Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

69

Ровно час потратил Махов, чтобы разобраться с убийством Витольда Зверева. А два часа с лишним доказывал, убеждал, умолял и льстил только для того, чтобы выбить в соответствующих органах санкцию на обыск пансионата «Депорт-Домус банка».

Без десяти пять (в шестнадцать пятьдесят) бригада расселась по трем машинам. Смирнов и Сырцов пристроились в маховской «волге». Помчались. Махов сидел впереди и тупо рассматривал унылые несчитанные этажи вдоль Ярославского шоссе. Сырцов насвистывал из репертуара Маши Распутиной песенку «Живи, страна», а Дед, откинувшись затылком на мягкую подушку заднего сиденья, вроде бы подремывая, смежил немолодые свои глаза. Махов, не оборачиваясь, попросил:

– Жора, ты можешь со мной поговорить?

– Зачем? – удивился Сырцов.

– Чтобы ты не мог свистеть.

– Козел, – обиделся Сырцов.

– Не надо так, Жора, – еще ласковей попросил Махов. – Младший лейтенант Цветков может неправильно тебя понять.

Крутивший баранку младший лейтенант Цветков сдавленно хрюкнул. Сырцов был окончательно умыт. Перебрех этот вывел Смирнова из дремы, и он от нечего делать стал тихонько постукивать рукоятью своей суперпалки по переднему сиденью. Сырцов не достал, а Смирнов достал. Повернувшись к ним плаксивым лицом, Махов взмолился:

– Александр Иванович!

Дед поспешно притянул палку к животу и посочувствовал:

– Нервишки у тебя, брат, никуда!

– А еще полковник! – охотно добавил Сырцов, пытаясь отыграться.

– Живи страна… – вдруг запел полковник Махов.

– Опасаешься, что опоздали? – задал вопрос Дед и сам на него ответил: – Скорее всего, Леня, скорее всего.

– Не каркайте, Александр Иванович! – прорыдал полковник Махов.

Полем, полем, через лес, и вот он, торжественный забор. Вот и проходная – мини-замок в готическом стиле.

Три машины подлетели к проходной и замерли с тормозным визгом. Два обученных стража вырвались из кованой двери и тоже замерли, угрожающе расставив ноги.

Полковник Махов лениво вылез с переднего сиденья и, засунув руки в карманы элегантных брюк (чем отнюдь не испортил силуэт идеального английского пиджака), не спеша направился к ужасным церберам. Подошел и приказал:

– Старшего.

– А ты кто такой? – от растерянности нагрубил тот, который справа. Здоровенный, но тупой и сырой. Из провинции.

– Я – полковник МУРа Леонид Махов. Старшего.

– В связи с чем? – осведомился левый. Этот побойчее, пообтесанней. Словосочетание «в связи» знал.

– Это уж я ему объясню.

Старший объявился сам, без зова, почуяв неладное. Старше, как и положено старшему, своих быков, явно из служивых: выправка, постав шеи, твердость шага. Бывший офицер.

– Чем могу быть полезен? – сдержанно предложил свои услуги старший.

– В связи… – начал Махов и споткнулся: словосочетание «в связи» только что употребил неуважаемый им холуй. Поморщился и продолжил: – В связи с убийством отставного полковника Витольда Зверева нам необходимо произвести обыск в пансионате. Вот мое удостоверение, а вот санкция на обыск. – Махов показал удостоверение и протянул старшему бумагу.

Тот не читал – тупо смотрел в нее. Не знал, не знал мужичок о смерти Витольда. Очнулся, спросил, оттягивая время:

– А понятые у вас есть?

– Вы здесь постоянно живете? – неожиданно спросил Махов.

– Нет, – нервно ответил старший. – На дежурство прибываем из Москвы.

– Тогда вы и кто-нибудь из ваших подчиненных и будете понятыми.

– Ясно, – сказал старший. Ни черта ему не было ясно.

– Вы вооружены, – строго определил Махов. – Разрешение на оружие имеется?

– Мы вооружены, – с намеком и грозно признался старший. И уже насмешливо: – И разрешение имеется.

Тут же сырой дурачок завернул руку за спину и хвастливо показал здоровенный пистолет. Новенький полицейский кольт.

