Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Я с вами спущусь, – решил Сырцов. – После устраиваться буду.

Раиса детским почерком списала данные его паспорта в здоровенную конторскую книгу, выдала квитанцию за оплаченные дни, вручила ключ от номера, и Сырцов стал полноправным жильцом «Водхоза».

Перво-наперво снял куртку и сбрую. В куртке напарился, а сбруя натрудила еще не до конца здоровый бок. Подвергнув наружному наблюдению залепленную пластырем рану, остался доволен и в одних трусах шумно, со стоном матраса гукнулся на кровать.

Завтра за дела, а сегодня можно и расслабиться. Он прикрыл глаза и принялся слушать новые звуки, которые вмиг его убаюкали. Снились лихорадочные сны из его, Сырцова, сверхъестественной жизни, в которой он в одной рубашке и почему-то вовсе без порток бродил по людным улицам, старательно прикрывая срам полами этой рубашки. Рубашка была незастегивающейся распашонкой, которая все время расходилась, обнаруживая его мужские стати. Уйти, спрятаться не удавалось. Он забегал в проулки, он открывал двери, он взбегал по диковинным лестницам, но всюду его преследовали недоумевающие, непонятные взгляды людей, лиц которых он не видел. Он закричал, и в ответ раздался страшный вой…

…Сырцов, лежа с открытыми глазами, еще не понимал, что не надо прикрывать свой половой орган полами рубахи. Опять завыло, и он проснулся. Автоматически глянул на часы (узнать сколько спал), посмотрел в окно.

От причала уходил его теплоход. Пора, мой друг, пора. Но не покоя сердце просит, а совсем наоборот. И не сердце. Что же заставляет его участвовать в страшненьком стипль-чезе?

23

Он звонил в Нижний, в гостиницу, Вадику. Шесть вечера, есть надежда, что современный левша, король звукозаписи, еще в номере. Наверняка московская попса начинает свои концерты не ранее восьми. В ожидании, когда соединят, Сырцов рассматривал фотографии достопримечательностей данного города, выставленные за стеклом на специальном стенде. Рассматривал приблизительно так же, как рассматривал сосем недавно на другом стенде чувырла разыскиваемых преступников – внимательно, но без интереса.

– Говорите! – приказала телефонистка, и он направился в кабину. Первыми словами Вадика были невежливые:

– Это кто?

– Дед Пихто, – столь же некультурно откликнулся Сырцов.

– A-а, Жора, – сразу же понял Вадик (слух профессионала). – Что надо?

– Поздороваться надо для начала. Здравствуй, Вадик, – поучил зарвавшегося слухача Сырцов, одновременно подбрасывая на ладони распотрошенный серебряный доллар.

– Здравствуйте, Георгий Петрович! – издевательски пропел обиженный Вадик. – Не будете ли столь любезны сообщить, в связи с чем я удостоен чести слышать ваш мужественный бас?

– Буду столь любезен, – серьезно подтвердил Сырцов. – Поэтому слушай меня внимательно и терпеливо, Вадик. В руке у меня раскуроченный мною же металлический доллар, в котором помещался довольно мощный радиомаяк. Вопрос: имеешь ли ты отношение к производству этого механизма?

– Интересный вопрос, – с интонацией политического деятеля на пресс-конференции заметил Вадик и для убедительности повторил: – Интересный.

– Хотел бы услышать столь же интересный ответ, – поторопил Сырцов.

– Дай подумать, – попросил Вадик и засопел. Сопел секунд пятнадцать. – Вот что, Жора. Могу сразу сказать, что с контейнером в виде доллара я дела не имел.

– Но… – поторопил Сырцов.

– Но некоторое время тому назад я сделал штучку, которая по параметрам вполне могла быть вмонтирована в подобный контейнер.

– Некоторое время тому назад – это когда?

– Недели две-три. Дней двадцать. Точно не помню.

– Я так думаю, что эту штучку ты делал не для собственного удовольствия?

– Кто же таким примитивом для собственного удовольствия занимается?

– Значит, заказ.

– Заказ, Жора. Пять штук соорудил.

– И хорошо заплатили?

– Очень хорошо. Даже слишком.

