Текст книги "Царьград. Гексалогия (СИ)"
Автор книги: Андрей Посняков
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 108 страниц)
Худое лицо воспитательницы пошло красными пятнами – на что и рассчитывал Лешка. Он хорошо – еще по прошлой своей детдомовской жизни – знал такой тип женщин, вернее сказать, старых дев, получавших несказанное удовольствие от помыкания какими‑нибудь беззащитными существами, вот, вроде этих девчонок, что обрабатывали сейчас грядки. Начальство обычно таких мегер ценило – в группах всегда был идеальный порядок, ну а какими средствами он достигался, да и нужен ли был – никого не волновало. Сейчас, главное, было вывести надсмотрщицу из себя, унизить, громко, на глазах у подопечных девчонок. А Феофана не уходила, лишь чуть отошла в сторону – типа, не очень‑то интересуют меня ваши дела,
– Ну и баба! – старательно обмеривая линейкой трубу, громко произнес Лешка. – Не баба, а просто какой‑то леший!
– Да уж, – так же громко захохотал Владос. – Где только таких и берут? Довела трубу… Вот сама бы и ремонтировала, зараза…
Кто‑то из работавших поблизости девчонок хихикнул… негромко, но мегера услышала, обернулась, зашипела что‑то.
– Во‑во, – тут же прокомментировал Лешка. – Шипит теперь, как змея. Шипи‑шипи, раньше надо было шипеть, пока акватрубу не ухайдакали!
Владос осклабился:
– Интересно, какая она в постели?
– Да кто с такой воблиной ляжет?!
Надсмотрщица наконец не выдержала, подошла ближе, надменно вздернув вверх нос с видом оскорбленной невинности:
– Я бы попросила вас…
– Слышь, она бы попросила? А мы тебя сколько уже просим песок принести! Слышь, Влад, пойдем отсюда. Пускай сами все делают. А акт составим, это уж обязательно, пускай потом штрафы платят…
– Уж конечно, как же без акта‑то?
– Полквартала без воды сидит! Полквартала! А они тут жируют, сволочи… О! Надо соседям сказать, кто в их бедах виновник – живо разнесут всю эту богадельню. Ну, виданое ли дело – песка и того не допросишься! С собой, говорят, приносите… А нам по инструкции с собой не положено!
– Издеваются! Может, жалобу на них подать протокуратору?
– Обязательно подать, а как же!
– Нет, не протокуратору… Самому эпарху!
Посрамленная воспитательница; не в силах больше выносить хлынувшего на нее потока оскорблений и угроз, чуть ли не бегом скрылась в здании. Тут как раз явился и бородатый сторож Варис, с натугою притащив бадейку песка. Высыпал…
– Ну, как тут у вас?
– У нас‑то все нормально, а вот у вас… Известка где, мать твою?! Тащи, да побыстрее – неровен час, прорвет! Тогда весь город без воды останется!
– Неужто весь город? – в ужасе захлопал глазами сторож.
– А ты думал? В одночасье!
Сторож побежал за известкой.
– Эй, девчонки… – тут же позвал Лешка. – Идите, поможете песок перебирать.
– Перебирать? – подойдя, удивились девочки – те, что хихикали, – бледные, но с веселыми глазками. – А зачем песок перебирать?
– Затем, что акватруба – механизм тонкий, – стараясь не рассмеяться, важно пояснил Лешка. – Не дай бог, попадет какой камень. Все – кранты, пиши пропало!
Поручив девчонкам просеивать ладонями песок в поисках мелких камушков, приятели уселись рядом.
– Что, достает вас эта мегера? – негромко поинтересовался Лешка.
Девчонки опасливо переглянулись.
– Вижу, что достает. Она хоть вас не бьет?
– Бывает, – одна из девочек вздохнула.
– Да, строго тут у вас, как я погляжу, – вступил в беседу Владос. – Небось, никуда и не пускают?
– Не пускают, – девчонки разом кивнули. – Только старших, по вечерам.
– И много у вас старших?
– Филомена, Калликия, Мария… Всего девять.
– Угу, – Лешка потер руки, – Значит, девять…
– А попечительницу вы часто видите? Чем вас обычно кормят? Как одевают? Что заставляют делать?
