Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

30

Весело пожившая пожилая десятилетняя «восьмерка» ожидала его на стоянке Дворца молодежи, рядом с метро «Фрунзенская». Сырцов открыл ее, сел на водительское место и, поправив зеркало заднего обзора, увидел на заднем сиденье два объемистых пластиковых пакета. Включив мотор, послушал, как бьется сердце у казаряновской старушки, которая в последнее время принадлежала наследнику известного кинорежиссера непредсказуемому Армену. Поэтому и проверял. Бабушка была вполне бодрой, и Сырцов устремился под сень струй.

Банно-оздоровительное это учреждение славно обихаживало расслабленных скоробогатеев за хорошие бабки. Рыдая в душе, Сырцов выложил офигенную сумму и отдал себя на нежно-ласковое растерзание банщикам, массажистам, парикмахерам, которые в эти глухие, незаполненные требовательными клиентами часы поработали над ним на совесть.

Парикмахер очень коротко его остриг, – провел подчеркнутый косой пробор и предложил из молодых усов сделать нечто ошеломительно шикарное, чем шестьдесят лет тому назад Кларк Гейбл разбил вдрызг миллионы дамских сердец. Слаб человек, и Сырцов согласился.

Одеваясь, он специально не смотрелся в зеркало, желая ознакомиться со своим отражением комплексно, в общем ливере, как говаривали его любящие определенные словесные изыски подопечные. Господин в зеркале до чрезвычайности понравился ему. Фат и франт. Горчичного цвета легкий блейзер, тонкие черные брюки, фуфаечка под горло, изящные мокасины. А пробор и усики! Очень постарались Зоя Николаевна и здешний парикмахер. В светскую жизнь, в казино, в ночной клуб!

Но надо было в маету.

* * *

Тщательно одетый сдержанный мужчина средних лет покинул здание банка в девятнадцать тридцать пять. Давно выпорхнули, уже полчаса как, оттуда бабочки-девицы и дамочки, уже умчались два «паккарда» с начальством, уже закрыли парадные двери и поставили их на сигнализацию добросовестные охранники, когда он, как всегда в отутюженной тройке, выйдя из служебного входа, направился к одинокой «семерке», притулившейся в памятном Сырцову переулке. Клерк не успел подойти к своей машине: Сырцов нагнал его на полпути и, слегка ткнув стволом «вальтера» в бок, вежливо предложил:

– Давайте поедем в моем авто.

Клерк испугался неожиданности, затем пистолета, а потом, узнав Сырцова, до еле сдерживаемого поноса ужаснулся возникшей в его уже воспаленном страхом воображении картинке вероятных страданий. Он в панике глянул на всемогущий банк, но отсюда не было видно главного входа и самоотверженных охранников.

– Узнал меня, сволочь? – совсем невежливо осведомился Сырцов. – Тогда топай, топай, куда укажу.

И указал на казаряновскую «восьмерку», стоявшую в отдалении. Потопали совместно. В салоне «восьмерки» Сырцов надел на ватные руки клерка браслеты. Клерк плачуще посмотрел на щегольские наручники и шепотом спросил:

– Что вы со мной хотите сделать?

– В жопу целовать буду, – пообещал Сырцов, и «восьмерка» резво побежала по набережной. Бежала минут двадцать, добежала и забежала в пустынный аппендикс набережной у ограды Лужников. Сырцов заглушил мотор и посмотрел на сидящего рядом клерка ясным и благожелательным взглядом. И спросил столь же благожелательно:

– Тебя как зовут, козел безрогий?

– Сергей Сергеевич, – прошептал клерк и поспешно добавил: – Бойцов.

Не подтверждал поведением свою залихватскую фамилию клерк, нет, не подтверждал. Захотелось врезать насчет бойцовских качеств клиента, но Сырцов понял плебейство предстоящей шутки и сдержался. Сказал, разглядывая золотые штуки на небоскребе Академии наук:

– Излагай, Серя.