Ниоткуда (наверняка из ближайшей рощицы. Но как удалось так незаметно подойти?) возникли восемь пареньков из панкратовской команды в камуфляже и с легкими автоматами наперевес. Девятый, безоружный капитан, оставался чуть в стороне, наблюдая и усмехаясь. Махов посмотрел на капитана, посмотрел на старшего и миролюбиво предложил:

– Прошу предъявить ваши разрешения.

Старший, подняв брови, малозаметно глянул на дурачка, и тот поспешно воткнул кольт в кобуру. После чего старший приветливо осклабился. Не дурак был, в отличие от подчиненных. Твердо понимал, что сила солому ломит. Повинился:

– К сожалению, сейчас этих бумажек у нас при себе нет.

– К сожалению, вам тогда придется сдать оружие, – огорчился за охрану Махов.

Капитан поверх голов беседующих с вялым интересом изучал причудливую кровлю проходной и неподвижно сохранял нейтралитет. Зато двинулась восьмерка. Пареньки ненавязчивым полукругом стали за спиной Махова, который, обернувшись к своим машинам, позвал:

– Ребята, пора.

Весело, как беспечные щенята, высыпались, распахнув все дверцы, улыбчивые муровские оперативники. Пятеро. Объявились и Смирнов с Сырцовом.

– Сдайте оружие, – приказал своим ничего не понимавшим быкам старший.

– И вы, – добавил Махов.

– Что? – не понял старший.

– Свой пугач отдай, служба! – разъяснительно рявкнул подошедший Смирнов.

Игорь Нефедов небрежно бросил пистолеты в пластиковый пакет и поинтересовался, обращаясь к своему непосредственному начальнику полковнику Махову:

– А дальше что, Леонид Константинович?

– А дальше начальник караула… – Махов посмотрел на старшего и спросил: – Простите, вы не представились.

– Анистратов. Вениамин Анистратов, – с достоинством назвался старший.

– Сейчас господин Анистратов будет по одному – от греха – вызывать всех несущих караульную службу в пансионате, а мы их по одному будем разоружать. Помимо пистолетов, какое еще огнестрельное оружие имеется, господин Анистратов?

– Пять винчестеров, – доложил Анистратов, а Нефедов на это удивленно присвистнул.

– Тут пакетиком не обойдешься, – справедливо решил он.

– Сколько вас здесь? – спросил Махов.

– Со мной тринадцать, – ответил Анистратов.

– Включая этих? – Махов кивнул на загрустившую пару быков.

– Включая этих, – послушно подтвердил Анистратов.

На этих деятельные оперативники уже вежливо надевали наручники.

Управились за десять минут. Обезоруженная охрана (все тринадцать, включая Вениамина Анистратова) была упрятана в служебное помещение проходной, у закрытой двери которого остались двое из панкратовской команды. Остальные совместно с оперативниками приступили к прочесыванию территории пансионата.

Аллея мягких лиственниц вела к умело распластанному по неровному рельефу разновысокому и одновременно плоскому дому. Махов, Смирнов, Сырцов, Нефедов и двое оперативников вольной гурьбой расслабленно шли по этой аллее. Поднявшись на террасу-антре, вошли в дом. Открылась анфилада. Не таясь, они неровной дробью затопали по ней.

Этот шум и услышали дочка с папой.

– Подожди меня здесь, – приказала Светлана и бегом вернулась в свои апартаменты. Шаги приближались. Дмитрий Федорович взмахнул руками, как нелетающая курица крыльями, и закричал, бессмысленно зовя:

– Света! Света! – зная, что она уже не вернется. Кресло по ампирному закону стояло у стены меж обширных окон. Ноги держали плохо. Он опустился в кресло и ладонью прикрыл глаза. Не от света – от безнадежности.

Глядя сверху на усохшего всесильного человечка, Махов назвался:

– Полковник милиции Махов. В связи… – привязалось же это «в связи»! – … с убийством Витольда Зверева мы вынуждены произвести обыск в этом доме. Вот ордер, – он протянул бумажку, но Дмитрий Федорович не взял ее. Он вроде и не слышал, что ему говорили. Подошел Смирнов, потряс старичка за плечо, спросил обычно:

– Как живешь, Митяй?

Дмитрий Федорович, самому себе сопротивляясь, оторвал ладонь от глаз.

– Ты… – на протяжном выдохе произнес он.

Боже, как мы все одинаковы!