Через некоторое время приятели знали о приюте все, ну или почти все – по крайней мере, то, что было известно девочкам. А известно им было немало. Это ведь только со стороны кажется, что дети мало вникают в неинтересные взрослые дела. Лешка по себе знал – вникают, да еще как! Вот и эти вникали…
Второй приют, при церкви Святого Ильи, располагался у площади Быка, на той самой улице, что вела в Феодосийскую гавань. Уютный небольшой дом, ограда, за которой зеленели аккуратно подстриженные деревья. Небольшие ворота в ограде тоже оказались закрытыми, впрочем, в городе вообще мало кто имел привычку держать двери настежь. Вскоре, правда, створки ворот распахнулись, пропуская со двора двух мальчишек с ведрами, в длинных черных балахонах. Быстро набрав воды из располагавшегося неподалеку бассейна, ребята потащили ведра в дом. Потом сходили за водой еще раз и больше уже не вышли.
– Ну, что сказать? – проведя рекогносцировку, друзья уселись за столик в ближайшей таверне – Никаких труб там нет – за водой ходят на улицу.
–Жаль, – вполне искренне огорчился Лешка. – А то привык уже водопроводчиком… тьфу ты, этим – технитом.
Владос хохотнул:
– Теперь отвыкай.
Выпив по стаканчику дешевого, разбавленного водою вина, приятели немного поболтали с владельцем таверны и, выйдя на улицу, направились к соседнему с приютом дому. Именно туда посоветовал обратиться трактирщик – дескать, проживающий там господин много чего знает про всех своих соседей и с большим удовольствием поделится своими наблюдениями.
– Просто больно уж он любит с кем‑нибудь поболтать, этот господин Мизотер, – с улыбкой пояснил кабатчик. – Ужас, как любит. Кстати, иногда он продает собственное вино, право слово, очень даже неплохое. Но, конечно, дорого.
– Вот здорово! – Лешка толкнул локтем Владоса. – Нам ведь именно такой человек и нужен.
Дом указанного трактирщиком господина оказался старым, покосившимся и убогим. Давно небеленные стены с местами обсыпавшейся штукатуркой, куски свалившейся с крыши черепицы, ворота такие скрипучие, что, казалось, их было слышно в Галате – на другом конце города. Зато – злобно лающий кудлатый пес, черный и тощий.
– Однако, – Владос опасливо попятился от ворот.
– Кого там еще принесло? – раздался старческий голос из окна хижины.
– Вы – господин Мизотер?
Ответа не последовало.
– Говорят, вы продаете вино?
– Кто? – выбежал из хижины расхристанный тощий старик в какой‑то невообразимо старой хламиде – рясной, ветхой, с заплатками. Белые, как облако, волосы старика воинственно торчали в разные стороны, загнутый книзу нос напоминал клюв хищной птицы.
– Кто говорит, что я торгую вином? Ась? – он приложил ладонь к уху. – Не слышу! А, наверное, это прощелыга трактирщик! О, он всегда завидовал мне, всю свою жизнь, всю свою жизнь… Желаете купить вина? – лицо старика вдруг приобрело вполне осмысленное выражение. – Подождите, сейчас уберу собаку. Цыц, Ашкедан, цыц! Цыц, кому говорю?
Недовольно заурчав, пес позволил хозяину прицепить к ошейнику цепь.
– Заходите! Да осторожней, приподнимайте над землею ворота, не то отвалятся.
Осторожно отворив – вернее, отодвинув – ворота, друзья вошли во двор. В дом их не пригласили, старик лишь кивнул на стоявшую у стены лавку:
– Присаживайтесь. Сколько будете брать? Кувшин, два или, может быть, сразу амфору?
– А что, у вас найдется и амфора? – удивился Лешка.
– Найдется, найдется, не беспокойся, – старик дребезжаще засмеялся. – Только хватит ли у вас денег?
– Нам бы для начала попробовать, – широко улыбнулся Владос. – Может, мы и взяли бы пару кувшинчиков.
– «Пару кувшинчиков»! – передразнил господин Мизотер. – Все так говорят, потом просят попробовать и в результате ничего не покупают! На что мне такие прощелыги, скажите, пожалуйста? Платите хотя бы обол – так и быть, налью полстаканчика.
Пожав плечами, Владос достал монетку.
– Вот, так бы давно, – схватив медяху, обрадованный старик скрылся в доме.
