.
Мелькнула темная тень. Вервольф бросился на них молниеносно, быстрее, чем любой из тех, кого они встречали в давних битвах, намного быстрее, чем могли двигаться вампиры, даже подстегнув себя Ускорением. Удар могучей лапы разорвал грудную клетку Ингрид, обнажив ребра. Девушка отступила, захлебываясь рвущейся из горла кровью, пытаясь как можно быстрее закрыть рану. Снова взлетел топор, вонзившись в правую лапу чудовища, возвышавшегося над Норвиком на добрую голову. Но вервольф даже не завыл, хотя лапа на секунду зависла плетью на тонкой полоске мохнатой кожи.
Теперь Норвик как следует разглядел врага. Свалявшаяся шерсть клочьями лезла с прогнившей шкуры, кое-где обнажились желтоватые кости, в глубине пустых глазниц теплились оранжевые злые огоньки. Вервольф был мертв уже давно, но это не мешало ему с ужасающей быстротой и ловкостью наносить удары. Жуткая зловонная пасть сомкнулась на плече Норвика, разрывая мышцы и дробя кость в крошку, но Брунгильда, вложив полную силу кровавых чар в мощь своих рук, отшвырнула тварь, давая Норвику возможность придти в себя.
Ингрид вернулась к битве, снова перекинувшись громадной Рысью, вцепилась вервольфу в ногу под коленом, заставив тварь обернуться. Брунгильда, воспользовавшись тем, что враг повернулся к ней спиной, рванула когтями волчий загривок, почти отделив голову от шеи, Норвик, все еще с кровоточащим плечом, взметнул топор, серебряным сполохом мелькнувший в свете луны, и голова покатилась по утоптанному снегу.
– Огня! Живее! – приказала Брунгильда. – Это зомби, еще неизвестно, не отрастит ли он себе новую голову.
Приказ был исполнен в несколько секунд, полусгнившая туша загорелась, распространяя вокруг отвратительный запах горелого тухлого мяса. Останки засыпали снегом, прикоснуться к омерзительным вонючим угольям не решился никто.
– Их было шестеро, – шепот Брунгильды сочился ужасом, – когда он их убил, их было шестеро. А мы едва справились с одним, все втроем.
– Лучше порадуйся, что поднять ему удалось только одного, – возразил Норвик. И едва слышно шепнул, – я надеюсь…
Надежды Тореадора оправдались, и в ближайший час их не потревожил никто. Они залечили раны и подкрепили истаявшие в бою силы. Кровь уже не кипела, и далеко не все, что они могли сделать с помощью Дара, было им доступно теперь. Но это не имело значения. «Делай что должно, и будь что будет» – девиз Севера, и его дочери и сын помнили этот завет еще с тех пор, как живое дыхание вздымало полные боевого огня груди.
Край неба порозовел, вампиры удалились в тень пещеры, с опаской наблюдая за темным телом, распростертым на ледяном ложе. Вот уже солнце показалось над горизонтом едва на волос, но и этот свет заставил их отступить в самую глубь, не отрывая тревожных взглядов от Спящего.
Огонь полыхнул перед входом, черная тень бросилась к ним. Патриарх успел проснуться раньше, чем рассвет испепелил его, и теперь рвался уничтожить ничтожных потомков, посмевших потревожить его сон. Норвик перехватил топор, думая о том, что против пробудившегося чудовища обычная сталь еще меньше годится, чем против спящего. Наверное, стоило попросить у Фьялара Бен-Грефилль. Но поразмышлять о том, что стоило сделать прежде, скальд не успел.
Девушки с рычанием обернулись к нему. Злая воля Патриарха подчинила себе дочерей клана. Брунгильда метнулась к Норвику, но Ингрид медлила, словно что-то останавливало ее, давая силы сопротивляться зову крови.
Норвик почувствовал, как и его разум пытается сломить чужая злобная воля. Но он был не Гангрел – Тореадор. Если сила Дикарей была силой Зверя, Декаденты, над которыми многие Сородичи смеялись за эстетизм и снобизм, более всех из них оставались людьми. Творческое пламя не давало угаснуть Человечности, храня ее почти во всех Тореадор, делая их Зверя сторожевым псом души, а не кровожадным чудовищем.
