Текст книги "Царьград. Гексалогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 108 страниц)

– Господи, иже еси…

Крестясь вместе со всеми, Лешка обдумывал план действий. Во‑первых, отправить Владоса к шкиперу – пусть разрешит опросить кузнеца, во‑вторых – тщательно пересмотреть судовую книгу, обращая самое пристальное внимание на повторяющиеся фамилии – тех, кто плыл и туда, и обратно. Вообще же, это лучше поручить Георгию, ему все равно нечем заняться…

Юноша крестился неумело, но старательно. Как и большинство россиян, он вполне искренне считал себя православным, по наивности полагая, что для этого достаточно просто зайти в церковь на какой‑нибудь большой праздник. Постов можно не соблюдать, молитв не знать, символа веры – тем более, самое главное – носить на шее крестик, красить на Пасху яйца, а на Троицу ездить на кладбище. Вот, в общем‑то, и все россиянское православие. Как с презрением говорил старший воспитатель Василий Филиппович – «Стыдно!»

После утренней молитвы матросы принялись за приборку. Абдул Сиен поддерживал на своем судне образцовый порядок, и команда каждое утро вылизывала буквально каждую щель. И не дай бог кто‑то что‑то пропустит. В руках у боцмана покачивалась увесистая плетка.

Согнанные со своих мест пассажиры уже не роптали – привыкли.

– Вы – на корму! – контролируя центровку судна, деловито распоряжался боцман. – А вы – на бак!

– Куда?

– На нос, сопли сухопутные!

Владос побежал на корму, к шкиперу, а Лешка – торопливо, как и все – зашагал к бушприту, пользуясь моментом, чтобы навестить узника. Юноша уже обогнул фок‑мачту и подошел к трапу, как вдруг…

Как вдруг нос к носу столкнулся с тем самым молодым монашком, которого искал весь прошедший день, а с ночи – забыл и думать. Он! Он! Смуглое худое лицо, длинные темно‑русые волосы, серо‑голубые глаза, ряса…

Монашек, как видно, тоже узнал Лешку… и широко улыбнулся:

– Здравствуйте, рад вас видеть. Как спалось?

– Спасибо, неплохо, – Лешка не знал, что и делать.

– Сочувствую, – скорбно поджав губы, кивнул монашек. – Я видел, как арестовали вашего друга. Думаю, капитан возвел на него напраслину – мало ли кто мог подкинуть под циновку похищенный портолан?

– Да уж, – юноша махнул рукой.

А монашек неожиданно предложил прогуляться по палубе – матросы как раз закончили уборку:

– Если у вас, конечно, найдется время.

– Да найдется.

Чуть ли не под руки, они сошли с бака и неторопливо зашагали к корме.

– Приятная погода, не правда ли? – улыбнулся монах и вдруг хлопнул себя по лбу. – О, Святая Дева, я же совсем забыл представиться! Массимо Дженовезе, брат ордена святого Франциска Ассизского. Можно просто – Массимо.

– Алексей, – кивнул Лешка. Монашек вдруг показался ему довольно симпатичным – и с чего было принимать его за шпиона? – И можно по‑простому, на «ты».

– О, конечно, конечно, – Массимо улыбнулся. – Я тоже думаю, что ни к чему разводить церемонии. Очень приятно познакомиться, уважаемый Алексей. И – разреши еще раз поблагодарить тебя за вчерашнее вино. Признаться, так хотелось пить, что… – он виновато развел руками. – Согрешил, каюсь! Нарушил пост.

– Да, да, – шутливо улыбнулся Лешка. – Как же это вы… ты… так?

– О, мы, францисканцы, больше обращаем внимание на помощь нуждающимся, нежели на соблюдение формальностей.

– Это, по‑моему, правильно.

Монах рассмеялся:

– По‑моему – тоже.

«А он вполне приятный парень, – подумал Лешка. – Наверное, зря мы его подозревали… ну, просто тогда некого больше было…»

– Алексей, а я ведь искал с тобой встречи, – оглянувшись по сторонам, Массимо понизил голос.

Лешка вдруг почувствовал, что от нового знакомого чем‑то пахнет. Чем‑то таким родным, приятным, новогодним… Апельсины! Ну, точно – апельсины!

– Слава Святой Деве, хоть тебя не упрятали под арест, а ведь могли бы, могли… И вот, о твоем друге… Я видел, своими глазами видел, как около его циновки ошивался какой‑то парень… Думал еще – наверное, он что‑то хочет украсть. И – увидел, как он что‑то вытащил из‑за пазухи.

