Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

47

Сегодня холеный, благообразно седой господин ставил на цвет и выигрывал. Ставил по очереди на черный, на красный, на черный, на красный. Выигрывал. Ставил несколько раз подряд на черный и выигрывал тоже. Ставил только на красный и выигрывал опять. Игроки и болельщики в почтительном молчании следили то за господином, то за шариком. Крупье с улыбкой содрогался.

Выигрывать ему было столь же скучно, как и проигрывать. И все время мешало что-то. Господин вяло поднялся, посмотрел, как холуй, выскочивший из-за его спины, собирал выигранные им фишки, не дождался завершения этой малопочтенной работы и направился к стойке. Второй холуй в смокинге следовал за ним.

Господин вскарабкался на высокий стульчик. Бармен привычно ливанул в высокий стакан боржоми и придвинул его господину. Господин смотрел сверху, как мчатся к нему навстречу булавочные пузырьки и, достигнув водяной поверхности, взрываются мелкими, почти неуловимыми человеческим глазом брызгами.

…Голова катилась по траве, брызгаясь кровью с короткого остатка шеи…

– Водки! – потребовал господин. Бармен удивленно поднял брови и непонимающе услужливо улыбнулся. Холуй, пристроившийся на стульчике справа, от сверхнеожиданной экстраординарности требования босса позволил себе немыслимую фамильярность: осторожно тронул господина за локоть и прошептал остерегающе:

– Сергей Львович…

Господин не слышал его шепота. Он посмотрел на среднеевропейскую дозу, отмеренную барменом (граммов сорок), и уточнил заказ:

– Полный стакан.

Стакан мгновенно был наполнен до краев. Сергей Львович недрогнувшей рукой поднял его. Одним глотком споловинил.

…Тех двоих, что сам уложил, и не помнил даже. А голова катилась по траве…

Вторым глотком выпил до дна и запил боржоми.

Сосед справа, появления которого Сергей Львович и не заметил, склонился к нему и интимно, в ушко, негромко спросил. Стишком:

 
Блеснула шашка раз и два,
И покатилась голова?
 

…Покатилась голова… Голова катилась по траве…

Ослабли до пустого томления внутренности. Выпитая водка там, внутри, обрела форму и тяжесть булыжника. Сергей Львович в прострации молчал.

Зато холуй в смокинге бдил (или бдел?), спрыгнул со стульчика, положил соседу на спину ладонь размером в лопату. И спросил гуняво:

– Чего тебе, гражданин?

Гражданин, здоровый, жизнерадостный, поддатый, повернулся к холую и, увидев его, распорядился:

– Мне – сто пятьдесят водки. И побыстрее.

Холуй слегка ошалел и объяснил почти культурно:

– Это к бармену. Я наливом не занимаюсь.

– А нахрен ты тогда ко мне лезешь? – удивился гражданин.

– Гром, отстань, – негромко приказал Сергей Львович. Оклемался слегка. Холуй Гром вернулся на свое место, а гражданин изволил еще раз выразиться стихотворно:

 
Гром победы, раздавайся,
Веселися, славный Росс…
 

– и уже непосредственно Сергею Львовичу с изысканным наклоном: – Вы, славный росс, как я вижу, изрядно веселитесь. А гром – нет. Он только раздается.

Сергей Львович рассматривал глаза гражданина. Глаза были чисты, лукавы и неуловимы. Бармен уже поставил перед гражданином стакан.

– Зачем вы прочитали мне на ухо стихи про шашку? – с тихим гневом поинтересовался Сергей Львович.

– Блеснула шашка! – гражданин поднял стакан. – Раз! – гражданин сделал глоток. – И два! – вторым глотком гражданин прикончил дозу. – И покатилась голова! – голова гражданина пала на стойку.

Холуй Гром, желая смеяться, захрюкал. Дохрюкал и по-товарищески предложил забавному гражданину:

– Насчет головы могу устроить. Чтобы по-настоящему покатилась, – так шутил.