Отсутствовал он долго, по Лешкиным прикидкам, может быть, минут сорок, а то и того больше, так, что друзьям уже надоело ждать, хорошо еще, что на двор падала густая тень – все ж таки было не так жарко.
– Ну, вот!– когда парни совсем потеряли всякое терпение, господин Мизотер наконец‑таки соизволил явиться, и не один, ас кувшином и двумя стаканами.
– Вот вам, – поставив стаканы на скамейку, он осторожно плеснул в них из кувшина. Так, наполовину. – Пейте!
Вино и впрямь оказалось ничего себе – это шепнул Владос, Лешка в винах разбирался мало – если что и пил когда, так всякого рода «портвейны» – и ценителя из себя не строил.
– Божественный напиток! – грек причмокнул губами. – А можно еще на обол?
– Да пожалуйста! – с готовностью отозвался старик. – Хоть на два!
– Наверное, все соседи покупают ваше вино, – Владос хитро поворачивал только что завязавшуюся беседу в нужное русло. – Они славные люди, ваши соседи. Взять хоть, к примеру, трактирщика…
– Гнусный и похотливый тип! – тут же резюмировал господин Мизотер. – Ни одной шлюхи не пропустит. К тому же – пьяница.
– А о попечителе приюта что скажете? Говорят, он уважаемый человек!
– Отец Сергий – уважаемый человек? Да не смешите мою собаку. Цыц, Ашкедан, цыц! Кому говорю, марш в будку!
– Так что отец Сергий? – напомнил Лешка.
– Хитрющий прощелыга ваш отец Сергий! К тому ж еще и интриган – спору нет, ловко умеет притвориться достойным и порядочным человеком. А сам только и глядит, где чего урвать, жирует за счет своих сироток! С итальяшками связался – и это православный‑то батюшка! Говорю же вам – прощелыга!
– Как это – с итальяшками? – заинтересованно переспросил Лешка. – И с кем – с венецианцами или с генуэзцами?
– Станет он с венецианцами путаться, – старик презрительно махнул рукою. – Небось, выбрал тех, у кого денег побольше! Наверняка замыслил поддержать поганый флорентийский сговор! Иначе б с чего генуэзцы ему денег дают?
– А точно, что дают?
– Ха! Вы к нему во двор загляните – смальта прямо на заборе налеплена! Сиротки мозаики складывают – недешевое, между прочим, занятие. На какие шиши?
– Ну, мало ли…
– Говорю же – дают генуэзцы. Со старостой их, с Галаты, Джованни Пьеццой дружкуется – в гости друг к дружке семьями ездят. И это православный священник! Совсем уж в людях ничего святого не осталось, тьфу!
Господин Мизотер презрительно сплюнул наземь.
– А что это – Галата? – тихонько спросил приятеля Лешка. – Город такой?
– Район, – повернув голову, шепотом пояснил грек. – Да ты его видел – на северном берегу Золотого Рога, с высокой такой башней. Там в основном генуэзцы живут, а венецианцы как раз напротив, через залив.
– Что, твой приятель не местный? – у старика оказался чертовски хороший слух.
– Нет, – Владос засмеялся. – Он из… из Пафлагонии.
– Сам ты… – Лешка хотел было обидеться, но передумал – не время.
– А что, к отцу Сергию точно заходит Джованни Пьецца? Может, кто другой?
– Да что я, синьора Джованни не знаю? – обидчиво поджал губы старик. – Скажу без ложной скромности, он тоже частенько покупает у меня вино, а уж итальянцы в вине толк знают.
– Доброго здоровьица, господин Мизотер! – проходя мимо ограды, кивнула старику молодая женщина в светло‑зеленом гиматии и с большим кувшином на плече. Видать, ходила за водой, к фонтану.
– И тебе доброго здравия, Филоксия, и тебе! – расплылся в улыбке старик. – Что за вином не приходишь?
– Будут лишние деньги, зайду!
– Всегда рад тебя видеть… Видали деву? – едва женщина свернула за угол, господин Мизотер тут же перешел на саркастический тон. – С виду – сама непорочность, а на самом деле – первая шлюха в районе! Ляжет с любым, были бы деньги. Да и так, без денег, запросто наставляет рога своему недалекому мужу, плотнику Финогену, придурку.
– Так что же, тот ничего не замечает?
– Да я ж говорю – придурок!