– Видел?! А что за парень? – быстро спросил Лешка.

– Такой забавный пухлощекий толстяк в короткой зеленой куртке с зубчатым башлыком, тоже зеленым: Кажется, его зовут Илларион. Я слыхал, как окликивали… Он ночует по левому борту, ближе к корме, в компании какого‑то жуткого крючконосого типа, очень похожего на разбойника.

– Господи, Массимо! – Лешка расслабленно прислонился к борту. – Так ты все видел… Свидетель… Вот что – срочно идем к шкиперу!

– О, нет! – непреклонно заявил монах. – Правила нашего братства строго – настрого запрещают нам мешаться в мирские дела. Да и насчет толстяка я не вполне уверен. Видел, как он что‑то вытаскивал, но вот – что? Хорошо бы просто незаметно за ним проследить. Мне это просто сделать – мое место по соседству… Слушай! – Массимо вдруг улыбнулся. – А давай последим вместе! Я просто представлю тебя соседям, как старого своего знакомого… Вдвоем‑то мы толстяка не упустим! Знаешь, что? Я слышал, после обеда матросы собираются устроить купание. Удобный случай обыскать его вещи! Лешка радостно улыбнулся:

– Пожалуй, так и следует поступить! У меня здесь есть еще один друг…

– Знаю, – кивнул Массимо. – Грек с огненной шевелюрой.

– Угу – Владос. Подключим его?

– Конечно! Будь уверен, втроем мы быстро выведем толстяка на чистую воду.

Лешка рассуждал так же.

За кормой корабля в воду опустили парус, так что любой желающий – естественно, кроме женщин – мог за сравнительно небольшую плату освежиться в прохладной морской воде, без боязни утонуть либо отстать от судна. Помощник шкипера и боцман тщательно следили за все увеличивающимся числом пассажиров, не без основания опасаясь перегрузить корму. Не то чтобы все, плывущие на «Дойной корове» люди, вдруг в один миг оказались заядлыми купальщиками, нет, просто на судне было так мало развлечений, что многие просто пришли поглазеть, повеселиться, а некоторые – и заключить пари.

– Ставлю во‑он на того худющего! Нырнет красиво.

Лешка искал в толпе пухлогубого толстяка в зеленой куртке,, которого наконец и увидел, сразу же обернувшись к монаху:

– Он?

– Да, – коротко отозвался тот. – Этот.

– Что, нашли? – быстро поинтересовался Владос. – Ага, вижу… Этот толстяк в зеленой куртке и есть ваш Илларион?

– Не «ваш», а «наш», – Лешка усмехнулся. – Дождемся, когда он полезет в воду, да пошарим в одежке!

– А вдруг он спрятал похищенное в вещах? – резонно возразил грек.

– В каких? – Массимо вскинул глаза. – По‑моему, все вещи у толстяка за спиной. В мешке.

– Хитер, – негромко заметил Лешка. – На палубе мешок не оставил, видать, побаивается, что сопрут.

– Что‑то он долго стоит, – с сомнением произнес грек. – Захочет ли искупаться?

– Захочет, – монашек уверенно кивнул. – Я вчера сам слышал, как он мечтал о купании. Так что наберитесь немного терпения, друзья!

Над головами яростно сияло солнце. Весна весною, но пекло оно уже почти по‑летнему, и над палубой даже натянули тент, чтобы обезопасить пассажиров от солнечного удара и несколько смягчить полуденный зной.

Лешка вытер выступивший на лбу пот и признался, что с удовольствием выкупался бы и сам.

– А мы с тобой как раз и пойдем плавать, – улыбнулся Массимо. – Извини, Владос, но ты уж больно приметный, мало ли, он тебя запомнил. Пока мы придержим вора в купальне, а ты тем временем осмотришь его мешок.

– Хорошо, – коротко кивнул грек, увидев, как толстяк, раздеваясь, сдает вещи под охрану вахтенного матроса, старого знакомца – Саида.

– Махни рукою, как справишься, – напутствовал приятеля Лешка и, обернувшись к монаху, предупредил. – Смотри, Массимо, я плаваю плохо.

Тот засмеялся, показав белые зубы:

– Не бойся, не утонешь, там же парус.

Быстро раздевшись, парни вслед за толстяком подбежали к балюстраде и скользнули в воду по специально спущенному с кормы веревочному трапу.