Скальд опустил топор лезвием вниз, показывая девушкам, что не станет с ними драться. И запел.
Пронзительная песня о той, что годами ждет своего героя из дальнего похода, своей верой, своим ежедневным маленьким мужеством давая ему силы победить даже в самых трудных битвах и, в конце концов, вернуться домой, в горячее кольцо ее рук, зазвучала под сводами мрачной пещеры. Голос Норвика летел к своду, эхом дробясь о камни, заполнял своей силой пространство, то умножаясь до грозного хорала тех, кто общим чувством поддерживает друг друга в долгом ожидании, то переходя в тихий шепот той, что делится своей печалью лишь с подушкой на холодной постели.
Лишь Тореадор могут менять мир искусством. Только им, да и то не всем, а лишь самым одаренным из них, подвластна магия творчества. Магия горящей души, которая сильнее боли и смерти.
Девушки, стряхнув с себя тяжелый морок, повернулись к входу. Одним слаженным движением отбросили Патриарха, пытающегося пробиться в безопасную тень, наружу, навстречу солнцу, и отступили во тьму.
На льду, под яркими лучами солнца, устремляя столб огня к голубым небесам, вспыхнул факел.
131. Манхэттен. Нью-Йорк. Бранка./Вулфстон. Фьялар
Делия спустилась вниз, думая по дороге, удобно ли будет попросить Бранку сварить кофе. Диззи просить не приходилось, приготовление завтрака он включил в число своих служебных обязанностей по собственной инициативе и задолго до переезда Делии в студию. В конце концов, дроу тихо вздохнула и приняла мужественное решение обойтись растворимым кофе и бутербродом с сыром.
Бранка, видимо, пришла к тому же решению, потому что уже сидела в студии с большой кружкой бледно-коричневого напитка, почти без запаха, и надкусанным бутербродом, уже минут десять как сохнущим на тарелке. Завидев дроу, девушка молча подвинулась, освобождая место на диване.
Фьялар с утра уехал в Вулфстон, обсудить с Брэндоном новости насчет возможной диверсии на АЭС. Такую информацию гном не решился доверить даже «Шрекнету». Диззи поехал с ним, по просьбе ярла, разбираться с какими-то техническими проблемами, возникшими в местном узле связи. Девушки остались дома вдвоем, и Делия надеялась, что Бранка составит ей компанию в походе по магазинам. Не то чтобы дроу так уж любила шопинг или считала его достойным развлечением, но это была среда, день мисс Брукс, а пересекаться с ворчливой уборщицей Делия старалась как можно меньше.
Но Волчица явно была не в настроении идти на охоту за новыми шкурками.
– Отец снова Диззи позвал, – печально сообщила Бранка.
– Так это же хорошо, – удивилась Делия, – это значит…
– Это значит, что он одобрил мой выбор, – кивнула Волчица, – это необязательно, конечно. Но приятно, да. Вот только…
– Что не так?
– Я себе даже не представляю, что мы будем с этим делать, – призналась Бранка, – я и так тут дурака валяю, до неприличия долго без дела засиделась. Надо мной скоро все племя потешаться будет.
– И в чем проблема?
– Все, что я умею – стрелять и драться, – призналась Бранка, – из меня готовили профессионального бойца. И мне кажется, получилось неплохо.
– Отлично получилось, – кивнула Делия.
– Ну вот… Но это не значит, что я могу пойти работать в какое-нибудь охранное агентство. Меня не для того учили. Я не просто боец – я член стаи. И уже давно бегаю одна. Сопровождать Фьялара в туре было почетной обязанностью, понимаешь? Поручением племени, доверием ярла. А теперь…
– Кажется, я начинаю понимать, – Делия глубоко вздохнула, – проблема в Диззи, так?
– Ну да. Отец рад будет принять его в племя. Если бы он даже не был бойцом, ему нашлось бы достойное занятие. Но он и в горячем деле не подведет.
– Так… Понятно. Дальше?
