Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

39

Утренний клев. Дмитрий Федорович сидел на помосте, свесив синие ножки в теплую воду, и неотрывно смотрел на холерический от легкой ряби поплавок. По лестнице бесшумно спустилась Светлана и стала за спиной отца. В шортах, в маечке-безрукавочке, волосы забраны в тугой хвост, без косметики, тоненькая и стройная, она казалась нерешительной девочкой на прогулке по незнакомым местам. Она стояла и пристально вглядывалась в тот же поплавок. И не видела его.

Почесав старческое мелкоскладчатое пузо под тельняшкой, Дмитрий Федорович счастливо зевнул и спросил, не оборачиваясь:

– Сегодня ночью, как я понимаю, без любовников обошлась?

– Это почему же ты так решил? – равнодушно поинтересовалась Светлана.

– Рано встала.

– У меня бессонница, папа.

– Тогда уж с любовниками кувыркайся. Раз после этого спится.

– Непременно последую твоему совету.

Хитрован-окунек осторожно потянул поплавок в сторону. Дмитрий Федорович в тихом кураже так же осторожно снял шляпу и положил на помост. Поплавок резко дернулся и ушел под воду. Дмитрий Федорович резко подсек. И вот она добыча: вознесенный в воздух плотный окунек бился как флажок на ветру.

– Граммов на триста потянет, – похвастался папа перед дочкой, насаживая окунька на кукан.

– Тебе, говорят, Ксения звонила? – решилась наконец спросить Светлана.

– Уже донесли! – восхитился папа, приспосабливая увертливого червя на крючок. – Чем ты холуев берешь?

– Я их не беру, я их покупаю. Так звонила, папа?

– Звонила, – признался Дмитрий Федорович и забросил удочку. Дождался, когда поплавок улегся как надо, продолжил содержательно и горестно: – Перед отъездом. Она в Турцию на отдых отправилась.

– Еще что говорила?

– О моем здоровье расспрашивала. Сказала, что сессию на пятерки сдала. Ну, еще чего? Да, Рексом интересовалась.

– А мной?

– Не, не интересовалась, – сказал папочка с удовольствием.

– Твоя внучка – сука.

– Не в большей степени, нежели дочка.

Светлану малость прорвало. Она схватила отца за плечи, затрясла:

– Она же знает, знает, что я места себе не нахожу!

Обиженный Дмитрий Федорович строго прикрикнул:

– Убери руки! Руки убери! – она убрала руки, и он со злорадством высказался по поводу ее истерических откровений: – Ну, допустим, место ты себе всегда находишь. Под мужиком.

– Дочь – сука, а отец – старый мерзавец, – вслух поняла она.

Дмитрий Федорович задрожал головкой – смеялся. Отсмеявшись, удовлетворенно спросил:

– Еще какие новости тебе холуи сообщили?

– Повар при расчете с поставщиками подворовывает.

– И крупно?

– По мелочам.

– Ну и хрен с ним. Нового искать – дороже обойдется. Но клизму для порядка вставлю. Пусть знает, что высоко сижу и далеко гляжу.

Светлана уселась рядом с ним, тоже свесила ножки и заглянула в светлые старческие глаза. Потом, подставив лицо свеженькому утреннему солнцу, поинтересовалась:

– А ты действительно далеко глядишь?

– Ты о чем? – подозрительно поинтересовался он.

– Обо всем, – исчерпывающе ответила она и шаловливо поболтала ножками в воде.

– Тихо ты! – отчаянно прорыдал Дмитрий Федорович. – Рыбу распугаешь!

– Пардон, – охотно извинилась Светлана, перестала болтать ногами и нежным голосом продолжила допрос: – Так что же ты видишь со своей высоты?

Ответить старикан не успел, потому что с другой, не его высоты, с высоты последних ступеней лестницы донесся беспечный бас:

– Я вас ищу, ищу, а вы вон где!

