355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Незванов » Вечный Робинзон (СИ) » Текст книги (страница 30)
Вечный Робинзон (СИ)
  • Текст добавлен: 20 ноября 2018, 04:00

Текст книги "Вечный Робинзон (СИ)"


Автор книги: Андрей Незванов


Жанры:

   

Роман

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

Разумеется, Илья не замечал глубоко христианского контекста “белого паруса”: никак не соотносил он голубого моря с морем галилейским, не прочитывал богословского содержания в противопоставлении страны далёкой и края родного, бури и покоя; не вкладывал отрицательного смысла в эпитет “мятежный”. Излишне объяснять здесь моему читателю, что это была не его вина. Можно было ещё надеяться, что он узрит в одиноком пловце Одиссея-царя, поскольку с эллинской мифологией он был знаком лучше, чем с библейской.

Илья любил Гомера в переводе Гнедича, хотя и труден он был для прочтения. Поэма о царе Итаки бросала ему вызов всякий раз, как он вспоминал её. Илья схватывал интуитивно, неотчётливо, что в образе Одиссея скрыта великая истина; что это далеко не простая приключенческая повесть. И если Илиада, несомненно, эпос, то Одиссея, скорее, миф. Ему хотелось раскрыть содержание этого мифа, истолковать для себя все эпизоды Одиссеева странствия, но не хватало знаний.

Он давно уже не искал бури; период мятежа и победного шествия праведного героя по грешным головам ближних остался позади. Теперь он искал покоя. Но беда была в том, что покоя он искал теми же средствами, какими ранее бури – пытался управлять своим окружением. Теперь, когда он уже не был таким самоуверенным и безоглядным, Илья почувствовал, насколько он уязвим, как зависит от отношения к нему людей, от их оценок и суждений, вообще от их поведения. Здесь, на просторах общественного быта дули такие многие и такие разные, непредсказуемые ветра, что внутреннее море его души бурлило непрестанно, и он поминутно тонул в его волнах. И справиться с внешними бурями прежним образом, противопоставляя им мощный пассат эпохи – ветер перемен, к которому раньше прислушивались все, он уже не мог. Перемены пришли и прошли, и ветер, которым надувал свой парус Илья, стих. Хуже того, подул обратный ветер, такой ненавистный Илье ветер реакции, и обескуражил его. Слишком многим людям перемены принесли несчастья, Илья же оказался в числе виновников зла. И хотя он не сомневался в глубинной субстанции реформ, вспомогательные силы, которыми эти реформы двигались, оказались более чем сомнительными, если не сказать хуже. (Это в духовном плане они могли считаться “вспомогательными”, в обществе же они были основными, потому что настоящих либеральных сил оказалось просто ничтожно мало. Люди искренне удивлялись: откуда берётся это “новое”, если все голосуют за “старое”? здесь народная мысль естественно застывала на внешних врагах – всё тех же американцах – и уворованных богатствах страны, которые теперь открывали возможность невиданного по масштабам подкупа всех и вся.) Если бы Илья был только политиком, реальность, наверное, сбросила бы его в лагерь оппозиции разочарованных. Но Илья был философом. В принципе он знал, где должно искать опору и ему и обществу в целом. Это была религия. И не всякая религия, но именно христианская. Другие веры, к которым обратились многие, могли помочь приспособиться, выжить, пережить, сохранить личность на время.

Но остаться в седле быстрого века и обеспечить будущее, как человеку, так и народу, они не могли. Это было ясно. Но усвоить христианство оказалось совсем нелегко. Илья не находил никого, кто мог бы научить его верить, – не так, чтобы выживать, но чтобы жить. Он изучал наследие предков и ждал помощи от Бога.

*

И снился Илье сон:

“Пока ученики располагались к ночлегу, раби Йешуа сидел на камне и смотрел на заходящее солнце. Симон подошёл к нему.

– Благословите нашу вечерю. Учитель, преломите хлеб. Йешуа принял хлеб, беззвучно произнёс благословение, глядя вслед уходящему солнцу, преломил широкую плоскую лепёшку пресного хлеба и отдал её Симону.

– Откушайте с нами, Учитель.

– Нет, я не голоден. Вы ешьте.

– Тогда мы тоже не будем. Подкрепимся позже. Лучше послушаем тебя, Учитель.

– Что вы хотите услышать?

– Расскажи нам о суде, который совершит в Израиле праведный царь, помазанник Божий, когда придёт вскоре и воцарится в Иерусалиме.

