Текст книги "Победитель"

Автор книги: Андрей Волос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

* * *

Майор Симонов сидел за столом в майке и форменных брюках. Поэтому расположившийся напротив него капитан Архипов, одетый по форме, выглядел особенно собранным и озабоченным человеком.

– Я так считаю, Яков Семенович. Боец не должен забывать о нашем здесь положении. Чужая страна, чужой народ. Вражеское, можно сказать, окружение. Бдительность и бдительность!.. А Плетнев – будто в родной деревне. Идет на контакт. Легко идет. Кроме того, своим поведением зачастую дискредитирует положительный образ Советского Союза. Поэтому я как офицер, как коммунист и как…

– Ну понятно уже, понятно! – раздраженно сказал Симонов. – Что уж в третий-то раз твердить одно и то же! Все ясно!

Помедлив, Архипов поднялся со стула.

– Разрешите идти?

– Давай, – буркнул Симонов. – Дверь закрой.

Архипов закрыл дверь, прошел коридором, сбежал по ступенькам школы, бросил взгляд на часы и, насвистывая, направился по дорожке в сторону поликлиники.

Через две минуты он постучал:

– Разрешите?

Кузнецов сидел на своем месте, а Вера стояла рядом, оперевшись рукой о стол, и оба они рассматривали кардиограмму.

– Здравия жела-а-аю! – протянул Архипов. – Добрый денечек, Вера Сергеевна!

Врачи подняли головы.

– О! Заходи, – довольно безрадостно бросил Кузнецов. – Присядь… В общем, ничего страшного. Но знаете, как: береженого бог бережет.

– Вера Сергеевна, позвольте вам доложить, – сказал Архипов, подходя к столу, вместо того чтобы, как было предложено, присесть. – Вы сегодня просто ослепительны!

Вера сложила ленту кардиограммы и пошла к двери.

– Спасибо… Не буду вам мешать.

Архипов посмотрел ей в спину, громко крякнул и сел перед Кузнецовым.

– Ну и ладно. Как говорится, леди с пони, дилижансу легче… Ну что? Надумали?

Кузнецов откинулся на спинку стула и шумно выдохнул: фу-у-у-у!

– Ох, Архипов! Доведешь ты меня до греха! Честное слово, доведешь!..

– Как хотите, – легко согласился Архипов. – Только вы же сами говорили: квартиру покупать. На чеки-то надежнее…

– Да понимаю я, понимаю! – Кузнецов мучительно сморщился и начал барабанить пальцами по столу. – Ну куплю я эти двести чеков несчастные, дальше что?

– Если каждый месяц по двести чеков – это ого-го! Курочка по зернышку клюет.

– Ага, – уныло отозвался Николай Петрович. – А весь двор в говне!.. А курс какой?

Архипов пожал плечами.

– Обычный.

Кузнецов несколько секунд тупо смотрел на канцелярский стакан с карандашами, потом страдальчески махнул рукой, со вздохом выдвинул ящик и вынул кипу афганских денег.

Архипов извлек из кармана пачку чеков и отсчитал двадцать десятирублевых.

Затем он принялся считать афгани.

– Да вы не сомневайтесь, – добродушно говорил он при этом. – Нормальный курс… Больше вам нигде не дадут…

Именно эти его слова услышал Князев. Он стоял у раскрытой двери кабинета и видел все сразу: чеки на столе, пачку афгани в руках Архипова, взволнованное лицо Кузнецова.

Архипов вскочил, отшвыривая от себя деньги.

– Товарищ полковник, я… мы…

* * *

– Товарищ майор, разрешите войти!

Нахохлившись, Симонов сидел за столом, изучая какую-то ведомость.

– Заходи…

Плетнев переступил порог учительской. Посреди комнаты стояла застеленная раскладушка, сверху лежал автомат и офицерский ремень с кобурой.

Во всем остальном это была совершенно обыкновенная учительская. Казалось, стоит лишь закрыть глаза – и ты окажешься в родном городе, в школе, где когда-то учился. И точно так же будут торчать на шкафах два глобуса разного размера и чучело филина, в углу – два рулона карт, в шкафу – заспиртованная лягушка в банке и стеклянная коробка разноцветного гербария… и будет слышен грохот волны, если сегодня шторм!..

