Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

50

Сам орал на Демидова, как Адольф Гитлер на генералов после Сталинградской битвы. Демидов стоял навытяжку и внимательно этот ор слушал.

– Мало того, что мои сыскари оказались полным говном, они – и ты, ты, Демидов! – сделали меня посмешищем! И этого я вам, паразитам, не прощу! Тупой спецназ употребляет нас на нашей территории. Видано ли это? И не тупой вовсе, а прямо-таки лихой спецназ осуществляет спешный сыск и обезвреживает серьезнейшую банду! А мой начальник того самого отдела, который как раз и должен заниматься этим делом, десять дней подряд кормит меня диетическими завтраками и обещаниями!

Больше двух минут орать так нельзя. Вредно для здоровья. Генерал взял тайм-аут. Воспользовавшись паузой, Демидов быстро высказался:

– Во-первых, я – не начальник, а ВРИО начальника. А во-вторых, когда заявление подавать?

Генерал, до этого бегавший по ковру, решил сесть. Устроился за своим столом и тихо – начальники любят такие перепады – посоветовал:

– А теперь расплачься, Демидов.

– Плакать не собираюсь. Позвольте доложить.

– Нечего тебе докладывать! – опять стал выходить на крещендо Сам. – Нечего! Слушай, что я тебе приказывать буду!

– Срочное сообщение… – попытался прорваться Демидов.

– Самые срочные сообщения у меня, – пресек эту попытку генерал. – Слушай, Демидов, внимательно. Как ты ни разбивал все на отдельные куски, как ни пытался доказать, что существуют всего лишь локальные уголовные дела, никак не связанные между собой, я окончательно пришел к выводу: отдельные самодостаточные преступления – лишь видимость. Есть одна серьезнейшая и круто заваренная каша, которую нам с тобой надо расхлебывать…

– Я ничего не разбивал и не доказывал! – опять влез Демидов.

– Не перебивай! И внимательно слушай, что тебе мудрое начальство говорит. Теперь я твердо убежден, что Сырцов, снюхавшись со Смирновым…

– Они снюхались лет шесть тому назад раз и навсегда, – не выдержал, еще раз перебил Демидов.

– Молчать! – уже серьезно рявкнул Сам. – С мысли сбиваешь. Так вот, Сырцов со Смирновым, как я полагаю, крепко в эту кашу влезли и так стали ее разгребать, что превратились в первых и самых опасных врагов наших пока не известных нам потенциальных клиентов. Ночная феерия с фейерверком – безусловное доказательство этому. В который раз прошу тебя, Володя, достань мне Сырцова, слезно прошу.

– А не Смирнова?

– Смирнова чего же доставать? Вон он, на виду. Только дорогой наш Александр Иванович хрен нам чего скажет. Может быть, только: не пошли бы вы, козлы… Да еще и адрес даст куда идти. И утремся мы с тобой, и пролепечем жалобно: мол, извините, что побеспокоили… Жорке же придется нам отвечать, он у нас на крючке. На фальшивом, правда, но это не имеет значения. Достань мне Сырцова, Володя.

– Не понимаю я, товарищ генерал, почему они без нас шуруют.

– Тут и понимать нечего. Они при нас – и все сразу в рамках закона. Прощай, допрос с пристрастием, прощай, кулак, прощай, замазанная серьезными преступлениями агентура, прощай, ловкая и смертельно опасная провокация. Они пользуются всем этим и поэтому всегда обгоняют нас.

– Не только поэтому, – не согласился Демидов.

– А почему же еще?

– Потому что они – суперсыскари.

Сам задумался. И, подумав, частично согласился:

– Тоже может быть, – и опять про свое: – Достань мне Сырцова, Володя.

– Достану, – твердо пообещал Демидов. – Достану, есть мыслишка.

– Когда?

– Думаю, завтра.

– Поспешай, послезавтра Леонид Махов прилетает.

– Он же еще неделю должен в Нью-Йорке трубить!

– Натрубился. Ему, как он говорит, там сильно надоело. Ну, ладно, иди, работай, – Сам многозначительно (завершил важный разговор) хлопнул обеими ладонями по зеленому сукну и цепко, по делу вспомнил вдруг: – Да, у тебя срочное сообщение. Ну?