– Что излагать? – испугавшись пуще прежнего, проблеял Бойцов.

– Как меня подставил.

– Я ничего не знаю, честное слово, ничего не знаю!

– Иди ты! – деланно удивился Сырцов. – А кто мне монетку подсунул?

– Это не я подсунул, это мне ее подсунули!

– Кто?

– Откуда же мне знать! – Сергей Сергеевич постепенно входил в роль маленького человечка-винтика, основным свойством которого является неведение.

– Вот что, фраер тонконогий, ты еще не уяснил: я тороплюсь, и, если ты не перестанешь лепить горбатого, мне придется тебя кончить, потому что я на тебе засветился. Кончу и брошу тебя вот у этого забора. Другого выхода у меня нет.

– Я никому не скажу о нашей встрече! – тонко прокричал Сергей Сергеевич.

– Ты никому не скажешь только в том случае, если сдашь мне своих хозяев, Серя. Кто они?

– Я не могу… не могу! Они меня убьют!

– Они или я. Я – раньше. Так что выбирай.

– О чем мне рассказывать? – вздохнув, попросил уточнений пунктуальный клерк.

– Для начала – как все произошло с серебряным долларом.

– Меня вызвал шеф, – начал Сергей Сергеевич, но Сырцов перебил:

– Имена, имена!

– Юрий Егорович… – приступил к перечислению Сергей Сергеевич, но Сырцов опять перебил его, уже в полном ликовании:

– Родной и близкий! – но тут же спохватился: – Ну и что Юрий Егорович?

– Юрий Егорович вызвал меня и, сказав, что вы будете в банке к пяти часам, предложил выплатить вам сумму таким образом, чтобы в ней обязательно присутствовал серебряный доллар, и дал мне этот доллар.

Ужасно любопытно все это. Решили в инсценировке застрелить его и, в то же время страхуясь, подсунули монетку, которая при весьма и весьма проблематичной неудаче помогла бы безошибочно вывести их боевиков на случайно спасшегося Сырцова. Редкая предусмотрительность, профессиональная предусмотрительность. Суперпрофессиональная предусмотрительность, даже не по милицейскому разряду. Есть над чем подумать.

– Ты знал про инсценировку?

– Какую инсценировку?

– С якобы ограблением инкассаторов.

– Не знал, клянусь, не знал!

Все может быть. Но на всякий случай укорил:

– Серя!

– Вы мне не верите, да? Вы мне не верите? – Сергей Сергеевич дергался личиком. Перед страстным рыданием. В общем, не имело особого значения то, что знал это слизняк или не знал.

– Кто такие те, что в меня стреляли?

У Сергея Сергеевича слезы пошли носом, на ходу превращаясь в жидкие сопли. Он попросил:

– У меня в левом кармане пиджака носовой платок. Вы не могли бы…

– Могу, – кивнул Сырцов, достал упомянутый платок и приложил к некрупному носу клерка. Клерк осторожно высморкался. Сырцов дополнительно вытер ему влажные глазки и вернул платок на место. Напомнил:

– Так кто?

– Наши охранники, – облегченно вздохнув носом, ответил клерк.

– Я не про них. Я про гражданина в штатском.

– Это Алтухов. Роберт Васильевич. Помощник по безопасности.

– По моей, что ли? – изволил пошутить Сырцов. Но не до шуток было Сергею Сергеевичу.

– Нашего банка.

Сырцов об этом если не знал, то догадывался. А спрашивал затем, чтобы клерк рассказывал как можно больше и в собственных глазах был бы замазан разглашением тайн своих начальников.

– Откуда он у вас?

– Говорят, из органов.

– Мочеполовых? – для разрядки отвлекся в сторону Сырцов, и тут же спросил о важном: – А что потом было?

– Когда потом?

– После того, как меня не убили. О чем с тобой говорили и кто?

– В прямую никто ничего не сказал. Только Юрий Егорович предупредил меня, что все происшедшее у нас – банковская тайна, не подлежащая разглашению.