Бранка неожиданно поглядела на Делию полными слез глазами и всхлипнула.
– Да что ты понимаешь… Диззи – профессионал, он звукорежиссер. У Фьялара, кстати.
– Ну, что ты, – Делия обняла подругу и успокаивающе похлопала по спине, – Фьялар же не тиран какой-то. Отпустит.
– Да? А у Диззи вообще кто-то спросил, хочет ли он, чтобы его отпустили? Ты знаешь, как он свою работу любит? Он мне все уши прожужжал про настройки пульта, про коммутацию, про динамики и микрофоны. Мне кажется, если его грипп свалит, я уже могу сама за пульт становиться, столько я всего выслушала. И он так об этом говорит… Понимаешь, мне даже ни разу не захотелось его перебить и перевести тему. Ни разу не захотелось сказать, что мне это неинтересно. Он… Он горит прямо, когда о работе разговаривает. А ты – отпустить…
Бранка еще всхлипнула и вдруг горько расплакалась на плече у Делии.
– Я его люблю. Я хочу… Ну да, замуж за него хочу. И ребенка тоже. Попозже, года через два, но хочу. Но это же не все… Нельзя этим все остальное в жизни заменить. А получается, что кто-то из нас должен выбирать. Или нам придется расстаться. Не хочу…
Она снова разрыдалась, и Делии только и оставалось, что терпеливо гладить длинные шелковистые волосы девушки, в ожидании, пока она успокоится.
Наконец, Бранка вытерла слезы, благодарно чмокнула Делию в щеку и пошла наверх – умываться. Вернувшись, сварила кофе себе и дроу и снова уселась на диван.
– Извини, – сказала она уже совсем спокойным голосом, но кофе, плеснувший на стол из поставленной перед Делией чашки, свидетельствовал обратное, – гружу тебя своими глупостями.
– Да нет, – покачала головой дроу, пытаясь вытереть лужицу на столе циновкой, на которой стояла пепельница для гостей, – это не глупости. Мне тоже пришлось выбирать…
– Да? – удивленно спросила Бранка. – Когда это?
– Давно, – улыбнулась Делия, – и я, кстати, выбрала не Фьялара. Мне повезло, что он предпочел Перекресток Горе. Иначе... Но мы говорили о тебе.
Она задумалась, прихлебывая кофе и глядя на Бранку. Что-то в словах Волчицы насторожило ее, какое-то противоречие.
– Слушай, – спросила она, сообразив, наконец, в чем дело, – а какое все это имеет значение, если ты собираешься ребенка заводить? Это же надолго… Тебе все равно придется искать более спокойную работу. Может, тебе и не нужно тогда возвращаться в Вулфстон?
– Ненадолго, – улыбнулась Бранка, – максимум, на год-полтора. Я потому и хочу это отложить, чтобы успеть прочно занять свое место, а потом легко на него вернуться. А ребенок останется у Брианны. Да и Брэндон теперь чаще дома сидит, с тех пор, как ярлом стал. Прежде, помню, он водил стаю и в бой с… Ну, мы тогда с Сородичами не дружили. И других врагов у Гайи всегда хватало. И мамой моей все племя гордилось – она знаменитая сказительница. Но она как раз нечасто из дому уезжала, хотя ее во все племена звали, истории рассказать. Нас же четверо. А вот тетя Берта, сестра отца, та еле на двоих время выкроила, она теперь стаю в бой ведет, после того, как их отец погиб, а Брэндон стал ярлом. И муж ее – один из лучших следопытов. Так что кузены с нами воспитывались.
– А им не обидно было, что родители дома редко бывают?
– Да что ты! Они Бертой и Стивом гордились. И они же не навсегда уезжали. Когда домой возвращались, детей к себе забирали. И «десятый год» сидели, как полагается.
– Баловали? – усмехнулась Делия.
– Нет, у нас строго, – улыбнулась в ответ Бранка, – просто, до девяти лет никто не может сказать, Гару ребенок или нет. Пока в первый раз не перекинется, никто не знает. А это в течение года может случиться. Принято, чтобы в этот год родители дома были. Это ведь самый важный момент в жизни. Нужно, чтобы рядом был тот, кто поможет через это пройти. А если нет... Ну, тем более поддержка нужна, дети тяжело переживают, если оказывается, что они только люди. Это потом уже понимают, что каждый хорош на своем месте.