– Кто заказчик?

– Ей-богу, не знаю.

– Ну, ты даешь! – воскликнул Сырцов.

– Курьер принес письмо с подробными инструкциями и аванс. Потом я по одному отправлял изделия на абонементный ящик, а курьер аккуратно приносил конверт с оговоренной суммой.

– Стыдно, Вадик, чтобы тебя использовали втемную. Стыдно и опасно.

– А кто с долгами за «рафик» расплачиваться будет? Пушкин? Ты?

– Ваши пять минут кончились! – крикнула телефонистка.

– Продлите! – крикнул в ответ Сырцов, прикрыв ладонью микрофон.

– На сколько?

– Пока не наговорюсь. – Инцидент был исчерпан и Сырцов, боясь, что Вадик бросит трубку, испуганно осведомился: – Ты меня слушаешь, Вадик?

– Без всякого удовольствия, – признался тот.

– Теперь давай подумаем, кто вывел неизвестного заказчика именно на тебя? «Блек бокс» исключается.

– Дед. Ты, – нахально предложил подходящие кандидатуры Вадик.

– Шутка?

– И глупая, – признался Вадик. – Это очень важно, Жора?

– Очень. Во всяком случае, для меня.

– Тогда дай еще подумать. – Он опять сопел. – Все понял, Жора. В последнее время – уже месяца три – ко мне регулярно обращается за кое-какой консультацией один известный программист-компьютерщик…

– Зовут как? – перебил Сырцов, уже догадываясь, какую фамилию назовет Вадик.

– Горелов. Сева. Всеволод Всеволодович.

– Приятно слышать, – сообщил Вадику Сырцов.

– Что тебе приятно слышать? – уже с опаской спросил Вадик.

– Твой голос. И фамилию, которую ты назвал.

– Что случилось, Жора?

– Ничего страшного для тебя. Пока.

– А для тебя?

– А для меня… Выбери свободную минутку и прочти надпись под моим портретом, вывешенным на стенде у ближайшего отделения милиции.

– Иди ты!

– Вот я и иду. Точнее – бегу.

– И долго бегать собираешься?

– Пока портрет на стенде не заменю.

– Тебя подставили?

– И еще как!

– Дед знает?

– Не хочу его замазывать.

– А придется. Одному тебе не выкрутиться.

– Думаю, что все-таки выкручусь. Если только ты язык не распустишь.

– Да пошел ты…

– Иду, иду. Будь здоров, Вадик. – Чтобы оставить Вадика в нужном запале, Сырцов неожиданно попрощался и повесил трубку.

* * *

Переговорный пункт находился наверху, и он, уже хорошо изучивший прибрежную часть города, решил ознакомиться и с его верхней частью. На это ушло часа полтора.

Проголодавшись, спустился вниз. По набережной гуляли. Гуляли, слегка покачиваясь, аборигены обоего пола, немытые и нечесаные, гуляли европеизированные отдыхающие в шортах и каскетках (тоже обоего пола). Эти два потока существовали раздельно и не замечали друг друга. Даже в заведении соплеменников Рашида существовала невидимая стена, разделявшая помещение на две половины: в одной лихорадочно и безмолвно наливались, в другой мирно беседовали и свободно смеялись, особо не замечая бутылок и стаканов, стоявших на столах. Обе половины ничего не ели. Местные потому, что на еду не было лишних денег, а отдыхающие уже напихались казенной пищей в домах отдыха и пансионате.

Сырцов устроился за столиком, стоящим на границе. Но, как известно, на границе тучи ходят хмуро. И коренные, и отдыхающие равно неодобрительно осмотрели чужака, осмотрели и с неудовольствием отвернулись. Ну и хрен с ними, только бы нешустрый официант кавказской национальности заметил. Он и заметил. Подбежал сразу, приняв Сырцова за крутого парня. Спросил, подмигнув:

– Сразу бутылек?

– Пожрать, – осадил его Сырцов. – Что можешь предложить?

– Люля-кебаб, плов…

– По порции того и другого.

– Что пить будете?

– Вон я у тебя на витрине банки с тоником вижу. Три банки тоника. И непочатую бутылку джина хорошего. Сколько выпью, за столько и заплачу.

