Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

18

Новое, богато отстроенное здание банка находилось на пустынной (по столичным понятиям) набережной Москвы-реки. Сырцов загнал «девятку» на широкий тротуар, с непочтением осмотрел суровое, как вход в крематорий, антре и, играя голосом, громко изобразил из себя озабоченного своими финансовыми делами рантье:

– Мне сегодня крайне необходимо быть в моем банке.

В операционном зале, в котором было чисто, тихо и ответственно, как в хирургической операционной, он без труда отыскал нужное окошко. Чек был именной, и потому Сырцов вместе с ним выложил на стойку и паспорт. Тщательно одетый сдержанный мужчина средних лет на этот раз не сдержался: рассматривая чек, сказал с досадой:

– Что же вы так поздно, господин Сырцов?

– Как поздно? – искренне возмутился Сырцов. – Мне дамочка из «Мосглобалтранса» велела здесь к пяти быть.

– Ох, дамочки, дамочки! – горестно воскликнул мужчина, явно терпевший сокрушительные поражения в затяжной борьбе с прекрасным полом. – Обязательно что-нибудь да напутают. Финансовые операции с индивидуальными клиентами у нас завершаются к четырем часам.

– А я-то здесь при чем? – всерьез взвыл Сырцов, но, со стороны оценив свой жалкий вой, в момент перековался в полного достоинства и юмора ироничного джентльмена: – Придется мне, как Кисе Воробьянинову, сплясать здесь лезгинку с криками: давай деньги, деньги давай!

Джентльмен джентльмена всегда поймет: джентльмен в окошке понимающе улыбнулся и пообещал:

– Постараемся что-нибудь придумать.

Он удалился к столикам, за которыми страшно деловые гражданки у компьютеров вершили нечто секретное и важное. Пошептавшись с двумя, джентльмен из банка вернулся к джентльмену из сыска.

– Отдохните минут пять, господин Сырцов. Мы постараемся собрать нужную вам сумму.

Сырцов сел в низкое кресло у круглого стола посредине операционного зала – отдыхать пять минут. Вспомнил вчерашний отдых. От стыда скукожился личиком и помотал башкой.

– Георгий Петрович! – интимно позвал банковский джентльмен.

– К вашим услугам, – держа марку, откликнулся Сырцов, подойдя к окошку.

– Набрали, – сияя, сообщил клерк-джентльмен. – Вас не смутит, если две сотни будут в мелких купюрах?

– Не смутит, – обрадовал его Сырцов.

Клерк фантастически быстро пересчитал сотенные и протянул пачку Сырцову:

– Здесь три восемьсот. – Остальные две сотни он считал вслух: – Пять купюр по двадцать – сто, девять купюр по десятке – девяносто, пять – девяносто пять, четыре по одному – девяносто девять и сюрприз… – клерк уже не сиял, он восторженно благоговел, подкидывая на ладони серебряный доллар – символ американского капитала, владеющего миром. – Внутренне рыдая, отдаю вам его. Итак, четыре тысячи долларов. Владейте и княжите.

– Вот сюрприз так сюрприз! – возликовал как дитя Сырцов, разглядывая блестящую штучку. – Теперь он – мой талисман.

– Носите на здоровье, – пожелал клерк, а Сырцов при помощи большого и указательного пальцев правой руки с ловкостью опытного игрока в орлянку, раскрутив, подкинул доллар, поймал той же рукой и, ладонью левой прикрыв монету, азартно спросил:

– Орел или решка?

Снисходительно улыбнувшись, клерк предположил:

– Орел.

Сырцов убрал ладонь левой. Была решка.

– Он выиграл, выиграл, вот счастливец! – с грузинским акцентом из «Пиковой дамы» спел за хор Сырцов и добавил немузыкальной прозой: – Он – это я. Я! Как всегда, выиграл.

– Можно только позавидовать вам… – начал было клерк, но в это мгновение на маленьком пульте рядом с ним зажглась красная точка. – К сожалению, мне не придется разделить с вами радость победы: начальство вызывает. Не смею вас задерживать.

Запрятав понадежнее новый талисман, Сырцов под умильным взглядом клерка-джентльмена направился к выходу.