– Не знаю, как и сказать…

– По-простому, по-рабоче-крестьянски. Суть.

– Задержанный спецназом и определенный на содержание в нашу КПЗ Сергей Львович Устимович, он же Семен Иванович Краев, первая воровская кличка Пограничник, вторая и последняя – Большой, сегодня под утро повесился в камере.

– Как? – тупо поинтересовался обалдевший генерал.

– На собственной рубашке. Скрутил из нее удавку и к решетке привязал.

– Что же это делается? – неизвестно кому пожаловался Сам. – Не концы, а гнилые нитки. Только притронься – сразу же рвутся.

51

Божий одуванчик Дмитрий Федорович открыл один глаз. В кои веки он навестил свой банк наконец. Он сидел за парадным столом в своем кабинете и беспечно подремывал. Но вошел Витольд Германович, и одуванчик открыл один глаз. Но божьим одуванчиком Дмитрий Федорович был до тех пор, пока не открыл один глаз. Глаз был дерзкий, хватающий, молодой. Глаз этот остановился на Витольде, а обладатель его спросил нарочито слабым голосом:

– Мне нужен помощник по безопасности, дорогой Витольд Германович.

– Зачем? – враждебно поинтересовался Витольд.

– Неужели вы думаете, что я собираюсь перед вами отчитываться? – У божьего одувана открылся не только глаз. Прорезались еще и зубки.

– Упаси Боже! Как я могу требовать этого? – почти издевательски ужаснулся Витольд. – Просто я надеялся, что могу каким-то образом заменить его.

– Мне замены не нужно. Мне нужен он.

– Роберта Васильевича сегодня нет на работе.

– А где же он? Он что – прогуливает как школьник?

– Скорее всего, приболел, Дмитрий Федорович.

– Я приболел, что ли? – изумился божий одуван-старикашка.

– Я неточно построил фразу. Как я полагаю, приболел Роберт Васильевич.

– Попрошу выражаться яснее, Витольд Германович. И жду ответа на очень простой вопрос: где человек, отвечающий за нашу безопасность?

– Теперь за нашу безопасность буду отвечать я.

– Человек, по вашей версии, серьезно заболевший, на самом деле исчез. Да?

Витольд Германович без приглашения выдвинул стул из-под заседательного стола и вольно уселся напротив учителя и друга. Надоело играть в официальные игры. Поделился со старикашкой своими размышлениями:

– Оперативно как отстучали. У вас что, собственный осведомитель в здешней структуре?

– А вы как думаете? Доверяй, но проверяй.

– Или, как любили выражаться старожилы моей бывшей конторы, друг, друг, а обыскать надо.

– Тоже по делу. Но наш перебрех излишен. Я хочу знать, где Алтухов?

– Мне непонятна ваша обеспокоенность по поводу нашей безопасности. Вы-то в банке хорошо если раз в два месяца бываете.

– Я обеспокоен не по поводу нашей безопасности. Я обеспокоен отсутствием начальника нашей службы безопасности, – Дмитрий Федорович поднял бровки, вытянул губки трубочкой, замер с идиотическим выражением лица, мертво глядя перед собой и в никуда, вдруг быстро, с хищным интересом спросил: – Вы у него дома были?

Нет, не стоило больше легкомысленно отбиваться. Старикашка уже ничему не верил, вцепился всерьез и по делу. Приходилось играть в открытую, на полное доверие. Витольд Германович встал, задвинул стул на место и, опершись о его спинку, ответил:

– Был.

– Ну и как там?

– Исчез Роберт Васильевич, исчез.

– А семья?

– Его жена и дочь уже два года назад отбыли за границу.

– Ты, как я понимаю, – Дмитрий Федорович незаметно и вполне естественно перешел на «ты», – не ограничился тем, что потоптался у его дверей и позвонил три раза. Ты вошел туда. Ну, и как: исчезновение спонтанное, внезапное или с подготовкой? Заранее продумал свой побег или мгновенно сорвался с места?

– У него нет дома. У него была берлога, в которой он отсыпался иногда. Ничего определенного в связи с этим сказать нельзя.

– Его счета в нашем банке были?

– Были, да сплыли. Его счета пусты, Дмитрий Федорович.

– Крыса? Первая крыса с нашего корабля?

– Один из возможных вариантов.