– У нас так нельзя… – попытался возразить официант.

– А как у вас можно?

– Вообще-то у нас самообслуживание. Все сами, у стойки сразу берут.

Слишком хорошо говорил по-русски кавказец. Может, и не кавказец, просто чернявый. А вон тот, что следил за их беседой от двери, ведущей в подсобные помещения, кавказец наверняка. С чего бы это следил за ними «кавказец наверняка»?

– Хозяина позови, – скомандовал Сырцов.

Официант беспомощно обернулся к стоявшему у двери. Все поняв, «кавказец наверняка», неслышно ступая разношенными тапочками, подошел к столику и улыбнулся вопросительно.

– Вы хозяин? – спросил Сырцов, не поднимая глаз, – демонстративно разглядывая хозяйские тапочки.

– Я, уважаемый гость. Чем недоволен?

– Обслуживанием, – Сырцов перевел взгляд с тапочек на официанта.

Теперь на трактирную шестерку смотрели двое – хозяин и клиент.

– Чем нашего гостя обидел? – без угрозы спросил хозяин.

– Хотят, чтобы за столиком их обслужили, – как можно галантерейнее извинился официант. – И непочатую бутылку требуют, чтобы, значит, отпить сколько захочется, а потом расплатиться по факту.

– Почему же так не сделал? – удивился хозяин.

– Не положено, – убежденно отделив строгое «не», сделал заявление официант.

– Иди и сделай, как не положено, – радуясь своему остроумию, распорядился хозяин и, дождавшись полного его исчезновения, поделился с Сырцовым как с родным: – Ничего не понимает! Такой клиент – самый широкий и щедрый клиент. Верно я про тебя говорю?

– Верно. Все верно, – согласился Сырцов и прозорливо заметил: – Что-нибудь ждешь от меня?

– И ты от меня чего-то ждешь, дорогой.

– Чего же я от тебя жду?

– Хорошего вопроса.

– Очень может быть.

– Значит, задавать?

– Так это твое дело решать – задавать или не задавать.

– Ой, умный, ой, хитрый! – ублажил столичного быка хозяин. – Наверное, имеешь что предложить, а? Что предложишь, дорогой?

– Многое.

– Не ответ. Многое может предложить только наша жизнь.

– Ты – философ. Философы же не от мира сего. А мне деловой нужен.

– Я – деловой философ. Говори, дорогой.

Сырцов с нескрываемой брезгливостью глянул на ту часть зала, где заунывно гуляли аборигены, и сказал как бы самому себе:

– Насколько я понимаю, дурь здесь не проходит.

– Это ты так думаешь, – осторожно возразил хозяин.

– А ты как думаешь? – быстро спросил Сырцов.

– Я думаю, что мы можем договориться.

– Теперь спрашиваю я. Что надо?

– Порошок.

– И кто же здесь нюхает? – Сырцов еще раз осмотрел зал. С удивлением.

– Ненужный вопрос.

– Сколько тебе надо и сколько можешь взять?

– Тысячу.

– Больших денег стоит.

– Деньги мои.

– Товар послезавтра. Но только без шуток, хозяин. Я шуток не люблю.

– А сам все время шутишь, дорогой.

– Так это я! Свои-то шутки я люблю. Но пока без шуток: договорились?

– Я почему-то не услышал цены.

– Ты только что сказал: деньги мои. Вот и сам решай – сколько из них отдашь.

Главное – не проколоться. По последним сведениям порошок проходил на московском черном розничном рынке по десятке. Он – мелкий оптовик, по всем законам его товар должен идти за две трети розничной.

– Пять кусков зелеными, – предложил хозяин.

– Оказывается, и ты любишь шутить, дорогой! – радостно догадался Сырцов. Нет, дорогой не любил шутить. Осведомился серьезно:

– Твоя цена?

– Восемь.

– А если серьезно?

– Отдаю за семь. И кончаем разговор.

– Шесть с полтиной, – откликнулся хозяин и сел наконец за столик. – И сейчас обмоем. Я тоже джин с тоником люблю.