– Что именно тайна? Смерть инкассаторов, стрельба по мне, монета?

– Он сказал вообще. Без конкретизации.

– Без конкретизации, – повторил Сырцов, трогая свои замечательные усики. Размышлял: – Что же мне с тобой делать, Серя?

– Отпустить, – внес в безнадеге предложение клерк.

– Отпустить-то я тебя отпущу, – напевно сказал Сырцов и ключом расстегнул наручники, – но запомни: тебе, именно тебе имеет смысл молчать. Если не дурак – понимаешь почему. А теперь, не оглядываясь, иди до железнодорожного моста.

Сырцов посмотрел, как расслабленно колдыбал клерк Сергей Сергеевич, включил мотор, и по Хамовническому валу – на Бережковскую набережную. А отсюда – пять минут, и дома. Он в ярости ударил кулаком по баранке. Клаксон коротко вякнул, напомнив, что выделяться не следовало. Картинка испоганенной чужими посещениями его квартиры ушла из башки, и он стал думать о главном. Кто о чем, а вшивый – о бане.

Роберт Васильевич Алтухов, пастух покойного Рашида, трудился в банке в качестве начальника охраны. Зачем высокому профессионалу протирать штаны и гнуть спину на рутинной должности? Единственное возможное объяснение – приставлен для присмотра за руководством банка, скорее всего за незабвенным Юрием Егоровичем. Кем? Очень хотелось поговорить с Робертом Васильевичем, но рано, рано трогать генералов. Надо для начала до рядовых добраться, чтобы на организацию от корней посмотреть. Никита Горелов надежно спрятан. Всеволод Всеволодович Горелов явно в стороне: вряд ли такого работника по мелочам используют. Земцов. Если его использовали втемную, то он – покойник, если же регулярный, то был просто прикрыт на время, когда на него мог попереть незапятнанный сыщик. Теперь сыщик в полном дерьме, и… Тогда Сырцов сразу же подумал, что Земцова убрали, а теперь сомневался. Больно нужный для них человек – все умеющий трюкач. Земцов.

* * *

… Юрий Земцов под ручку вел милую Олю к подъезду. Дождался. Он пропустил их к лифту и, когда дверцы уже начали сходиться, отчаянно крикнул:

– Будьте добры, подождите!

Земцов подставил ногу под дверцу, не дав ей закрыться, вежливо поджидал, когда шикарный гражданин, похожий на американского киноактера, протиснется в кабину. Гражданин протиснулся, и Земцов спросил:

– Вам какой?

– Самый верх.

– Ну, а нам на одиннадцатый, – зачем-то сообщил трюкач и нажал соответствующую кнопку. Лифт пошел. Сырцов улыбнулся Оле, которая узнала его, несмотря на усики и новый прикид, и растерянно поздоровалась:

– Здравствуйте, Жора, – и вдруг, обеспокоясь, спохватилась: – Юра, ты что же это своего друга не узнаешь?

– Здравствуй, Юра! – продолжая держать улыбку на устах, приветствовал кинотрюкача жизнерадостный Сырцов. – Как поживаешь?

– Ты кто такой? – гавкнул барбосом Земцов.

– Это он тогда приходил! – испуганно напомнила Оля. – Сказал, что с «Мосфильма».

Пистолетик-то уже лежал в кармане блейзера. Сырцов тут же показал «вальтер» Земцову и довел до сведения непонятливого трюкача:

– Я – Сырцов. Поговорить надо.

– Не о чем мне с тобой говорить, – Земцов сразу же сделал тактическую ошибку, не поинтересовавшись, кто же такой Сырцов. Уже зацепка.

– Знаешь обо мне?

– Ничего я о тебе не знаю, – поздно спохватился трюкач.

Сырцов стоял, прижавшись спиной к дверцам. Лифт дернулся и остановился. Дверцы разъехались, и Сырцов, сделав шаг назад, уже с площадки предложил:

– Выходи, Земцов, и в гости приглашай, – парочка не желала выходить, Сырцов по примеру трюкача задержал дверцу ногой, угрозил: – Ну!