Однако он был вовсе не в Сочи. И за окном шумело не море, а проспект Дар-уль-Аман.

– Товарищ майор, я хочу…

Симонов почему-то вдруг швырнул карандаш, откинулся на стуле и закричал:

– Нет уж, погоди! Сначала я кое-что хочу! Сядь!

Плетнев сел.

– Как стрельбы провели? – уже спокойно, но очень иронично спросил он.

– Да нормально вроде. Как всегда…

– Друзей новых не появилось?

Теперь в голосе звучал сарказм.

– Друзей? – удивился Плетнев.

– Ну да! говорят, ты, елки-палки, общаешься вовсю с кем попало! А? Забыл о нашем здесь положении? Уединяешься со служащими иностранной армии! Разговоры с ними разговариваешь!

– Товарищ майор, это вам Архипов напел?

– Кто бы ни напел!.. Что у вас с ним?

Плетнев вздохнул.

– Пострелять Архипов захотел. Продемонстрировать силу советского оружия.

– Ну?

– Ну и продемонстрировал… Рожок спалил, поразил одну мишень. Из пяти.

– И что?

– Пришлось самому… или оставить афганцев при убеждении, что автоматом Калашникова и впрямь только гвозди заколачивать?

– Ну?

– Ну а он, видать, обиделся…

Симонов с досадой стукнул костяшками пальцев по столу.

– Вот, елки-палки, говорил ему – не лезь! Твое дело – теория! Рассказал, как мушку с целиком совмещать, и хорошо!.. Но погоди, а повод все-таки какой был? Он мне такое тут про тебя расписывал!..

– А насчет этого я как раз и пришел. Курсант сообщил важную информацию.

– Какую?

– Якобы Амин готовит покушение на Тараки…

– Елки-палки!

Симонов сделал каменное лицо и молча встал.

– Не нашего это ума дело, – буркнул он, надевая куртку-”песчанку”. – Пошли-ка, братец, к начальству!

* * *

Полковник Князев выглядел весьма благожелательно. Тем не мнее, Архипов стоял перед ним навытяжку и ел начальника вытаращенными глазами.

– А сертификаты вы из Москвы привезли? – мягко интересовался Князев.

– Так точно, товарищ полковник, – убито отвечал капитан.

– Какова же, если не секрет, прибыльность таких операций?

Архипов молчал.

– Я вас спрашиваю, товарищ капитан!

– Да какая там прибыльность, товарищ полковник!..

Князев иронично покачал головой.

– Понятно. Себе в убыток работаете. На благо человека… Ну что ж. Воспитывать я вас не буду. Да это и бессмысленно. Вы знали, на что шли. Я бы лишь посоветовал впредь больше следить за собой, чем за своими товарищами. Приказ я…

– Товарищ полковник! Не надо!!

Князев осекся и вскинул жесткий взгляд.

– …Приказ я подпишу сегодня, – продолжил он через секунду. – Рейс в Москву завтра вечером. Предписание получите утром. Свободны.

Архипов сделал шаг к столу.

– Товарищ полковник! Я вас очень прошу! Ведь вся жизнь!.. Меня же уволят! Куда я потом?

– По торговой части пойдете, – пояснил полковник. – Еще, глядишь, недурно устроитесь, – и повторил железным голосом: – Я сказал: свободны!

* * *

Симонов постучал в дверь директорского кабинета.

– Разрешите?

Князев встретил их хмурым, даже угрюмым выражением лица.

– Садитесь! – кивнул он, а потом пробормотал, додумывая что-то прежнее: – Мерзавец!

Они невольно переглянулись.

– Докладывайте, – приказал полковник.

– Григорий Трофимович, тут вот какое дело, – начал Симонов…

* * *

Пак расстелил газету на широком подоконнике и теперь с удовольствием орудовал ножом, нарезая арбуз на ломти.

Первый из них уже держал в руках Голубков.

Отворилась дверь класса, и вошел Архипов.

Пак жестом предложил ему присоединиться к пиршеству.