– Помолчи, – приказал Сергей Львович. А Гром больше и не говорил. Не о чем. Высказался по существу и иссяк.

– Молчи, Гром, молчи! – посочувствовал холую гражданин фразой, которая являла собой слегка адаптированное название дореволюционнго шлягера. Вместо «грусть» – «гром».

– Вы кто такой? – спросил Сергей Львович, стараясь вежливой интонацией прикрыть невежливость вопроса. В любом случае на такой вопрос можно ответить несерьезно. Это с удовольствием и сделал гражданин:

– Калика перехожий.

– И чем в нынешней жизни занимается калика перехожий?

– В данный момент прожигает ее.

…Мало ли что случается в длинной жизни. И все забывается. Забудется и голова, катящаяся по траве…

– Может быть, выпьете со мной? – осторожно предложил Сергей Львович.

– Когда же нет! – теперь свое согласие гражданин выразил цитатой из Островского.

– Вы все время говорите чужими словами, – понял Сергей Львович и показал два пальца бармену, – вы актер?

– Еле сдержался, чтобы не ответить дежурно: весь мир театр, а люди – актеры.

– Вы не сдержались. Значит, актер, да?

– Вам так важно знать, кто я?

– Интересно, во всяком случае.

– Я – литератор.

– Газетчик?

– Нет. Прозу пишу. Сценарии для кино.

– Здесь изучаете ночную жизнь большого города? – догадался Сергей Львович.

– Здесь я помалости играю и по-крупному выпиваю. А вы в какой области изволите трудиться?

– Я – бизнесмен.

– Общевато, дорогой мой. Профиль?

– Ценные бумаги и фьючерсные сделки.

– Спекулянт, следовательно, – все правильно понял гражданин. – Но звучит красиво: фьючерсные сделки. Прямо так и хочется совершить фьючерсную сделку.

Бармен уже давно наполнил стаканы. Сергей Львович поднял свой и кивком предложил гражданину сделать то же самое. Гражданин с готовностью исполнил молчаливую просьбу. Поднял стакан.

– За знакомство, – предложил Семен Львович и, прикрыв глаза, решительно выпил. Гражданин, держа стакан на просвет и не выпивая, повторно продекламировал:

 
Блеснула шашка раз и два,
И покатилась голова.
 

В этот раз Сергей Львович выслушал стишки спокойно. Удивился только:

– А почему вы не пьете?

– Расхотелось, – признался гражданин и поставил стакан на стойку.

– Обижаете, – недобро сказал Сергей Львович.

Гражданин спрыгнул со стульчика и, твердо глядя прямо в глаза, поведал Сергею Львовичу:

– И все-таки покатилась голова, куда уж денешься.

…Голова катилась по траве, брызгаясь кровью с короткого остатка шеи…

Сергей Львович очнулся оттого, что его за рукав теребил Гром.

– Я его достану, босс! Сейчас достану.

Босс молчал. А гражданин, уже дошедший до середины зала, вдруг обернулся и, перекрикивая ровный шум, отчетливо произнес:

– Да, чуть не забыл. Александр Иванович велел вам не кланяться. Но, может быть, он в ближайшее время совершит с вами фьючерсную сделку.

48

– Вы что, взбесились все?! – ненавистно, со свистом, спросил Витольд. Как ни держал себя в руках, как ни старался быть холодно и загадочно сдержанным, взорвался вдруг. И его достали.

– Взбесился не я. Взбесился Смирнов, – работая под несгибаемого супермена негромко и подчеркнуто отчетливо доложил Сергей Львович. Он стоял в дверях, глубоко засунув руки в карманы безукоризненного пиджака. За его спиной стоял Гром, в необъяснимой усталости привалившийся плечом к железной дверце старомодного лифта. Витольд Германович, взглядом оставив Грома на лестничной площадке, предложил боссу:

– Входите, Сергей Львович. – Успокоился. Был ровен и вежлив. Еще раз взглянул на Грома и, пропустив Сергея Львовича, захлопнул и тщательно, на все запоры, закрыл дверь.