Отец и дочь, как аксакалы в знаменитом фильме «Белое солнце пустыни», подняли головы. Игриво, почти что в чечеточном степе, спускался к ним по ступенькам ладный, пышущий, так сказать, здоровьем, хорошо одетый жизнерадостный парень Георгий Сырцов. Спустился и, не здороваясь, полюбопытствовал:

– Ну, как клев? Много поймали?

– Так. Мелочь, – в растерянности скромно оценил свои рыбацкие успехи Дмитрий Федорович.

Светлана вскочила, засунула мокрые ножки в легкие свои туфли без каблуков, выпрямилась и холодно осведомилась:

– Как вы сюда попали?

– Ножками, – коротко пояснил Сырцов.

– Этими же ножками отправляйтесь в обратный путь. И поскорее.

Ты что-то не понимаешь, подруга, – вкрадчиво отметил Сырцов.

– Вон отсюда, хам! – прокричала Светлана. Сырцов взором обратился к Дмитрию Федоровичу, недоуменно развел руками и пожаловался понимающему человеку:

– Дмитрий Федорович… – Разъясните, мол, обстановку вздорной дочери. Папашка оценивающе осмотрел Сырцова и перевел взгляд на Светлану.

– Ты свой павлиний хвост в палку собери, дочура. Георгий – разумный и спокойный человек. Сейчас мы с ним и обсудим все обстоятельно. – Дмитрий Федорович с сожалением положил удочку на помост, с трудом и кряхтеньем воздвиг себя на четыре точки и все-таки поднялся. Постоял рядом с Сырцовым, поглядел на верхние пуговицы его рубашки без воротника – фуфаечки – и принял решение: – В ногах правды нет. Пойдем на скамеечку сядем.

На скамеечке – фундаментальный дубовый диван находился неподалеку от помоста у самой воды – уселись все втроем: старичок в середине, молодые по бокам. Сырцов не торопился.

Полюбовался водной гладью и сообщил отцу с дочкой о том, что им и без него было известно:

– Хорошо у вас.

– А ты, естественно, хочешь сделать так, чтобы было плохо, – опять не выдержала, опять сорвалась Светлана.

– Зачем же? Здесь всегда будет хорошо.

– Но без нас. Да?

Дмитрий Федорович во время этого пустобреха внимательно следил за здоровенным муравьем, который волок палку втрое больше него неизвестно куда. Отвлекаясь от муравья, спросил:

– Как же ты все-таки к нам попал, Жора? Ведь забор под электричеством, хороший забор, высокий. И охраны вон сколько!

– А я по-простому, в открытую. Через вашу проходную.

– У тебя же пропуска нет.

– А зачем мне пропуск? – удивился Сырцов. Дмитрий Федорович понял про себя, что глупости говорил, спросил по делу:

– Ты что с двумя постовыми сделал?

– Упеленал.

– И не сопротивлялись? Не крикнули, тревогу не подняли?

– Не. Доверчивые очень. Одна задача была – к сигнализации и телефону их не допустить.

– И не допустил, – понял Дмитрий Федорович. – А остальные четверо – что?

– Они в караульном помещении в секу играют.

– Поиграют еще малость, спохватятся и сюда. Что делать будешь?

– Не спохватятся. Семь утра, гостей к вам ждут уж никак не ранее девяти. С часок еще в секу поиграют, – успокоил заботливого хозяина Сырцов.

– За что же я им такие деньги плачу? – в недоумении сам себя спросил Дмитрий Федорович.

– Он издевается над нами, папа, – все поняла Светлана, достала из кармана шорт пачку «Картье», щелкнула зажигалкой и закурила. Отчетливая в прозрачном воздухе серая струйка дыма, поблескивая, извилисто поднималась вверх. Безветренно было.

– Натощак! – ахнул папа.

– Я кофе выпила, – успокоила его дочка. Папа успокоился и уже совершенно деловито осведомился у нежданного визитера:

– Зачем к нам прибыл?

– Покуражиться над нами! – опередила Сырцова Светлана.

– Это само собой, – частично согласился с ней Дмитрий Федорович. – А еще зачем?