Архипов потерянно постоял, так отрешенно глядя на серебристо-алые ломти арбуза, будто вовсе не понимал их предназначения, затем горько махнул рукой и побрел к своей раскладушке. Начал копошиться в вещах, да так и замер, задумавшись.

– Ты чего? – спросил Голубков, хлюпая и стараясь не капать на пол.

Архипов поднял тусклый взгляд.

– Ничего. В Москву собираюсь…

Голубков и Пак изумленно переглянулись. Голубков уже не замечал, как арбузный сок капает на чистый пол.

– Настучал кто-то Князеву… Мол, я такой, я сякой… У нас же как? Человек человеку друг, товарищ и брат… Как говорится, стучи – и Родина тебя не забудет!

– Ничего не путаешь? – спросил Голубков, сладостно чавкая.

– В смысле?

– Говорю, может, перепутал что? Ты ведь сам чаще всех у начальства пасешься…

– Да я же!.. – с обидой воскликнул Архипов, прижав к груди кулак. – Эх, да что с вами говорить!..

Он швырнул спортивную сумку на кровать и выскочил из комнаты.

– Во как, – задумчиво сказал Голубков, дожевывая. – А хороший арбуз-то. Сахарный.

* * *

– В общем, ваша информация несколько запоздала, – вздохнул Князев, подводя разговору итог. – Но то, что она поступает из разных источников, подтверждает ее подлинность. Тараки в обиду не дадим. Необходимые сведения до него доведут. Мероприятия по предотвращению теракта подготовлены. В окружение Амина благодаря нашим усилиям просочилась информация о том, что Тараки предупрежден. А, как говорили древние, предупрежден – значит вооружен. И готов к отпору. Поэтому операцию в аэропорту Амин отменил. Вот так… Но Амин – человек активный, от него и чего похлеще можно ждать. Так что – не расслабляться!

И поднялся, оперевшись руками о стол.

Предупрежден – вооружен!

Ранней осенью случаются такие дни.

Вчера был дождь. Сегодня холодный ветер разогнал тучи.

Правда, их серые клочья еще летят по голубеющему в прорехах небу.

МОСКВА, 11 СЕНТЯБРЯ 1979 г.

Когда выглядывает ртутное солнце, рубиновая звезда Спасской башни светится кроваво-красным цветом – и невыносимо сияют стрелки часов.

И вот уже – гулкий звук шагов над Красной площадью!

Четко печатая шаг, к Мавзолею шагает смена почетного караула.

Так же ртутно, как солнце, сверкают штыки на карабинах, блестят аксельбанты, лаково светятся сапоги.

Большая стрелка дрогнула и встала в точную вертикаль.

И тут же вступают переливы Кремлевских курантов.

Смена караула уже поднимается по ступеням.

Первый удар!

Шесть отточенных движений – и новая пара часовых замирает, окаменев в сознательном усилии вымуштрованной воли.

Куранты продолжают бить…

* * *

– М-м-м-мэ… – произнес Леонид Ильич Брежнев и обвел взглядом товарищей Андропова, Громыко, Косыгина и Устинова.

Обшитые дубовыми панелями, залитые сиянием ярких люстр, стены просторного зала заседаний Политбюро матово светились. Белые занавеси на высоких окнах подчеркивали ощущение порядка. Из тяжелой дубовой рамы на стене строго смотрел Ильич.

Брежнев сидел во главе стола.

– Начнем?

Присутствующие мелкими знаками выразили свое согласие.

– Товарищи! Вчера мы заслушали доклад председателя Мосгорисполкома о ходе строительства Олимпийских объектов…

Его медленная и вязкая речь, слова которой походили на тяжелые камни, на жернова, с усилием и скрежетом совершающие необходимую, но очень утомительную и безрадостную работу, вполне гармонировала с неподвижным и почти безжизненным лицом нездорового семидесятитрехлетнего человека. В глазах – где-то в самой их глубине, угадываемой за мутью старческого равнодушия, – брезжило, казалось, желание какого-то освобождения и, одновременно с этим, обреченное понимание его невозможности.