– Уфф!!! – вынырнув, принялся отплевываться Лешка. – Ну и водичка! Массимо, ты как?

– Славно! – монашек покрутил головой. – А где наш клиент? Ага, во‑он он. Поплыли?

– Давай!

Вода, вначале изумившая ледяным холодом, постепенно становилась все теплее – то ли солнце так грело, то ли организм привыкал, а, скорее – и то, и другое вместе. Толстяк, отдуваясь, словно тюлень, плескался у края паруса, подозрительно поглядывая на кружившую в море неподалеку черноморскую акулу – катрана. Акула была небольшая – с кошку, но, похоже, до чрезвычайности любопытная. Плыла, не отставала. Видать, интересно было – кто это тут бултыхается?

Оба тощие – Лешка с Массимо быстро замерзли, и все чаще с вожделением поглядывали на теплую палубу. А вот толстяк, похоже, чувствовал себя прекрасно и вовсе не собирался рано вылезать. Чтобы согреться, парни несколько раз проплыли мимо него – туда‑сюда. Лешка плавал так себе, совсем по‑детски шумно поднимая брызги.

– Не представляю, Алексей, – покосился на него новый приятель. – Как ты не смог научиться хорошо плавать? Ведь Константинополь у самого моря!

– Я жил в горах, – отмахнулся Лешка и, посмотрев на толстяка, сжал монаху плечо. – Глянь‑ка! Похоже, наш черт собирается‑таки вылезать!

И в самом деле, толстяк Илларион уже подплыл к лестнице и ухватился за выбленку.

– Рано… – с досадой произнес Массимо. – Твой приятель еще не подал знак.

Ничего больше не сказав, он резко погрузился в воду и, вынырнув у трапа, схватил толстяка за ногу. Илларион, недоумевая, мешком булькнулся вниз под злорадный смех всех остальных купальщиков.

– Так тебе и надо, жирняга!

– Смотрите‑ка, всех акул распугал! Вынырнув, толстяк разразился ругательствами, обещая поотрывать ноги и еще кое‑что «этому смрадному гаду». «Смрадный гад» в это время, скромненько притулившись в углу, надрывался от смеха.

– Ой, не могу, – хохотал он. – Ой, сейчас лопну! Ты видел, Алексей, как он бултыхнулся? Едва вся вода из парусины не вышла.

– Владос! – заметив свесившегося через балюстраду приятеля, облегченно воскликнул Лешка.

– Где? – приложив руку к глазам, Массимо посмотрел на корму. – Ага, вижу! Это хорошо, что твой дружок такой приметный – издалека видать. Что ж, повезло толстяку – не замерзнет.

– И нам… – тихо дополнил Лешка, у которого уже давно не попадал зуб на зуб.

Дождавшись, когда толстяк перевалил на корму, Массимо быстро полез следом. Тощий, но жилистый, стремительный, ловкий. Тело его покрывал ровный слой загара, лишь запястья и щиколотки оставались незагорелыми, белыми. Кандалы? Или, наоборот, браслеты?

Выбравшись из воды, Лешка быстро согрелся и, обсохнув, с удовольствием облачился в нагревшуюся на солнце одежду. Впрочем, тут же принялся жаловаться на жару.

– Ну, не поймешь, – изумился монашек. – То тебе холодно, то жарко. Где, интересно, рыжий?

Лешка посмотрел вокруг и, увидев невдалеке грека, радостно хлопнул Массимо по плечу:

– Да вон он! К нам не идет. Чего‑то выжидает… А, ждет, когда толстяк спустится вниз.

Парни еле дождались приятеля. А тот ничего рассказывать не торопился, нарочито медленно спускаясь с кормовой палубы вниз.

– Ну? – наконец не выдержал Лешка. – Как? Отыскал что‑нибудь?

В серо‑голубых глазах монаха читался тот же вопрос.

Владос быстро осмотрелся по сторонам и, не говоря ни слова» протянул парням ладонь, на которой… на которой лежал маленький раскрашенный кусочек. Обрывок портолана!

– Нашел его в заплечном мешке, – усмехнувшись, пояснил грек.

Ну, а где же еще‑то?

– А больше ты ничего не нашел?

– К сожалению, нет.

– Жаль. Ну, что, идем к шкиперу? Ведь теперь можно выпускать Георгия!

– Бежим! Монах улыбнулся:

– С вашего разрешения, друзья мои, я с вами не пойду. Вы уж дальше сами разбирайтесь, а я буду замаливать грехи – и так уже слишком долго вмешивался в мирские дела. Устав ордена это запрещает.

