Текст книги "Казнь по кругу"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

42

В разлюбезной своей китай-городской пивной Сырцов ждал агента. В первый раз неточно рассчитал время и оказался здесь за двадцать минут до встречи. И то хорошо: пожить чуток вне расписания. Взял два пива, сосисок (вдруг почувствовал, что голоден) и устроился у окна: как раз двое продавцов из фирменного магазина электроники под двусмысленным названием «Партия» место освобождали. Прочитав все на их нагрудных визитках, Сырцов провозгласил, бодря их на прощание:

– Есть такая партия!

– Господи, все одно и то же! – сказал один другому, и они удалились. Огорчился Сырцов до невозможности: думал, что неожиданную и свежую шутку отмочил, а оказывается – в ряду.

– Так ты против партии? – угрожающе поинтересовался поддатый сорокалетний шкаф в усах – не чета сырцовским фраерским полоскам.

– Это смотря какой, – миролюбиво откликнулся Сырцов.

– У нас одна партия! – напомнил шкаф.

– Ты так считаешь? – неосторожно и с подначкой спросил Сырцов.

– И ты скоро так считать будешь!

Вот ведь в расслабке вляпался! Не светиться же, не морду ему чистить. А просто так – не отвяжешься. Согласиться – значит, с кружкой подойдет, рядом встанет, бесконечно будет рассказывать, какие сейчас мерзавцы наверху, как их надо к ногтю. Не согласиться – скандал, шум, треск, и опять он, Сырцов, в центре внимания выпивающей общественности.

– Ряшку-то отъел, демократ вонючий! – деликатно выразился про физиономию Сырцова шкаф. – Подожди, и до тебя доберемся! Так прижмем, что только попердывать будешь!

Из кулис пивной неспешно прибыл второй шкаф. В белой куртке. Он сонно посмотрел на первого и томно осведомился:

– Выступаешь, Петро?

– А чего тут всякое говно кочевряжится?

– Не нравятся тебе наши посетители?

– Мне вот этот козел не нравится!

– Как думаешь, ты ему нравишься?

– А мне насрать! Пусть продрищется!

– Как в свое время сказал про Аденауэра Никита Сергеевич Хрущев, – вспомнил обрадованный пивной шкаф и, левой рукой взяв борца за партийное дело за шиворот, а правой подхватив за портки, повел его к выходу. Находясь почти на весу и волей-неволей перебирая ногами, партийный шкаф, жалуясь миру, безнадежно вопил:

– Не имеешь права! Я пиво не допил!

Но был доведен до двери и мощным ударом ногой в зад вышвырнут на проезжую часть с напутствием:

– Еще раз сегодня появишься у нас – ноги переломаю.

Пивной шкаф возвратился в зал и, ни к кому не обращаясь персонально, произнес:

– Извините.

Пронесло. Только бы Земцов явился через такт, пусть все забудется и ручейки общения меж посетителями зажурчат в привычном направлении, благополучно миновав запруду скандала. Успокоившись, Сырцов опорожнил первую кружку и приступил к сосискам.

Забытый уже, как косвенный виновник легкого шухера, он допивал вторую кружку, когда появился озабоченно хмурый Земцов. Принципиально не глядя на своего тирана, он также принципиально заказал себе полуторку с прицепом (так Дед по-старинному обозначал сто пятьдесят граммов водки и кружку пива), бутерброд с соленой рыбой и любимые орешки. Наконец-то сподобился: мазнул безразличным взглядом по неинтересному ему гражданину Сырцову и, скривив фейс с неудовольствием, пристроился рядом.

– Новости, – негромко потребовал Сырцов. – Что там Феликс Эдмундович?

– Феликс Ильич, – нервно дернувшись лицом, холодно поправил трюкач.

Забыл последствия своих шуточек Сырцов, после двух кружек пива забыл. Еще раз пошутковал:

– Тем более. В таком сочетании удачно объединяются имена-отечества сразу двух вождей: и Феликса Эдмундовича, и Владимира Ильича. Так что же Феликс Ильич?

– Ничего, – коротко и неясно ответил Земцов, споловинил дозу, запил пивком и зажевал бутерброд.

– Так-таки ничего? – вкрадчиво удивился Сырцов, готовясь к жесткому подавлению бунта на корабле. – Значит, ничего…

Земцов нагло жевал, изредка гордо поглядывая на Сырцова. Забылся. Сырцов выдержал устрашающую паузу. И сдался независимый трюкач.

– А что может быть, если он готовность номер один отменил? Разбрелись все до регулярной встречи.