На обширной площадке третьего этажа – никого, и поэтому Сырцов решил здесь перераспределить наличность. Три тысячи восемьсот – плотненькая такая пачечка, но небольшая – легла в нажопный карман брюк, паспорт и оставшиеся купюры – отечественные и американские – улеглись во внутренний карман пиджака, а серебряный доллар нашел себе место в пистоне – уютном гнездышке в штанах, в доброе старое время предназначавшемся для карманных часов.

* * *

Лифт был занят – светились кнопки, и он лихой дробью по ковровым ступенькам вмиг просквозил два этажа. В мраморном вестибюле было пусто. Не считать же за людей двух охранников, изображавших мужественность и решительность. Сырцов подошел к толстым стеклянным дверям, и они услужливо разъехались перед ним. За спиной прожурчал подъехавший лифт, но Сырцов не обернулся.

Когда он был на полпути к «девятке», раздался первый выстрел. Когда он уже лежал (солдатский бог приказал упасть), знакомо прогремел второй. Он скатился с тротуара на мостовую, прячась за приподнятость тротуарного бордюра. Тот же солдатский бог повелел: смотри! Он и глянул на то, что творилось у входа в банк.

Человек с инкассаторской сумкой, качаясь и прижимая к животу свободную левую руку, неуверенно усаживался на гранитные плиты. Второй инкассатор уже валялся на них. Животом и лицом вниз. Сугубо штатский гражданин опустил руку в белой перчатке и отбросил пистолет на тротуар, в сторону притихшего Сырцова. Сырцов узнал пистолет, потому что это был его «байард». Штатский гражданин вытащил из-за пазухи полицейский «кольт» и повернулся лицом к Сырцову. Неизвестно откуда объявились двое, тоже с пистолетами. Теперь трое ждали, что он предпримет, зная точно, что единственное его спасение – «девятка». У него нет иного выхода, и, когда он сделает рывок к ней, они его пристрелят.

Сырцов сделал рывок. В противоположную от «девятки» сторону. Только бы успеть завернуть за угол, в знакомый переулок!

Трое от неожиданности слегка растерялись и начали палить с мгновенным опозданием и в непросчитанном ими направлении.

Все же попали, суки! Обожгло левый бок над брючным ремнем, но Сырцов не останавливался, бежал. Ему необходимо было пробежать еще метров пятьдесят: там за аркой двухэтажного дома – проходной двор.

Секунды раскардаша чувств дорого обошлись троице: выбежав из-за угла, они увидели Сырцова метрах в сорока от себя. От безнадеги они палили и палили вместо того, чтобы догонять.

Хуже нет, чем ждать да догонять. Нет, Дед прав: хуже нет, когда догоняют. Проходной двор был перекрыт деревянным шитом – еще одни коммерсанты реставрировали старинный особнячок под офис. Сырцов перекинул себя через щит и впервые почувствовал, как его теплая кровь растекается по ременному перехвату под рубашкой. Только бы в яму не загреметь.

Он выскочил в соседний переулок рядом с одним из бесчисленных ныне по Москве мебельных магазинов, у входа какой-то новый русский включал зажигание респектабельного «БМВ».

Сырцов левой открыл переднюю дверцу, правой вырвал нувориша на тротуар и ударил его под дых. От души, чтобы минуты две не мог произнести ни звука.

«БМВ» скатился к набережной и помчался, нарушая все и вся, вдоль Москвы-реки. Мимо стройплощадки храма Христа Спасителя, мимо Кремля, мимо гостиницы «Россия» к устью Яузы. А сейчас вдоль Яузы.

Отлежаться, подумать часок, посмотреть, что в боку. Было одно такое место. В прошлогодней операции ему удалось сделать так, чтобы тайное лежбище киллеров, которых они тогда брали вместе с милицией, осталось за ним. Есть для него схрон, есть!

Наконец-то Сокольники. Он выехал к ограде парка и по Богородскому, по Большой Оленьей добрался до Поперечного просека. А вот и его Лучевой. Здесь, неподалеку от Путяевских прудов, берлога.

«БМВ» он оставил на Поперечном и до громадного железобетонного здания неизвестно почему бежал. И только поднимая замаскированную крышку люка – плиту с кольцом, которую с трудом и сам отыскал, понял почему: от Поперечного по его Лучевому мчался весьма и весьма подозрительный и нацеленный на поиск джип.