Его раздражала собственная немощь, а более же всего из многочисленного набора ее горестных признаков – омертвелость левой щеки и левых же половин губ. Возникшая после второго инсульта, она лишила его возможности говорить по-человечески внятно, заставляла беспрестанно жевать какую-то вязкую кашу в попытках вылепить наконец нужное слово с помощью наполовину одеревенелого языка. То и дело накатывало раздражение – и ему приходилось находить в себе силы, чтобы бороться с ним. И еще с нетерпением, с желанием сказать скорее и разборчивей – поскольку, к сожалению, стоило лишь чуть отпустить вожжи, дать волю гневу или просто поспешить, как речь и вовсе превращалась в хлюпающее клекотание.

Как несправедливо!.. Он безучастно подумал о том, что как раз сейчас ему нужно быть здоровым и сильным, чтобы собрать плоды жизни – плоды, которые он так долго растил, так долго шел к ним, преодолевая все новые подъемы… а то и съезжая вниз… но снова затем упрямо карабкаясь вверх… И вот на тебе!.. как говорится, бедному жениться – ночь коротка!..

Леонид Ильич делано закашлялся, чтобы скрыть кривую усмешку, которая, пожалуй, показалась бы товарищам слишком неожиданной. Затем вновь устало оглядел соратников и произнес очень медленно, но почти так же внятно, как в прежние времена:

– Товарищи! Давайте попросим товарища Андропова коротко доложить о внутриполитических аспектах подготовки.

Андропов кивнул, неспешно потасовал перед собой бумаги.

– Гм-гм. Товарищи. Как вы знаете, в августе месяце состоялась генеральная репетиция открытия Олимпийских игр в Москве, на которой присутствовали представители Международного Олимпийского комитета и многочисленные журналисты. Репетиция прошла на высоком уровне. В целом МОК дал высокую оценку готовности Москвы к Играм. В настоящее время начата работа, направленная на улучшение морально-нравственной атмосферы в городе. Выявляются элементы, которые нарушают благополучный облик столицы и могут явиться поводом для клеветнических измышлений различных репортеров и представителей западных спецслужб, – алкоголики, проститутки…

Члены Политбюро очень похоже вскинули брови, а Андропов сделал паузу и обвел их взглядом, в котором читалось: “Да, товарищи! не нужно ханжества – именно проститутки!..”

– …тунеядцы, лица без определенного места жительства, бывшие преступники и другие асоциальные элементы. С ними ведется воспитательная работа, а к наиболее злостным применяются меры административного характера. Во избежание возможных провокаций в форме организованных антисоветских акций из Москвы будут удалены лица, подозреваемые в связях с так называемыми правозащитными и диссидентскими организациями. В настоящее время прорабатывается вопрос о лишении гражданства и депортации нескольких писателей, зарекомендовавших себя отъявленными антисоветчиками и предателями Родины – Аксенова В., Войновича В., Копелева Л. и некоторых других… Соответствующие предложения в скором времени будут вынесены на Политбюро. Также рассматривается вопрос о предоставлении внеочередных отпусков и путевок в дома отдыха на период проведения Олимпиады работникам различных НИИ и КБ, являющимся наиболее ненадежными элементами советского общества. Это в самых общих чертах, товарищи, – со вздохом заключил Андропов и положил лист на стол перед собой. – Через полтора месяца я буду готов доложить о ходе выполнения намеченных планов с цифрами в руках…

– Не понял, так а что с алкоголиками? И с проститутками? – недовольно спросил Устинов, одновременно сдвигая негнущийся обшлаг маршальского мундира, чтобы взглянуть на часы.

– В отношении антисоциальных элементов проводятся мероприятия по их выселению за пределы Московской области, – с достоинством пояснил Андропов. – На местах организуются общежития. В случае нежелания выехать процедура осуществляется в судебном порядке. То есть юридически безупречно.

И обвел присутствующих вопросительным взглядом, как будто пытаясь удостовериться, достаточно ли они понимают важность юридической безупречности в решении подобных вопросов.

Устинов раздраженно фыркнул. Заседание было назначено экстренно. Между тем никакой экстренности в докладе Андропова, судя по всему, не было, а Устинову пришлось перенести два серьезных совещания с руководителями отраслевых институтов.