Она вдруг покраснела и сказала уже тише.
– Но я все равно хочу, чтобы у нас с Диззи был Волчонок. Хотя от желания тут ничего не зависит.
***
– Эх, Делию, что ли, сюда на пару месяцев заслать? – мечтательно проговорил Фьялар, приканчивая вторую миску огненно-красного борща. – Пусть бы поучилась.
– Ну да, – усмехнулась Брианна, – а Брэндон бы мне велел у нее уроки фехтования брать? В порядке обмена опытом. Каждый хорош на своем месте, Фьялар, и нельзя уметь все и сразу.
– Да шучу я, – Фьялар потянулся за пирожком с капустой, – а ты права. Хорош я буду, если мне в бою кастрюлей борща спину прикроют.
Брианна рассмеялась и подвинула блюдо с пирожками поближе к Фьялару.
– Отдыхай, пока можно, – уже серьезно сказала она, – слухи ходят – недолго осталось.
– Кто это тут слухам верит? – с напускной строгостью спросил вошедший в дом Брэндон.
– Ну, не стану же я признаваться, что ты со мной военные планы обсуждаешь? – отпарировала Брианна.
– Уже призналась, – улыбнулся ярл, – так что, заканчивайте с шутками, пора переходить к тем самым планам.
В Вулфстон Фьялар, конечно, приехал не за борщом. Планируемая Шабашем диверсия на АЭС могла серьезно повредить всем Сородичам в глазах общественности накануне принятия законопроекта. Картер, с которым Фьялар поделился тревогами, объявил в Нью-Йорке всеобщую боевую готовность, пока не раскрывая причин, чтобы избежать утечки информации к противнику.
Но Фьялар опасался, что диверсия, кроме прямого вреда, может послужить прикрытием для атаки Шабаша на город, если основные силы будут заняты на АЭС. И приехал к Брэндону с просьбой о помощи. Ярл поначалу предложил, чтобы Гару взяли на себя охрану станции, но Фьялар убедил его, что это внутренние проблемы вампирского сообщества, и вервольфам лучше на АЭС не показываться, на случай, если что-то пойдет не так, как планировалось.
Брэндон согласился, и, не откладывая в долгий ящик, созвал командиров боевых стай, с которыми согласовал график дежурств по охране города. Первыми, конечно, вызвались идти молодые Гару из стаи, которую вела Берта, сестра Брэндона.
К тому моменту, как Фьялар с Брэндоном обсудили все подробности предстоящего военного сотрудничества, вернулся Диззи, полдня помогавший ребятам из местного узла связи разбираться с проблемами сервера. Брианна поставила перед ним тарелку, убедилась, что обед не остыл, и удалилась, всем видом показывая, что предстоит мужской разговор. Фьялар тоже было поднялся, но Брэндон взглядом попросил его остаться.
– И долго еще ты намерен позорить мою дочь? – сурово спросил ярл, и Диззи чуть не поперхнулся борщом. – Над ней скоро все племя смеяться будет.
– Я... – неуверенно начал Диззи, – я ее спрашивал. Она сказала, что свободна в своем выборе. И что торопиться нам некуда, лучше сначала проверить свои чувства.
– Да кто тебя о чувствах спрашивает? – громыхнул Брэндон. – Девка взрослая, не мое дело, где она ночует. И от кого будет мне внуков рожать, если вообще соберется.
– Тогда я не понял, в чем дело, – признался Диззи, – и меньше всего я хочу, чтобы у Бранки из-за меня были проблемы с племенем. Что не так, Брэндон?
– Девка уже чуть не месяц без дела сидит, – чуть успокоившись, объяснил ярл, – вот в чем проблема. В тур она ездила, как представитель Вулфстона. И доказала, что не зря. Мы с Брианной ей гордились. Да и ты себя, что и говорить, молодцом показал. Достойный выбор дочка сделала.