Выпив еще по стаканчику, друзья, чтобы не обижать старика, купили на оставшиеся деньги небольшой кувшинчик вина и, простившись, покинули двор желчного господина Мизотера.
– Ну, с этим приютом тоже, похоже, все ясно, – с усмешкой заключил Владос. – Хороший сосед попался! Осведомленный. – Он посмотрел на небо. – До вечера‑то еще далеко… Сам домой доберешься?
– Ну да, – Лешка пожал плечами.
– Заодно и вино донесешь. Смотри только, по дороге не выпей!
– Конечно, выпью! А ты что, по‑другому думаешь?
– Однако и шутник ты, Лекса!
Лекса – это так сокращенно теперь называл Лешку Владос. Был, значит, когда‑то Лешка Смирнов, а стал – Лекса Пафлагонец. Обижаться ли на «пафлагонца» или махнуть рукой – Лешка еще для себя не решил, думал. Скорее всего – махнуть. Пафлагонец так пафлагонец, чего тут обижаться? Хорошо еще «деревней» не прозвали.
– Ну, тогда я побежал по своим делам, а ты иди.
– Нет, – Лешка покачал головой. – Я, пожалуй, еще тут похожу, посмотрю. Что‑то не нравится мне этот вздорный старик – я имею в виду Мизотера.
– Как знаешь, – улыбнулся Владос. – Дело хозяйское – ходи, если ног не жаль.
Махнув на прощанье рукой, он быстро зашагал к форуму Тавра.
А Лешка безо всяких ухищрений прямиком направился к воротам приюта – а что ходить вокруг да около? Лучше самому посмотреть. В конце концов – не пустят так не пустят, это дело! Информация‑то, считай, уже собрана. Вот только правдивая ли?
Пригладив волосы свободной рукою, юноша вежливо постучал.
– Входите, не заперто, – откликнулся приятный женский голос.
Лешка толкнул створку ворот… И тут же восхищенно присвистнул, едва не выронив наземь кувшин с вином. Старик Мизотер был прав – прямо перед только что вошедшим юношей, на ограде играли разноцветными красками великолепнейшие картины, выложенные из кусочков цветного стекла – смальты. Картин, собственно, было несколько. Одна изображала рыцаря в сверкающих латах верхом на белом коне. Длинным тонким копьем рыцарь попирал отвратительное пресмыкающееся, копошащееся у копыт коня.
– Нравится? – поинтересовался тот же голос откуда‑то слева.
– Здорово! – искренне восхитился Лешка. – Только вот динозавр какой‑то маленький, неприглядный.
– Кто‑кто?
– Ну, дракон.
Юноша повернул голову и увидел возившуюся в летней кухне красивую молодую женщину, светловолосую, сероглазую, в скромной серой тунике и светлой накидке. В левой руке женщина держала шумовку, которой время от времени помешивала в котелке вкусно кипящее варево.
– Да, – оглянувшись на смальту, кивнула женщина. – Вы, наверное, правы. Дракон, конечно же, маловат… Но мозаику составляли дети – а им еще неведомо то, что зло может быть всеподавляющим и огромным. Что же вы стоите у ворот? – улыбнулась незнакомка. – Проходите, посмотрите другие картины. Вам, честно, нравится?
– Что б я сдох! Ой… Клянусь Святой Троицей.
Женщина засмеялась – ей очень шла и эта веселость, и улыбка.
– Меня зовут Мария, – представилась она. – А вас?
– Ле… Алексей.
– Вы, верно, издалека?
– Из… Из Пафлагонии.
– Вон оно что.
– Так плохо говорю?
– Нет, нет, – Мария замахала руками. – Говорите вы очень хорошо и правильно… Вот только немного растягиваете слова – так не говорят в столице.
– Буду знать, спасибо, – искренне поблагодарил Лешка. – Обязательно исправлю выговор! И клянусь, через месяц вряд ли кто отличит меня от столичного жителя!
– Приехали покорять столицу? Как базилевс Василий Македонец?
– Да нет, – юноша скривил губы. – Служу тут, в одном ведомстве… А в общем‑то – в гостях.
Женщина снова улыбнулась:
– Вижу, у вас есть тяга к прекрасному. Вероятно, вы любите музыку?
– Обожаю! – Поставив кувшин на землю, Лешка прижал руки к груди. – Жить без нее не могу, и очень – очень скучаю. А вы какую музыку любите?