– Уже интересно. В связи с чем затишье – не говорил?

– Не говорил. Да, по-моему, и сам не знает почему.

– Ну, а дружок твой, Никита Горелов, нигде не объявлялся?

– Какой он мне дружок! Он вообще не наш. Разок обратился ко мне через Феликса по моему профилю, и все.

– А по фасу не обращался? – машинально поерничал Сырцов.

– Чего? – подозрительно не понял Земцов.

– Ладно. Проехали. В общем, агент из тебя, как из собачьего хвоста сито.

– А что сообщать, когда нечего сообщать? – обиделся Земцов.

– Сделать так, чтобы было что сообщать.

– Как?

– Твой Феликс поддает?

– Ну как все. Выпивает.

– С вами, с тобой?

– Бывало иногда.

– Вот и раскрути его. Выпей с ним один на один, на жизнь свою горемычную пожалуйся, похвали его одного, скажи, что, если бы не он, завязал бы ты с этим опасным делом навсегда.

– А он меня службе безопасности сдаст.

– Не сдаст. Ты главное все время хвали его и его замечательную разумную и особую жизнь и слушай. Он тебе обязательно расскажет, как трудно ему приходится при такой ответственности. Он – тебе, а ты – мне.

– Попробую, – согласился Земцов. Видимо, заинтересовало его такое сложное и одновременно приятное задание. Но, с другой стороны… После принципиального согласия он помялся слегка и промямлил: – Только вот не знаю как…

Сырцов уже знал как. Он извлек из кармана блейзера стодолларовую бумажку, положил на мраморную доску стола и пояснил:

– Это тебе на накладные расходы. Хватит пока?

– Хватит, – уверил Земцов, но спохватился и быстро добавил: – Пока.

– Кончатся – еще добавлю, – пообещал Сырцов и положил рядом с сотней вторую, откомментировал: – А это одноразовый гонорар.

Два кусочика колбаски у него лежали на столе. Сразу хапнуть – неприлично как-то. Но не отказываться же. Земцов сосредоточенно разглядывал купюры. Наконец решился сказать:

– Мне что – расписку писать?

– Можно и без расписки, но лучше – с распиской, – лукаво озадачил агента садист Сырцов. Земцов дважды судорожно вздохнул и не поддался на провокацию.

– Сейчас напишу, – он шарил по карманам в поисках ручки и бумаги. И все успокаивал Сырцова, успокаивал: – Сейчас. Сейчас.

Сырцов протянул ему шариковую ручку и блокнот. Земцов прилег грудью на мрамор в намерении тотчас все написать, вдруг задумался в недоумении и спросил:

– А что писать?

– Я, такой-то и такой-то, – глядя на земцовские каракули, медленно и раздельно – по слогам, как малограмотному, диктовал Сырцов, – получил от Сырцова Георгия Петровича за оказанные ему услуги и важную информацию двести – цифрами и прописью – долларов. Дата и подпись. Все. Ты листок не вырывай. Он у меня в блокноте будет. – Сырцов забрал блокнот и ручку, спросил заботливо. На прощание: – Ты еще здесь порезвишься?

– Доем, допью и пойду.

– Ну, а я доел и допил. Будь здоров, Земцов.

«Восьмерка» притулилась в Китайском проезде, Сырцов вырулил на набережную и законопослушно, в потоке, покатил вдоль Москвы-реки. Езда без напряжения, на автомате позволяла думать.

Удивлял его Лев Семенович Корзин, беспечностью своей удивлял. Или непонятливостью? Отмена готовности номер один говорила о том, что вице-президент банка и руководитель тайных отрядов уверен: его не достанут. Откуда эта уверенность? От глупости или от осведомленности? Как хорошо было бы воткнуть ему в зад многоперьевой хвост и отработать все его телодвижения за сутки. Людишек бы ему, Сырцову, опытных и умелых людишек, на которых с любовью можно положиться. Но агентов у него нет и в ближайшее время не предвидится. Он ныне – прислуга за все. И швец, и жнец, и на дуде игрец.

43

С этим – полегче. Вокруг челябинского он чуть ли не вприсядку плясал, рисуя заманчивые перспективы, ведущие к чистым источникам богатства и пышным фонтанам неземных наслаждений. В порядке иллюстраций к грядущей светлой и наполненной приятностями жизни пришлось организовывать для южноуральского вахлака нечто вроде промискуитета в одном из тайных бардаков.