И поднял «вальтер». Решительно выскочила из кабины Оля. Земцов лениво последовал за ней. Рискованный мальчишечка. Сейчас сделает выпад. Сырцов поймал его на полудвижении, ударив рукояткой «вальтера» в лоб. Не очень сильно, но увесисто. Земцов мягко уселся на плиточный пол.

– Зачем вы так?! – звонко прокричала Оля, кинувшись к поверженному гладиатору.

– Ты дверь открывай, – посоветовал Сырцов. – А я его в квартиру заволоку. И, главное, не делай глупостей.

Оля все поняла и своим ключом открыла дверь. Сырцов ухватил под мышки наделавшего глупостей Земцова и втащил в квартиру. Общими усилиями устроили нерасторопного трюкача на извилистом итальянском диване.

– Вы его убили! – кончив дело, вновь впала в истерику Оля.

– Мертвые не сопят, – резонно заметил Сырцов. – Сейчас проснется.

Он и проснулся. Осмотрел все коровьим взглядом и, споткнувшись на Сырцове, заговорил. В злом уже сознании.

– Если бы не пистолет, заломал бы я тебя, козел.

– Обязательно – козел! – огорчился Сырцов. – Договорились: без пистолета ты меня заломаешь. Но потом. А сейчас я буду спрашивать, ты – отвечать.

– Хрен я тебе отвечу, – огорчил трюкач Сырцова и тяжело перевел себя из лежачего положения в сидячее.

– Я опять тебе больно сделаю, – пообещал Сырцов.

– Не сделаешь!

– Сделаю, Юра. Мне терять нечего, вы на меня убийство повесили.

– Повесили! – бессмысленно передразнил Земцов. – Ты и есть убийца.

– Тогда уж обязательно буду больно делать. Говорить будешь?

– Не буду!

Ломать его надо сейчас, пока не прошло ощущение боли и беспомощности. Сырцов схватил трюкача за рубаху, рывком поднял и левым крюком ударил в печень. Знал, что от этого бывает очень больно. Ловя ртом столь необходимый ему сейчас воздух, Земцов возвратился к сидению на диване в скрюченном виде. Интуитивно ощутив за спиной легкое движение атмосферы, Сырцов вовремя сделал стремительный шаг в сторону. И все-таки задела его слегка хрустальная ваза. Скользящим ударом по плечу. Ваза вырвалась из рук Оли и брякнулась на пол. Не разбилась на ковре.

– Мясник! – героически заклеймила Сырцова девица, раздувая ноздри и сжимая рот в куриную гузку. Тайно гордилась собой.

– А ты кто? Ведь убить меня могла, дурында!

– И надо было!

– Оля, уйди отсюда, а? – попросил отдышавшийся Земцов.

– Он тебя убьет! – объявила Оля.

– Не убьет. На кухне посиди, прошу!

Обиделась, очень обиделась. Старалась ради него, жизнью, можно сказать, рисковала. А он…

– Ну, как знаешь! – и, презирая гордой спиной обоих, удалилась.

– Что ты от меня хочешь? – враждебно, но уже и не воинственно спросил Земцов.

– Правда, только правда, ничего кроме правды! – серьезно сказал Сырцов, поднял вазу, поставил ее на стол, из-за стола вытянул стул и уселся на него. В кресло не хотел, кресло сковывало бы движения, можно и опоздать.

– Это про что? – тянул время Земцов, сам не зная зачем.

– Про трюк, который ты вместе с Никитой Гореловым мне приготовил.

– Его же, говорят, убили?

Нет дисциплины во вверенных Сырцову войсках. Смута. Оклемался и дурочку ломал перед ним трюкач. Стоило еще раз отметелить, но жалко стало самоотверженную Олю. Решил пока ограничиться разговором:

– Не надо так со мной, Юра. Твоими патронами не убьешь, – и повторил: – Не надо так. Тебе же хуже будет.