– Что, уже испугались Смирнова? – спросил Сергей Львович.

– Скорее вас. Мало ли что можете натворить со страха, который нагнал на вас вышеупомянутый Смирнов.

Надоело, да и некогда было Большому корчить из себя вежливого дипломата на официальном приеме. Сказал с блатным придыханием:

– Вот что, Витольд. Кончай косить под Молотова. Я тебе не Риббентроп. Нам вот-вот шершавого введут. Так что без затей, давай подумаем, как нам наши жопы от особых приключений уберечь.

– Подумаем, – согласился Витольд и пригласил Большого в кабинет: – Прошу.

Уселись. Нетерпеливый пахан потребовал:

– Только скоренько. У меня времени в обрез.

– Скоренько, – согласился Витольд. – Скоренько: как и где?

– Его человек напрямую дал мне понять, что Смирнову известно, кто завалил Левку Слона. Полчаса тому назад, в казино.

– Что за человек?

– Сказал, что литератор, для кино пишет.

– Кузьминский. Виктор Кузьминский. Здоровый, веселый, наглый?

– Он.

– Ты понимаешь, Сергей, что этой провокацией они хотят вызвать тебя на активные и, я бы сказал, на бесповоротные действия?

– Не пальцем деланный.

– И подготовят ловушку, которая захлопнется, когда они захотят.

– Подготовят, – подтвердил Большой. – Но пока не подготовили.

– Хочешь сегодня?

– Сейчас.

– Тактически абсолютно правильно. Они уверены, что к своей акции ты будешь готовиться всерьез и самым тщательным образом. Вся проблема в стратегических последствиях этой акции.

– Кто-то из умников правильно сказал: есть человек, есть и проблема. Нет человека, и проблемы нет. Я прикончу эту суку! Сорок лет я ждал, когда доберусь до него. И, честно, сорок лет опасался. Но сегодня он сам загнал меня в угол. И расплатится за это по всем векселям.

– Он расплатится, так сказать. Его не будет, – раздираемый противоречивыми чувствами, Витольд обеими ладонями энергично растер слегка набрякшее свое лицо. – Но будем мы, которых погонят с улюлюканьем. Ты знаешь, что такое Смирнов? Это честь ментовки, это бесконечная преданная любовь к нему, а если не к нему, то к его памяти, многих могущественных друзей. Ты представляешь, что начнется?

– Вселенский гон, – представил Большой. – Только этот гон уже не будет вести лучший сыскарь России Александр Иванович Смирнов, мать его!

– Решай сам, – вяло сказал Витольд.

– Я уже решил.

– Тогда какого черта ко мне приволокся?

Не отрывая взгляда от Витольда, Сергей Львович поднялся из кресла, одернул пиджак, поправил галстук, застенчиво улыбнулся и признался:

– Чтоб замазать тебя, фраерок.

49

То ли очень поздно, то ли очень рано. Два часа летней ночи. Но в симпатичном бревенчатом доме с террасой еще не спали. В окнах столовой, задернутых занавесками, горел добрый желтый свет, свет лампы под шелковым абажуром, свет, дарящий уют и покой.

За забор бесшумно проникли четверо: Хайрулин, Сидоров и капитан Гаевой с майором Громовым. Трое залегли сразу же у забора, а майор Громов, он же ласковый холуй Гром, на неспешных ногах, согнувшись, приблизился к освещенному окну. В комнате негромко разговаривали:

– Саша, я пошла спать. И ты ложись, – женский голос.

– Ладно, ладно. Мне завтра рано не вставать, – это мужской.

– Ты же в город собирался!

– У меня свидание с Жоркой в половине второго.

– И в связи с этим ты собираешься сидеть здесь до утра, дурачок?