– Ну, спасибо тебе, Массимо, – Лешка взволнованно пожал узкую руку монаха. – Спасибо, дружище! Если б не ты…

– Не за что, – монах отмахнулся. – Все люди должны помогать друг другу – ведь так? Надеюсь, еще увидимся.

– Обязательно.

Радостные, Лешка и Владос бегом бросились к шкиперу.

Толстяк Илларион был арестован тут же, и теперь, сидя в каюте, ругался, изрыгая проклятия.

– Да знаешь ли ты, кто я?! – брызжа слюной, он топал ногами. – Да известны ли тебе мои родственники? О! Я родня самому эпарху, и он непременно сотрет тебя в порошок, жалкий придаток румпеля!

– Мне все равно, кто твои родственники, – Абдул Сиен оставался невозмутимым. – Где чертеж бухты?

– Какой еще, к черту, чертеж? – взвился толстомясый. Жирные щеки его дрожали, а лицо чем‑то напоминало брыластую бульдожью морду. – Я вам покажу чертежи! Вы все строго ответите за беззаконие и произвол!

– Чертеж, копию – и разойдемся мирно, – понизив голос, предложил шкипер.

– Нет у меня ни чертежей, ни копий!

– Вот этот кусок портолана нашли в твоем заплечном мешке!

– А! Вы рылись в моих вещах? На каком основании, позвольте спросить? Вы, может быть, не знаете, что такое презумпция невиновности? О, смею вас уверить, мои родственники это вам быстро напомнят.

– Хорошо излагает, – наклонившись к Лешке, прошептал Владос. – Надо же, презумпцию невиновности вспомнил. Непрост, ох как непрост.

– А что это за – презун… презанция? – ничтоже сумняшеся осведомился Лешка.

Грек лишь вздохнул и скорбно покачал головой:

– Темный ты человек, Алексей. Отсталый. Не обижайся, но сразу видно, что ты из глубокой провинции.

– Сам ты отсталый, – все же обиделся юноша.

Это ж надо, его, жителя двадцать первого века, упрекает в невежестве какой‑то там средневековый грек! А вообще‑то, было, над чем задуматься.

– Это кто там шепчется у меня за спиной? – резко обернулся задержанный.

– Это свидетели, – негромко пояснил шкипер.

– Ах, свиде‑етели, – толстяк нахмурился, он теперь уже не был смешон, скорее страшен и омерзителен – этакая расплывшаяся на стуле брыластая жаба. Но глаза «жабы» горели умом и злобой:

– Парни, а вы знаете, что бывает за лжесвидетельство? Читали «Шестикнижье»? Нет? Зря.

Нет, задержанный отнюдь не собирался сдаваться. Ругался, сыпал учеными фразами, угрожал, в общем, вел себя крайне неосмотрительно и нахально. Как будто и в самом деле не был ни в чем виноват.

– Вы задержали меня на основании этого раскрашенного клочка? С ума сошли. Не думайте, я вовсе не собираюсь вырываться. Хотите меня арестовать – арестовывайте! Но помните, я обязательно подам апелляцию в суд автократора, обязательно подам, и это вам всем выйдет боком! Нате! – Илларион вытянул вперед руки. – Закуйте меня в кандалы!

– Нам достаточно и того, что вы будете заперты в одной из кают.

– А, узилище!

Душа, утешься! Пусть тебя страданье не осилит!

И в малодушие не впадай врагам твоим на радость.

Ты, разве, сердце, не клялось, душа, ты не хвалилась,

Что с испытанием любым готов я повстречаться! –

вскочив со стула, с выражением продекламировал Илларион:

– Быть может и я напишу в заточении «Тюремные стихи», как Михаил Глика, которого, вы, убогие, вряд ли читали… Веди же меня поскорей в заточение, кормчий! И знай – с испытанием любым готов я повстречаться.

Вид толстяка был страшен и одновременно величествен. Издевательски поклонившись, он вышел из каюты шкипера в сопровождении четырех вооруженных матросов.

– О, стражи, если б знали вы, кого ведете в заточенье!

– Ну, что? – посмотрев на шкипера, тихо осведомился Лешка. – Мы выполнили ваше задание?

– Да, – хмуро кивнул Абдул Сиен. – Боюсь только, с лазутчиком у меня будут проблемы. Впрочем, это уже не ваша забота. Небось, ждете, когда я прикажу освободить вашего дружка?