– Я… – подражая не ему, а Сырцову, общавшемуся с Демидовым, откликнулся Смирнов и, варьируя, повторил: – Так как жизнь, старик?

Не с добродушием приятельства пришло словечко «старик», с жестоким обозначением физического состояния и возраста было произнесено оно. Но не впавший в детство старец сидел в кресле. Ответил Смирнову сильный от ненависти яростный и несмирившийся с проигрышем старик:

– Жизнь хороша, милиционер. Одно лишь огорчение в ней: до сих пор сожалею, что не додавил тебя до конца в шестьдесят девятом.

– А теперь уже поздно, – посочувствовал ему Смирнов.

– Зря так думаете, Александр Иванович, – не согласился Сырцов с благодушным смирновским предложением. – Такой и из могилы укусит.

– И ты здесь, Сырцов? – с изумлением ахнул Дмитрий Федорович. – Ты же – покойник!

– Был им одно время, – уточнил Сырцов. – Где Светлана?

– Не знаю, – ответил невнимательный отец.

– А где ее комнаты?

Уж тут-то «не знаю» не скажешь. Слабым движением руки Дмитрий Федорович указал направление. Сырцов туда и пошел.

– Жора, Жора, ты куда? – быстро и азартно полюбопытствовал Смирнов.

– На веселые дела, – не оборачиваясь, ответил Сырцов.

В спальне ее не было. Он беззвучно открыл дверь кабинета-будуара. Склонившись, Светлана лихорадочно рылась в ящиках кокетливого бюро. Она нашла что искала и подняла голову. Просто так, не ожидая кого-нибудь увидеть.

В дверях (белых в золоте) стоял живой и шикарный мэн Сырцов.

Она посмотрела на него противоестественно спокойными остановившимися глазами и решила:

– Галлюцинация. Он чудится мне, – и закричала: – Ты чудишься мне!

– Не имею такой привычки – чудиться. Я – живой, Светлана.

Она, помолчав недолго, тягуче-медленно улыбнулась и мягко возразила:

– Всех моих любовников убивают. Ты – мертвый, Георгий.

Подняла неверную правую руку, в которой цепко держала маленький блестящий револьвер, и навела его на Сырцова.

– Ты меня не убьешь, Светлана, – не попросил – констатировал Сырцов.

– Надеешься, что я не смогу выстрелить? – оживленно спросила она. – Я смогу, смогу!

– Сможешь, – согласился он, – но не попадешь.

Пытая счастье, она выстрелила. Строго ориентируясь по ее ходившей руке, Сырцов спокойно уклонился. Она выстрелила еще раз. И еще. И еще.

Он увертывался, как в детской игре в снежки. Ее лицо исказилось в плаксивой ненависти, она ухватила револьвер обеими руками и, высунув меж зубами тонкий кончик языка, нажала на спуск в очередной раз. И опять – мимо.

– У тебя остался один патрон, – в малой паузе успел предупредить Сырцов.

Обыкновенный его голос окончательно поверг ее в безнадежность. Она опустила револьвер и устало произнесла:

– Ты погубил меня. Ты уничтожил мою жизнь. Ты отнял у меня дочь.

А он окончательно понял:

– Ты безумна, Светлана.

Она сонно посмотрела на него, воткнула дуло револьвера под левую грудь и спустила курок. Сквозь легкую маечку пуля вошла в нее.

Он подошел и, не склоняясь, сверху посмотрел на труп. Женщина – всегда женщина. Светлана не хотела и в смерти быть некрасивой и поэтому выстрелила не в голову себе, а в сердце. В шортах, в маечке с обнаженными безукоризненными руками и ногами. Тоненькая девочка лежала на ковре, несчастная девочка.

– Тут стреляют? – с некоторым сомнением спросил от дверей Смирнов. Хорошая звукоизоляция была в этом доме, ничего не скажешь.

– Тут стреляли, – поправил его Сырцов.

– В тебя не попала, а в себя не промахнулась, – догадался понятливый, все повидавший в этой жизни Дед. Подошел, стал рядом с Сырцовым. Светлана лежала лицом вверх. Разглядев это лицо, Дед грустно сказал: – Двадцать шесть лет прошло, как я увидел ее в первый раз. Уже вдовой. А все молоденькая.

– Была, – уточнил Сырцов.