– Разную… – Мария задумалась, не забывая помешивать варево. – Мне нравится и литургия, и светские песни из тех, что поют скоморохи.
– Скоморохи? Есть такая песня у группы «Король и Шут». Но мне, если честно, больше «Ария» нравится. А вы слышали…
Лешка хотел было продолжить, но осекся – здесь вряд ли хоть одна живая душа слышали «Арию». Жаль…
– Вы, верно, голодны? – поинтересовалась женщина.
Лешка смущенно замахал руками:
– Да нет, что вы! Сейчас вот пойду домой, как говорится – пора и честь знать. Спасибо за то, что разрешили посмотреть картины. Пойду. Пора мне…
– Неужели вы так торопитесь, Алексей? – явно огорчилась Мария. – А я хотела предложить вам отобедать с вами. Сейчас придет мой супруг, отец Сергий, и дети… Они так любят слушать рассказы о дальних странах.
– Отец Сергий? – переспросил Лешка. – Так это ваш муж?
– Ну да… А вот как раз и он!
Лешка обернулся – со стороны дома к летней кухне в окружении целой толпы детей шагал высокий мужчина лет тридцати с красивым русобородым лицом, обрамленном длинными льняными локонами, скромно перевязанными тонким кожаным ремешком. Мощная фигура мужчины была затянута в глухую черную рясу, на груди отливал золотом крест.
Мария радостно подалась навстречу:
– Благослови трапезу, батюшка. У нас гость из далекой Пафлагонии. Очень хотел посмотреть мозаики… А вот теперь вдруг намеревается уйти!
– Никаких уходов! – добродушно улыбнувшись, пробасил отец Сергий. – Не отпустим! – он смешно, словно медведь, раскинул в стороны руки. – Верно, дети?
– Верно, верно, батюшка! – наперебой заголосили ребятишки.
Их насчитывалось, верно, десятка полтора, а, может, и чуть побольше. И маленькие – лет пяти, и побольше, и совсем большие – лет по двенадцать, разные – черноволосые, с льняными кудряшками, русые…
– Все ваши? – кивнул Лешка.
– Все! – со всей серьезностью молвил отец Сергий. – Мы их тут с матушкой на своих и чужих не держим. Ну, инда давайте к трапезе, помолясь!
– Ой, совсем забыл! – озаботился гость. – Вы позволите угостить вас вином?
– А пожалуй! – батюшка охотно кивнул. – Поста нет, не пятница – не грех и выпить немного, а, матушка?
– С удовольствием! – смеясь, откликнулась Мария. Лешка чувствовал себя, словно в кругу семьи – настолько любезными и тактичными оказались его новые знакомцы. Дети за столом вели себя прилично, впрочем, позволяя себя некоторые шалости, ничуть не опасаясь грозного взгляда священника. Похоже, их всех тут очень любили.
– Нет, и все‑таки не поверю, что все эти дети – ваши! – негромко произнес Лешка, когда ребятишки вышли из‑за стола и удалились. – Больно уж разные.
– Родных по крови у нас всего трое, – посерьезнев, отозвалась Мария. – Но остальные тоже наши. Видишь ли, уже лет пять, как мы с батюшкой основали приют при нашей церкви, Святого Ильи. Зарегистрировали, все как полагается, правда, вот, помощи от государства пока никакой… Ну, не из‑за этого ведь детей брали. Живем! Есть в приходе добрые люди… и не только в приходе…
– Да, скрывать не стану, – священник кивнул. – Друг мой Джованни, генуэзец, недавно подарил целую кипу крепкого фламандского сукна. Теперь уж оденем детей к зиме – каждому по кафтану. Вдруг, да дожди с холодами грянут?
– Здорово, – улыбнулся Лешка. – А можно и мне когда‑нибудь, когда позволят средства, чем‑нибудь вам помочь?
– Знаешь, Алексий, – улыбнулся отец Сергий, – Мы охотно примем любую помощь. Сам видишь, детей у нас много. Вот, сейчас собираемся делать на заказ пару картин – наши старшие мальчики, Лев с Андреем, истинные художники. «Чудо Георгия со Змием» – они складывали. А смальту Джованни помог достать, мы с ним дружим семьями.
– Славно! – еще раз восхитился Лешка. – Это просто чудо какое‑то! И эти мозаики, и вы, и то, что я вас встретил!
– Мы рады… – оба супруга улыбнулись.
