Текст книги "Победитель"

Автор книги: Андрей Волос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

* * *

Офицеры стояли возле БТРа и глазели на то, как “мусульманский” батальон готовится к передислокации.

АВИАБАЗА “БАГРАМ”, 17 ДЕКАБРЯ 1979 г.

Зрелище собирающегося в поход батальона вообще увлекательно. Если же батальонов три и один из них – “мусульманский”, это картина, достойная кисти и пера великих художников, потому что только великий художник способен в полной мере передать ту атмосферу суеты и бестолковщины, которая сопровождает эти сборы.

Палатки исчезли, оставив после себя серо-сизые квадраты оттаявшей травы. На головном БТРе стоял офицер. Хрипло матерясь, он призывно махал руками, подтягивая к себе технику. Пять БТРов уже стояли в колонне. Еще штук пятнадцать БТРов, пара десятков БМП, примерно столько же боевых машин десанта – БМД, десять машин технической поддержки ЗИЛ-131 и десяток крытых грузовиков ГАЗ-66 разбрелись по полю и, чудом не сталкиваясь, таскались по нему из конца в конец, как слепцы при раздаче бесплатного супа.

Вот и Шукуров куда-то помчался по высокой сухой траве, маша руками, яростно крича и, по всей видимости, имея явно невыполнимое намерение согнать это бессмысленное стадо в более или менее компактный гурт.

Солдаты переминались в стороне – кто на корточки сел, кто на бугор… галдеж, как в курятнике.

Давно уже слышался гул. Самолет вынырнул из облаков совсем низко. Скоро он уже бежал по бетону. Развернулся, подрулил поближе и встал.

Плетнев всматривался в группу вновь прибывших. Спустившись по трапу, они шагали к остаткам лагеря. На них была “песчанка”, высокие ботинки, синие меховые куртки. На головах – спецназовские кепки с козырьками…

Аникин приложил ладонь ко лбу, аки богатырь из русской сказки, и сказал:

– Ага. Вот и они.

Точно! Наши!

Они приближались, и Плетнев уже различал улыбавшиеся лица. Вот кто-то приветственно махнул рукой…

Через несколько секунд они слились воедино. Ромашов жал руку Большакову. Аникин хлопал по плечам Первухина, Епишев обнимал Астафьева, Плетнев навалился на Бежина, Зубов еще кого-то тормошил.

– Ну как?

– Яйца не поморозили?

– Во ряхи наели на афганских харчах!

– Ты не завидуй! – ответно громыхал Зубов. – Вам то же самое предстоит – сначала жрать без меры, потом срать без памяти!..

Побросали сумки на броню, расселись, закурили.

– Так что вы тут? – спросил Ромашов у Большакова.

– Да вот, видишь, собираемся, – показал Большаков на неразбериху формировавшейся колонны.

– Ну и ладушки… А с кормежкой, правда, как? А то уж мы давненько ничего на зуб не клали…

Кухня со всеми вместе таскалась по полю, ища пятый угол. Перебились сухпайками. И уже всерьез стемнело, когда наконец расселись по приписанным БТРам.

Колонна еще долго на разные лады ревела, пускала дым, стреляла выхлопами, но в конце концов все-таки стронулась и пошла в сторону Кабула.

* * *

Мосяков и Иван Иванович сели в “Волгу”.

– Двинулись наконец, – буркнул Мосяков. – Во собираются – как вор на ярмарку!.. Ладно, и на том спасибо.

Иван Иванович осторожно выруливал на бетонку.

Мосяков хмыкнул.

– Знаешь, что это?

Он кивком указал на удалявшуюся колонну.

Иван Иванович замялся.

– Ну да… передислокация батальона?

– Не-а! – по-детски возразил резидент. Он поднял указательный палец и торжествующе сказал: – Это, дорогой ты мой, троянский конь!

Иван Иванович осклабился, пару раз гыкнул и прибавил газу.

* * *

Машину качало, двигатель ревел, механик-водитель скалил зубы, часто поглядывая на Плетнева. Все шло нормально, только изредка они обгоняли заглохшие БТРы, которые “техничкам” приходилось буксировать на гибком тросе.

Солдаты дремали, кутаясь в шинели. Часа через полтора машина дернулась и встала.

Плетнев выбрался на броню. Колонна стояла где-то на окраине Кабула. Начинало светать, в сиреневом небе над пригородным кишлаком торчали дымы – прямые как палки. Голые ветки деревьев серебрились от изморози. И отовсюду летел остервенелый лай собак – чуяли они их, должно быть.