Впечатлило это челябинца, а еще более впечатлило то, что ежемесячное денежное довольствие его обозначалось теперь цифрой с четырьмя нулями. Уехал к себе, в город тракторостроителей, вдохновенный.

С этим, ярославским, легче. И проще. Он в крутой замазке, потому что дважды упустил Сырцова, чем вызвал брезгливое и презрительное неудовольствие Витольда Германовича.

Лев Семенович обнял молодого человека за плечи левой рукой, а правой поднял высокий стакан с жидкостью цвета некрепкого чая и льдом.

– Я кое-что знаю про вашу работу, Эрик, и понимаю, как вам тяжело. Ох, кстати, почему мы на «вы»? Давай на брудершафт, а?

– Не целоваться же, как голубым, – сдержанно заметил подобранный и непростой Эрик. Хороших лет, вроде красивый и в то же время никакой, он сидел в строгой позе с прямой спиной и отхлебывал из стакана с осторожной аккуратностью. Тоже, наверное, из гебистов, сволочь. Лев Семенович громогласным смехом отметил удачную шутку и согласился:

– Целоваться не будем. Если что – нам есть кого целовать с удовольствием. Но на «ты». Решайся, Эрик.

Сидели в маленьком кабинете Роберта Васильевича Алтухова, который тоже принимал участие в трогательном междусобойчике, несколько отстраненно, правда, показывая, что он свое дело сделал, а теперь пусть договаривающиеся стороны суетятся, выясняя, кто за сколько продается, а кто за сколько покупает. Выпили втроем. Эрик поставил стакан на суровый черный письменный стол Роберта Васильевича и, напрягшись, спросил:

– Так что ты хочешь от меня, Лев Семенович?

– Я хочу, чтобы ты оставался на своем посту, Эрик.

– Спасибо за моральную поддержку.

– Не иронизируй, друг мой. Вчера на совете Витольд возложил всю ответственность за провал волжской операции на тебя. Вот Роберт не даст соврать. Роберт, расскажи Эрику, как все было.

– Ну, как было? – Роберт взял бутылку «Нивас регал» и, рассматривая черно-золотистую этикетку, неохотно поведал: – Как всегда бывает в таких случаях. Витольд в момент нашел крайнего. Крайний – ты, Эрик.

– И что? – тихо спросил Эрик.

– А то, что Витольд ищет тебе замену! – радостно сообщит Лев Семенович.

– То сочувствуете мне, а то радуетесь моим неудачам…

– Мы с тобой на «ты», Эрик, – сурово напомнил Лев Семенович.

– Да кончайте вы эти задушевные игры! – раздраженно сказал опальный командир. – Если затеяли этот разговор, то у вас есть какой-то определенный план, связанный с вашими далеко идущими целями. Я вас прошу изложить все без экивоков и умолчаний.

– Не слабо, – решил Лева. – Не слабо. Теперь ты мне по-настоящему понравился, крутой мужичок.

– Без комплиментов можно? – потребовал крутой мужичок.

– Можно, – Лева отобрал бутылку у Роберта Васильевича, разлил по стаканам, бросил в свой обтекаемые оттаявшие льдинки из тарелки, наполненной уже почти одной водой, грохнул донышком о черную поверхность и предложил: – Но предварительно выпьем.

– Предварительно уже выпивали, – насмешливо напомнил Роберт Васильевич.

– Ну, тогда, для более свободного разговора, – беспечно согласился с поправкой Лева. – И за наше драгоценное здоровье!

Выпили, за здоровье как не выпить. Закуси, за исключением соленого печеньица, не было. Пожевали печеньица.

– Я слушаю вас, Лев Семенович, – напомнил Эрик.

– Слушай. И слушай внимательно. Я делаю так, что в ближайший, так сказать, обозримый период времени новая кандидатура на твой пост не будет утверждена.

– А в необозримый? – перебил нетерпеливый Эрик.

– А в необозримый – отпадет надобность вообще делать что-то.

– Вы считаете, что можете отстранить Витольда? – Эрик брал быка за рога.

– Не я. Сложившиеся обстоятельства.

– И что вы хотите за это?

Вот, помолясь, и добрались до главного. Тут важно не перелить. Лев Семенович сделал вид, что задумался. Эрик смотрел на него, а Роберт Васильевич – опять на этикетку.

– Я хочу, Эрик, – тихо заговорил Лев Семенович, – чтобы ты держал меня в курсе всех действий, поступков и распоряжений Витольда в той степени, в которой это связано с тобой и твоей командой. Я хочу, Эрик, чтобы ты ненавязчиво подготовил своих людей к смене декораций. Я хочу, Эрик, чтобы ты стал моим человеком.