Сбор всех гостей. Неизвестно как, но в кабинете-будуаре вдруг оказались и Махов, и Нефедов, и слабый, как былинка на ветру, Дмитрий Федорович, который, почуяв неладное, рванулся к Смирнову и Сырцову, палочными, без мышц, руками раздвинул их и увидел мертвую дочь. Постоял недолго, приоткрыв рот, и бешено вцепился в Сырцова.

– Это ты убил, негодяй! Ты! Ты! Ты!

Без усилия оторвав от себя старческие ручонки, Сырцов громко и раздельно, как глухому, постарался все объяснить Дмитрию Федоровичу:

– Светлана покончила жизнь самоубийством. Она застрелилась, Дмитрий Федорович.

– Ты! Ты! Ты! – ничего не слыша, продолжал исходить жалким криком старичок до тех пор, пока не устал.

Когда он устал и замолк, звучно дыша, как по заказу объявился капитан в камуфляже со снайперским карабином, который держал за оптический прицел. Оглядел всех, всех увидел, кроме мертвой Светланы, и отрапортовал:

– У нас труп.

– И у нас труп, – честно признался Махов. Не особо заинтересовался этим сообщением капитан, его занимали собственные находки.

– А еще снайперская винтовка, из которой, по моей прикидке, и сотворили нашего покойника, – сообщил он. – Под здешними окнами валялась.

– За прицел держишься, потому что на отпечатки надеешься, Сережа? – спросил Сырцов, помнивший капитана по операции на складе экспортно-импортной фирмы «Наст».

– Не надеюсь. Уверен. Залапано так, что и на глаз заметно.

– Из этого моего карабина, – вдруг совершенно спокойно заявил в торжественном горе Дмитрий Федорович, – час тому назад моя дочь Светлана застрелила своего любовника.

– А чего это ты, старый козел, вдруг выскочил? – угрожающе, не скрывая презрения, грубо спросил Смирнов.

– Старичок с ходу сообразил, что и его отпечаточки обнаружатся, – за Дмитрия Федоровича ответил Сырцов и сам задал вопрос: – В меня с четырех метров стреляла и попасть не могла. Как же она любовника-то застрелила?

– И все три пули – точно в сердце, – добавил капитан Сережа.

– Не сметь так разговаривать со мной! – в привычно начальнической интонации рявкнул Дмитрий Федорович. И голосок вроде бы слаб, но получилось грозно. Он нахмурил брови, бурно задышал.

– Я не позволю сопливым мальчишкам шельмовать себя! Я жизнь свою положил на алтарь Отечества…

– Кончай, Митяй! – приказно перебил его Смирнов. – Признавайся, гад ползучий, ведь это ты застрелил Никиту Горелова?

– Я не позволю… – начал было Дмитрий Федорович, но никому уже не удалось услышать, что собирался не позволять бедовый старичок. Он дернулся и стал оседать на левую, уже как бы не его ногу. Рот тоже съехал налево. Он попытался еще что-то сказать кривым ртом и сказал: – Be… Be…

И повалился на ковер.

– Что с ним? – спросил у всех обеспокоенный Махов.

– Похоже, инсульт, – решил Дед.

70

«Черный ворон» отвез временно задержанных охранников в темницу, санитарная машина с трупом Светланы отбыла в морг, а «скорая помощь» с полуживым стариканом, положившим жизнь на алтарь Отечества, отправилась в элитную больницу.

Они сидели в уже распотрошенном кабинете Дмитрия Федоровича, в котором въедливые оперативники не нашли ничего завлекательного. Махов, Смирнов и Сырцов. Сидели за журнальным, обширным, как портновский, столом и криминально выпивали. Коньяк был замечательный, но хозяйский, чужой, а значит, ворованный. Что и отметил Смирнов, приняв первую:

– На халяву всегда хорошо идет, ханурики!

Разливая вторую дозу по пузатым рюмкам, Махов укорил себя:

– Я тут с вами расслабленно выпиваю, а мои ребятки пупки развязывают, шмоная.

– Пошмонают, ничего не найдут и к нам присоединятся. Чего, чего, а насчет выпить тут – залейся, – успокоил его Смирнов.

– Считаете, что здесь все шито-крыто? – зная, что это так, все-таки спросил Махов.

– И здесь, и в банке. Чтобы хоть какую малость раскопать, в банке необходимо провести профессиональную ревизию.