– Я взойду на гору. А вы пока ешьте, позже побеседуем.

Солнце уже опустилось за холмы. По садам застелилась сиреневая дымка. Повеяло прохладой ночи. Иешуа накинул на плечи плащ, взял посох и пошёл в гору; хотел побыть наедине с Отцом. Иуда, Симон, Иоанн, Иаков и Андрей принялись за ужин. Рук они не умыли: воды было мало; но главным образом потому, что, подобно эллинским киникам, хотели показать правоверным евреям, что видимая грязь – это не та грязь, от которой нужно омыться. Ели хлеб и смоквы, запивая вином. Возлежали на расстеленных плащах, подложив под локти свои котомки. После беседовали мирно.

– В самом деле, как ты думаешь, Иуда, каково это будет, когда Мессия воцарится?

– Думаю, наконец, восстанет справедливость. Бедные и оскорблённые получат своё, а богачам и утеснителям воздастся за их дела злые. И тогда Израиль действительно станет прямым пред Богом, как это и в имени его заложено, от слова “ишар” – “прямой”. И сможет он стать во главе, как и буквы имени его складываются в “рош ли” – “голова мне”.

– Да, тогда настанет счастье для всех.

– Разве не начнётся война? Кто же добровольно отдаст имение своё?

– Ты не понимаешь. Учитель сказал, что Царь небесный придёт с силой. Он приведёт с неба армию ангелов, и к каждому будет приставлен ангел Божий, и он заставит всякого принять суд Царя истинного с покорностью.

– Послушаем, что скажет на это Учитель.

Уже засветились звёзды, Иуда развёл огонь, когда Йешуа спустился к ним с горы.

– Ты говорил с Отцом? – спросил Симон (Пётр). Йешуа не ответил ему. Тогда вступил Иаков:

– Скажи, Учитель, когда Помазанник Божий воцарится в Иерусалиме, каков будет суд его?

– Он простит им.

– Кому, рабби?

– Тем, кто его осудит.

– Но кто же посмеет судить Его? Ведь Он сам – главный судья!

– Его схватят, закуют в оковы, осудят как злодея и казнят лютой казнью, – тихим голосом отвечал Йешуа.

Ученики выглядели растерянными. Иуда сдвинул брови и закусил губу. Он был зелотом, и пораженчество учителя претило ему.

– Давайте спать. Утро вечера мудренее. – Сказал Йешуа и возлёг у огня, завернувшись в плащ.

Симон (Пётр), будущий ключник небесного Града, не сомкнул глаз. Ему хотелось поговорить с учителем. Он знал, что Йешуа тоже не спит. И правда, когда взошла луна и осветила неровные горизонты, тот поднялся, отошёл в сторону и уселся на камень. Его хитон отчётливо белел в лунном свете на фоне тёмных садов, в которых мелькали там и сям мерцающие искры светляков. Петр неслышно подошёл к нему. Но учитель услышал его.

– Что тебе, Кифа? – почти прошептал Йешуа.

– Ты сказал, что Его осудят. Значит, никакого Царства не будет?

– Царство есть. Но там нет принуждения: каждый волен прийти и взять из сокровищницы Царя.

– Но почему же они не берут?

– Человеку предлагается мир и покой, но он выбирает бурю, волнение и борение.

– И мы тоже выбираем бурю?

– Да, и вы. Разве не подымается тотчас волнение, не задувают ветра и не закипает море, когда меня нет с вами?

– Да, это так. И когда ты появляешься, всё успокаивается.

– Ну вот, видишь.

– А потом?

– Потом человек уже зависит от моря; он берёт силу волн, поэтому ему нужно, чтобы море волновалось. Как говорят, “мятежный ищет бури”…

– Мятежный?

– Ну да, ведь он нарушил заповедь Царя, который не велел ему самостоятельно пускаться в плаванье и вдыхать опьяняющие ветра странствий, и слушать плач сирен. Поэтому он мятежник в Царстве Божием. И это тотчас обнаруживается, когда Царство является в человеках через пророков и помазанников: раздуватели ветров, вызыватели дождя, товарищи по дальним странствиям, – они убивают царя, как соперника; они не узнают Его. Но царство всё равно есть, потому что есть Царь и Его воля.

– И суд?

– Суд? Нет никакого суда. Ты можешь или жить в Отчем доме и пировать вечно с царём твоим, или сгинуть в странствиях по неведомым бурным морям.