– А другие твои варианты?

– Просчитываются, Дмитрий Федорович.

Дмитрий Федорович с трудом отодвинул кресло и выбрался из-за стола. На шатких ножках загулял по ковру. Ковер был замысловато узорчат, и Дмитрий Федорович ступал, стремясь попасть своими ботиночками только на один рисунок – белый крест. Будто в детские классики играл. Поравнялся с Витольдом Германовичем, остановился и повернулся к нему лицом, на котором годы и страсти всерьез поиграли в свайку.

– Просчитывать варианты надо, как Каспаров в молниеносных шахматах. Мы в цейтноте, Витольд.

– Ты, я вижу, всерьез перепугался, – легко проигнорировав разницу в возрасте, Витольд тоже перешел на «ты». Старикашка боком, как озадаченная птица, посмотрел на него и никак не отреагировал на «ты». Поправил у Витольда галстук дрожащими пальцами и спросил:

– А ты?

– А я… – Витольд ласково отстранил старческую руку и сам сдвинул свой галстук. Так, как счел нужным. – Я перепугался давным-давно. В тот момент, когда по настоянию вашей дочери в наши дела был втянут Георгий Сырцов. Надеюсь, тебе знакома эта фамилия? И еще одна – Смирнов?

– Считаешь, что Смирнов уже копает?

– Не считаю. Уверен.

– Он до меня добирается, – внезапно осенило старикашку. – Он ко мне особый счет имеет. И твердо намерен расплатиться со мной по старым векселям.

– И со мной, – сказал Витольд грустно, потому что многое вспомнил вдруг.

– Так чего ты ждешь?! – взвился, закричав по-старушечьи, Дмитрий Федорович.

– Я не жду, я выжидаю.

– Действовать надо, Витольд, действовать, а не выжидать.

– Один тут последовал вашему совету. Где он теперь?

– Наш клиент Большой, что ли? Значит, это Смирнов его накрыл?

– Смирнов не просто накрыл. Он его обыграл, как лопуха, загнал в угол и позвал охотников, чтобы забрали бездарного баклана.

– А ты не хочешь быть бакланом, – все понял старец. – Поэтому и выжидаешь?

– Хочу ли я быть бакланом или не хочу – сейчас это не имеет никакого значения. Нам с тобой, Федорыч, свои шкуры уберечь да Светлану спасти – вот главная на сегодня задача. Мы трое связаны друг с другом неразрывной веревочкой. Отбиваться надо в едином строю, как было положено в партии, которой ты когда-то руководил. А по одиночке Смирнов нас играючи передушит.

– Придумай что-нибудь, Витольд, – сказав это, Дмитрий Федорович, ощутив стремительно навалившуюся старческую усталость, осторожно полуприлег на стоявший у стола длинный, как трейлер, кожаный диван.

– Кое-что придумал. Но надо выждать. Выждать, Федорыч!

– Будем выжидать и дождемся, – двусмысленно откликнулся старичок.

– А вы что хотите, чтобы я Смирнова на дуэль вызвал?! – терпел, терпел Витольд, но не вытерпел и взъярился-таки. – Так он прихлопнет меня как комара. Неужто не понимаете, что сейчас они с Сырцовым во всеоружии! Да и это не главное. Главное, что он бес, хитрый, изворотливый, непредсказуемый бес!

– До медвежьей болезни он тебя в свое время напугал.

– А тебя?

– Меня пугал, но я не очень-то испугался.

– Это по старческому недомыслию. Мы с тобой приговорены Смирновым уже давно. Я – в девяносто первом, ты – в девяносто четвертом. А живы мы потому, что исполнение смертного приговора отложено на неопределенное время. Судя по всему, Смирнов решил, что это время пришло. Готовься, Федорыч, чистые подштанники надевай.

Насчет себя Витольд все правильно сказал. Именно в девяносто первом Смирнов просчитал его комбинацию, которая должна была привести Зверева в кресло руководителя всех секретных служб государства. Просчитал эту хитрую и грязную комбинацию и безжалостно поломал ее. Ее, но не Витольда, которому в связи с отсутствием прямых доказательств о его участии в коварных преступлениях удалось уйти от карающей руки закона. Но он знал: карающая рука отставного милиционера вознесена и в любой момент может опуститься на него с уничтожающей силой.