– Налоговая инспекция, – понял Махов и прорвался: – За ваше здоровье, за ваши еще долгие-долгие годы, за вас, Александр Иванович.

– Сглазишь, – засмущался Смирнов. Но Сырцов ретиво поддержал Махова:

– За Деда!

– Я тебе дам Деда! – фальшиво окрысился на него Смирнов, но послушался и, чокнувшись с двумя любимыми своими пацанами, вдумчиво выпил. Закуски не было, понюхали ладошки.

– Подопечные-то наши друг друга поубивали, – вдруг понял Махов и в изумлении растопырил глаза. – Выходит, мне и заняться нечем?

– Ты что, дурачок с горы? – изумился уже Смирнов. – Алтухов в беседах с Жорой такого на пленку налопотал, что по его концам ходить тебе и ходить, копать и копать. Зверевская всероссийская сеть…

– Не ко мне, – перебил Махов. – За мной – Москва.

– Ишь ты, комиссар Клочков! – ни к селу ни к городу вспомнил Смирнов оборону Москвы: – Отступать некуда – за нами Москва! И в Москве у тебя дел навалом. Обезвредить четыре вооруженных формирования – это ли не задача?

– Это уже дело чистой техники, – возразил Махов.

– А тебе загадки подавай! Вот тебе загадка: через железного Феликса всерьез разработать любимца Казаряна и давнего нашего знакомца, столь же, как и болезный Дмитрий Федорович, страдающего за несчастное отечество. Юрия Егоровича, – вспомнив сладкую парочку, Смирнов забеспокоился: – Феликса-то не забыли, взяли?

– Да взяли, взяли, – небрежно успокоил его Махов.

– И Демидов, – завершил список неотложных маховских дел Смирнов. – Только теперь его вряд ли зацепить.

– Этот Феликс ничего нам на Демидова не подкинет? – с надеждой спросил Махов.

– Скорее всего – нет. Такого дорогого человечка они наверняка в глухом секрете держали. Горелов, Зверев, Светлана – вот и вся цепочка к нему. Но наша усопшая Светлана Дмитриевна очень постаралась. Цепочки нет, Леня.

– Но от меня не уйдет, – неизвестно кому пообещал Сырцов. – Рано или поздно я его достану.

Замолчали, потому что, высказавшись, Сырцов разливал по третьей.

– За нас троих, – опять выскочил Махов. – За наше братство.

За братство выпили с чувством. А потом Махов задал вопрос, который мучил его уже давно:

– Александр Иванович, если честно, вы их специально стравливали, чтобы они уничтожили друг друга?

– Друг друга? – язвительно повторил за Маховым Смирнов. – У таких друзей не бывает. Только компаньоны, конкуренты и враги. Компаньоны и конкуренты в любой момент могут превратиться во врагов. А насчет того, что стравливал… У нас с Жорой, по сути, ничего, кроме версий и теорий, не было. Нужны были доказательства, и мы э… стимулировали их действия.

– Провоцировали, – перебив, поправил Махов.

– Можно и так, – охотно согласился Смирнов. – Провоцировали их на действия, которые помогли бы нам обнаружить необходимые доказательства. И только.

– Но не исключали варианта самоуничтожения? – Махов был настойчив.

– Не исключали, – честно признался Смирнов.

– Не очень-то вы надеетесь на наше правосудие.

– Правосудие – не более чем общее понятие, – нравоучительно поведал Смирнов. – Можно ли надеяться на общее понятие? Я на Жору надеюсь. И на себя. И на тебя, Леня.

Чтобы замять этот малоприятный разговор, Сырцов быстренько спроворил по четвертой и, подняв рюмку, как олимпийский факел, возгласил:

– За здоровье присутствующих дам!

Смирнов охотно ухватил свою емкость и вдруг скривился как от зубной боли.

– Что с вами, Александр Иванович? – безмерно испугался Сырцов.

– Завтра Ксюшка с Любой прилетают. Что я скажу Ксюшке? Как скажу?

Сырцов придвинулся к нему, обнял за плечи.

– Лидия Сергеевна за вас все скажет. Она умеет.

– Она умеет. Она все умеет, – согласился Дед. – Но Ксюшку-то жалко.

– Жалко, – подтвердил Сырцов. Но неугомонно настоял: – И все же, несмотря ни на что: за здоровье незримо присутствующих здесь дам!