– Ох, и накалываешь ты меня! – фальшиво огорчился Сырцов. – Но с условием: мой сегодняшний ужин – это твой сегодняшний ужин.

Хозяин посмеялся и полюбопытствовал:

– Сотню хочешь отыграть? – и повернул голову к стойке, где уже изнывал официант с полным подносом в руках.

Выпили, а Сырцов еще и поел. Хозяин дождался конца сырцовской трапезы и ненавязчиво спросил:

– Ты где здесь остановился?

– А зачем тебе знать? Все равно в гости не позову.

– Какой грубый!

– Береженого Бог бережет… – начал Сырцов, а хозяин за него закончил:

– А небереженого караул стережет, да?

– В детсадике воспитывался? – поинтересовался Сырцов.

– И в пионерских лагерях, – дополнил хозяин.

* * *

… А вот и комары. Как только он сошел с главного городского пути – широкой набережной, – эти веселые насекомые с июньской свирепостью накинулись на него, да в таком количестве, что Сырцову пришлось бежать весь крутой подъем улицы-тропинки до самой калитки «Водхоза».

Доминошники сидели в штанах и рубашках (от комаров), а так – все по-прежнему. Комаров здесь зудело меньше – двор освещен и хорошо продувался. К тому же доминошники разожгли чадный костерок, дым от которого стлался в направлении игорного стола.

Закрыл ли он окно, уходя? Вспомнил, что вообще его не открывал, успокоился и присоединился к энтузиастам любимой народной игры. Постучав костяшками с часок, пошел спать.

Но, для порядка, задернув занавески на окне, проверил «вальтер» и спрятал его под подушку. Погасив свет, раздвинул занавески и, с прикрытыми глазами привыкнув к темноте, раскрыл их. Неподалеку и чуть внизу светилась непонятным светом необъятная Волга. Сырцов вздохнул и снял портки.

Не спалось. Не спалось оттого, что мучила мысль о собственном бездействии. Ну, ладно, прокатился на теплоходе ради собственной безопасности и надеясь все хорошо обдумать. Обдумал и ничего не придумал, кроме одного: за ним охотилась серьезная, очень даже серьезная организация, головка которой в Москве, а филиалы – по всей стране. Хотя это могло быть и его собственным домыслом – насчет филиалов. Ну что ж, проверка покажет.

Он уговаривал сам себя, не желая признаться, что медлит. А медлил потому, что никак не мог найти относительно безопасный для него проход меж двух огней, милиции и таинственной организации.

Господи, как ему хотелось к Деду! Но и там ждут, Дед уж, наверное, у них на просвете. Но и Дед ждет, теперь уже ясно, что он в курсе. Дед просто так ждать не умел, значит, предпринял кое-что для выхода на встречный курс. Сырцов почувствовал, как у него растянулся в непроизвольной улыбке рот. Улыбался, вспоминая Деда. Улыбался оттого, что насмехался над собой: до чего же приятна мысль о том, кто может за тебя принять главное решение.

Он приказал себе проснуться в три. Ему, всласть отоспавшемуся на теплоходе, двух с половиной часов сна достаточно.

24

Проснулся как положено. В окошке занимался рассвет. Все может быть, но лучше подготовиться к худшему. Сырцов надел на себя необходимое, то, без чего не обойтись в критических ситуациях. Разложил по многочисленным карманам ставшей уже родной кожаной куртки все, что могло в них поместиться, еще раз, с маниакальной тщательностью, осмотрел пистолет, аккуратно пристроил его в сбрую и тихо вышел из номера. Жалко сумку, но руки должны быть свободны. Под его тушей злобно скрипели ступени. Спустился наконец. На столе дежурного администратора жалобно в предутреннем свете горела лампа, но никто не дежурил. Наверняка жизнелюбивая Раиса спала в красном уголке.

Комары отработали свое и улетели спать в свои неведомые спальни. Поэтому можно быть неподвижным. Сырцов устроился на бревне в затемненном молодыми деревцами углу двора и слушал мир. Мир был беззвучен. До восхода солнца далеко, но небо уже стало пронзительно и ярко-белесым. Час волка. Но волк не выл. А может, и не завоет?