– Угу! – парни улыбнулись.

– А я уже приказал, – хмыкнул в бороду шкипер. – Новый задержанный сменит старого, как солнце сменяет луну, а день – ночь. Наверное, ваш приятель давно уж в нетерпении ошивается где‑то рядом.

И в этот момент в дверь постучали.

– Можно? – в каюту просунулась русоволосая голова Георгия.

Шкипер с усмешкой кивнул:

– Заходи, парень! Дружки твои поймали‑таки супостата.

– Я знаю… И, признаться, тому удивлен.

– Чему ты удивлен? – недоуменно переглянулись Лешка и Владос.

– Потом расскажу как‑нибудь… Вы сейчас куда?

– К себе, на палубу. Куда тут еще можно пойти?

– Ну, что ж. Не смею задерживать, – Абдул Сиен развел руками.

– Подождите, господин шкипер, – на пороге задержался Георгий. – Я бы попросил вас отдать одно распоряжение.

– Какое, мой юный друг?

– О том, что перед входом в бухту Золотой Рог все пассажиры будут подвергнуты личному обыску.

– Боже! Что ты такое несешь? – Абдул Сиен изумленно схватился за голову. – Ты хочешь, чтобы меня затаскали по судам? Один сегодня уже грозился, теперь этот…

– Никакие суды вам не грозят, – улыбнулся юноша. – Вы никого не будете обыскивать… Просто объявите! Ну, что вам стоит? Ведь это же не вызовет бунт?

– Бунт‑то не вызовет… Наверное, ты еще что‑то придумал?

– Да, – не стал отнекиваться Георгий. – Просто таким образом мы можем попытаться отыскать пропавшую схему.

– Что!? Откуда ты знаешь, что она уже не у меня?

– Так, догадался. Так дадите распоряжение?

– Черт с тобой. Дам.

Друзья вышли на палубу. Пока шли все перипетии, небо уже начало темнеть, а где‑то далеко впереди в голубоватой дымке поднимались из воды скалы. Завтра днем судно наконец прибывало в Константинополь.

– Что ты еще задумал? – возмущенно осведомился Владос. – Мы ведь уже всех тут нашли, кого можно было…

– Может, и так, – Георгий загадочно посмотрел вдаль.

Лешка вдруг улыбнулся – уж слишком похожими были эти двое: собирающийся принять постриг Георгий и юный францисканский монах брат Массимо. Оба тонколицые, тощие, светлоглазые, только у францисканца волосы чуть потемнее.

– Чего смеешься? – обернулся Георгий.

– Так, – Лешка отмахнулся. – Уж больно ты похож на одного францисканского монаха.

– Что за монах? – Георгий резко напрягся. – Расскажи!

– Так я и собирался…

Усевшись на циновке у фок‑мачты, друзья распечатали кувшинчик вина из того пайка, что полагался «господам пассажирам». Лешка в подробностях рассказал бывшему узнику весь только что прошедший день, особенно нахваливая Массимо.

– Да, – поддакнул Владос. – Без этого монаха мы бы вряд ли чего достигли.

– Ну‑ка, ну‑ка, подробнее! – попросил Георгий.

– Да куда уж подробней! И так уже все рассказали.

– Нет, не все. Каков он, этот монах? Каковы его привычки, манера держаться, общения?

– Да обычное все… Плавает очень хорошо. И весь такой загорелый.

– Загорелый? Ну‑ну… – Георгий уселся, обхватив колени руками. Впереди, за бушпритом, отражаясь в серых глазах юноши, медленно опускалось в море золотисто‑красное солнце. Наступал вечер, синий, спокойный и теплый. Наступал, чтобы быстро перейти в ночь. Последнюю ночь плавания. На корме и баке помощники шкипера громко зачитывали распоряжение о завтрашнем повальном обыске.

– Вот что, Алексей, – нагнувшись, зашептал Георгий, – Ты говорил, что собирался навестить того монашка.

– А, Массимо! – Лешка усмехнулся. – Ну да, собирался. Только он, наверное, уже спит.

– А ты все же сходи… Посмотри, как он себя ведет? Говоришь, он хорошо плавает?

– Так ты полагаешь… Георгий покрутил головой:

– Ничего еще не полагаю. Ты просто посмотри…

– Хорошо…

Поднявшись, Лешка зашагал к корме. Массимо на своем месте не было, но его сосед, паломник, сказал, что монах вот‑вот подойдет.