– И что? Потом назад, что ли? – недовольно спросил он.

– Нет. Освободившаяся жилплощадь предоставляется очередникам.

Это более или менее удовлетворило Дмитрия Федоровича. Другие члены Политбюро переглянулись и тоже покивали.

– Ну что ж, разумно, – предварительно почмокав, сказал Брежнев. – Тогда вернемся к этому вопросу через полтора месяца… Далее, товарищи. Вчера состоялись переговоры с товарищем Нур Мухаммедом Тараки, Генеральным секретарем народно-демократической партии Афганистана. Товарищ Тараки в очередной раз рассказал о проблемах молодого государства, вставшего на социалистический путь развития…

Брежнев вопросительно посмотрел поверх очков на Косыгина, и тот кивнул.

– Оппозиция продолжает формировать боевые отряды…

Так же вопросительно взглянул на Андропова. Андропов тоже кивнул.

– В этой связи Нур Мухаммед Тараки снова обратился с просьбой о вводе советских войск в Афганистан…

Брежнев воззрился на Устинова. Устинов кивнул, и Леонид Ильич продолжил:

– …для стабилизации обстановки и ограждения народной власти от посягательств мирового империализма и китайских гегемонистов. Положение в стране действительно сложное… Товарищ Андропов, доложите товарищам. Видите, как… вы сегодня у нас нарасхват.

Андропов куце улыбнулся и в другой раз неспешно пролистнул лежавшие перед ним бумаги.

– Как вы знаете, товарищи, ситуация в афганском руководстве сложилась весьма непростая. Несмотря на факты многочисленных противоречий и расхождений во взглядах, Тараки продолжает считать Хафизуллу Амина своим соратником и верным учеником и слепо ему доверяет. Между тем самые последние события показывают, что это не так. Амин настоял на поездке Тараки в Гавану на сессию глав неприсоединившихся государств. Мы пытались отговорить товарища Тараки от этой поездки. Он не послушался. В результате, воспользовавшись его отсутствием, за несколько последних дней Амин фактически отстранил от должностей самых верных и преданных Тараки людей.

– Вот сволочь! – с досадой проговорил Брежнев. – А ведь вместе делали революцию!..

И невольно продолжил про себя: “Да, делали! Ну и что?..” Конечно, Тараки симпатичный человек. Но не умеет быть правителем. У единоличного правителя должно быть много “вторых”. Пусть грызут друг друга, сживают со свету, доносят, роют ямы, плетут интриги!.. пусть одна свора этой мелкой зубастой сволочи грызет другую!.. А Тараки держит при себе только одного “второго” – Хафизуллу Амина. Не понимает, что его давно уже нужно было отодвинуть. Потому что в такой ситуации “второй” любыми путями будет стремиться стать “первым”. Такая ситуация может плохо кончиться… При последней встрече он пытался преподать Тараки эту простую мысль, но…

– Во время вчерашних переговоров мы обрисовали реальную картину происходящего. Это заставило товарища Тараки серьезно задуматься. Во время беседы было решено для обеспечения безопасности Генерального секретаря НДПА отправить в Кабул специальный батальон, укомплектованный военнослужащими среднеазиатских национальностей, переодетых в афганскую форму. Решение о формировании “мусульманского” батальона, как вы, товарищи, помните, было принято нами в начале мая этого года…

Андропов замолк, взял наполненный прежде стакан и, то и дело помаргивая, начал пить воду мелкими глотками.

Алексей Николаевич Косыгин едва заметно вздохнул, придвигая к себе чистый лист. Провел несколько линий. Ну да, в мае… Как странно поворачиваются события. Еще в марте, во время восстания в Герате, Тараки умолял то выслать ему танковую дивизию, то пилотов бомбардировщиков, то три батальона спецназа для охраны – и все это под тем же самым соусом: мол, переоденем, погоны дадим, комар носу не подточит! Просто “Мастер и Маргарита” какая-то, а не международная политика: высылайте пять мотоциклетов с пулеметами, и хоть ты что с ним делай!.. Тогда ему было твердо отказано. Потому что как ни соблазнительно это было – поддержать молодой коммунистический режим, добиться неслыханного ранее влияния на Афганистан и обеспечить тем самым Советскому Союзу массу геополитических преимуществ!.. – но еще в марте все понимали, что это безумие. Ввязываться в чужую войну чужой страны!.. в гражданскую войну!.. в которой одна сторона выступает под флагом социалистических завоеваний – а какие там могут быть социалистические завоевания, спрашивается? – а другая отстаивает право на традиционные ценности! Ну ведь чистой воды безумие, как ни взгляни!..