Волк завыл без четверти четыре. Сначала на набережной. Нежно, как шепот любимой, прошелестел заграничный автомобильный мотор и утих, почти неслышно крякнув тормозами. Потом сверху донесся варварский стук «газона», который тоже через мгновение прекратил работу. Что ж, пора выметаться из периметра, как говорят начальники вахтеров, ограждения. Сырцов перемахнул через невысокий забор и, перебежав улицу, затаился, опять же предварительно преодолев штакетник частного владения, хозяева которого явно не любили засранный свой двор.

Трое спустились сверху, а двое поднялись снизу. Не разговаривая – все оговорено заранее – четверо, вскрыв калитку, рассыпались по двору «Водхоза», а пятый осторожно поднялся на крыльцо.

«Газон» наверху наверняка пустой, а иномарка на набережной под караулом. Пора. Сырцов разведанным еще вчера путем незаметно спустился к торговой площади. «Мицубиси»-джип стоял на въезде с набережной, демонстративно так стоял, небрежно брошенный всеми. Ах, конспиратор какой, водила их простодушный!

Сырцов знал, где таился шофер «мицубиси»: дурачок прятался в сумраке, под низким навесом магазина-лабаза. Прятался и в нетерпеливом ажиотаже слегка прохаживался по бетонированной площадке. Коротко. Туда-сюда, туда-сюда. Но кто же так прячется, боевик ты наш необученный?

Когда шофер в третий раз развернулся на краю, Сырцов, совсем неслышимый, в два шага оказался за его спиной и рукояткой «вальтера» ударил за правое ушко. Подхватив водилу под мышки, Сырцов осторожно уложил его на спину и удивился. Думал, строевой бык, а оказалось – водитель-профессионал в возрасте где-то у сороковника. Размышление по этому поводу следовало отложить на потом. Сейчас бы пластырь да наручники, но не было их у Сырцова. Еще раз для уверенности, что не заблажит, трахнуть по башке рукояткой?

Пожалел Сырцов солидного дядю. Обыскал, оружия не нашел, нашел ключи от «мицубиси». Что и требовалось доказать.

В открытую нажал на газ, и под его жестоким руководством «мицубиси», без стеснения мыча мотором, взлетел наверх – туда, где отдыхал непритязательный «газон». На всякий случай Сырцов, подстраховавшийся ремнем безопасности, от души врезался мощным передком своего джипа в беззащитный зад «газона», вырубил мотор и, мгновенно выскочив, распахнул дверцу сотрясенного транспортного средства. Как и предполагал, в «газоне» никого не было.

Конечно, как бы приятно было: за рулем скоростного и безотказного «мицубиси» да по ясному теперь маршруту рвануть без напряга и с удовольствием. Но слишком заметен этот заграничный автомобильчик. Велика вероятность того, что на «мицубиси» и на «газоне» – по маячку, которых в запарке быстро не отыщешь. Морщась от грохота, Сырцов четырежды выстрелил из «вальтера» в четыре ската. Разделил по-братски: в пару задник «мицубиси», в пару передних «газона», а потом скорым шагом направился еще вчера просчитанным путем.

Он был абсолютно уверен в точности своих расчетов, когда за спиной услышал шум могучего мотора. Обернулся. И увидел метрах в трехстах от себя и чуть вверху неудержимый «чероки», который ежесекундно съедал эти метры. Сырцов находился на открытом пространстве у спортивной базы, огороженной легким декоративным заборчиком. Он перемахнул через заборчик, с ужасом понимая, что заборчик этот – не преграда для «чероки», и кинулся к расположенным метрах в двадцати финским домикам спортивной базы. За них, за них спрятаться! Только бы спрятаться, а там само собой придумается, как преодолеть еще метров тридцать до первых деревьев лесопарка. Он успел завернуть за первый дом прежде, чем «чероки» с хрустом проломил ограду. И спасение: у стены, оставленный беспечным владельцем, стоял хороший дорожный велосипед. А рядом, совсем рядом – узенькая асфальтовая трасса для роликовых лыж, по которой «чероки» не пройдет. Только бы не успели полоснуть из автомата.