…Гром поднял руку, которая на фоне светившегося окна выглядела черной звериной лапой…

– Лидка, ну дай мне десяток минут спокойно почитать!

…Сидоров с Хайрулиным поднялись с земли и подняли автоматы…

– И читаешь-то ты всякую ерунду!

– Не ерунду, а Витькин детектив!

…Капитан Гаевой умелым броском достиг террасы. Потрогал дверь. Дверь была открыта…

– А Витькин детектив разве не может быть ерундой?

– Ты собиралась идти спать!

…Гром уже был рядом с Гаевым…

– Дай я тебя, дурака, на прощание поцелую.

… – Пали! – заорал Гром. Сидоров с Хайрулиным нажали спусковые крючки. Дергаясь в их руках, укороченные «Калашниковы» поливали освещенные окна, синхронно прерываясь. По три очереди, на полный рожок.

Жалуясь тонким звоном, медленно падали на землю осколки стекол. Хайрулин с Сидоровым опустили автоматы и в тишине услышали приветливое пожелание:

– Роняй палки, и руки в гору!

И Хайрулину, и Сидорову одновременно ткнулось в спину нечто металлически-твердое и ужасное. Сидоров и Хайрулин синхронно уронили автоматы и воздели руки вверх. На движении руки были перехвачены, заведены за спины, и на них защелкнулись наручники.

Они лежали уткнувшись лицом в землю. Трава пахла детством, интимным сидением с девушкой на берегу реки, недостижимым теперь счастьем быть на свободе…

Капитана Гаевого брал на террасе матерый волкодав полковника Панкратова, а майора Громова безработный Георгий Сырцов. Волкодав взял клиента по всем правилам: заломал, сцепил, запеленал. А Сырцов для начала слегка затемнил Грома и теперь ждал, когда тот очнется.

– Что с ним делать? – спросил про своего волкодав.

– К начальству веди.

– А ты своего?

– Мне с ним поговорить надо. Подожду, когда оклемается.

Волкодав не знающей жалости рукой вздернул на ноги Гаевого и рявкнул:

– Пошли!

Капитан помычал жалобно сквозь пластырь, но получил по шее и пошел как приказано.

За стеной продолжали мирно беседовать Александр Иванович Смирнов и Лидия Сергеевна Болошева:

– Завтра обязательно надень свежую рубашку, – это она.

– Да я в темно-синей поеду. На ней грязи не видно, – это он.

– Но она же есть! Ты эту рубашку третий день носишь.

На террасу со двора поднялся Александр Иванович Смирнов, посмотрел на отключенного Грома, посмотрел на Сырцова, покачивавшегося в кресле-качалке с «Вальтером» в обнимку. Поинтересовался:

– Считаешь, он?

– Он, он, – заверил Сырцов и протянул Смирнову нечто непонятное.

– Что это? – не беря в руки это нечто, спросил Смирнов, уже догадавшись…

– Удавка, Александр Иванович. Как я понимаю, специально для вас приготовлена.

– Ну уж нет! Меня Большой никому не отдал бы! – Смирнов прошел в комнату и выключил магнитофон. Вернулся, проинформировал Сырцова:

– Я к полковнику. Как освободишься, подходи.

– Тук-тук, – стучало кресло в тишине. – Тук-тук.

Гром услышал стук и раскрыл глаза. Смирнов не захлопнул дверь в комнату, и теперь яркая желтая полоса на полу обозначала непреодолимую границу между Громом и Сырцовым. Гром, непроизвольно пискнув, еле заметно пошевелился. Но Сырцов заметил и сразу же потребовал ответа:

– Это ты, палач, голову Леве Корзину оторвал?

– Тук-тук – стучало кресло в тишине. – Тук-тук.

– Я тебя спрашиваю, скот, – напомнил Сырцов.