Впереди виднелся задний борт “технички”. Сзади – другой БТР.

На его броне теснились солдаты-“мусульмане”. А на обочине толклась небольшая группа местных жителей – человек шесть мужчин в халатах. Солдаты оживленно отвечали на какие-то их вопросы.

Плетнев подозвал механика-водителя.

– Ты их понимаешь? О чем они говорят?

Сержант наклонил голову, прислушиваясь, потом стал разъяснять ему, как младенцу:

– Ну, один говорит – откуда вы. А этот говорит – мы советские… Мы, говорит, из Точикистон… А этот говорит – вам приехали помогать. А этот говорит – зачем нам помогать, нам и так хорошо. А этот говорит – нет, плохо! А этот говорит – немного подожди, все будет хорошо… – Сержант пожал плечами и закончил: – Эти афганцы тоже таджики. Зовут чай пить.

Он еще не договорил последнюю фразу, а Плетнев уже дико орал, размахивая пистолетом:

– Отставить базар! Молчать! Молчать, сказал! Молча-а-ать!..

Солдаты замолкли, недоуменно на него глядя – что за командир еще на их голову?

Откуда-то вынырнул Шукуров.

– С кем воюешь? – насмешливо спросил он, кивая на пистолет.

– Да вон, – сказал Плетнев. – Все тайны растрепали твои “мусульмане”.

– Эти, что ли?

Шукуров наклонился и взял булыжник.

И пока тот летел в сторону БТРа, успел крикнуть:

– По местам! Люки закрыть!

Булыган с грохотом ударился о броню, а запаниковавшие солдаты уже теснились, ныряя друг за другом в люки.

– И все проблемы, – сказал Шукуров, приветливо смеясь. – По-другому они не понимают.

* * *

Минут через десять колонна снова тронулась и скоро уже длинной ревущей змеей петляла по улицам города. Плетнев заметил, что на одном из поворотов от нее отделилась рота десантных машин БМД и пропала в каком-то переулке. Сами они зачем-то свернули и двинулись к крепости Бала-Хисар, хотя нужно было ехать в противоположную сторону. Около крепости от колонны снова откололось несколько единиц бронетехники…

Уже отсюда взяли верное направление и скоро выбрались на проспект Дар-уль-Аман. Плетнев с легким волнением узнавал знакомые места. Миновали министерство обороны и Государственный музей… а вот проехали молчаливое и темное в этот ранний час Советское посольство!.. Должно быть, спят еще, – подумал он, вдыхая пыльный, казавшийся чуть сладким воздух Кабула. – Кузнецов спит… Вера спит!.. Спят, не знают, что он мимо них проезжает!..

Колонна уже двигалась по прямой асфальтированной дороге, ведшей к дворцу.

Впереди, на горке, виднелись двухэтажные здания из красного кирпича – заброшенные, нежилые… Это были недостроенные гвардейские казармы, в которых предстояло разместиться.

Подъехали, выбрались из машин – и уже через несколько минут казармы ожили.

Солдаты сгружали с грузовиков разобранные двухъярусные койки и матрасы, вереницей таскали их в здание.

В отведенной группе большой квадратной комнате с пустыми проемами окон и нештукатуренными стенами полы были разбиты и усыпаны обломками кирпича.

Нещадно грохоча железом, Аникин и Епишев собирали солдатские кровати возле окон, где было посветлее. Остальные подносили новые комплекты.

– Ну и сарай, – сказал Плетнев, озираясь.

– Почему сарай? Вот, смотри, из отеля “Хилтон” прислали, – возразил Зубов, с лязганьем и громом ставя у стены новую порцию разобранных кроватей. – Пусть, говорят, люди хоть поспят по-человечески. Ведь не звери же они, говорят, не животные! Не коровы!

– Спасибо им большое, – отозвался Аникин. – Душевный все-таки народ.

Зубов оживился.

– И не говори! Говорят, будем хорошо себя вести, нам еще и по матрасу выдадут!

– Да уж лучше бы в коровник, – заметил Плетнев. – Там теплее…

– Во-во! – обрадовался Зубов. – Погреться бы! С телками-то!

Епишев со звоном вытряс из стопы кроватных деталей квадратную дужку и подмигнул.

– Ничего, скоро тебя Ромашов чем-нибудь погреет!..

Потом сгружали боеприпасы, складировали у дверей патронные ящики. Потом Астафьев и Берлин съездили куда-то на БТРе, а вернулись с тюками афганского обмундирования.

Астафьев распаковал один и стал вынимать и раздавать комплекты:

– Приступить к маскараду!