Он яростно крутил педали, ликуя на ходу: не полоснули, не полоснули! Но рано, рано возликовал, потому что гул автомобильного мотора приближался. Сырцов повернул голову. Неизвестно как держась внутренней стороной колес на узкой полосе, «чероки», чуть снизив скорость, настигал его. Мастер-кроссовик сидел за рулем, супермастер. Но вот поворот на девяносто градусов. Попробуй удержись, мастер!

Но мастер удержался и был готов победить: этот кусок трассы в двести метров оказался прям как линейка, и преследователи могли сделать все, что хотели – догнать, расстрелять. Они решили сделать и то, и другое: догоняя, начали постреливать. Первая очередь ударила по асфальту. Вероятно, хотели просто сбить, поэтому брали низко, по заднему колесу велосипеда. Не попали. Сейчас ударят по нему. Стараясь уменьшиться, Сырцов лег на руль и интуитивно вильнул в сторону. Вторая очередь прошла мимо, а он успел скрыться за следующим поворотом. Ну, теперь его игра!

Сразу же за поворотом от трассы налево уходила симпатичная тропинка, и он повернул на нее. «Чероки», увеличив скорость, помчался за ним.

Сырцов, резко вильнув вправо, еле удержался на краю обрыва. А водитель «чероки» и не понял, что мчался к краю пропасти: верхушки вековых елей, растущих там, внизу, он принял за подлесок, через который шла тропа.

Устало опершись о раму велосипеда, Сырцов без эмоций наблюдал, как трижды переворачивался автомобиль прежде, чем удариться о ствол громадной сосны.

Тихо-тихо стало вокруг: мастер и есть мастер. В последний момент водитель, все поняв, выключил мотор, чтобы не произошло взрыва. Тихо было секунд десять, потом Сырцов услышал слабые стоны, доносившиеся с десятиметровой глубины. «Чероки» лежал на боку, и Сырцов заметил, как вяло стала приподниматься шоферская дверца. Сколько их там, в салоне? Двое, трое, четверо? Выполз один водитель. Перекинув себя через порожек, он повис на животе рядом с крутившимся еще колесом. Сильный был мужик: ухватившись непослушными руками за нечто внутри автомобиля, он сделал кульбит и пал на траву. Полежал недолго под углом градусов в сорок пять – ноги вверху, голова внизу, затем развернулся и поднял окровавленное лицо. Кровь текла из рассеченного лба. Водила смотрел вверх. На обрыв, не на Сырцова.

– Живи, – предложил ему Сырцов. Водила перевел взгляд с обрыва на него, мертвый, невидящий взгляд. Сырцов, поначалу хотевший еще что-то сказать (что – не знал), передумал, сел на велосипед и уехал.

Вернуть бы велосипед беспечному владельцу, но те, что в городе, наверняка слышали перестрелку и скоро здесь будут. И ему ой как не помешают делать ноги велосипедные колеса. Сырцов крутил и крутил педали.

* * *

Часа через два добравшись до крупной автомобильной магистрали, он тщательно припрятал велосипед в густом кустарнике и позволил себе отдохнуть минут сорок. Ровно до семи, когда по трассе уже пошел грузовой транспорт.

Пешочком Сырцов километра полтора-два топал до автобусной остановки. Автобуса, ясное дело, ждать не приходилось, но человек, голосующий у остановки, не вызывает у шоферюг особых подозрений.

Ему повезло. Всего с одной пересадкой двумя трайлерами он добрался до Ярославля к полудню. Не проявляя туристских устремлений, пренебрег историческим центром спавшего города и прибыл к автовокзалу. Поев в одной из неряшливых обжорок, долго прогуливался по обширной площади. Нашел наконец то, что надо: на ветровом стекле частной «шестерки» была прилеплена бумажка с жирным призывом: «На Ростов!» Бедолага, видимо, рвался домой и так хотел заработать, что не удержался от восклицательного знака.

Сырцов, чтобы не вызывать подозрений, торговался с творцом агрессивного восклицания, как на одесском привозе. Сторговались и поехали. Под мерное журчание водителя о тяжкой судьбе торговца-посредника (в багажнике «жигуленка» и на заднем сиденье помещались картонные ящики с сигаретами) Сырцов незаметно продремал полтора часа.