Перед глазами у него мгновенно прошелестела бесконечная вереница записок, чуть ли не через день поступавших из Кабула как по линии посольства, так и через аппарат КГБ и военных советников. Не зря говорят – капля камень точит… Вообще говоря, в требованиях прислать советские войска Амин был куда настойчивее Тараки. Он вообще гораздо настойчивее, этот Амин. “Тов. Амин поднял вопрос о введении наших войск в Кабул, что поможет высвободить одну из двух дивизий Кабульского гарнизона для борьбы с мятежниками…” “Тов. Амин поставил вопрос о замене расчетов зенитных батарей 77-го зенитного артполка, в благонадежности которых он не уверен, советскими расчетами…” “Тов. Амин поставил вопрос о том, что в районе Кабула сосредоточено большое количество войск, которые можно было бы использовать в других частях страны, если бы СССР согласился выделить полторы-две тысячи десантников…” “Тов. Амин вновь поднял вопрос о размещении трех советских армейских подразделений…” “Тов. Амин сказал, что тов. Тараки ожидает скорейшего прибытия советских батальонов…” И так без конца, без конца, без конца! То Амин, то Тараки! То Тараки, то Амин! Снова и снова им говорят “нет”. А они делают вид, что не понимают. И опять: дайте ваши войска!.. дайте вертолеты с экипажами!.. танки с танкистами!.. десантников!.. пехоту!..

Сказка про белого бычка.

Андропов поставил стакан и промокнул губы платком. Обвел присутствующих бесцветным рыбьим взглядом.

– Да… Однако, товарищи, мы отказались от этой идеи. Решили обойтись силами размещенной в посольстве СССР в Кабуле спецгруппы КГБ. Я заверил товарища Тараки, что к моменту его прибытия в Кабул всякая опасность для него со стороны Амина будет устранена.

Понятно… Пока отказались. И то хорошо… Про “мусульманский” батальон стали толковать еще в мае. Все были уверены, что он не понадобится. Но все-таки начали формировать. Зачем? – на всякий случай… Потом отправили спецгруппу… Теперь вот и батальон едва не поехал… еще, глядишь, в другой раз все-таки поедет… Коготок увяз – всей птичке пропасть…

Косыгин вздохнул и положил ручку на лист.

Брежнев мрачно кивнул, подтверждая слова Андропова, и пожевал губами.

– Ну вот, товарищи. Товарищ Андропов верно обрисовал… Возвращаясь к вопросу о вводе войск… Какие будут мнения?

Все молчали.

– Товарищ Громыко.

– На мой взгляд, Леонид Ильич, в этом вопросе не произошло каких-либо изменений, – сказал Громыко после небольшой паузы. – Посылка войск вызовет весьма нежелательные международные последствия. Этот факт развяжет руки всем агрессорам. Уж если Советский Союз может делать такие шаги, то нам, дескать, сам бог велел…

– Да, товарищи, – вздохнул Брежнев. – Об этом забывать нельзя. Но, с другой стороны, помочь надо? Иначе оппозиция свалит народную власть. Вот они все время предлагают переодеть наших солдат в афганскую форму…

– Ну да, – кивнул Андропов. – Это сделано. “Мусульманский” батальон переодет в афганскую форму.

– Я понимаю, – вздохнул Громыко. – Да только это ведь все шито белыми нитками, Леонид Ильич. Через два часа это будет известно всему миру. И весь мир закричит, что Советский Союз начал интервенцию в Афганистан…

– Мало ли кто что начнет кричать, – хмуро возразил Устинов. – Всех не наслушаешься!..