Гром простонал слегка. Жалостно так. И вдруг рванул с низкого старта. Он уже был на ступенях, когда крякнул «вальтер». Левая нога его бесчувственно подвернулась, и он упал вперед и набок.

Сырцов не спеша поднялся с качалки и вышел на свежий воздух.

– Тук-тук, – стучало кресло в тишине. – Тук-тук.

Гром, хватаясь за колкие кусты роз, уже поднимался.

– Без пистолета, без стальной удавки как тебе теперь? – полюбопытствовал Сырцов. Гром шумно дышал, стараясь перенести центр тяжести на здоровую ногу, и не отвечал. Сырцов приблизился к нему, чтобы рассмотреть то, что у нормальных людей является лицом. Вурдалак осатанело глядел на него, в зверином ужасе от предчувствия своей скорой смерти. Сырцов понял: – Нелюдь! Я дал слово пристрелить тебя как бешеную собаку. Я сдержал свое слово.

Сырцов дважды, без паузы, выстрелил. В сердце. Гром, уже мертвый, пал на кусты роз и, подминая их, сполз на садовую дорожку. Сырцов ухватил его за ворот и поволок к калитке. Выволок на улицу, сбросил в канаву и осмотрелся. Привалившись к штакетнику, неподалеку стоял Дед.

– Я думал, вы уже вместе с Лехой Большого трясете, – сказал Сырцов.

– Тебя дожидался. Кончил, значит, палача.

– При попытке к бегству.

– Ты ж его терзать хотел. Что ж не терзал?

– Не смог, Александр Иванович, – честно признался Сырцов.

– Ну и молодец, – решил Смирнов, – пошли на Сеню Пограничника полюбуемся.

Пойти они не успели: ниоткуда объявился рыжий Вадик и деловито осведомился:

– Как сработало, Александр Иванович?

Смирнов не успел ответить, его опередил молодой, темпераментный Сырцов:

– Ты же в Нижнем должен быть, король прослушки!

– Я вчера, верней уже позавчера, вернулся.

– Тебе же сказано было: притихни и затаись на Волге! – И вдруг остыл: – Хотя им теперь не до тебя, малыш. Живи и действуй.

Никакого внимания не обратил Вадик на сырцовские фиоритуры. Не слушая и не слыша, дождался их окончания и повторил вопрос:

– Сработало, Александр Иванович?

– Хай класс, Вадик. Как всегда у тебя.

Обожал Деда рыжий Вадик, и похвала от него была ох как по сердцу!

– Да что там. Работка – проще не бывает. Так я поеду?

– Спасибо тебе, Вадим, – серьезно поблагодарил Смирнов. – А то оставайся, дела с клиентурой закончим и водки выпьем.

– Рад бы, да не могу. Мать беспокоиться будет. До свидания. – Вадик развернулся и, растворяясь, пошел по проулку. Не сдержался Сырцов, крикнул ему в спину:

– «Рафик»-то свой драгоценный, небось, подальше поставил! Не дай Бог пуля попадет.

– А как же! Ты, случись что, мне новый купишь? – прощально донеслось из тьмы.

– Пошли, – повторно предложил Смирнов, и они пошли. А то, что ранее называлось майором Громовым, Громом, осталось валяться в канаве.

В ближнем лесу, не очень далеко от дачи Смирновых, имелась уютная полянка. Сырцов и Смирнов вышли к ней. На полянке стояли «рейнджер», «мицубиси»-джип и «лендровер». Освещенные мощными фарами «рейнджера», вольным кружком сидели волкодавы Панкратова. А упакованные и спеленутые холуи Большого лежали неподвижно. Сырцов пересчитал: девять штук, включая Сидорова с Хайрулиным.

– Парни, где отец-командир? – бодро спросил волкодавов Дед.

– В «рейнджере» с главным извергом беседует, – ответил ленивый бас.

– Вы-то все в порядке?

– Зря нас срамите, Александр Иванович, – делано обиделся тот же бас, а остальные волкодавы дружно заржали.