А в отношении Дмитрия Федоровича Витольд ошибался из-за отсутствия должной информации. Имелись неоплаченные счета у Смирнова и к Дмитрию Федоровичу по девяносто четвертому году, когда почтенный старец, умело изображая слабоумного, ловко отрубил себя от страшного дела Павла Рузанова, занимавшегося со своими подручными заказными убийствами. В том числе и по секретным заказам и самого Дмитрия Федоровича.

Но еще Витольд не знал о шестьдесят девятом годе. В тот год Смирнов вступил в борьбу с третьим человеком в партии и государстве и, если не победил, то сильно попугал обладавшего тогда безграничной властью Дмитрия Федоровича. Многие миллионы долларов, вырученные за грабительское уничтожение и тайную перепродажу неисчислимого количества леса, вернуть стране, естественно, не удалось, все деньги остались при нем, правительственном бандите. Но Смирнов не дал ему скрыть и оставить безнаказанным убийство первого мужа Светланы, известного певца и поэта Олега Торопова. Тогда ярость всесильного от собственного бессилия (Смирнов с помощью друзей очень точно подстраховался, и достать его не было никакой возможности) застилала Дмитрию Федоровичу глаза, а теперь застилает липкий страх, который он старательно скрывал от всех. И от себя тоже.

Не обиделся божий одуван на старческое недомыслие и на чистые подштанники не обиделся. Крошечный, он колечком лежал в углу дивана и, в полуулыбке приоткрыв рот, пламенно мечтал. Домечтался:

– Давай, Витольд, и мы вынесем ему приговор. Смертный.

– Да с нашим удовольствием! Кто за то, чтобы приговорить Смирнова Александра Ивановича к смертной казни? Кто за? Вы – за? За! Замечательно! И я – за. Просто превосходно! Смирнов Александр Иванович приговаривается к смертной казни! Приговор привести в исполнение немедленно! – Витольд кривлялся увлеченно и темпераментно, но пар вышел, и он спросил без выражения и тихо: – А кто приведет приговор в исполнение, Федорыч?

– Киллеров надо нанять, – посоветовал добродушный старичок. – Какие у покойника Пашки Рузанова киллеры были!

– Говенные, если Пашка Рузанов – покойник, – резонно заметил Витольд. – И, насколько я помню, Пашку-то Смирнов с Сырцовым покойником сделали.

– Тогда ты Смирнова должен убить. Больше некому.

Витольд подошел к дивану, склонился над старичком, пригладил ему остатки волос на сухом маленьком черепе и с бешеной заторможенностью заботливо и нежно сказал:

– Помирать тебе давно пора, а нет покоя деятельной натуре. По-прежнему властвовать хочешь, людскими судьбами распоряжаться.

– А ты? – спросил Дмитрий Федорович. Выцветшие от старости глаза его были спокойны, холодны и ироничны.

52

Когда нечто твердое и холодное даже через рубашку ткнулось ему под ребра в правый бок, а чья-то левая рука дружелюбно обняла его за плечи и задушевный голос обещающе предложил ему прямо в ухо:

– Давай, Сева, покатаемся в моей машине, – Всеволод Всеволодович Горелов понял, что сопротивляться неполезно. Во всяком случае, для здоровья. Он покорно пошел туда, куда его вели. Его усадили в немолодую «восьмерку», что стояла в тихом переулке за боксами. Он не видел того, кто вертел его как куклу, но узнал его по наглости. Находящийся во всероссийском розыске за попытку ограбления банка Георгий Сырцов с веселым нахальством взял его на пороге этого самого банка.

Сырцов усадил Горелова на сиденье рядом с водительским местом и предупреждающе поинтересовался:

– Надеюсь, рыпаться не будешь?

– Не буду, – искренне и обреченно ответил Всеволод Всеволодович.

Сырцов не спеша обошел радиатор и сел за баранку. Поехали.

В привычный уголок у Лужников привез Сырцов компьютерщика. Нравилось ему тут. Выключил мотор, спокойно откинулся, развернувшись в уголок, чтобы лучше видеть собеседника, и сообщил:

– Говорить будем.

– О чем? – спросил Горелов.

– О наших общих делах, Сева.