Он прикрыл крышку и оказался в горловине бетонного мешка, что и спасло его во второй раз.

По памяти шаря по бетону, отыскал выключатель и, в темноте спустившись на три ступени, за скобу потянул дверь на себя. Двухсотсвечовая без абажура лампа ослепила. Пообвыкнув, он осмотрелся. Все, как тогда: две деревянных табуретки, откидная доска стола у стены, посредине железный стул, намертво прикрепленный к полу. В углу водопроводный кран с раковиной.

Не садясь, Сырцов сбросил на табуретку пиджак, стянул трикотажную рубашку и с трудом рассмотрел рану в боку. Везунчик он, Сырцов. Пуля прошила его насквозь как раз под ребрами, через мышечную мякоть. Осознав это, Сырцов от радости почувствовал боль. Ныло, подергивало в боку и лениво сочилось. Он открыл кран и долго ждал, когда сойдет ржавая вода. Дождался и стянул брюки, чтобы не мочить зря. Смыл кровь, извиваясь, изучил две дырочки в себе. Знал бы, под рубашку маечку надел. Придется рвать трусы. Простирнул их для блезиру и зубами разорвал. Сделал тампоны и при помощи отмычки, которая всегда была в его связке ключей, загнал их, кряхтя от дикой боли, в обе дыры. В глазах у него, как поется в знаменитой песне, помутилось, и он, присев на железный стул, долго отдыхал, прикрыв замутненные глаза.

Отдохнув, громко сказал:

– Отдохнул!

Опять с осуждением и с тоской по прекрасному вспомнил вчерашний свой отдых. Вздохнул о несбыточном и занялся необходимой мелочевкой: оттер пиджак от крови, постирал рубашку. Кровь вокруг тампонов подсохла, и они закрепились в его теле прочно.

Полежать бы. И подумать. Он придвинул табуретки к стулу и лег на спину, но свет слепил, и пришлось перевернуться на живот. Не очень удобным оказалось разновысокое ложе, но Сырцов знал, что лучше сидеть, чем стоять, а лежать лучше, чем сидеть.

Итак, время было назначено ими. Интеллигентная мадам из «Мосглобалтранса»? Наверняка использована втемную. Следовательно, звонок из банка липа? Вряд ли, добросовестная служащая транспортной конторы могла и перепроверить звонок. Был ли клерк в замазке? Тоже маловероятно: удлинять цепочку – увеличивать возможность недопустимого риска. Скорее всего, кто-то из головки банка. А дальше что? Мрак неизвестности. С Дедом бы посоветоваться. Во тьме одной из самых коротких ночей.

Услужливая цепкая память подсказала время отправления необходимой ему электрички от Ярославского вокзала – двадцать три пятьдесят со всеми остановками. У «Маленковской» ориентировочно в двадцать три пятьдесят семь. На ней и поедет. Решив, Сырцов заставил себя ни о чем не думать и спать: Дед и этому в свое время научил. До броска к «Маленковской» оставалось четыре часа с хвостом. Под пронзающим белым светом голой лампы он неподвижно спал на животе три с половиной часа. Без сновидений. Голый, как лампочка.

Вот после сна все заболело по-настоящему. Рана жарко пульсировала, суставы ныли, мышцы окаменели. Он знал, как бороться с этой всеобщей болью. Разминка, жестокая разминка. Издеваясь над собой, Сырцов темпераментно корячился минут десять. Ополоснув морду лица, просчитывающе оценил себя. Суставы и мышцы были в порядке, рана продолжала ритмично ныть. Слава Богу тампоны держались.

Облачаясь в брюки, рубашку, пиджак, Сырцов поочередно изучал предметы своего туалета. Брюки были в порядке и долларовая пачка в нажопнике тоже. Рубашка прострелена и влажновата после стирки, но сойдет. Повезло – замывы вокруг дыр на пиджаке малозаметны. Как и сами дыры.