– Сообщить вам, что я вышел на кое-какие ваши концы, которые, если их разработать как надо, запросто и вас со Светочкой к серьезному сроку привяжут. Но я, как говаривал Михаил Сергеевич Горбачев, с альтернативой: вы сдаете мне всю цепочку от исполнителей до организаторов, а я позволю вам спокойно подготовиться к отмазке. Вы – мастер этого дела. Как элегантно в прошлом году от Паши Рузанова и его киллеров отмазались! А под маразматика косили – одно загляденье! Даже я поначалу попался.

– Ничего нет, Жора, – задушевно, как родному, сообщил Дмитрий Федорович. – И не исполняли ничего, и не организовывали.

– Дядя, поимей совесть! – всерьез обиделся Сырцов. – А «Наст», а мой приятель Рашид, а два охранника в банке?

– Это ты, это ты их убил! – опять не выдержала Светлана.

– Да ну? – удивился Сырцов. – А я и не знал.

И, потянувшись через небольшое тельце Дмитрия Федоровича, покровительственно похлопал ее по голой коленке. Она никак не отреагировала на эту фамильярность. Только ноздри короткого прямого носа раздулись. Тихо и радостно сказала, мечтательно глядя вдаль:

– Тебя убьют, Сырцов.

Она страстно мечтала об этом. Год тому назад не столько за деньги, сколько растерянными жалобными бабскими уговорами наняла она частного сыщика Сырцова на поиски бесповоротно ушедшей из дома дочери своей Ксении. Для удобства в общении с наемным работником она ненавязчиво уложила его к себе в койку. Но Сырцов, как ванька-встанька, по брезгливости характера вырвался, вскочил и аккуратненько удалился. Удалился и отдалился навсегда.

Ксению он нашел, но домой не вернул, а поселил у своего отца-командира Смирнова, семейство которого стало для Ксении родным на все времена.

За что она возненавидела его? За то, что отбросил ее, как скучную и неинтересную игрушку? За то, что отнял у нее единственную любимую и вызывающую бешенство непутевую дочь? Она не знала этого и не хотела знать. Она хотела лишь одного: чтобы он исчез, чтобы он умер, чтобы его убили.

– Кто же? – небрежно поинтересовался Сырцов.

– Тебя убьют, Сырцов! – ликующим криком повторила Светлана.

– Кто же? – повторился и он, добавив в фальшивом недоумении: – Ваши быки, которые с трудом разбираются, с какого конца ружье стреляет?

– Быки не убьют, так менты застрелят! Тебя уничтожат твои же, понимаешь, самодовольная скотина, твои же!

– Всех моих мужей и любовников убивают, – вспомнил вслух давнюю Светланину фразу Сырцов. – А меня не убили, Светлана.

– Еще, – добавила к его реплике недостающую деталь Светлана.

– Скучная ты, зацикленная баба, – окончательно решил Сырцов и вежливо обратился к пожилому банкиру: – Так как мое предложение, Дмитрий Федорович, принимается?

За Дмитрия Федоровича ответила Светлана. Кратко:

– Убирайся.

– Вот что я тебе скажу, сучка в перманентной течке: бойся меня. Бойся всегда, бойся до конца недолгих своих дней. – Сырцов поднялся. Вскочила и Светлана, сладострастно предрекая:

– Скоро, скоро тебя застрелят! Я прикажу, и тебя застрелят!

– Ты уже приказывала. Но ведь не застрелили.

– Теперь я прикажу тому, кто застрелит обязательно!

– Валяй, – согласился Сырцов и в последний раз спросил у молчаливого, задумчивого папаши: – Так как?

– Подумать надо, Жора, – мягко отказался от предложения Дмитрий Федорович.

– Дело ваше. Но смотрите не пожалейте потом, – по-купечески предупредил Сырцов и кивком указал на моторную лодку, привязанную к одному из столбов-опор помоста: – Кастрюлька фурычит?

Не понимая, папаша поморгал. Со временем обрадованно понял:

– Лодка-то? А кто ее знает.

– Проверим, – решил Сырцов и бойко попрощался: – Спасибо за компанию!