– О! – воскликнул Зубов, подходя. – Это дело я люблю! Раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков!

Он скинул собственную куртку, выбрал афганский китель пошире и начал надевать. При попытке сунуть вторую руку в рукав китель расползся по швам. Зубов растерялся.

– Ну как? – спросил он, глупо улыбаясь.

Все захохотали.

– Да ладно вам, – сказал Аникин, критически его оглядывая. – Нормально, чего вы… Веник к бороде привесить – чистый Дед Мороз!

Тут еще Большаков появился. Кинул на штабель патронных ящиков пару матрасов и тоже стал удивленно рассматривать Зубова.

– Гнилые шмотки-то, – озадаченно сказал Зубов, сиротским жестом протягивая ему руки. – И короткие.

Большаков хмыкнул.

– Да уж… Ну, ничего. Тебе в них недолго воевать. Иголки-нитки есть? Кстати, – обратился он ко всем. – Дополнительные карманы на штаны всем нашить. Ясно?

И похлопал себя по бедрам, показывая, где именно следует нашить дополнительные карманы.

Офицеры проводили его взглядами.

– Патроны насыпать, – понимающе сказал Епишев. – А, ничего! И нитки найдем, и иголки. Одежку подштопаем. Окна завесим, буржуйку раскочегарим – такая житуха начнется, у-у-у-у-у!

* * *

Большие окна веранды смотрели в голый, облетевший сад. Черные ветви деревьев под редкими клочьями снега на них выглядели еще более жалкими.

Зато на самой веранде, к холодам как следует утепленной, в больших полубочонках зеленели фикусы, форзиции, широкопалые пальмы, и, если прижмуриться, можно было вообразить, что этот зимний сад не ограничен стеклянными стенами, а простирается дальше, дальше…

Посол США в Афганистане Роджер Тэйт и его частый гость, резидент ЦРУ в Кабуле Джеймс Хадсон расположились за низким кофейным столиком. Чашки уже опустели. Джеймс неспешно курил, стряхивая сигаретный пепел в хрустальную пепельницу.

– На южных границах Советского Союза уже несколько месяцев отмечается повышенная активность. В последнее время стало окончательно понятно, что готовится переброска в Афганистан крупной армейской группировки. И очень скоро.

Роджер Тэйт задумчиво кивнул. Помолчав, спросил:

– Скажите, Джеймс, а вы уверены, что подразделение, передислоцированное из Баграма в Кабул для усиления охраны резиденции Амина, – это советский батальон?

– Совершенно уверен, сэр. Просто военнослужащие переодеты в афганскую форму. Как говорится, хитрость сумасшедшего.

Джеймс загасил окурок, а посол усмехнулся.

Потом вздохнул.

– Да, интересный расклад. Выходит, они простили Амина?

– Выходит так, сэр, – ответил Джеймс, пожимая плечами.

– В таком случае дело может повернуться самым неожиданным образом.

Джеймс вертел в пальцах зажигалку, ожидая продолжения.

Посол рассеянно смотрел в окно.

Хмурое зимнее небо Кабула струило сиреневый сумеречный свет.

– Хафизулла Амин – очень энергичный политик. Очень. Я не могу исключить, что, если Советы окажут ему серьезную военную и политическую помощь, его режиму очень скоро удастся укрепиться по всей стране.

– Согласен, – кивнул Джеймс.

Житуха

Как говаривал старшина Дебря, “солдат без дела – что душа без тела!..”

Поэтому, как только расставили кровати и раскочегарили буржуйки, Ромашов приказал приступить к посменной отработке приемов десантирования из БТРов и БМП – чтобы не томиться бездельем, а укреплять и оттачивать необходимые навыки. Кроме того, рев БТРов и круглосуточные передвижения должны стать для всех настолько привычными, чтобы в тот момент, когда боевые машины двинутся на дворец, афганцы поначалу не обратили на них внимания.

В первую ночь, как только загрохотали дизели и взлетели осветительные ракеты, бригада охраны всполошилась. Расположение “мусульманского” батальона осветили зенитные прожектора, майор Джандад примчался выяснять, в чем дело. Его успокоили – мол, погода стоит холодная, двигатели надо прогревать. Да и вообще – бойцам следует неустанно поддерживать высокую боевую готовность…

А белый дворец Тадж-Бек гордо высился над этой суетой. Раздоров, имевший за плечами два курса архитектурного, разъяснил бойцам, что здание представляет собой характерный пример колониальной архитектуры – английского классицизма. Его торцы украшали такие, что ли, полукруглые завершения с колоннами – по словам того же Раздорова, они назывались ризалитами. Днем дворец был залит солнцем. Ночью – светом прожекторов. В общем, всегда искрился хрустальным сиянием высоких окон.