– Не боись, никуда твой дружок не денется. Вон и вещи его…

– А куда он пошел?

– А дьявол его знает, я не спрашивал.

– А – когда?

– Да только что!

– Только что…

– О чем беседуем?

И как он так незаметно подошел?!

– А, Массимо. А я вот тебя жду. Сам говорил – заходи, поболтаем.

Монах улыбнулся:

– Ну и хорошо, что пришел.

От него опять пахло апельсинами.

– Апельсинами? – по возвращению переспросил Георгий. – А как он себя вел? Ничего подозрительного не заметил?

– Да нет…

– Ладно, попробуем с тем, что есть… Эй, Владос! Вставай. Идем к шкиперу. Только осторожней, он может следить.

– Так, по‑твоему – Массимо и есть турецкий лазутчик?!

– Еще не знаю! – Георгий нервно повел плечом. Отыскав шкипера, он пошептался с ним, и вот уже все вместе, плюс четверо дюжих матросов, спустились в грузовой трюм. К тому самому купцу, что вез апельсины.

– Твои ящики?

– М‑мои. А в чем дело?

– К тебе только что приходил монах, францисканец?

– Ну, приходил. Он вообще, частенько заходит – апельсины уж больно любит. Я ему недорого продаю.

– А сегодня монах все время находился у тебя на глазах?

– Да. Во‑он аккурат на том ящичке сидел.

Абдул Сиен посмотрел на матросов:

– Вскрывайте!

– Ой, что вы делаете?! – возмущенно закричал купец.

– Тихо! Иначе пойдешь пособником,

– Пособником?! – купец в ужасе округлил глаза.

Матросы с треском вскрыли ящик широкими тесаками. Выкатившись, рассыпались по полу апельсины, казавшиеся в дрожащем отблеске факелов маленькими оранжевыми солнышками.

– Вот он! – нагнувшись, Георгий вытащил из груды плодов небольшой свиток и протянул его шкиперу.

Дрожащими руками тот развернул…

– Он… Это он! Чертеж бухты Золотой Рог!

Лешка шел по палубе, озираясь в медном свете луны. Массимо – предатель?! В уме не укладывалось. Такой классный парень, несмотря на то, что монах. Жаль… очень жаль…

– Алексей, друг!

Лешка резко обернулся и увидел прямо перед собой широко улыбающегося монашка. Тот почему‑то был без рясы, с голой грудью, в коротких матросских штанах и босой. В руке он вертел монетку. Наверное, только что вылез из‑под одеяла. Предатель!

– Я хочу тебе кое в чем признаться, Алексей, – тихо вздохнул францисканец. – Жаль, что так получилось. Поверь, я не хотел…

– Для признания уже слишком поздно. Массимо, – Лешка качнул головой. – Хотя, говорят, искренняя помощь следствию…

– Поздно? – подойдя ближе, монашек закусил губу, в глазах его блеснули слезы.

Лешке было так жаль этого, несомненно, запутавшегося парня, что даже сдавило грудь.

– Почему же – поздно? – выронив из рук монетку, Массимо нагнулся… И выпрямившись резкой пружиной, ударил Лешку ребром ладони в шею!

Юноша захрипел, падая на скользкую палубу, а монах… а лазутчик, тут же перемахнув через фальшборт, сиганул прямо в море.

– Утонет! – послышались крики.

– Нет. Он очень хорошо плавает.

– Как ты? – подбежав, Георгий бросился к Лешке.

– Ничего, – откашлявшись, парень пришел в себя. – Только вот шея болит – глотнуть невозможно.

– Хорошо, что не перешиблены позвонки…

– А вдруг перешиблены?

– Тогда б ты так не болтал.

Они уселись в каюте шкипера, теперь уже – озабоченно – радостного. Радостного – ясно почему, а озабоченного тем, что теперь придется отпускать задержанного скандалиста Иллариона.

– Чувствую, еще принесет мне забот этот толстомордый парень!

– Да бросьте вы, капитан! – улыбнулся Лешка. – Главное‑то мы все‑таки сделали!

– Хвала Господу и Пресвятой Деве!

Все разом перекрестились на висевшие в углу иконы. Даже Лешка – и тот на полном серьезе.

– Ну? – Владос скосил глаза на Георгия. – Давай, рассказывай!

– Да‑да, расскажи! – Лешке тоже было интересно, да и шкипер Абдул Сиен выказывал некоторое любопытство.