Он окончательно оделся и проверил себя в одежде на движение. Порядок. Еще бы «байард» под мышку… «байард» уже наверняка в МУРе, и наверняка его отпечатки пальцев на «байарде». Как хорошо у них все получалось: два инкассаторских трупа с пулями от «байарда». И рядом труп отчаянного грабителя Сырцова, в предсмертной агонии выронившего из преступной руки убийственный «байард». А получилось, что он живой. Теперь его, живого, будут ловить или убивать сразу с двух сторон. Надежным ментам он бы сдался, но как определить надежных? Думать надо Сырцову, ох как думать! Нет, без Деда не обойтись.

19

В то мгновение, когда электричка тронулась от платформы Ярославского, он открыл люк и побежал. Болевыми ударами отдавало в боку, но он бежал и бежал в негустой тьме июньской ночи.

Он ворвался на платформу, когда от Москвы на нее надвигались два ярких и пока небольших глаза электропоезда. А когда же электричка распахнула двери, он увидел еще одного глазастого: по пешеходной дорожке к платформе мчался подозрительный автомобиль.

Захлопнулись двери вагона. Автомобиль опоздал. Но у него на связи наверняка кое-какие людишки, и, скорее всего, на «Яузе» Сырцова уже поджидают. В первый вагон, успеть до «Яузы» в первый вагон. Он успел и, задыхаясь, с первой площадки через грязное оконце внимательно изучал редких пассажиров на освещенной платформе.

Он их прочитывал на раз-два-три, кожаных этих качков с плохо сделанными беззаботными лицами. Первый – в самом начале перрона (начинает с последнего вагона), второй – по расстоянию – у четвертого вагона, сразу же третий – в пятый. Когда электричка затормозила окончательно, Сырцов увидел четвертого, последнего.

Ясненько. Первая пара шерстит четыре последних вагона, вторая – четыре первых. Один на один, конечно, никто из них выходить на него не собирается. Главная задача – обнаружить, а потом по переговорнику связаться с остальными. Ну, а кончить его можно прямо здесь. Сырцов перед тем, как шагнуть в угол, внимательно осмотрел вагон. Дремали двое пьяных, склонив буйные головы, да немытый бомж считал грязными пальцами сторублевки.

Сырцов оттянул половину раздвижной двери на себя. Он слышал, как качок ступил на площадку, слышал, как автоматически закрылся вагон, слышал, как тронулась электричка. Качок в вагон не входил. Видимо, высматривал его с площадки. Но войдет, войдет.

Он вошел. А Сырцов, используя ручку двери как точку опоры, взлетел и в полете подъемом правой ноги нанес качку страшный удар в подбородок. Качка швырнуло на площадку, он затылком ударился о железную стену и сполз по ней, как сопля по стеклу. Пьяные по-прежнему дремали, а бомж, бросив нелюбопытный взгляд на сырцовскую спину, зевнул и лег на скамейку.

Сырцов оттащил безжизненное тело воинственного Шалтая-Болтая к выходным дверям (чтобы не просматривался из салона) и со знанием дела обшмонал его. С удовольствием обнаружил «вальтер» в сбруе. Содрав с обмякших плеч кожаную куртку, снял все приспособления и, скинув пиджак, с удовольствием вооружился. Качок был здоровенный, и, надо полагать, кожаная куртка Сырцову будет как раз. И точно, как по нему сшита. Жаль пиджачка родного, но в нынешних его делах куртка удобнее. Быстро переложил все свои феньки в многочисленные карманы куртки, заботливо прикрыл отключенного своим пиджачком и только после этого послушал переговорник. «Дема, Дема! Ты где? Отвечай!» – растерянно бормотал невнятный бас.

Демой нынче не называют. Фамилия, верно, Демин. Подплывала платформа «Северянин». Пора раствориться в воздухе.

Сырцов в два шага оказался перед носом электрички и, спрыгнув на пути, бросился под платформу. Ослепнув на мгновение от мощного света фар поезда, он это мгновение переждал, а затем осторожно в темное – потрусил под платформой к противоположному ее концу. Козлам, естественно, легче: они наверняка бежали по освещенному перрону к первому вагону, из которого им почему-то не отвечал рассеянный Дема.

Поезд ушел, и Сырцов не вытерпел: не дойдя скрытым ходом до конца, он снова вышел на освободившуюся рельсовую колею и, высунувшись на вершок, осмотрел перрон. Пустыня.