– Жаль расставаться, – вставая из‑за стола, признался гость. – Жаль…
– А ты заходи к нам! – предложил батюшка. – Вот так запросто, безо всяких предварительных уговоров, возьми – и зайди. Всегда будем рады!
– Спасибо, – юноша был растроган. – Я… Я обязательно зайду… обязательно.
Ласково светило теплое вечернее солнце, на душе у парня было приятно и радостно – он теперь знал, как нужно распределить казенные деньги. Ну, почти знал – оставался еще один приют…
Глава 17Весна 1440 г. КонстантинопольКСАНФИЯ
В зеленом платье девушка присела у оконца:
Сверкнули очи – синь небес, синее, чем сапфиры,
Пусть неприступен замок тот, и море пусть бушует,
Я подплыву и поцелуй сорву с пунцовых губок.
Родосские песни любви
…Олинф.
Именно так именовалось это местечко, расположенное в северо‑западном районе Константинополя, между церковью Апостолов и старой крепостной стеной, выстроенной еще во времена императора Константина. Лешка отправился туда один – Владос еще до восхода солнца убежал по делам.
Приют располагался в старой базилике, почти у самой стены. Приземистое, окруженное старыми платанами здание, сложенное из темно‑серого кирпича, выглядело несколько мрачновато, и было окружено такой же мрачной и мощной оградой, поверху которой торчали остро заточенные штыри. Так вот, по – серьезному.
Юноша уже знал, как действовать – для начала расспросить соседей, пособирать сплетни. Ближних соседей у приюта не оказалось – кругом почти непроходимые заросли, пустыри да развалины, дикое и довольно безлюдное место. Впрочем, одну корчму Лешка все же отыскал, правда, не сказать, чтобы близко.
– Приют? – озадаченно переспросил трактирщик. – Какой еще приют?
– Как какой? Олинф – так он называется.
– Олинфом называется запущенный парк, молодой человек!
– Но мне показали здание и сказали что именно там – приют. Видите ли, я ищу своего малолетнего родственника, и…
Трактирщик внезапно расхохотался и стукнул себя по лбу:
– А, ты, верно, имеешь в виду старую базилику? Вот уж не знал, что там приют. Честное слово, больше похоже на тюрьму, чем на богоугодное заведение.
Лешка улыбнулся:
– Мне тоже так показалось.
Ничего конкретного ни сам трактирщик, ни его постоянные клиенты, ошивающиеся в корчме уже с утра, сказать о приюте не могли. Нет, старую базилику все знали, как и запущенный парк, но вот, чтоб там располагался приют…
– Знаешь, парень, мы там и детей‑то никогда не видали, – покачал головой завсегдатай корчмы – невзрачный потасканный мужичок неопределенного возраста с морщинистым испитым лицом и всклокоченной бородою. – В старом парке мы с приятелями частенько сидим. Знаешь, купим, бывало, по дешевке кувшинчик‑другой молодого вина… Чего бы не посидеть, особенно в такую‑то погодку?
Лешка кивнул – погодка и в самом деле была прекрасной. В лазурном, с белыми кучевыми облаками небе ярко светило солнышко, летали многочисленные птицы и разноцветные бабочки, в садах цвела сирень, и запах ее, казалось, растекался по всему городу. Одно слово – весна.
Покинув корчму, юноша озадаченно направился к церкви Апостолов, величественному сооружению с позолоченным куполом, ярко сверкающим в лучах весеннего солнца. Конечно, жаль, что в ближайшей корчме о приюте ничего не знали. Так, о нем наверняка должны знать служители церкви – приют, все ж таки тоже богоугодное заведение.
Заутреня давно уж прошла, а до обедни было еще далеко, но Лешка, подумав, заглянул в пустой храм. Впрочем, нет, не такой уж и пустой – человек десяток молящихся крестились перед иконами и ставили зажженные свечки. В обширной зале царил приятный полумрак, лишь откуда‑то сверху проникали солнечные лучи, заставляя играть сияющим волшебством разноцветную смальту мозаик. Золотые, палевые, нежно‑голубые цвета икон и фресок вызывали неподдельное восхищение. Лешка даже устыдился своих намерений – надо же, не помолиться зашел, а по своему делу. Устыдившись, перекрестился, купил в притворе три свечки, на сколько хватило мелочи, поставил во здравие друзей – Георгия, Владаса… и – старшего воспитателя Василия Филипповича, из той, прошлой, жизни – очень уж Лешка его уважал.