Из «рейнджера», приоткрыв дверцу, высунулся полковник Панкратов и позвал:

– Александр Иванович, Жорка!

Сырцов со Смирновым без спешки подошли к нему.

– Как тут Большой поживает? – не заглядывая в салон, спросил Смирнов.

– Сопит, – доложил неунывающий полковник Панкратов. – Сопит пока. А у вас как дела? Вигвам сильно покрушили?

– Второй раз за год! – сокрушился Смирнов. – Прошлым летом киллеры, теперь вот уголовщина.

– Так вы же сами хотели со стрельбой! – справедливо уличил его полковник. – Чтобы налицо было покушение, чтобы им приличный срок мотать!

– Ладно, об этом забыли, – замял разговор о поврежденной даче по делу разоблаченный Смирнов и позвал: – Сеня, иди к нам.

– Он не хочет, – за Большого ответил Панкратов. – Он своего адвоката хочет немедленно повидать. – И вспомнил вдруг: – А где десятый? Где десятый, Жора?

– Десятый, некто по кличке Гром, – начал объяснять Сырцов, – при задержании оказал сопротивление и попытался бежать…

– И был застрелен при попытке к бегству, – за него закончил обстоятельный доклад полковник Панкратов. – За дело, Жора?

– Он был палачом, Леша. Он людям головы удавкой отрубал.

– Тогда дорогой товарищ пусть спит спокойно, – решил Панкратов и, повернувшись, сказал внутрь салона: – Выходи, а то за благородные седины вытащу!

Холеный и благообразный господин в умопомрачительном костюме вылез из «рейнджера». Не пахан, прихваченный с поличным, а ведомая на казнь Зоя Космодемьянская, готовая умереть за высокие идеалы с гордо поднятой головой.

– Что же ты так жидко обосрался, порчила? – завидя клиента, презрительно поинтересовался Смирнов.

Сергей Львович, Большой, он же Сеня Пограничник, демонстративно отвернувшись, смотрел во тьму, покойно держа на животе скованные руки.

Сырцов четко, но не на полную силу, врезал ему в челюсть и посоветовал уже лежавшему:

– Когда тебя вежливо спрашивают, надо вежливо отвечать.

И поднял слегка затуманенного господина за шиворот. Сергей Львович помотал благородной головой и многозначительно изрек:

– Вы все ответите за противоправные действия.

– Он вам, Алексей, небось говорил, что оказался здесь совсем случайно? Просто, замученный бессонницей, решил ночью в сосновом бору свежим воздухом подышать? И не имеет к этой банде никакого отношения? Так, Алексей?

– Только так, Александр Иванович, – подтвердил полковник.

– А что при нем обнаружено?

– «Магнум» с глушителем.

– Скорее всего для того, чтобы, если бессонница будет продолжаться и голова не перестанет болеть, пустить себе пулю в висок. А глушитель для того, чтобы людей понапрасну не беспокоить излишним шумом. – Смирнов подошел к Сергею Львовичу и ласково прихватил за лацканы пиджака, чтобы хорошенько посмотреть в волчьи глаза. – Ты же знал, на кого хвост поднимаешь, портяночник.

Не позволял блатной гонор покорно молчать. Большой огрызнулся:

– Все равно я когда-нибудь тебя достану, мент!

Смирнов легонько оттолкнул его от себя. Легонько и брезгливо:

– Твой палач дохлый, как падаль в канаве валяется. Хочешь к нему? Мигом устроим. А коли не хочешь, придется со мной говорить. Учти, вон те, – Смирнов кивком указал на лежавшую девятку, – сразу тебя сдадут, как только их начнут трясти. И первыми те, кто палил. Они – просто исполнители, а ты – вдохновитель и организатор всех наших побед. Говорить будешь, Пограничник?