Путь к Деду перекрыт. Не добраться до него ни сегодня, ни завтра. Уходить, уходить из Москвы и из глуши искать связи с верными людьми после того, как немного поутихнет шум.

Сырцов перелез через железобетонный забор и, прикрытый им, добрался до окружной железной дороги. Присев на травку высокой насыпи, послушал переговорник еще разок. Это повторяли, судя по услышанной интонации, неоднократно:

– У тебя переговорник, Сырцов. Слушай меня внимательно. Можешь его выбросить: он тебе не поможет. Ты под нашим постоянным контролем. Мы скоро поймаем тебя, и ты будешь зачислен в пропавшие без вести. Жди нас, Сырцов.

Их переговоров между собой больше не будет. Постоянно же слушать запугивания не было охоты. Он швырнул переговорник в недалекий столб. Получил удовольствие от того, что попал и услышал треск разбившейся машинки. И тут же услышал другое, ожидаемое: уже уловимый стук колес по окружной. Товарняк, ведомый тепловозом, как и положено на окружной, еле плелся.

Сырцов взобрался на насыпь. Медленно проплывали недоступные, наглухо закупоренные товарные вагоны. Платформу бы ему, платформочку! И вот она, с бетонными плитами. Он трудно бежал рядом с ней, боясь сорваться с насыпи. Уцепился наконец за край, где была трехреечная металлическая лесенка. Напрягся – дико заныло в боку, подпрыгнул и двумя ногами стал на первую перекладину.

Меж неровно положенных плит он нашел место, похожее на неудобное кресло, и уселся на него. В третий раз ему пофартило.

* * *

Состав неспешно тащился по ночной Москве. Сырцов глянул на часы. Без двадцати час. Великий город уходил, сладостно задремывая, в ночной сон. Считанные окна светились в далеких многоэтажных домах, померкли улицы, спрятались автомобили. Бодрствовали только звуки: перестук колес и рельсов, одиночные, а потому резкие клаксонные вскрики спрятавшихся автомобилей, шум листвы проплывавших мимо тополей, вдруг ставшее слышимым деревенское карканье ворон…

Бок поутих, но скоро он опять его разбередит: состав проскочил под Алтуфьевским шоссе, через пять минут – Дмитровское, где он сходил. Опять вскарабкались на насыпь, и вон оно, Дмитровское. Сырцов осторожно спрыгнул, держась за край платформы, чтобы не упасть, и осторожно отцепился от нее, замедляя бег.

Он знал один дурацкий светофор на этом нестерпимо узком шоссе. У него он и ждал с надеждой на то, что иногородний или подмосковный водитель, опасаясь московских гаишных поборов, вряд ли попрет на красный. Но необходим тверской или, в крайнем случае, областной грузовичок.

Тверская «газель» под тентом послушно затормозила у светофора. Куда она в ночь? Скорее всего в Кимры или Белый Городок. Только бы без пассажиров в кузове. Он, с отвращением ожидая очередную боль, перекинул себя через задний бортик и упал в темноту. Упасть по-настоящему было невозможно: он еле пролез в узкую щель между бортом и неведомым грузом, бумажным бастионом стоявшим в кузове.

Поехали! Только бы доехать. Сырцов поудобнее устроился в щели и с тоской подумал о долгом пути.

Проскочили МКАД, и он, развлечения ради, начал в безделье считать проезжаемое, уходившие к Москве городки и города: Лобня, Икша, Яхрома…

У Дмитрова стало светать, и Сырцов узнал, какой груз везла «газель». Интеллектуальнейший груз – книги. Удалось прочитать на ближней пачке, что в Кимрах или Белом Городке интересуются Стивеном Кингом. Проехали Дмитров. Минут через тридцать-сорок надо выходить. Он с напряжением всматривался в проносившиеся мимо деревья и особо – в разрывы меж ними.