От вкрадчивости сырцовской интонации у трюкача, видимо, напоминающе заныла печень, потому что он сморщился и свистяще застонал.

Сочувствующе поморщился и Сырцов, заботливо осведомившись:

– Больно?

– Как бы я тебя достал, как бы я тебя достал! – вслух помечтал Земцов.

– Каратист, что ли?

– И каратист тоже.

– Ты сегодня проиграл, каратист. Кто заказал тебе эту очередь?

– Как кто? Никита.

Может, правду говорил, а, скорее всего, нет. Сразу же вопросик в лоб:

– Когда и где ты познакомился с Никитой?

Заметались от боли неконтролируемые глаза. Напрягся в непривычном процессе мышления сермяжный трюкач, напрягся, подыскивая подходящую залепуху. Горько было смотреть на такую неумелость. Земцов шмыгнул носом и фальшиво сообщил:

– На бегах случайно познакомились.

– Придумай еще чего-нибудь получше.

– Могу, – стараясь быть задиристым, сказал Земцов. Готов был еще поторговаться. Но Сырцов непредсказуемо изменил тему допроса:

– Ты о моем визите сюда и о беседе с Олей им говорил?

– Кому это им? – растерянно спросил трюкач.

– Это мы еще уточним в дальнейшем разговоре. Так сообщил или не сообщил?

– Ну, – косвенно признался Земцов в том, что сообщил.

От Деда пришла к Сырцову ядовитая ненависть к идиотскому и модному ныне «ну».

– Ошибочка, Юра. Это я тебя запряг, а не ты меня. Так что если нукать, то только мне. По-человечески говори: да или нет.

– Да, да, да! – сорвался, не выдержал Земцов.

– Спасибо, родной. – Сырцов согнутым указательным пальцем за подбородок поднял его голову и рассмотрел глаза. – Вы ведь с Никитой в одной команде?

– В какой еще команде?

– Вот ты мне и расскажешь в какой. Я-то не знаю в какой, иначе бы и не спрашивал. Может, в футбольной. Так в какой?

– Не путай меня, мент. Не путай!

– Я – не мент, Юра, и ты это прекрасно знаешь. Но наш разговор о другом. Ты недопонимаешь, дорогой товарищ, сильно недопонимаешь. Тебя ведь они запросто и завалить могут, дурачок.

– Это как же? – испуганно заинтересовался Земцов.

– Если первый мой приход сюда тебе сошел с рук, то только потому, что твои хозяева думали, что я у них в мешке. Но второй мой визит они тебе не простят. Ты – ниточка к ним.

– А кто им скажет? – азартно возразил Земцов.

– Я, – скромно признался Сырцов.

– Ты же их не знаешь?

– Я знаю брата Никиты, Всеволода Горелова. И его телефон тоже. Короткий телефонный звонок, и ты, бедолага, у них на подозрении. А ты знаешь, как лучше всего избавиться от подозрений и заодно от подозреваемого.

Только сейчас Земцов понял, что влип по-настоящему. Поначалу он просто боялся Сырцова, а теперь надо бояться будущего. В лихорадке он бессмысленно и страстно заверил Сырцова:

– Слово, я никому не скажу о том, что ты приходил ко мне!

До чего же тупой паренек. Сырцов объяснил, как дефективному:

– Скажешь ты им или не скажешь – мне без разницы. А вот что я скажу или не скажу – для тебя смерть или жизнь.

– Чем мне от тебя откупиться? – понял наконец свое положение Земцов.

– Сведениями, голубок.

– Какими?

– Команда. Цели команды. Состав команды поименно. Дела команды за последнее время. Командир. Тут полные анкетные данные.

– Многовато хочешь, – опять стал торговаться Земцов.

– А ты что, свою жизнь недорого ценишь?