Он шел к мосткам, когда она сказала ему в спину:

– Совсем скоро ты сдохнешь.

Не слышал он ее, а может, не хотелось отбрехиваться. С мостков Сырцов прыгнул в лодку, уселся перед щитком управления и, изучая его, громко, с недвусмысленным намеком запел:

 
Милый друг, наконец-то мы вместе.
Ты плыви, наша лодка, плыви.
Сердцу хочется ласковой песни
И хорошей, большой любви.
 

– Нет, каков подлец! – восхищенно поделился с дочкой своими впечатлениями Дмитрий Федорович во время пения.

Сырцов завершил пение и изучение, отвязал лодку и, горестно помахав огорченной семейке, успокоил их:

– Я лодку у причала в Троицком оставлю, – и показал на еле заметное, почти у горизонта, игрушечное село на том берегу. – Пусть холуи ее там заберут.

Лихая и мощная лодка, взбив шипящий белый бурун на вираже, легла на курс и пошла по прямой. Светлана ладошкой провела по лицу – морок сняла – и спросила отца, глядя на уже точечную моторку:

– Зачем?

– Что – зачем? – не понял папа.

– Зачем он появлялся здесь?

– Затем, чтобы завести тебя, дуру, – объяснил неглупый папа. – Но тут же мне хочется повторить твой вопрос: зачем?

40

Холеный, благообразно седой и полный сил весьма пожилой господин поставил стопку фишек на зеро, и колесо закрутилось. Колесо еще крутилось, когда к господину почтительно подошли двое молодцов в безукоризненных смокингах и стали ждать окончательной его, колеса, остановки.

– Семь, – возвестил крупье и лопаточкой осторожно отодвинул фишки от господина. К себе. Главный из парочки решился. Склонился к уху господина и прошептал:

– Форс-мажор.

В окружении пяти закрывавших его амбалов господин ступил на искусно выложенные разноцветные мраморные плиты у входа в казино. И тут же из небытия явился могучий бронированный «рейнджер». Амбалы раскрыли дверцы, мгновенно занесли в салон господина, двое залезли вслед за ним, трое захлопнули дверцы и вскочили в «мицубиси»-джип, приткнувшийся в хвост «рейнджеру». Двинулись. На малом ходу «мицубиси» обогнал «рейнджер», и взамен в хвост встал англичанин-«лендровер». А теперь понеслись. Колонной. Проверялись на Садовом, основательно проверялись. Проверились, и с Черногрязской свернули на Покровку, а у ворот – налево по бульвару. Когда Покровский перешел в покатый Яузский, господин приказал водителю:

– Здесь.

Господин вышел как раз у двух гипсово-белых пятиметровых советских энтузиастов, охранявших торцовую арку здоровенного жилого дома.

Трамваи уже давным-давно отбыли в депо, угомонились автомобили, ушли спать гуляющие. Даже собачников не было. Для них еще рано. А вообще-то очень поздно. Не бульвар – Шервудский лес. И один-одинешенек Робин Гуд. На рейчатом диване. Увидев приближавшегося господина, Робин Гуд вежливо встал и поздоровался:

– Здравствуйте, Сергей Львович.

– Здравствуйте, Витольд Германович, – эхом откликнулся господин. Пожав друг другу руки, они освобожденно расположились на диване. Зарычал «лендровер»: развернувшись у окончания разорванного бульварного кольца, он взлетел на крутой подъем, остановился напротив их дивана и перестал рычать. А с этой стороны уже стояли «рейнджер» и «мицубиси».

Наблюдая за автомобильными маневрами, Витольд Германович спросил:

– Не слишком ли помпезно, Сергей Львович?

Пропустив этот вопрос, Сергей Львович задал свой:

– А вы все гортранспортом и пешочком?

– Каждый как может.

– Ох, не прибедняйтесь, Витольд Германович.

– Я не прибедняюсь. Просто не вижу смысла в погоне за рублем и роскошью.

– Вы как Сталин, у которого на сберкнижке было триста рублей. Но ведь и власть почти такая же, да?