– Смотря о чем. О погоде – буду, – еще в блатном кураже отбрехнулся Большой и тут же схлопотал по мордасам. На этот раз от Деда, который наметил многообещающую перспективу:

– Забью, Сеня. До смерти забью.

– Что тебе надо? – уже нормально спросил Сергей Львович.

– Вот и пришли к консенсусу, – облегченно отметил Смирнов. – Мне концы нужны, Сеня. Позарез нужны.

Панкратов и Сырцов сидели на приступочке «рейнджера» и с нескрываемым удовольствием наблюдали за беседой двух старых приятелей.

– Куда и к кому? – делово спросил Большой. Часто моргая, твердо глядя перед собой. Прикидывал, кого и как удачнее продать.

– К Витольду и в банк, который твою долю воровскую за бугор переправил.

– Ты уже все знал, когда я к тебе приходил! – понял вдруг Сергей Львович.

– Скажем так: догадывался. А если совсем точно, то Лида всю вашу финансовую аферу прокачала на раз, два, три.

– Так, так, – глазки Пограничника уже не смотрели твердо. Они малозаметно вращались. – А если я молчу. Что тогда?

– Тогда тебе плохо будет. Очень плохо, до самого скорого конца.

– Не пугай.

– Да зачем мне тебя пугать? – искренне удивился Смирнов. – У меня в руках кое-что имеется. И эта штука – посильнее «Фауста» Гете.

Про «Фауста» и Гете Пограничник ни хрена не понял. Но кое-что, именуемое штукой, его явно заинтересовало и обеспокоило. Но ответил лениво:

– Зря козыряешь, Александр Иванович. Нету у тебя ничего. Нету.

– А мне и не надо ничего! – страшно обрадовался Смирнов. – Ты мне ничего не говоришь, а я, обиженный, тихо шепчу на ушко знакомому законнику про то, что Большой в сговоре с банкирами завалил всех паханов, которые ему мешали, и, отцепив от общака немалый кусок, с помощью тех же банкиров перекинул этот кусок через забор. А потом через помнящих и уважающих еще меня ментов устраиваю тебя в многолюдную камеру со специфическим составом обитателей, которые и правило провести имеют право. По необходимости я им могу все подтвердить. И они мне поверят, Сеня. Ты же поверил про Сашку Воробьева.

– Что хочешь?

– Витольда и все твои выходы на него. С доказуемыми подробностями.

– Дай подумать.

– Думай. Даю пять минут.

– До утра дай подумать, Александр Иванович.

– Ночь подумать, а утром с адвокатом посоветоваться? – Да.

– А потом в отказку уйдешь.

– Куда уж мне уходить. Я сдам тебе его, гебиста вшивого, но только дай мне возможность прикинуть, как срок укоротить.

– Не хочешь на нары, – понял Смирнов. – Ладно. Думай ночь и с адвокатом советуйся. Но при условии, что сейчас мне назовешь тех, через кого ты с ним поддерживал связь. Во-первых, кто тебя с ним свел и, во-вторых, кто почтовым ящиком был.

– Свел меня с ним Феропонтов Глеб Дмитриевич…

– Во старикан неугомонный! – восхитился Смирнов. – А мне еще год назад божился, что с концами от дел отошел. А второй?

– Алтухов Роберт Васильевич.

– Этот у нас на учете. Как же ты, Сеня, с гебистами слюбился?

– Они бывшие гебисты.

– От того, что бывшие, они во сто раз хуже. Злые, коварные. Не боялся с ними дело иметь?

– Выхода не было.

– Ах, видите ли, у него выхода не было! Я теряю пять миллионов из пятнадцати, это для меня страшнее смерти! Ты мразь, Пограничник, и спутался с мразью!

– Дай ночь, начальник, – попросил Сеня. – Ночь в одиночке. Завтра, кому надо, пусть хоть до жопы колет.

– И со своими чтобы в «воронке» не ехать, – продолжил за него Смирнов. – Так, Пограничник?

– Так.