* * *

Ровно через тридцать две минуты с облегчением узнал водонапорную вышку, а еще через три звонко постучал рукояткой «вальтера» в железный борт грузовичка. Стучал сильно, а оттого громко, до тех пор, пока обеспокоенный водила не начал тормозить. Сырцов спрятал пистолет и перепрыгнул через борт, когда автомобиль остановился окончательно. Он успел потянуться, разминая затекшие конечности, прежде чем рядом с ним объявился рассерженный и испуганный, отнюдь не богатырского сложения шофер, который грозно, как ему казалось, прокричал тенором:

– Ты как в машине оказался?

– Влез, – сообщил Сырцов, роясь в поисках нужной купюры по многочисленным карманам трофейной куртки.

– Крутой, да? Тебе все можно, да? – плачуще ярился шофер.

– Спасибо, что подвез, и извини, мужик, – покаялся Сырцов и протянул шоферу пятидесятитысячную купюру. Водила недолго рассматривал купюру, угадывая ее достоинство, нерешительно принял и сказал миролюбиво:

– Мог бы и попроситься…

– Некогда было, – невразумительно объяснил Сырцов свое непрошеное появление в кузове и, ободряюще хлопнув шофера по плечу, бодро пожелал: – Будь!

«Газель» уехала, а Сырцов энергично зашагал. Идти по его расчетам надо было километра полтора. Он рассчитал правильно.

Вот он, последний перед Волгой шлюз: каменная прямоугольная гигантская ванна, украшенная по периметру согласно архитектурным обычаям времен культа личности колоннадой и скульптурами. Ему повезло: сквозь раскрытые циклопические ворота к Москве уходили самоходные баржи. Уйдут, и тогда в шлюз, заполненный водой под самый верх, начнут входить суда, стремившиеся к великой русской реке. Послушно ждали у открытых ворот самоходки и три пассажирских теплохода. Метаться не следует: хотя бы один из теплоходов будет швартоваться с его стороны. Уползли в канал самоходные баржи, и в шлюз стали осторожно входить дождавшиеся своего часа суда.

С его стороны швартовались два, слава Богу, теплохода. Есть выбор. Первым вошел в шлюз шикарный, новой постройки корабль, явно предназначенный для ублажения валютных интуристов. Второй – старее, грязнее, демократичнее. Скорее всего, рейсовый. Сюда ему и надо. Сырцов пристроился рядом с демократом и, приглядываясь, ждал.

Плавно и замедленно, как во сне, закрылись ворота, и после долгой паузы начала уходить из шлюза вода. Еле заметно опускался вниз облюбованный Сырцовым теплоход. Метрах в трех от Сырцова находился брезентовый тент верхней палубы. Он еще раз осмотрелся самым внимательным образом. Вроде никого, спали пассажиры, умаявшись от наблюдения за первыми шлюзованиями.

Только бы брезент выдержал. Сырцов коротко разбежался, прыгнул и упал правым здоровым боком на брезент, который выдержал. Недвижно полежал на жестком, прокрашенном масляной краской полотнище, прислушиваясь. Присматриваться еще рано. Внизу невнятно переговаривались вахтенные матросы, вроде спокойно переговаривались. О вчерашней пьянке ли, о бабах, о служебных своих обязанностях – неизвестно, да и неважно. Главное – спокойно. Надо полагать, что все в порядке. Сырцов свесил голову и рассмотрел верхнюю палубу. Никого. Не торопясь, держась за металлическую распорку, он осторожно встал на деревянный поручень и бесшумно спрыгнул на палубу. Насвистывая нечто неизвестное самому и как бы легкомысленно прогуливаясь, добрался до кормы и вольным путешественником уселся на удобную скамью-диван. Быть по-настоящему вольным путешественником мешало острое томление нетерпеливого ожидания: ну когда же, когда теплоход выйдет на большую воду?

Наконец неохватная вода открылась перед ними, и теплоход, приветствуя ее коротким радостным гудком, вошел в нее, с гордостью осуществляя главную свою задачу – плыть.

Поплыли. Когда ушла назад коробка шлюза, Сырцов ощутил радостную отъединенность от берегов, а значит, от опасности, от страха, от суеты…

Совсем рассвело, но солнце еще не взошло. Задул рассветный ветерок и, объединившись с ветерком от движения, стал обдувать Сырцова. Нежравший часов двадцать сыщик подмерзал. Недолго думая, он забрался в спасательную шлюпку. Под милый его сердцу брезент.