* * *

…Сумеречным, но еще бесфонарным проспектом он добрался до центра. Оставив машину на Большой Бронной, спустился в подземелье у станции метро «Пушкинская» и направился к ряду телефонных автоматов, в большинстве своем незанятых по позднему времени. Порылся в бездонной помойной яме собственной памяти и без труда обнаружил там номер домашнего телефона майора Демидова. Выбрал, предварительно проверив на гудок, автомат, со снятой трубкой в руках огляделся. Через два аппарата от него сорокалетний искатель приключений – красномордый (видимо, поддатый), в дешевом франтовском одеянии, – прикрыв ладошкой микрофон, гулко и различимо бубнил:

– Так я, Нинка, к тебе приеду, да?.. Как зачем? Отдохнуть…

Сырцов набрал номер. На третьем гудке Демидов снял трубку.

– Слушаю вас. – Рядом с демидовским голосом звучал голос Уитни Хьюстон, певшей песню из кинофильма «Телохранитель».

– С дамочками развлекаешься? Отдыхаешь, как красочно выражается мой сосед по телефону? – игриво полюбопытствовал Сырцов.

– Жорка! – ахнул Демидов, а Уитни Хьюстон замолкла: наверное, майор поспешно увел звук магнитофона. – Жорка, где ты?

– Я так думаю, что в Москве.

– Ты мне нужен, очень нужен, Жора!

– Не одному тебе. Я нынче всей российской милиции нужен.

– Не до шуток, Жора. Я должен встретиться с тобой.

– А я пока не должен.

– Сколько времени займет твое «пока»?

– Пока ты не выполнишь одну мою просьбу.

– Слушаю тебя.

– В том банке, Володя, старшим в расчетном зале служит некто Сергей Сергеевич Бойцов. Он, если его хорошенько попросить, может кое-что рассказать о том, как все произошло на самом деле.

– Займусь завтра прямо с утра.

– А я тебе в одиннадцать позвоню.

– Не бросай трубку, не бросай трубку! – криком просил Демидов. – Даю слово, что тебя сейчас не ловят.

– Не бросаю. Так что?

– Сам хочет поговорить с тобой.

– Пробздится.

– Не хами, этот разговор в первую очередь необходим тебе.

– Ты веришь, что я завалил инкассаторов? – вдруг спросил Сырцов.

– Нет.

– Вот и хорошо, – решил Сырцов и повесил трубку.

Не хотелось в пещеру, ох, и не хотелось! Но он бросил казаряновскую «восьмерку» у церкви на Краснобогатырской и пешком отправился туда. Под пол, в конспирацию, в безопасность.

31

Он позвонил в половине одиннадцатого. На всякий случай. Не то что надеялся опередить прослушку, а просто так, для неожиданности: пусть растерянно посуетятся. Удовольствием было услышать ласковый голос Кэт.

– Я вас обожаю, Кэт! – привычно объявил он в трубку.

– Георгий! – восхищенно узнала его Катерина. – Господи, как я рада, Георгий!

– И чевой-то ты так обрадовалась? – неискренне удивился Сырцов.

– Тому, что вы – живой, невредимый и веселый.

– Извини, Катюша, но давай поскорее бугра, а то меня ваши молодцы засекут, схватят и в узилище повлекут.

– Бу сделано! – радостно копируя своего сослуживца Игорька Нефедова, Катерина перевела разговор на Демидова, который тотчас откликнулся:

– Слушаю вас.

– Это я, Володя. И слушаю тебя.

– Опоздали, Жора. Сегодня ночью Сергей Сергеевич Бойцов скончался от острой сердечной недостаточности.

Нечего было сказать Сырцову, и он повесил трубку. Теперь ноги в руки и с концами от этого телефона: оперативники наверняка уже на подходе. Звонил он от Красных ворот, от конструктивистского верхнего вестибюля, а машина стояла на Грибоедова. Рысью до нее добежал и, уже на колесах, переулками рванул к Покровке. По Лялину – поближе к Москве-реке. У Крутицкого подворья он наконец укротил свой бег.

Тоска, зеленая тоска безысходности…