Он стоял на вершине скалистого холма. По крутым склонам серпантином вилась подъездная дорога. Выложенная гранитными плитами верхняя часть подножия угрожающе щурилась узкими амбразурами. Вокруг здания и у нескольких шлагбаумов на протяжении ведущей к дворцу дороги стояли посты. Люди в военной форме, копошившиеся у фасада, казались маленькими, как муравьи. Однако следовало учитывать, что они вооружены самыми настоящими пулеметами, автоматами, гранатометами, пушками. Невольно закрадывалась мысль – если и впрямь штурмовать, то ведь пока подберешься, пока будешь мыкаться под шквальным огнем по этому серпантину… в щепу тебя размолотят, в мокрое место!..

На одной их двух башен торчал флагшток, и, если хозяин дворца Хафизулла Амин был дома, над его резиденцией развевался флаг.

Говорили, что внутренняя отделка дворца вполне соответствует его роскошному внешнему виду – мебель ручной работы, ванны, целиком вытесанные из глыб мрамора, ковры, люстры богемского хрусталя, кухня, оборудованная такой техникой, что требует от поваров специальной подготовки, лифт, предназначенный для доставки готовых блюд в столовую…

Но бойцов группы “А” все-таки больше интересовал серпантин. И расположение афганских частей из бригады охраны. Они окружали Тадж-Бек на некотором отдалении. Тут и там торчали заграждения из колючей проволоки, вышки с часовыми, армейские бараки. С одной стороны кирпичные казармы гвардейцев – точь-в-точь как отведенные советским, только достроенные. С другой размещался артдивизион. За дворцом прятался танковый полк…

* * *

Главный военный советник Огнев сидел в кабине “засекреченной аппаратуры связи” – ЗАС – с телефонной трубкой в руке и в очень напряженной позе.

– Так точно, товарищ министр обороны! – сказал он.

Далеко-далеко от него – за горами, пустынями, реками, – так далеко, что самому быстрому самолету пришлось бы часов пять кроить крыльями голубой ситец неба – министр обороны Устинов, сидя за рабочим столом, в одной руке тоже держал телефонную трубку, а в другой карандаш.

– Ну хорошо, с этим ясно, – сказал маршал, кивнув. – А как идет подготовка операции?

Огнев выслушал вопрос Устинова, и его лицо приняло выражение еще большей напряженности и непонимания.

Он не знал, о какой операции идет речь.

Однако вопрос прозвучал так, как будто обе стороны были по этой части отлично осведомлены и спрашивавший не предполагал, что тот, у кого спрашивают, хоть сколько-нибудь затруднится с ответом.

Главный военный советник еще раз мгновенно и лихорадочно пробежался по обширному пространству своей памяти – и, к большому его сожалению, опять безуспешно.

– Операции? – запнувшись, переспросил он. – Какой операции, товарищ министр обороны?

Устинов помолчал, нахмурившись. Ему было странно слышать этот вопрос. Такого рода вопрос свидетельствовал о служебном несоответствии. И требовал немедленных оргвыводов в отношении поста Главного военного советника в Афганистане… Он пристукнул торцом карандаша по столу. Новая докука…

– Вы что, не в курсе? – с недовольством и даже с некоторым оттенком презрения в голосе осведомился он. – На завтра назначена операция! “Шторм триста тридцать три”!

– Товарищ министр обороны, в первый раз слышу об этом, – признался Огнев, с содроганием понимая, что следующие слова собеседника могут превратить его в ничто. Даже пенсии получать не будет!..

Устинов бросил карандаш на лист.

– То есть как впервые слышите? – раздраженно и сухо спросил он. – Вам придется принять в этом непосредственное участие!.. Обратитесь к… – Он сморщился, вспоминая фамилию. – Как же его… В общем, к начальнику представительства КГБ в Кабуле.

– Есть, товарищ министр обороны, – сказал Огнев. – Есть!

Он положил трубку и вскочил. Вышел из кабины. Резкими рывками набрал номер обычного телефона.

– Ты у себя? – взвинченно спросил он, дождавшись ответа. – Сейчас зайду!

Когда Огнев ворвался в его кабинет, Мосяков стоял возле стола, держа стакан чаю в подстаканнике. Брови резидента были задумчиво подняты, и он смотрел на стакан с таким видом, как если бы пытался на глаз определить температуру и плотность пара, идущего от чая.