Диззи благодарно улыбнулся, но улыбка получилась чуть смущенной, он так до конца и не понял, к чему ведет ярл.
– А теперь что? – Брэндон вздохнул. – Фьялару защита ни к чему, сам справится.
Фьялар согласно кивнул, но промолчал.
– И получается, что голову девица из-за тебя потеряла, ничего, кроме любви, в жизни замечать не хочет. Стыдно это, парень. Нехорошо.
– Я же не против, чтобы она занималась, чем считает нужным, – виновато произнес Диззи, – но она молчит, а я не лезу.
– Она потому молчит, что ее место здесь, в Вулфстоне, – уже совсем спокойно сказал Брэндон, – и твое тоже, если ты серьезно решил, что это у вас надолго. Традиции у нас такие. Потому Гару чаще и выбирают пару из Родни, тогда таких проблем не возникает.
Диззи бросил быстрый взгляд на Фьялара, словно ища защиты.
– Диззи сложно будет найти замену, – подал голос Фьялар, – но, если это необходимо, и он сам готов, держать я его не стану. Права такого нет. Да и... Хорошая у тебя дочь, Брэндон, другой такой ему не встретить. Не стоит им мешать.
Диззи громко вздохнул, и Фьялар продолжил.
– Но мы сейчас новый альбом писать собрались. Без Диззи это будет очень сложно. Даже хуже, на качестве точно отразится. Может, дашь им еще месяц?
Брэндон задумался. Диззи с тревогой поглядывал то на него, то на гнома, пока, наконец, ярл не принял решение.
– Ладно. Берта через два дня ведет стаю в Нью-Йорк. Бранка может присоединиться к ним. Если у нее найдется для тебя время, никто проверять, где она ночует, не станет. Доверие к ней полное. Пока. Но смотри, парень, не подведи меня. Я тебе самое дорогое, что у меня есть, отдаю. Радость и гордость мою. Береги ее честь, как свою, Диззи. И племя тебя примет.
– Не годится это, – возразил Фьялар, – тогда получится, что Диззи ради твоей дочери откажется от того, что лучше всего в жизни умеет. Где же тут честь, Брэндон? И мне он нужен не только на месяц. Мне и такого не найти, не то, что лучшего.
– Хм... – Брэндон почесал в затылке, – а тебе он точно нужен двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Или дело не только в его профессиональных талантах?
– Поймал, – рассмеялся Фьялар, – перспектива подгоревшей яичницы и сбежавшего кофе меня пугает.
Он похлопал растерявшегося Диззи по плечу.
– Ничего, справимся. Альбом допишем, и переезжайте в Вулфстон. А на работу будешь ездить, когда понадобится. Согласуем твой график, чтобы на части тебя не рвать.
Брэндон кивнул, и у Фьялара словно гора с плеч свалилась.
– И не тяните, – улыбнулся он, – по-моему, вы уже все проверили.
Диззи улыбнулся и зачерпнул полную ложку остывшего борща.
132. Красноярск. Сибирь. Маша
– А Волга все-таки шире, – заметил Бобби, перегибаясь через тяжелую чугунную ограду моста и глядя, как густые мелкие волны стремительно несутся вдаль, на север.
– Это потому, что мы ее через Саратовское водохранилище переезжали, – заметила Лена, – вот поглядим на Красноярское море, тогда сравним.
– Если время найдем, – с сожалением ответила Маша, – мы сюда не красотами любоваться приехали.
– Можно и полюбоваться, – сказала Зоя, – прямо сейчас. Видишь, там гора на ладонь с раскрытыми пальцами похожа? Это знаменитые Столбы.
– А ты откуда знаешь? – заинтересовалась Маша. – Ты же говорила, что тут не бывала.
– Скалолазы знакомые фотографиями завалили, – улыбнулась Зоя.
– Это ж надо… – Саня тоже загляделся на бегущую воду, – мы за неделю три таких реки видели – Дон, Волгу и Енисей. И горы Уральские… И вообще… Вот уж точно, «широка страна моя родная».
– Моя не уже, – рассмеялся Бобби, – но ты прав, впечатлений надолго хватит.