– Так или иначе, – довольно жестко продолжил Громыко, – все, что мы делали в последние годы для разрядки, для остановки гонки вооружений, окажется напрасным. Мы будем отброшены назад. Вернемся в состояние холодной войны с западными странами…

– Кроме того, как не раз отмечалось товарищами, – Косыгин мельком взглянул на каждого из присутствующих сегодня членов Политбюро. – Руководство народного Афганистана само много делает для того, чтобы действия оппозиции получали все более широкую поддержку. Наши обращения к товарищу Тараки по этому поводу не имели успеха… Практика массовых репрессий наносит авторитету молодой народной власти серьезный урон. И мобилизует все большее число ее противников…

– Вот именно, – кивнул Громыко. – И против кого же, в итоге, мы будем там воевать? Против народа?

Брежнев вздохнул.

– Да, товарищи… К сожалению, это так… Народ имеет основания для недовольства. Террор не всегда может быть оправдан. Тем более недопустимы широкие репрессии в армии…

– В какой-то мере эту тактику можно понять, – заметил Андропов. – Афганская армия во многом продолжает оставаться прежней, какая существовала при короле… сохраняются прежние отношения, традиции… Кроме того, большинство офицеров идеологически принадлежит к правому крылу НДПА – Парчам… А большая часть руководства страны и сам Тараки принадлежит к левому крылу – Хальк.

– Да, товарищи… Еще эта путаница у них всегда – Хальк какой-то у них там, Парчам! И вот жалко, что у них пролетариата почти нет в стране!.. – Леонид Ильич призадумался ненадолго. – Ну, хорошо. И все-таки. Если вопрос о вводе войск считать преждевременным, то чем мы можем помочь товарищу Тараки?

Косыгин вздохнул и недовольно пожевал тонкими губами.

– Можно, конечно, еще увеличить поставки техники, – сказал он. – Товарищ Тараки и об этом тоже просит… Но, товарищи, мы и так оказываем правительству Афганистана очень серьезную военно-техническую помощь! Чтобы не быть голословным, я приведу некоторые цифры. Так, в течение последних двух недель…

Косыгин пролистнул лежавшие перед ним документы.

– Да, последних двух недель… Были безвозмездно отправлены восемь вертолетов МИ-8. В настоящее время готовы к поставке и в ближайшие дни будут отправлены тридцать три БМП-1, пять вертолетов МИ-25, восемь МИ-8т, пятьдесят штук БТР-60, двадцать пять бронированных разведавтомобилей, пятьдесят противосамолетных установок и зенитная установка «Стрела»… Я хотел бы напомнить, товарищи…

Брежнев поморщился, но Косыгин то ли не заметил, то ли не захотел заметить его недовольства, продолжал:

– …что нами принято решение в семьдесят девятом – восемьдесят первом годах поставить Афганистану безвозмездно специмущества в общей сложности на пятьдесят четыре миллиона рублей. – Он оторвал взгляд от листа и посмотрел на товарищей. – В том числе сто сорок орудий и минометов, девяносто бронетранспортеров, сорок восемь тысяч единиц стрелкового оружия. Разве это мало?

– Что толку? Они только гробят все это без всякой пользы. – Устинов с искренним огорчением махнул рукой. – Вот если бы к этой технике тысяч тридцать-сорок наших войск!..

Маршал не отдавал себе в том отчета, но, называя эти числа, руководствовался вовсе не тактическими задачами, которые могли встать перед войсками, а необходимостью обслуживания и использования комплекса вооружений, о котором сейчас говорил Косыгин.

Члены Политбюро помолчали.

– Ну хорошо, – со вздохом сказал Брежнев. – Серьезных предложений мы, товарищи, не услышали. Будем думать. Хочется помочь. Уж больно симпатичный человек этот Тараки!.. – Он снова вздохнул и почмокал. – По крайней мере, товарищ Андропов обещал нам устранить самую главную опасность для нашего товарища… и друга Советского Союза. Надеюсь, это будет сделано?

Андропов с достоинством кивнул.

– Да, Леонид Ильич. Я заверил товарища Тараки, что, когда он вернется, Амин уже не будет представлять для него никакой опасности.

Брежнев наклонил голову и еще раз поверх очков посмотрел в глаза каждому из присутствовавших.