А вот по Ростову он походил, погулял, посмотрел – время было. Зашел на почту, отправил перевод начальнику спортбазы с однострочным письменным посланием: «Спасибо за велосипед». Отправил без опаски, ибо знал: ныне почтовые отправления в любую точку страны лениво бредут не менее пяти суток.

В семнадцать пятнадцать Сырцов уже сидел в кабине «ЗИЛа», с водителем которого он договорился на выезде из Ростова. Русские люди – забавные люди. Особенно шоферы, путающие друг друга кошмарными рассказами о нападениях на них, но без раздумий сажающие рядом с собой любого, кто покажет соответствующую купюру. Сырцов показал, и водитель распахнул дверцу человеку с пистолетом под кожаной курткой. Всю дорогу говорили о бабах, а на подъезде к Угличу – о пьянке. Ошалевший от двухдневного поста водитель до того изжаждался, что не вытерпел: у первой же палатки остановился и приобрел литрового «Белого орла». Щедрый Сырцов возместил убытки и для приличия принял сотку вместе с шофером на автомобильной стоянке.

Было восемь часов вечера, когда он опять спустился к Волге. Бешеный день кончался. Сырцов смотрел на воду, которая льстивым тихим плеском подлизывалась к нему, закрывал глаза, утомленные бегавшими по водному зеркалу бликами от низкого солнца, вновь открывал их, чтобы увидеть и оценить свою отдаленность от опасной суеты. Солнце, не торопясь, пряталось за высокий берег. Бешеный день кончался. А впереди – бешеная ночь.

* * *

Звериная зрительная память воспроизвела табличку на азербайджанской едальне. Время закрытия – двадцать два ноль-ноль. К двадцати двум Сырцов удобно устроился на противоположной от едальни стороне улицы и стал ждать. Ждать на скамеечке под естественной крышей из ветвей отцветшей уже сирени было чрезвычайно удобно. Так удобно, что существовала опасность незаметно задремать. Завидуя самому себе, Сырцов вспомнил, как хорошо было коротать топтунское время вместе с дымящейся сигаретой, дым которой ел глаза и не позволял спать. А без курева трудно. Но воспоминания о сигарете и жгучее желание сделать затяжку острого и ароматного дыма после двухгодичного перерыва отряхнули его от дремы.

Было видно, как в заведении после закрытия велась уборка. Две буфетчицы (одна из них – Алла) укладывали стулья вверх ножками на столы, а уборщица бодро протирала пол. Нельзя сказать, чтобы очень старались, но марафет слегка навели. В зал вышел Рашид и долго шевелил губами, после чего все четверо исчезли в подсобке.

Первыми вышли через полчаса буфетчица (не Алла) и уборщица, явно в легком и жизнерадостном подпитии. Минут через пять появились Рашид и Алла. Рашид повозился недолго у дверей, разбираясь с сигнализацией и замком. Потом посмеялись и пошли нешумной вечерней улицей. Слава Богу, пешком.

Вести их по такой улице – одно удовольствие. В сумерках под ветвями разросшихся на угличской воле деревьев главное – не топать и не кряхтеть звучно, остальное приложится.

Свернули направо в совсем уж деревенский проулок. Их дом оказался вторым от угла. Именно их, даже скорее его, потому что Рашид большим ключом открыл большой замок на калитке. И, если быть точнее, и не дом, а два. Рядом с добротным, в три окошка по фасаду, привычно бревенчатым среднероссийским домиком возводился из белого кирпича кавказский особняк с террасами и аркадами. Правда, сейчас не строили – поздно.

По-летнему стремительно темнело. В среднероссийском домишке зажегся свет. Наверное, пора. Сырцов потрогал калитку – заперта на внутренний замок. Прошелся вдоль забора и в конце участка перемахнул через штакетник. Делов-то.

Только бы дверь была открыта. Не хотелось осложнений, не хотелось лезть через боковое окошко, шума не хотелось. Сырцов неслышно поднялся на крыльцо и тронул дверь. Было открыто.