Дон-кормилец тихо и величаво катил свои воды на юг, не расплескивая попусту могучую силу, отражая в зеркальной поверхности глубокое степное небо с табунами белоснежных облаков, храня древнюю память о вольных людях и диких набегах.
Волга, как зрелая красавица, отвечала людям любовью на любовь, по-матерински лаская богатые города и вольные пашни, с одинаковой добротой принимая в свои объятия казацкие струги и купеческие баржи, старинные ладьи и белые теплоходы.
Но Енисей, даже укрощенный плотинами, украшенный мостами и набережными, оставался грозным и непокорным. Словно дух Сибири, несгибаемый и свободный, он бежал на север, к суровым льдам, и вместе с ним шагали туда первопроходцы, покорители тайги, золотоискатели и геологи – те, кто в любые времена шел вперед, открывая идущим за ними новые земли и горизонты.
– Грозой пахнет, – неожиданно сказала девушка, втягивая прохладный воздух, раздувая ноздри, как почуявший добычу зверь.
– Ты о чем? – удивился Саня. – В небе – ни облачка.
Бобби тоже почувствовал Машино настроение – предчувствие, ожидание, нетерпение. Как перед битвой.
– В небе – ни облачка, – кивнула Маша, – а в городе собирается гроза. На людей посмотри. У всех на лицах тревога, но не страх, а… Не могу сказать точнее.
– Готовность, – закончила за нее Зоя, – вот, что это такое. Надо бы разобраться, что тут происходит.
– Нам со своими проблемами разобраться нужно, – проворчала Лена, – уже второй день тут, а новостей никаких.
– Отсутствие новостей – хорошие новости, – возразила Зоя, – чем бы ни была эта грядущая буря, а магов в городе нет. Кроме ваших.
– Ладно, – заключил Саня, – разберемся. А сейчас нам в аэропорт пора – гроб забирать.
В поезде Маша нервничала, и виды за окном оказались единственным успокоительным, которое ей помогало. Тревожила девушку потеря времени, даже интернетом в поезде толком воспользоваться не получилось, только с телефона, да и то еле ползал. Все, что им удалось сделать за три с половиной дня, – это найти жилье на съем. В гостинице останавливаться не хотелось по той же причине, по какой поезд предпочли самолету, – переход на полулегальное положение, без регистрации на месте. Бобби заявил, что чем больше он колесит по России, тем больше вероятность, что им заинтересуются люди, которые знают, чей он сын. А подвести Брюса, бросив даже тень тени подозрения, что сын тут по его поручению, он категорически не желал.
В Емельяново поехали Бобби с Саней встречать Григория и Карена. Гроб удалось провезти без проблем, ростовские Дикари любили попутешествовать на дальние расстояния. Байки, правда, пришлось оставить, все равно в чужом городе лучше было держаться всем вместе. И Григорий, и Карен поначалу настаивали на том, чтобы прихватить с собой подкрепление, но Зоя заметила, что такое количество чужого и опасного на вид народу привлечет к себе ненужное внимание, если не врагов, так полиции. Да и Ростов, несмотря на видимую тишину, совсем без защиты от Мира Тьмы оставить не решились.
Квартиру удалось снять четырехкомнатную, в панельной девятиэтажке, в Ленинском районе, где заводские трубы высотой превосходили даже жилые новостройки. Народ по улицам ходил серьезный, на удивление трезвый, воздух и вправду полнился электрическими разрядами. У многих на груди были красные или красно-черные ленточки, а некоторые девушки щеголяли в красных косынках, но в остальном ничего из ряда вон выходящего в городе пока не происходило.
После заката Григория, к удивлению кладбищенского сторожа, вытряхнули из цинкового гроба живее всех живых. Удивление компенсировали поллитровкой и тут же отправились на Театральную площадь. С местным Ночным Сообществом Карен знаком не был, но предположил, что если город держит Камарилья, то Элизиумом по традиции назначат Оперный театр. Предположения оправдались частично. Тореадор, которых в городе оказался чуть не десяток, действительно облюбовали Оперный, но Камарилью в город не пустили, несмотря на истеричные указания из Москвы и Санкт-Петербурга. «Анархия и Сибирь – синонимы», – заявил Комиссар Клана Бруха «проклятым буржуям», и на том перестройка Мира Тьмы в Красноярске закончилась.