– Алексей! – позвал полковник Смирнов. – Ваш клиент свободен.

Подошел Панкратов, посмотрел на клиента и сообразил, что:

– До свободы ему теперь ой как далеко! – и вызвал: – Тишков!

Тот, кто брал Гаевого, имитируя бег трусцой, лениво приблизился и доложил:

– Я тут, командир.

– Сажай гостей в ландо.

– И этого? – Волкодав мощным своим подбородком указал на Большого.

– Этот со мной поедет. И далее в отдельный номер-люкс.

– Слушаюсь, – наконец по уставу ответил волкодав, кинул ладонь к каскетке и пронзительно свистнул в штурмовой свисток. Вдалеке зашумел отечественный мотор, и через минуту на поляну въехал, вздрагивая на ухабах, «черный воронок» защитного цвета.

– Забрасывать их, что ли? – озаботился старший волкодав, вопросительно глядя на начальство. Панкратов отверг предложение:

– Чего ребяткам зря напрягаться? Развяжите им ноги, пусть сами залезают. У нас самообслуживание. Да, Валера, а ты с Гариком, как управитесь, ко мне. Для сопровождения почетного гостя.

Валера все той же трусцой отправился по делам. Сергей Львович тут же напомнил о себе эгоистическим вопросом:

– А мне куда?

– Залезай в «рейнджер». В нем поедем, – решил Панкратов и поделился своими планами на ближайшее будущее со Смирновым и Сырцовым: – Больно хочется баранку этого зверя покрутить. На этой марке я еще не рулил.

– А другие заботы у тебя имеются? – невинно спросил Сырцов.

Панкратов проследил, как усаживался в «рейнджер» Большой. Усаживался тот медленно и коряво – мешали наручники. Уселся-таки. Тогда Панкратов и ответил:

– Имеются, Жора. Главная: какую лапшу выгоднее начальству на уши повесить в связи со своим самоуправством. Такая операция и без санкций.

За Жору солидно ответил Смирнов:

– Проще простого, Алексей. Точнейшие агентурные сведения, что с минуты на минуту должны пришить почетного милиционера. У тебя просто не было времени поставить в известность всяческое начальство, от самого близкого до самого высокого. Тем более что в это время начальники уже заслуженно отдыхали. Кто в семье, кто по бабам.

– Так вряд ли поверят, Александр Иванович, – уныло возразил Панкратов.

– А тебя что, сильно колышет, поверят они или не поверят? Отбрехался, и дело с концом. Победителей не судят.

– И то верно, – решил повеселевший Панкратов, хлопнул себя по коленям, как перед лихой чечеткой, и вдруг огласил окрестности невозможным басом: – По машинам! Рожков и Севидов поведут «мицубиси» и «лендровер»! Первым «раф», замыкающий – «газон»!

Волкодавы, отчетливо топоча коваными башмаками, кинулись исполнять приказы командира. Смирнов тронул Панкратова за рукав и тихо сказал:

– Спасибо, брат.

– Да что уж, – застеснялся вдруг полковник. – Все целы, и слава Богу. Да, где у нас мертвяк валяется? Мы его с собой захватим, чтобы у вас, Александр Иванович, лишних хлопот не было.

– В канаве. Прямо у калитки, – дал ориентиры Сырцов.

Взревели моторы. Беспорядочно полыхая фарами, автомобили уходили с поляны. Притормозив, видимо, у смирновской дачи, пошумели еще. Потом, удаляясь, затихли. Стало тихо, совсем тихо. И темно.

Сырцов и Смирнов сидели на траве.

– Александр Иванович, я сегодня убил. Не в бою, не сгоряча, а хладнокровно и сознательно, – сказал Сырцов. – Но не чувствую, ну, напрочь не чувствую, что совершил нечто ужасное. Я стал профессиональным убийцей, да?

– Ты не убивал. Ты раздавил тифозную вошь. И хватит душевных переливов. Пойдем водки выпьем.