– Спрашивайте – отвечаем, – предложил правила игры Сева.

– А чего мне тебя спрашивать. Я и так все знаю. Я буду тебе советовать, друг мой, и ненавязчиво настаивать, чтобы ты последовал моим советам.

– Готов прислушаться, – охотно и насмешливо откликнулся Горелов.

– Вот и молодец, – похвалил его Сырцов. – Перво-наперво я бы посоветовал устроить мне встречу с твоим братом Никитой.

– Мой брат погиб, – нетвердо заявил Сева.

– Сева, ну что мы зря время теряем?! – взмолился Сырцов. – Дело надо делать, а не в жмурки играть. Так устроишь?

– Я не знаю, где он сейчас.

– Да и я не знаю, где он сейчас. Может, в Третьяковской галерее. А вообще-то он, как хорошо известно и тебе и мне, в банкирских дворцах поселился. Когда ты с ним встречаться будешь?

– Так я тебе и сказал.

– Извини, неправильно поставил вопрос. Да и договорились мы – без вопросов. Он мне очень нужен, Сева, и как можно скорее. Но я думаю, что я нужен вам даже больше, чем вы мне.

– Ха! – междометием выразил свои сомнения Горелов.

Сырцов помолчал недолго, изучая насмешливого клиента, изучил и спросил:

– Знаешь, как кончали твоего дружка Леву Корзина? – Ничего не сказал в ответ Сева, ни «да», ни «нет», и поэтому Сырцов решил сам ответить на свой вопрос. В подробностях. – Ему отрезали голову стальной удавкой. Он еще стоял на ногах, а голова катилась по земле…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – перебивая, глухо спросил Горелов.

– Я не рассказываю, – поправил Сырцов и без жалости известил Севу: – Я рисую ближайшую перспективу для вас с брательником.

– Не пугай, – для порядка отбрехнулся Горелов.

– Ты что, дурачок с мороза? Малахольный, больной, неумный? Рано или поздно Витольд, зная твои связи с Левой и его московскими командами, обнаружит прямой выход на него самого по поводу всяческих подслушивающих и сигналящих штучек, обнаружит и твою осведомленность о всех преступных операциях и разумно решит избавиться от тебя. О твоем брате, разлюбезном уголовнике Цыпе, я уж и не говорю. Как только отпадет надобность в нем, как связнике, его тотчас кончат.

– Я, Сырцов, не знаю, согласится ли Никита…

– Ты-то согласился.

– Если с пистолетом под ребром, всякий согласится.

– А ты его чем-нибудь другим, Сева, но таким же убедительным.

– Что ты можешь нам гарантировать?

– Тебе – свободу и безопасность. Никите – малый срок, если он не в крови.

– Немного. Но не так уж и мало. Я попробую.

– Не пробуй, просто сделай, Сева!

– Легко говорить.

– И говорить нелегко. – Сырцов передвинулся из угла к баранке и спросил, глядя на коробку малого дворца спорта: – Он на надежном крючке у этой суки, да?

– И про Светлану, выходит, знаешь, – понял Горелов.

– Я же тебе сказал, что знаю все. У него это действительно серьезно или она просто его умелым передком держит?

– Это слишком серьезно, Сырцов.

– Тогда хуже. Но ты попытайся, попытайся.

– Я боюсь, Сырцов. Я боюсь довериться тебе. И не довериться боюсь. Я всего боюсь, Сырцов.

– Давай подумаем, как тебе перестать бояться.

– Ничего придумать нельзя. Мне суждено жить в страхе.

– Странный ты человек, Сева. Ему, видите ли, суждено жить в страхе! Ты что, собираешься жить вечно? Ты – вечный жид, Агасфер? Тебе суждено жить совсем немного, если ты не поможешь мне. И страх кончится вместе с тобой. А если поможешь, кончится всего лишь твой страх.

– Я поговорю с Никитой, – окончательно решил Горелов. – Как мне с тобой связаться?

– Когда ты с ним будешь говорить?

– Сегодня ночью.

– К утру будешь дома?

– Постараюсь.

– Я позвоню тебе ровно в девять.