– Не много ли вы хотите?

– Вдобавок я хочу еще кой-чего. Я хочу тебе очень хорошо платить.

– Уже разговор, – удовлетворенно отметил Эрик. – Но может случиться так, что после моего согласия появится еще одно ваше «хочу».

– Можешь не волноваться. Я не требую действий, я всего лишь надеюсь, что ты будешь регулярно информировать меня и не спеша переориентировать свою команду.

– Пока, – присовокупил Эрик.

– Пока, – согласился Лева. – А потом мы с тобой договоримся о совместных мероприятиях. За отдельное и весьма внушительное вознаграждение.

– Ну, а для самого начала… – Эрик с беззубой – только углы рта приподнялись – улыбкой смотрел на утомившегося Леву, который мгновенно освободился от утомления. Такие разговоры он любил. Любил, когда человек решительно и бесповоротно продается. Еле уловимым движением фокусника он неизвестно откуда извлек впечатляющий конверт и, постукивая им по своей ладони, спросил:

– Ты не обидишься, если для начала будет вот это?

– Не обижусь, – успокоил его Эрик, оценивающе глядя на пухлое вместилище банкнот. Лева с готовностью отдал конверт, сопровождая передачу репликой, которая освобождала Эрика от необходимости натужно пересчитывать купюры:

– Здесь двадцать. Подъемные, так сказать.

– Ну что ж, – сказал Эрик, пряча конверт во внутренний карман излишне пестрого пиджака. – Будем поднимать.

И в первый раз засмеялся искренне, без балды. Столь же искренне и облегченно рассмеялись и Лева с Робертом. Состоялось, слава Богу.

– Будем поднимать! – подхватил лозунг Лева. – Будем поднимать бокалы! Куда едем?

– Я – никуда, – с сожалением сказал Роберт Васильевич. – Я, старый семейный дурак, обещал быть не позднее одиннадцати.

– А у меня поезд в десять пятьдесят, – грустно вспомнил Эрик. Но уже ничто не могло омрачить Левиного детского довольства собой и жизнью. Он оглядел своих милых друзей любящим взором, а затем тем же взором глянул на свои, от Картье, драгоценные часы. Несмотря ни на что, обрадовался еще раз:

– Тогда предварительно и начерно – здесь. Времени – навалом, полтора часа. Успеем надраться до мелких чудес.

– Мелкое чудо вы уже совершили, – дружелюбно подначил Эрик.

– Хочешь, чтобы я крупное совершил, да? На сколько крупнее? Штук на десять?

– Не отказался бы.

Леву только завести. Вытащил впечатляющий лопатник и отсчитал десять тысячедолларовых. Эрик зачарованно глядел на не виданные им ни разу бумажки, которые Лева протягивал ему.

– А где я их разменяю?

– Как где? У нас в банке.

Эрик взял тоненькую пачку и стал рассматривать купюры по одной. Насквозь, на свет настольной лампы. Сказал:

– Красиво, – то ли про бумажки, то ли про широкий жест Льва Семеновича.

Роберт Васильевич, стоя у тайного шкафчика-поставца и изучая этикетки стоявших там во множестве разнообразных бутылок, откликнулся банальностью:

– Красиво жить не запретишь.

Пили виски. Пили легко и разумно, как истинно деловые люди, которые, отдыхая, не позволяют себе надираться до усрачки. И беседы беседовали легкие и разумные. На всевозможные темы. Про президента и балет, про баб и банковские операции, про достоинства испанских курортов и рост уголовной преступности. К концу, правда, слегка воспаривший от успеха и хорошего напитка Лев Семенович круто вышел на монолог и минут пятнадцать распространялся о прекрасной жизни, которая их всех троих ждет-дожидается. От некоторых перспектив, которые он рисовал невнимательным слушателям, у него самого захватывало дух. Эрик и Роберт Васильевич служебно поддакивали.

Первым горестно очнулся Эрик. Глянул на часы (дешевка серийная. Леве сразу же захотелось подарить ему свои «Картье») и объявил:

– Мой поезд через сорок минут.

– Да и мне пора, – решил Роберт Васильевич и встал из-за стола. – Я сейчас быстренько приберу здесь и тебя подкину, Эрик.

– Скучные вы, как я понял, – обиделся Лев и тоже встал. – Значит, все?

– Все, Лев Семенович, – подтвердил Роберт Васильевич.