– Ты что ж творишь-то, а?! – с порога рявкнул Главный военный советник. – Что за операция готовится?!

– Какая операция? – непонимающе спросил резидент. – Ты о чем?

– “Шторм триста тридцать три”!

– Триста тридцать три?.. – повторил резидент, потирая висок.

– Прекрати балаган! Со мной только что говорил об этом член Политбюро! Ты хоть понимаешь, как меня подставил?!

Мосяков неторопливо сел.

– Ну хорошо, хорошо. А что кричать? Ты присядь. В ногах-то, сам знаешь…

– Я спрашиваю – что за операция?! – зарычал Огнев.

Резидент устало вздохнул.

– Операция по физическому устранению Амина. Штурм дворца Тадж-Бек.

– Почему меня не оповестил? – угрожающе спросил советник.

– Команды не было, – ответил Мосяков, простецки разводя руками. – Мы же все-таки разные ведомства…

– План разработан? – спросил Огнев, с трудом сдерживая ярость.

– А как же!

Резидент со вздохом открыл сейф, достал сложенную в гармошку карту и бросил на стол.

Несколько минут советник стоял, склонившись над картой.

– То есть батальон решено не задействовать? – уточнил он.

– Верно. Именно так решено.

– И кто же, интересно знать, эту филькину грамоту размалевывал? – спросил Огнев, поднимая на резидента сощуренные злые глаза.

– Так. Ну ладно. Хватит, – решительно сказал Мосяков. – Решение принято, план разработан, и…

– Это я тебе говорю: хватит! – взорвался Огнев. – Ты что, людей хочешь здесь положить?! Ты в своем уме – двумя спецгруппами штурмовать?! Сорок бойцов! Ты понимаешь? – сорок!!! А там одних гвардейцев двести! Да бригада охраны две с половиной тысячи! Вооружена до зубов! Ты о чем думаешь? Чего изволите?! Пожалте, кушать подано?! Отрапортовать?! Ты о людях подумал, когда эту писульку готовил?! – Он яростно потряс листом и швырнул его на стол. – Всеми силами надо штурмовать, всеми! Силами батальона плюс две спецгруппы! И добавить несколько подразделений десантников из Баграма! Срочно все переделывать! Срочно! Иначе!..

Играя желваками, Огнев гневно взглянул на резидента, сжал кулак и плотно, с силой приложил его к схеме.

* * *

Командиров то и дело вызывали в посольство, где начальство утрясало планы операции, их нужно было сопровождать, и в одну из поездок Плетнев, отпросившись у Ромашова на две минуты, наконец-то сумел забежать в поликлинику.

Он промчался коридором и толкнул дверь.

В небольшом кабинете стоял письменный стол, рогатая вешалка, два шкафа и маленький столик у двери с чайными принадлежностями.

Именно в эту секунду Вера наливала воду из чайника в чашку.

– Разрешите? – еще толком не разглядев ее, запаленно крикнул Плетнев.

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась на голос, а рука продолжала лить кипяток – но теперь уже на пальцы, которыми Вера держала чашку.

– Черт! – сказала она, роняя ее на пол.

С грохотом поставила чайник, расплескав воду из-под крышки, стала дуть на обожженную руку, спросила растерянно:

– Ты что так одет?

Протянула руку и погладила его по щеке, будто проверяя, существует ли он на самом деле.

– Афганская форма…

За окном послышался резкий сигнал автомобильного клаксона.

– Это меня! Дай руку.

Вера протянула обожженную руку. Плетнев надел браслет. Она непонимающе взглянула.

– Зачем это?

– Хотелось тебе что-нибудь привезти… Извини, я должен бежать. Потом зайду. Скоро…

Он поцеловал ее в щеку, повернулся и пошел к двери.

– Подожди!

Она шагнула к нему, обняла и на секунду прижалась почти исступленно.

– Иди!

Чувствуя одновременно радость, любовь, досаду, Плетнев только махнул рукой и выскочил за дверь.

Вера подбежала к окну, сдвинула горшки с цветами. Стала дергать неподатливый шпингалет. Распахнула створку.

– Саша!

Он уже несся к машине. Оглянулся на бегу – Вера улыбалась и махала рукой. Он махнул в ответ, вскочил на заднее сидение. Машина тронулась, резко набирая ход.

– Ах, дьявол! – пробормотал он, машинально нащупывая монету в нагрудном кармане.

– Что такое? – спросил Ромашов.

– Да ну, ерунда… Должен врачу тут одному кое-что передать, все забываю…

Плетнев бессмысленно покрутил ее в пальцах, а потом с досадой сунул обратно.