Впрочем, оппозиция в Сибири сложилась задолго до развала Союза. Когда Бруха, захватившие власть в 1917, начали кровавый передел сфер влияния, многие, кто изначально принимал участие в революции и становлении Советской Власти, отправились на восток добровольно, не дожидаясь, пока их выволокут на солнышко без права переписки. Здесь было организовано новое подполье, которое продержалось до сих пор, хотя изрядно поредело во время войны, когда большинство Сородичей, дважды рискуя своими не-жизнями, вернулись на Запад, чтобы принять участие в боевых действиях.
Комиссара не было в городе, товарищ Хайнрих укатил в Дивногорск, налаживать контакты с облюбовавшими близкий к тайге город Гару. В Сан-Франциско красноярцы не ездили, но решения съезда признали. Поэтому с гостями новостями пусть скупо, но поделились. Обстановка в городе накалилась из-за неожиданного запуска «Сибтяжмаша», вокруг завода были замечены наблюдатели от бывших хозяев, видимо, рассчитывающих на восстановление в правах собственности после того, как рабочие решат за них проблемы. Слухи пошли по городу, на всех заводах и фабриках начали возникать стихийные митинги в поддержку сибтяжмашевцев. Власти митинги запретили, но, поскольку никаких активных действий по захвату завода никто пока не предпринял, дело ограничилось ношением ленточек. Возможно, как показалось Сане, не только им, но этими сведениями с ними делиться не стали.
О прибывших из Ростова магах Сородичи ничего не знали, но история с Порталом насторожила их, и обещание проследить за обстановкой было дано. Григорий предложил съездить в Дивногорск, поговорить с Гару, но Бобби возразил, что сначала надо сообщить новости оставшимся дома девушкам и Зое, а потом уже принимать решения.
Пока они общались с ночным Красноярском, Лена и Маша времени не теряли. В одном из заводских клубов собрали местный филиал Белой Башни, поручив девушкам проверить город на наличие магической активности. Трое парней из Черной получили те же указания от Сани еще накануне.
Прошло два дня, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Они гуляли по городу, где обстановка даже за это время еще чуть накалилась, сидели дома, обсуждая варианты, пытались задействовать все возможные связи – все зря. Карен днем уходил спать в ближайший сквер, сливаясь с землей под густыми деревьями, но остальное время они проводили вместе. Под конец приуныла даже Зоя.
– Не нравится мне все это, – заявила она, когда все собрались за чаем, перед вечерним выходом в город, – Синдикат, похоже, в Красноярске всего лишь пересадку делал. В городе их нет.
– И куда бы они могли отсюда двинуть? – почесал в затылке Саня.
– Куда? Куда не ходят поезда, – буркнул Григорий, – откуда мне знать.
– Разумное замечание, – кивнула Зоя Сергеевна, – поезда тут только по одной дороге – на восток – идут. Значит, не в Иркутск и не во Владивосток. Где-то по соседству.
– А по соседству – это где? А то тут Германия или Франция заблудиться могут, на местных просторах. Легко, – съязвила Ленка.
– Это, Леночка, значит, что искать их придется долго, если нам не помогут, – ответила Зоя, – но это значит и то, что на помощь есть надежда. Вот, если бы они в Иркутск собрались, то вряд ли в Красноярске кто-то бы за ними проследил. А на своей территории тут, наверняка, глаза и уши есть. Вот только выйти бы на них…
– Мне кажется, Сородичи чего-то не договаривают, – сказал Григорий, – не доверяют. Комиссар уже должен был вернуться. Может, к нему обратимся?
– Да ему уже сто раз про нас по телефону сообщили, – отмахнулся Бобби, – хотел бы помочь, уже отдал бы приказ.
Обсуждение ничего не дало, и чай пили молча. Перед выходом Маша не выдержала, попросила подождать ее немного и удалилась в комнату, которую занимала на этот раз вместе с Бобби. Отвести душу.