– Как Одиссей?

– Верно, каждый человек – Одиссей, и в конечном итоге хочет вернуться домой, где пребывает в ожидании его жена, бессмертная душа; откуда её пытаются похитить, пока мужа нет.

В этом и весь суд: или ты живёшь в супружестве с женой своей в отчем доме, под рукой Помазанника его, или погибаешь вдали от дома и жены. Поэтому человек сам осуждается к смерти или оправдывается к жизни.

– Но Иуда говорит…

– Я знаю, Иуда ищет справедливости. Это достойно спутника Одиссея: делёж добычи и тягот странствий. Но в мешке Одиссея нет подлинного сокровища – там лишь бурный ветер, который уносит лодку прочь от дома, к страшным пастям на краю света. Поэтому будь спокоен, Кифа, не волнуйся обо мне: я с Отцом, я

дома, я не умру. И та лодка, в которую я вхожу, сразу же плывет домой, в родную Итаку.

– Ты Христос, Йешуа?

– Если ты веришь, Кифа.

С новым утром Йешуа собрал учеников и взошёл с ними на гору и сказал: молите Отца, чтобы ныне послал вам Мессию; говорите: Отец наш небесный, да придет ныне царь, Христос Твой с волей Твоей на нас, дай нам вкусить днесь хлеба завтрашнего.

И не тревожьтесь о Христе Божьем, ибо Он не умрёт и Царство Его не поколеблется; и всяк, кто захочет быть подданным его, может стать им. Очень, очень скоро Царь явится среди вас, и Он уже здесь. Становитесь под руку Его и берите себе в проводники, и Он отведет вас в дом Отчий, в котором обителей много, – хватит для всех. И не думайте, что если отымется от вас Христос руками врагов Божиих, то погибнет ваше царство. Нет, не погибнет нисколько, но, напротив, утвердится неуязвимо. Вы сами узрите, как взойдёт Христос ваш к Ветхому днями и опустит небо на землю для вас, и, ставши небесным, будет ходить с вами, как ранее ходил, бывши земным. И эта парусия Его не престанет николи. Человечество вернётся в золотой век, когда небо и земля соединятся. Но не во всех членах своих, так что Град верности и Град мятежа смешаются, не соединяясь в одно; и будете как масло, в воде разбитое. Но в конце масло соберётся отдельно в крынку, вода же сольётся в яму. Каждый сам выберет свою долю, и в этом Суд, другого же нет у Бога для вас. Последуйте за Христом, и Его суду будьте покорны, но не думайте, что это спасёт вас от суда Града мятежного, – как и сам Христос подвержен будет суду безбожных служителей Сатаны. Но не бойтесь суда их, как и Христос ваш не побоится. Всё это увидите скоро. Ты же не твори кумира себе, да не столкнёт он тебя в яму глубокую, из которой не выберешься вовек. – Это Он сказал Иуде из Кариот.

А теперь сойдём долу и тронемся в путь. Нам нужно успеть к явлению Христа, ибо грядет скоро, и в пути уже. Заждалась Его жена царственная, Иерусалим. Маранафа! (Господь грядет!)”

Эпилог

Кому нужен судия?

Уже не один десяток лет маялся Илья, витийствуя среди этих хорошо ему знакомых, противных и непонятных людей, в непрестанных попытках найти своё место в мире, выполнить своё назначение, применить власть, вручённую ему Судом Короны. Но ничего не выходило из этих попыток. Разочарование и досада давно стали лейтмотивами песен души его. Странный мирок, размазанный по холодному континенту, жил своей непонятной жизнью, и как-то улаживался без него. Плохо улаживался, на взгляд Ильи, но о помощи не просил, – только ругался, с трудом вытаскивая ноги из грязи на торных дорогах своего упорного быта.

Народ, к которому его подселили горние Власти, не был мирным. Своевольные и жестокие, сентиментальные и упрямые, мечтательные и хитрые туземцы вечно конфликтовали, постоянно заступали границы чужих владений, толкались и пихались на холмах, рыли друг другу ямы, ставили подножки, строили заборы, подкладывали свиней, сидели в засадах, порабощали друг друга, и убивали…. Казалось, возникало более чем достаточно ситуаций, в которых им требовался суд, правда, образец закона…. Илья готов был помочь, но – его просто не понимали.

– Зако-он? – презрительно переспросила соседка Никиты, кривя рот и растягивая гласные, когда тот робко попытался апеллировать к закону в споре о порядке пользования общим двором.