– К сожалению, не такая. Иначе я бы не обращался к вам за помощью.

– Какая к черту помощь! Я только в малой степени расплатился по обязательствам. Жду ваших указаний, Витольд Германович.

– Указания потом. Сейчас подъедут мои ребята и привезут все, что удалось собрать при осуществлении всех акций. Я кое-что просмотрел и убедился, что эта девятка действительно собиралась низложить, так сказать, вас. Так что наш удар следует рассматривать как упреждающий.

– Ох, эта жажда самооправдания! – воскликнул Сергей Львович и тут же усмирил себя. Продолжил просто злобно: – Не надо справедливости. Один неглупый человек сказал, что чувство справедливости – рабское чувство. Ведь и те девять наверняка говорили о справедливости. Несправедливо, мол, что Большой безраздельно властвует и забирает себе львиную долю добычи и выручки. Ради справедливости они решили, как вы изволили выразиться, низложить меня, а затем попросту убрать. Но я с вашей помощью несправедливо опередил их. Вы отправили на небеса за три четверти общей суммы, а я остался на земле со своей кровной четвертью, которая ждет меня в швейцарском банке. И нет тут никакой справедливости: мы с вами выиграли, они проиграли.

– Аминь! – дождавшись конца монолога, возгласил Витольд Германович. – Кстати, кто этот умный человек, сказавший вам о рабском чувстве справедливости? Естественно, если это не секрет.

– Какой тут секрет. Так изволил выразиться отставной мент Смирнов.

– Я так и думал. Мы с вами, Сергей Львович, не общались после того, как вы навестили нашего знакомца. Меня все чаще и чаще посещает мысль: не зря ли мы пошли на это?

– А черт его знает! – подумав, честно признался Сергей Львович. – Но другого способа отойти в сторону для меня не было. Этот бандит на все пойдет, лишь бы взять меня за жабры.

– Этот бандит – Смирнов?

– А кто же еще?

Витольд Германович искренне и долго смеялся. Утих наконец и извинился:

– Простите, Бога ради, Сергей Львович.

– Конечно, по вашим интеллигентским представлениям, настоящий бандит – я, пахан, главарь, центровой уголовного мира, – обиженно сказал Сергей Львович. – Но я по сравнению с ним – дитя. Истинный, стопроцентный бандит – полковник милиции в отставке Александр Иванович Смирнов.

– Он старый, Сергей Львович.

– Помните анекдот про двух быков на лугу, старого и молодого? Так вот Смирнов, как тот старый бык, готов перетрахать и перетрахает, если возникнет надобность, все стадо.

– Зачем тогда рисковали, пошли к нему?

– Я, как кролик к удаву, – пошутил Сергей Львович. – Под гипнозом.

– А если серьезно, как вы считаете: держит он вас в уме? Хотя бы про запас? Как возможный вариант в будущем?

Задумался Сергей Львович. В мозгу картинки сопоставлял, просчитывал. Сказал:

– Пожалуй, нет, – и совсем твердо: – Нет.

– Будем надеяться, – решил менее оптимистично настроенный Витольд и прислушался. – Мои едут.

– Надеюсь, вы им меня не покажете?

– Они проинструктированы и все передадут прямо вашим ребятам. Между ними всеми договорено.

– Ишь ты! – удовлетворенно удивился Сергей Львович. – А мне ни гу-гу.

– Правильно делают, не хотят отрывать вас от серьезных дел.

– Тогда займемся серьезными делами, Витольд Германович. Инструктируйте, направляйте, приказывайте. Я внимательно слушаю вас.

– Не собираюсь приказывать вам. То, о чем я хочу попросить вас, будет локальной операцией, проведение которой крайне необходимо не только мне, но и вам. Обрубить концы, ведущие ко мне, – это значит и обрубить концы, ведущие к вам.

– Сиамские близнецы – тебе и уголовщина! – задорно изволил проиронизировать Сергей Львович.

– Бывшая гебе и, надеюсь, в скором времени бывшая уголовщина, – без тени юмора поправил Витольд Германович. – Где избушку себе приобрели, Сергей Львович?