– А что рассказывать? – улыбнулся Георгий. – Просто времени у меня было вдосталь. Вот и сидел, думал, сопоставлял списки. И отыскал‑таки нескольких человек, что катались туда и сюда – из Константинополя в Трапезунд и обратно. В их числе – францисканец Массимо Дженовезе. Меня еще фамилия удивила – Дженовезе – «Генуэзец», так любой может назваться. Гражданин мира! Потом, ты Алексей, как‑то рассказывал, что этот монашек попросил у тебя вина как раз в тот момент, когда…

– Ну да, это еще тогда показалось тебе подозрительным!

– И подозрения укрепились еще больше, когда вы, друзья, в подробностях рассказали мне о прошедшем дне. Купание, загар… Да не может монах быть загорелым! Не может, и все тут! Ну, лицо еще – туда – сюда, но тело?! Еще одно подозрение. Дальше… Зачем подозреваемому, ну, этому толстяку, хранить при себе ненужную улику? Какой‑то там обрывок. А ведь на толстяка показал монах! И еще одно, – Георгий усмехнулся. – Апельсины. Монахам непозволительны мирские слабости. Ну и что с того, что он их любит? Наоборот, должен в этом смысле особо себя сдерживать, закаляя дух. Так что, никакой этот Массимо не монах – это я понял достаточно быстро. А когда после объявления об утреннем обыске, ты, Алексей, сказал, что от лжемонаха снова запахло апельсинами… Тут‑то меня и осенило! И, как видите, отнюдь не напрасно!

– Ну, ты даешь! – восхищенно присвистнул Лешка. – Тебе, Георгий, не в монахи идти надо, а в следователи! Шерлок Холмс чертов.

С верхней палубы вдруг послышались громкие ругательства и крики.

– Что там такое? – Лешка поднял глаза.

– Думаю, это ругается толстяк Илларион, – вскользь заметил шкипер. – Вполне справедливо ругается, надо сказать.

– Так вы его уже выпустили? Может, лучше было бы подождать до прихода в гавань?

– Нет, – Абдул Сиен неожиданно улыбнулся в усы. – Пусть уж он лучше вдосталь накричится сейчас, чем устроит скандал потом.

– Так вы полагаете, потом – не устроит?

– Конечно, устроит, – шкипер вздохнул. – Но уже не такой могучий.

– А вы большой хитрец, уважаемый!

Шкипер лично наполнил серебряные бокалы. А наверху продолжал ругаться освобожденный узник.

– Я дойду до самого эпарха! – громко кричал он. – Покажу, что значит не соблюдать законы! Со всеми буду судиться, со всеми. Я знаю, шкипера зовут Абдул Сиен!

– Шкипера зовут Абдул Сиен, – негромко повторил Лешка. – Впрочем, какой же вы, Абдул? Вы – Василий.

С палубы донесся громкий звон, полетели осколки – это Илларион шваркнул о палубу присланный шкипером кувшин с родосским вином.

– Первый, – со вздохом произнес Абдул Сиен… Василий.

Несправедливо обиженный узник разбил и второй… А вот третий…

Глава 16Весна 1440 г. КонстантинопольТАВУЛЛЯРИЙ

Мы бумажные важные люди,

Мы и были, и есть,

Мы и будем!

Татьяна и Сергей Никитины

…Выпил! Ну и на здоровье!

Ведомство называлось длинно – Секрет богоугодных заведений покровительства преподобного Иоанна Дамаскина – и занималось церквями, монастырями, приютами, больницами и тому подобным. Лешку устроили туда по большому блату – заместитель начальника – протокуратора – куратор Велизарий Цикос оказался хорошим знакомым Георгия, в обширном доме которого приятели жили вот уже около месяца. Собственно, им и некуда было больше податься: как и предполагал Владос, и родной дом его, и гончарные мастерские у Меландзийских ворот, и все остальное имущество – все было описано за долги и продано с молотка в базилике на площади Тавра.

– Я нищий! Нищий! – грустно хохотал Владос. – Вот так повернулась судьба!

– Ничего, – утешал приятеля Лешка. – Главное: жив, здоров и свободен. А деньги – дело наживное.

– Так‑то так… Да вот поди их наживи, попробуй!