Потом подошел к одной из икон, кажется, это был святой Николай, помолился, вернее, просто поблагодарил Господа за благоволение, а у святого Николая попросил помощи в своих дальнейших поисках. И тут же устыдился – все ж вышло, что именно по своим делам он в храм и зашел.
Почувствовав рядом какое‑то шевеление, юноша скосил глаза, увидев слева от себя молодую женщину, вернее сказать, девушку, в черной полупрозрачной вуали и длинной, до самых пят, тунике, поверх которой складками ниспадала накидка – далматика.
– Святой Николай! – негромко – но Лешка все хорошо слышал – молилась девушка. – Прошу тебя, не дай состояться этой свадьбе! Знай – я не люблю Никифора Макрита! Не люблю, не люблю, не люблю! А разве ж это по‑божески, жить с нелюбимым?
По щеке девушки скользнула слеза – золотистая в свете свечей – длинные темные ресницы дрогнули. Всхлипнув, незнакомка закончила молитву и, ни на кого не смотря, быстрым шагом вышла из храма.
Лешка тоже собрался уходить – поговорить с кем‑нибудь у паперти, ведь не в церкви же разговаривать! Еще раз перекрестясь, он поклонился иконе… и вдруг заметил на полу, слева от себя, что‑то вроде заплечного мешка. Нагнулся – так и есть, заплечный мешок! Небольшой, изящный, из плотной нежно‑голубой ткани, расшитой золотой нитью – явно женский. Точно такой же, какие носили юные модницы в старой Лешкиной жизни… Господи! А не забыла ли его только что убежавшая незнакомка?
Не думая, юноша подхватил мешок и, ускоряя шаг, покинул церковь. Зажмурился – прямо в глаза ударило солнце. Раскрыв глаза, покрутил головой, заметив изящную одноколку, запряженную небольшой серой лошадкой. Девушка – вроде та самая – уже взяла в руки вожжи…
– Госпожа, подождите!
Незнакомка обернулась, обдавая сердитым взглядом:
– Кто вы такой? Я вас не знаю.
Какая красавица! Милое, приятное лицо… да нет же, не приятное, а очень красивое! Изящная, будто выточенная из мрамора, фигура, золотистые волосы, глаза – синие‑синие, с этаким зеленоватым оттенком, словно бушующий океан.
– Ваша? – без лишних слов Лешка протянул мешок.
– Ой! – девчонка всплеснула руками. – Мой! Точно мой! Спасибо вам большое… И – извините, я очень спешу!
Кинув мешок на обитое темно‑голубым бархатом сиденье, девушка натянула вожжи:
– Н‑но!
А Лешка, застыв у паперти, все смотрел ей вслед, покуда покрытый белым лаком кузов коляски не исчез за углом.
– Да, – поднялся на ноги сидевший на паперти нищий. – Бывают же на свете красотки!
Юноша обернулся:
– Не знаешь, кто такая?
– Нет, – нищий покачал головой и, поживописнее расправив лохмотья, уселся в церковную тень.
Лешка быстренько полез в висевший на поясе кошель… н‑да, кроме завалявшегося обола, увы, ничего не осталось. И все же подошел к нищему:
– Вас не обидит обол?
– Не обидит, – усмехнулся тот. – Вообще‑то, хотелось бы больше, но, судя по всему, у тебя больше ничего и нет. Так и быть, давай свой обол. За кого помолиться?
– За раба Божия Алексея, – припомнив ритуальную фразу, рассеянно отозвался юноша.
Нищий засмеялся:
– Что, понравилась?
– Очень…
– Так чего ж не познакомился?
– Да вроде как неудобно.
– Зря. Надо было.
Нищий – не старый еще мужчина с седой, свалявшейся паклею шевелюрой – потянулся и, смачно зевнув, похвастался:
– Вот и у меня такая же растет. Красавица. Скоро замуж выдавать, вот и сижу тут днями, на приданое зарабатываю. Все ж хочется устроить свадьбу, как полагается, весело и со вкусом. Чай, не голь – шмоль!
Лешке было все равно, о чем сейчас говорил нищий. Перед глазами юноши стояло ослепительно красивое девичье лицо. И длинные ресницы, и глаза цвета океана…
На колокольне ударил колокол, и Лешка, вздрогнув, повернулся к нищему:
– Не знаешь ли ты, любезнейший, где находится приют Олинф?