– На Багамах.

– Семья уже там?

– Вы что-то путаете. У истинного законника не бывает семьи.

– Но что-то бывает взамен?

– То, что взамен, приобретается на месте, – давая понять, что с проблемой будущей прописки покончено, Сергей Львович задал направляющий вопрос: – Итак?

Витольд Германович с трогательной внимательностью осмотрел разновысокие окрестности и признался задушевным голосом:

– Боже, как я люблю вот такую Москву!

– Итак? – повторил не романтичный Сергей Львович.

41

В огромном окне занимался вялый, не раскочегарившийся еще рассвет. В накинутом на плечи легком халате она стояла у окна и смотрела на лужайку и близкий бор. Еще в похоронной черноте пребывала растительная зелень. Он подошел сзади, обнял большими руками, нежно положил подбородок ей на макушку – как бы поглотил ее всю. Не оборачиваясь, она с трудом дотянулась и поощрительно подергала его за ухо.

– Пойдем, Света? – нерешительно предложил убийца и мертвец Никита Горелов.

– Не пойдем, а ляжем, – Светлана развернулась в его объятиях, отодвинула на расстояние вытянутых рук, рассмотрела, оценила: – Из хорошей семьи, а зверь, потный зверь!

– Ты опять обижаешь меня, Светлана, – грустно обиделся он.

– Дурачок, ты мне за это и нравишься.

– За то, что потный?

– И за то, что зверь.

На этот раз потный зверь был почти целомудренно осторожен. Он готовил ее и готовился к соитию в страстной замедленности, заторможенно лаская ее тело от мелких стройных пальцев на ноге до крутого ушка. Тихо содрогаясь под его ладонями, она старалась соответствовать его нежности.

Потом все было как всегда. Она отдалилась от него, отдалилась, и главным для нее стала только часть его тела, совершающая в ней нужные движения. Партнер был всего лишь членом, членом из порнолавки. Кончив, он лежал на спине и горестно думал об этом. Но она не дала ему задуматься всерьез. По-щенячьи терлась лбом в его шею, заставила его посмотреть на себя и встретила его взгляд исподлобья, как девочка. Он забыл про то, что он член из порнолавки, и влюбленно забормотал:

– Света. Света. Света.

– Что – Света? – бессмысленно, но игриво спросила она.

– Что мне сделать, чтобы мы с тобой были всегда и навсегда? – задал риторический вопрос ласковый и нежный, по определению Лотяну, зверь. Кинорежиссер, к сожалению, пропустил одну деталь: потный.

– Помочь мне, – подсказала она. И он сразу догадался, чем он может и бесповоротно должен помочь ей, и продолжил за нее:

– …Убить Сырцова.

– Не помочь мне убить его, а сделать так, чтобы его убили.

– Как же я ненавижу его! – заорал Никита.

– Вот видишь! – обрадовалась Светлана.

– Он был твоим любовником!

– Мало ли кто был моим любовником, – хладнокровно осадила его Светлана. – Надеюсь, ты не принял меня за девицу? И я не из тех дам, которые под последним по очереди мужиком страстно воют: «Ты у меня второй!»

– Я все понимаю, Света. Понимаю и то, что ты его еще любишь. Вот за это я его и ненавижу. Только за это.

– Я тебя не узнаю, Никита, – Светлана начала сердиться. – Нет его, и нет ни твоей ненависти, ни моей так называемой любви.

– Он мне не по зубам, Света, – честно признался Никита.

– Я не прошу, чтобы это сделал ты. Но это надо сделать.

– Понимаю… Но я не могу, не имею права. Витольд мне башку оторвет и правильно сделает. Это последний наш резерв и последняя возможность спастись в случае провала.

– Не будет никакого провала, не будет никакого провала, – утешительно шептала она и сползала по нему, скользя вспухшими сосками. – Ты это сделаешь, ты это сделаешь.

Доползла и в порядке поощрения принялась возводить обелиск. Он, потихоньку уходя от реальности, сдался:

– Да. Да. Да.