Георгий вернулся продолжить послушничество в знаменитый монастырь Святого Архангела Михаила, более известный, как Хора, и располагавшийся на самом севере города, у полуразрушенного дворца Константина Багрянородного. По словам Владоса, монастырь считался очень крутым, и Георгий вновь возмечтал о монашестве, что, впрочем, никогда и не переставал делать. Его дом находился на юго‑восточной окраине, у Пятибашенных ворот – большой и просторный особняк, в пустых и запущенных помещениях которого гулял ветер. Ксифилин, старый слуга Георгия, как мог, пытался поддерживать в доме хоть какое‑то подобие порядка, но, увы, его скромных сил ни на что не хватало. Тем более что в последнее время он вовсе ничего не делал, даже пыль перестал протирать, а все ходил в ближайшую большую церковь – Иоанна Студита – да возносил хвалы Господу, благодаря за счастливое возвращение хозяина. В общем‑то, было за что благодарить – еще немного, и дом бы отписали в казну как выморочное имущество, и тогда бедному старику уж совсем некуда было б податься, разве что в приют при какой‑нибудь церкви. Итак, старый слуга Ксифилин днями напролет пропадал в церкви, а его молодой хозяин – в монастыре, таким образом просторный особняк оказался полностью предоставленным новым жильцам – Лешке и Владосу. Очистив от хлама пару комнатух и более‑менее прибравшись в столовой, именовавшейся гордым римским словом – триклиний, – парни сочли дом вполне пригодным для жительства. Можно было тоже, на манер старика слуги, благодарить Господа – хотя бы одна проблема – с жильем – была решена. Правда, оставалось множество других, и самое главное – деньги. Хотя, если разобраться, их можно было легко заработать, нанявшись поденщиками – копать канавы, месить глину, таскать грузы на рынках или в какой‑нибудь гавани. Друзья поначалу так и делали – уставали, конечно, но не в этом дело – уж больно Владосу было обидно.

– Мы ж с тобой не какие‑нибудь каппадокийцы или пафлагонцы, Алексей! Вот пусть они и копают канавы, а нам – не пристало!

– Понимаю, – согласно кивнул юноша. – У нас в крупных городах тоже на грязных да тяжелых работах – одни гастарбайтеры. Молдаване, узбеки, хохлы… Да кого только нету!

– Вот и у нас кого только нету, – Владос скорбно поджал губы. – Это плохо. И цены сбивают, и слишком многие из них откровенно ждут прихода турок. Какое им дело до нашей жизни?

– Все это так, – снова согласился Лешка. – Только, если их не будет, то кто будет работать? Ты согласишься рыть канавы за три аспры в день?

– Так ведь роем же!

– Это потому что пока ничего лучшего не придумали. А деньги нам бы не помешали – не забыл, мы еще Гюльнуз должны перевод отправить.

– Не забыл, – хмуро отозвался грек. – Вообще, завтра еще пороем канавы, а уж послезавтра – начнем искать что‑то лучшее.

Так и сделали. Им повезло – зашел навестить Георгий, обещавший восстановить ради новых друзей кое‑какие старые связи.

– Есть хорошая должность в Секрете богоугодных заведений – тавуллярий, младший писец. Я считаю – очень неплохое начало карьеры, лет через пять‑десять, при условии усердного труда, вполне можно стать хартофилактом – архивариусом, а то и держи выше – куратором! Ну, куратором, конечно, не через десять лет, но дело верное!

– А какое жалованье? – тут же поинтересовался Владос.

– Жалованье? – Георгий замялся. – Небольшое. Весьма не большое. Но все ж таки больше, чем вы сейчас зарабатываете на рытье канав. Тем более – работенка не пыльная… вернее – как раз пыльная, но это благородная пыль от важных бумаг, а не грязная дорожная пыль. Так пойдешь, Владос?

– Нет, – парень отрицательно качнул головой. – Я, видишь ли, хочу все же восстановить коммерцию. Есть одна задумка. А в тавуллярии пусть лучше идет Алексей.

– Но он же не умеет писать!

– Вот как раз и научится.

Лешку приятели не особо спрашивали, да он и не выступал – сказать по правде, давно надоело уже рыть канавы да таскать тяжести – все руки в кровь сбил. Он же не бульдозер, в конце концов, а человек – хомо сапиенс! Вообще‑то, конечно, Лешка хотел бы поскорее отправиться в дальний путь – на поиски Черного болота и трактора, но понимал, что пока – рано. Слишком рано. Для начала нужно просто начать здесь жить, и по возможности – хорошо, ну – и ловить удобный случай.

Назад к карточке книги "Царьград. Гексалогия (СИ)"