Черный мотоциклист на скорости под сто вывернулся из-за ограды Лужников и, завалясь в глубоком вираже, отчаянно тормознул. «Сузуки» вскинулся задом, как строптивый, желающий сбросить всадника необузданный конь, но не сбросил и замер метрах в двадцати от мирной пожилой «восьмерки». Черный мотоциклист (черные джинсы, черная рокерская куртка, черный шлем, закрывавший лицо), не давая упасть мотоциклу, циркулем встал обеими ногами на землю и приподнялся в седле.

– Ложись! – заорал Сырцов и, не веря в силу слов, за шиворот кинул Всеволода в щель между сиденьем и приборной доской. А сам, падая затылком, спиной вывалился на асфальт под веселый стрекот автомата «узи».

Длинная очередь крушила стекла вечной страдалицы-«восьмерки». Сырцов перекатился к задним колесам, вырвал «вальтер» из сбруи и, прижавшись щекой к горячему шершавому асфальту, глянул туда, где должен был находиться мотоциклист. Он еще был там, но уже бил кованым башмаком по газам. И автомата уже не было видно: сунул под кожаную куртку. Ничего не скажешь, умелец.

Сырцов подавил в себе томительное желание залепить в удалявшуюся черную спину пару пулек из «вальтера»: вероятность попадания была невелика, да и вряд ли следовало обнаруживать свою готовность к продолжению веселых смертельных игр. Пусть пока черный человек остается в неведении.

Всеволод Всеволодович, присыпанный стеклянной крошкой, продолжал лежать на полу и не проявлял особой охоты вставать.

– Быстро мотаем отсюда! – крикнул ему Сырцов. Закатив глаза под лоб, чтобы увидеть его, Всеволод Всеволодович, по-прежнему лежа, пролепетал, как испуганное дитя:

– Кто это? Как это?

Опять же за шиворот Сырцов вытащил его на волю. Подтягивался опасный, но любопытный народец: бомж, две испуганных до оргазма девицы, гражданин кавказской национальности.

С бриллиантовым блеском и сладким звоном посыпались осколки. Горелов-старший по-собачьи отряхнулся.

– Быстро! Быстро! – торопил Сырцов и действительно быстро зашагал к углу лужниковской ограды и, на ходу и не оборачиваясь, приказал: – Отряхни меня!

Народец восторженно взирал на них до тех пор, пока они не скрылись за углом. Всеволод послушно бил ладонями по сырцовскому пиджаку. Уже за углом взмолился:

– Я не могу на бегу! – потому что Сырцов бежал. И бежал, не отзываясь, до спасительной калитки под метромостом. Бежал и по лужниковским аллеям – туда, к всепоглощающей ярмарочной толпе. Смешавшись наконец с покупавшими и торговавшими, перешел на шаг.

– А почему мы бежим? Ведь он уехал? – задыхаясь от непривычной нагрузки, робко поинтересовался Всеволод. Сырцов остановился, обернулся, подмигнул:

– Потому что другие должны приехать.

– Какие еще другие?

– Те, с которыми я встречаться не хочу, – объяснил Сырцов и облегченно осмотрелся. Их толкали, и это было приятно. Они никого не интересовали, они здесь никому не нужны. Сырцов спросил: – Выпить хочешь, пластун?

– Выпил бы, – признался Всеволод.

В киоске Сырцов приобрел две жестяных трехсоттридцатиграммовых банки с водкой «Петров», две банки тоника и пару гамбургеров. Устроились за высоким столиком. Хотя и неудобно тянуть водяру из минимальной дырки, но тем не менее сразу же споловинили. Уже без напряга запили тоником. Гамбургеров не хотелось.

– Вот так и убивают? – спросил Всеволод.

– Так как раз и не убивают. Мы же с тобой живые и водку пьем.

– Почему он не подошел и не прикончил нас?

– Потому что он знает меня. И понимал, что, если я хоть чуть-чуть живой, он в одночасье может стать мертвым.

Всеволод откусил от гамбургера и немного пожевал. Ждал воздействия крупной дозы. Дождался – стало тепло, уютно, комфортно в этой жизни – и сработал в полную сознанку:

– Никогда не думал, что могу так испугаться.

– То ли еще будет, – открыл перед ним радужные перспективы Сырцов.

– Да сказал же я, сказал, что обязательно поговорю с ним! – прокричал Всеволод.

– Не поговорю, а уговорю, – железным голосом поправил Сырцов.