– Приют Олинф? Знаю. В старой базилике почти у самой стены, во‑он за тем заброшенным садом, – нищий показал рукой.
– А это хороший приют? Как там надзиратели, добрые? Заботятся ли о детях?
– Ну‑ну, – усмехнулся нищий. – Ты, парень, никогда так не спрашивай.
– Как это – так? – удивился Лешка.
– Несколько вопросов кряду задают только тогда, когда намеренно хотят запутать собеседника.
Юноша махнул рукой:
– Да не собираюсь я никого путать! Просто ищу малолетнего родственника, он пропал во время кораблекрушения, и, может быть, не утонул, а в приюте. Потому и расспрашиваю.
– Ну, что тебе сказать? – оборванец задумчиво почесал затылок. – Вообще, на мой взгляд – это очень странный приют.
– Почему же странный? – насторожился Лешка.
– А потому, что про него мало кто знает. Я – и то случайно узнал, а уж много лет здесь сижу.
– Ну и что с этого?
– А то, что обычно богоугодные заведения – всякие приюты, госпиталя, дома призрения – очень даже заинтересованы в том, чтоб о них знало как можно больше людей. Они ведь почти все существуют за счет пожертвований. А как же люди будут жертвовать, если не знают – куда?
– Никак.
– Вот я и говорю – странно.
– А больше ничего про приют не знаешь?
– Больше – ничего. К чему мне?
Все же поблагодарив нищего – хоть какая‑то информация, – Лешка немного подумал и направился в сторону заброшенного парка – к приюту. Выбрал себе местечко поудобнее – на холмике, среди желтоватых зарослей дрока – там и улегся, хорошо было видно. Вот они, ворота приюта Олинф, как на ладони. Хорошие ворота, добротные, обитые толстыми железными полосами. Не в каждом богатом доме такие имеются. Интересно, зачем они приюту?
Ага! Вот, кажется, открываются…
Юноша вытянул шею, смотря, как из распахнувшихся створок выехала пустая повозка, запряженная парой коней, и, подскакивая на ухабах, неспешно поехала в сторону церкви Апостолов. Упряжкой правил угрюмый чернявый мужик лет тридцати пяти в синей тунике и засаленной войлочной шапке. Дождавшись, когда ворота захлопнутся, Лешка выбрался из своего убежища и, без труда догнав выехавшую на людную улицу повозку, зашагал сзади.
Обогнув церковь, телега повернула налево и покатила в сторону Амастридской площади, не доезжая до которой пару кварталов, остановилась на какой‑то широкой улице, напротив целого ряда эрагстириев – лавок – или, как их про себя прозвал Лешка – «бутиков».
Да, именно «бутиков», судя по прогуливавшимся мимо – и время от времени заглядывавших в лавки – людям, довольно молодым и хорошо, даже, лучше сказать, изысканно одетым. Длинные тяжелые одежды из прошитых золотыми и серебряными нитями тканей, яркие плащи западного покроя, разноцветные тюрбаны на головах – столичные модники отнюдь не чурались смешения стилей. Лешка – и уж, тем более, возница – казались среди гуляющих жуткими плебеями из самых вонючих трущоб. Парню даже стало на миг стыдно за свой костюм – новую длинную тунику и далматику – как оказалось, в определенных кругах тут давно уже не носили ничего подобного. А вот возница в своей задрипанной тунике и шапке, похоже, ничего не стеснялся, а, соскочив с повозки, как ни в чем не бывало зашел в какую‑то лавку. Покупатель, ядри его в корень!
Немного подумав, Лешка тут же заскочил следом – здесь ведь его никто не знал, а возница, конечно же, вовсе и не догадывался о том, что его преследовали.
Между тем возница деловито выбирал ткани, между прочим, весьма дорогие на вид. Улучив момент, Лешка шепотом справился о цене у пробегавшего мимо приказчика и, услыхав ответ, удивленно покачал головой. Однако!
А возница, купив несколько тюков(!) плотного дорогого сукна, расплатился за него золотыми монетами – иперпирами – и, насвистывая, принялся грузить покупки в телегу.
– Небось, хорошую одежонку пошьет! – нарочито завистливо промолвил Лешка.