Эрик же полюбопытствовал:

– Небось, по бабам сейчас?

– Не, устал. К себе домой поеду, – сказал Лева и соврал. Не было у него своего дома. Не хотел он пока вкладывать серьезные бабки в соответствующую его уровню недвижимость. Мало ли что. Но, как всякий знающий себе цену бизнесмен новой формации, обитал он вне пыльной, задымленной и шумной Москвы. Он арендовал коттедж, в том месте Подмосковья, где проживали много лет вершители судеб страны и мира. Да и из нынешних вершителей кое-кто сейчас проживает. Именно поэтому и поселился там Лева. Во-первых, престижно, а во-вторых, безопасно: вокруг денно и нощно бдит милиция.

– Обидели вы меня, – сказал Лева и направился к двери. Уже открыв ее, он обернулся и лучезарно улыбнулся. – Шучу. Бывайте, братцы.

Охранник Женя, видно, ждал его поблизости, потому что тотчас подскочил.

– Куда, Лев Семенович?

– Домой, Жека, домой. Пора и выспаться как следует.

– Домой так домой, – согласился обрадованный Женя и сказал в переговорник зачем-то приглушенным голосом: – Подавай, Олег.

Подкатил неохватный глазом «мерседес». А Лев Семенович и не охватывал. Он вожделенно пялился на баранку.

– Олег, разреши, а? – попросил он детским голосом. Олег, чтобы разговаривать с ним как положено, выбрался из машины, стал по стойке «смирно» и, пожирая глазами начальство, героически возразил:

– Рад бы, Лев Семенович, но вы поддамши.

– Нас же и прихватить негде, Олежек! Два поворота, и мы на трассе. Ну разреши, разреши!

– Но с условием: как только на спидометре за восемьдесят, сразу же отбираю руль, и никаких разговоров! – почетно сдался Олег.

– Будет исполнено, гражданин начальник! – восторженно прокричал любимый всеми беззаботный и демократичный шутник Лева и бухнулся на упругие сафьяновые подушки водительского места.

Это счастье – обладать дорогими и сверхудобными вещами. «Мерседес» под управлением Льва Семеновича Корзина почти беззвучно не катил – скользил по набережной. Сделав у Новоарбатского моста двойной поворот, «мерседес», сам того не замечая, стал набирать скорость.

– Лев Семенович, с работы сниму! – подхалимствующе-грозно прикрикнул на водителя-любителя любящий этого водителя-любителя безмерно Олег.

– Слушаюсь! – с готовностью гаркнул Лева, с удовольствием игравший в эту игру, и покорно скинул скорость до положенного предела.

Журчал под колесами асфальт, слева набегали навстречу редкие в этот час автомобили, гостеприимно встречали и тут же провожали «мерседес» роскошные витрины Кутузовского. Ушел из города дизельный чад многотонных грузовиков, воздух в сумеречной тьме стал прозрачен и свеж, как «Севен-ап», дышалось свободно и молодо. Замечательно жить и работать по-капиталистически. Лева запел. Не выбирал придирчиво, запел первое, что прорвалось. От счастья.

 
И напрасно, тетя,
Вы лекарство пьете.
Муж ваш – верный семьянин…
 

Не прекращая вокальных экзерсисов, Лева вспомнил про свою тетю на далеком испанском берегу. С теплым юмором вспомнил, как верный семьянин, тут же и Инночку, и жопку ее вспомнил непроизвольно. Захотелось, но не настолько, чтобы возвращаться. Для смены ассоциаций решил заменить репертуар и заныл:

 
Миллион, миллион алых роз…
 

Повернул направо, и вскоре исчезли многочисленные дома. Железнодорожный переезд, МКАД, и вот он, целительный лес. Лева повернул счастливое лицо к Олегу и присловьем успокоил:

– А ты, дурочка, боялась. Надевай штанишки!

– На дорогу смотрите, – для порядка проворчал успокоенный Олег.

Не стерпел Ованес, расстегнул свой кушак. Интеллигентно и ненатужно зарычал мотор, и «мерседес» частично дал из того, что мог по довольно узкой дороге.

– Лев Семенович! – предупреждающе воскликнул Олег.

– Да дома уже!

Действительно, дома почти. Два поворота и пять верст: Лесным уголком мелькнул первый поворот, и Олег обреченно сказал:

– Вот и доездились.

Стремительно приближался стоявший у обочины чужой – светлый с синими разводами по бокам – «мерседес» с вращавшимся на крыше синим же светом. И мент на дороге с пылающим жезлом в правой руке.

– Пересесть не успеем? – быстро спросил у Олега Лев Семенович, медленно тормозя. Олег, глядя перед собой, трезво оценил обстановку:

– Заметят. Хуже будет.

– Выход?

– Один. Хорошо подмазать и отмазаться, – их «мерседес» на малом ходу проскочил чужой, за которым притулился скромный милицейский «газон». Олег моментально все просчитал. – Только вряд ли. Гаишники не одни. Надо же так вляпаться! Совместный патруль.

Старший в погонах неспешно направлялся к ним. Лев Семенович мелким бесом при своих крупных габаритах выскочил из машины и, безудержно ликуя, вскричал в припадке небывалого счастья от предстоящей встречи:

– Господин начальник!

Господин начальник, приблизившись, устало и шикарно кинул руку к козырьку, надменно – отвергая господина – представился:

– Инспектор ГАИ капитан Гаевой. Ваши документы.

Лихорадочно предваряя всевозможные вопросы, Лев Семенович, интимно трогая за рукав капитана Гаевого, бойко лепетал:

– Я за руль только-только сел. У моего водителя живот схватило так, что он не мог вести машину. Пришлось мне. И то потому, что здесь совершенно безлюдно, никакой опасности…

– Выпивши? – равнодушно поинтересовался Гаевой.

– Немного, совсем немного…

– Документы. Ваши и вашего водителя.

Все слышавший Олег без промедления услужливо оказался рядом. С приготовленными заранее книжечками: права, техпаспорт…

– Разрешите, капитан, – раздался бас. К троице подходил человек в униформе. Подошел и тоже откозырял. Но формально, без шика.

– Операция «Перехват», майор Громов. Третий в машине кто?

– Мой телохранитель, – поспешно доложил Лева.

– Вооружен?

– Да.

– Сидоров, Хайрулин! – гуняво позвал майор, и Сидоров с Хайрулиным при укороченных «АК» оказались тут как тут. – Того из машины и руки чтоб на крыше!

– У меня тоже пистолет, – поспешил признаться Олег. От греха.

– Водилу туда же, – приказал майор.

Положив руки на крышу черного «мерседеса», Олег и Женя покорно стояли, неприлично широко расставив ноги. Удовлетворившись увиденным, майор повернулся к Льву Семеновичу:

– А вы не вооружены?

Глядевший на беспомощных своих защитников Лев Семенович, содрогаясь от зябкости накатившего на него испуга, по-солдатски ответил:

– Никак нет! – и круглыми глазами преданно уставился на майора.

За спиной дважды крякнуло. Не в испуге – в ужасе Лев Семенович не желал, не желал оборачиваться, но не мог не обернуться.

Холеный, благообразный, седой и полный сил весьма пожилой господин еще опускал противоестественно длинный пистолет, а Олег и Женя уже лежали у его ног. Опускал, но не опустил. Протянул его то ли Сидорову, то ли Хайрулину и, поймав Левин взгляд, сказал без угрозы:

– Вот и пришел твой конец, Левка-пакостник.

Не сейчас! Не сейчас! Безумная надежда оттого, что седой господин, пахан по кличке Большой, а по имени-отчеству Сергей Львович, отдал пистолет не то Сидорову, не то Хайрулину. Сергей Львович стянул с рук тонкие лайковые перчатки и, скатав их в комок, бросил, не глядя. Комок ловко поймал то ли Хайрулин, то ли Сидоров. Горькая слюна возникла во рту в изобилии. Лева, дрожа губами, осклабился, и слюна потекла по подбородку. Ослабли ноги, захотелось встать на колени. Он обрадовался потому, что нашел выход из положения, в отчаянии закричал:

– Прости, Большой, прости! Хочешь на колени перед тобой встану?!

Но не успел Лев Семенович встать на колени. Зашедший за спину палач, именовавший себя майором Громовым, беспощадно перекинул через его голову удавку из тончайшей стальной проволоки. Удавка захлестнула Левину шею, и палач развел в стороны ранее сведенные в крест руки. Сталь, разрезая мышцы, ломая горло, разрубая позвоночник, снесла голову.

Голова покатилась по пыльной придорожной траве. В глазах затухала последняя яркая картинка: синее море, желтый песок, веселое солнышко. Далеко-далеко. На морском курорте неподалеку от Барселоны…

Сергей Львович сделал несколько шагов назад, чтобы ударивший фонтан не запачкал его кровью. Для того же майор Громов толкнул еще стоявшее обезглавленное тело, и оно упало в канаву.