Партнёр и друг Ильи, Никита, ожидавший найти опору в авторитете закона, обескуражено замолчал и покосился на Илью, как на старшего. Илья, в ответ на его взгляд, раздражённо и негодующе поднял руки к небу. Закон тут не действовал, и даже не был толком прописан. Оставалось полагаться на своенравное и подвижное, отягощённое многими экивоками туземное понятие справедливости. Так бывало всякий раз, когда Никита по настоянию Ильи пытался упорядочить отношения, чтобы выправить дело пред Судом. Но другая сторона вечно ходила кругами, как кривая лошадь на мельнице, и не выходила на ринг. В ситуации отсутствия состязательности сторон Илья оказывался бесполезным как юриспрудент и “бальи”. Эти туземцы, вместо того, чтобы стать стороной в процессе всегда сами судили, сами себе были законом, и всё знали наперёд. Разумеется, Илья обладал судебной властью, как судейский чин, – но власть его была не от мира сего. Это была власть Правды, которая обретала силу, только если человек искал Правды – “блаженны алчущие и жаждущие правды!”. Этот народ не принадлежал к блаженным. Его писаный закон был лживым, и не пользовался авторитетом. Что же говорить о законе Короны, который Илья мог написать только на заборе?

Когда однажды, Никита, побуждаемый Ильей, стал правомерно действовать в отношении другого соседа не по обычаю, а по закону, вышел страшный скандал. А когда Никита, к тому же, попытался объяснить, что, за отсутствием писаного туземного закона, он принял к руководству закон царя Хаммурапи, то его чуть не побили. И опять пришлось уступить. Вообще, за все годы, мало кого из народа удалось призвать к порядку по образу небесного Города. Таких людей можно было перечесть по пальцам. И не скажешь, чтобы туземцы были совсем безбожниками. Многие узнавали Илью, робели при встрече. Иной раз, наедине, даже спрашивали с почтением, ровно в бреду: ну, как там, наверху? Им не нравилось жить в долине. Горнее они воспринимали, как лучшее место и обитель высших существ. Хотели, чтобы сверху спустился кто-то способный взять на себя всю ответственность. Хотели Вождя, которому они бы доверились безоглядно, отдали ему смысл самих себя…. А Эмпиреев оставляющих их свободными и, значит, ответственными, они не понимали. И до суда никто из них не дорос.

Наталкиваясь на эту индейскую наивность, Илья всякий раз недоумевал: на кой чёрт его сюда послали?! В наказание? Или в насмешку, – для науки? Про себя он часто роптал на Верховного Судью, но проникнуть в его волю относительно себя не мог. Что за смысл в существовании судьи там, где никто понятия не имеет о законе и не испытывает потребности в суде? Илья мог бы стать прекрасным стряпчим для туземцев, буде они пожелают суда, – помог бы им. Но всё его умение и безошибочное чутьё правды каждый раз оказывалось зряшным.

За годы блуждания здесь, на каменистых поприщах стяжания правды, Илья совсем замучил своего напарника и посредника, Никиту. Он боялся, что в какой-то миг сердце Ники не выдержит, и он умрёт прежде времени. Илья отяготился бы такой виной. С другой стороны, это было бы для Ильи избавлением, окончанием дурацкого испытания…. Но, что за тем? Не заслали бы куда-нибудь подальше: на Солитор, например. Ещё та планета!

Они шли об руку с Никитой по замусоренным, прямо проложенным, но таким извилистым улицам. Там и сям торчали кресты, – в память о том, как евреи замучили первого Царя. Не повезло им! Илья посмотрел на Никиту. Тот совсем поседел. Ему тоже не повезло. Или повезло? Илья вспомнил время, когда Никиту отдали ему в ученики. Тот был ещё ребёнком. Опека Ильи сделал из него вундеркинда, но счастья не принесла.

Илья хотел было уже остановиться, отпустить Никиту, сказать ему вослед безмолвно: прости, брат; и отправиться восвояси, или хотя бы на Солитор. И тут его осенило: он понял, что смысл его миссии здесь вовсе не состоял в строительстве небесного города; что единственной целью было спасти этого мальчишку. Пока он раздумывал над этим откровением, Никита ушёл на несколько шагов вперёд. Илья быстро догнал его и вновь зашагал рядом. Дорога пошла на подъём. Теперь они уже не расстанутся. А мы с тобой расстаёмся.

Прощай, терпеливый читатель!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю