Текст книги "Звезда Тухачевского"
Автор книги: Анатолий Марченко
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)
Гитлер встретил Гейдриха почти враждебно.
– Вы работаете крайне неэффективно, – свирепо произнес фюрер, глядя не столько на Гейдриха, сколько поочередно на Гесса, Бормана и Гимлера, лица которых были преисполнены важностью происходящего, радостным пониманием того, что эти раздражительные упреки Гитлера относятся не к ним, а исключительно к Гейдриху. – Ваша цель – ускорить развитие мировых событий в пользу рейха! А вы обычно мямлите нечто мелкое и несущественное.
Гейдрих стоял перед фюрером навытяжку с таким подавленным видом, будто его с ходу окунули в ледяную воду.
– Мой фюрер, – все же он заставил себя разжать сжатые намертво, схваченные испугом губы, – я готов предложить радикальную идею, осуществление которой создаст неоспоримое превосходство нашему вермахту.
– И что это за идея? – Гитлер скептически оглядел своего служаку с головы до ног. – Мы готовы послушать ваш очередной бред. Только короче!
– С вашего разрешения, мой фюрер, я пущу в действие превосходную тайную операцию, – поспешно, боясь, что ему не дадут договорить, начал Гейдрих.
– Опять что-нибудь из области фантастики? – Злая ирония так и сочилась из фюрера.
– Это будет тайная операция, направленная на то, чтобы дискредитировать высших командиров Красной Армии Советов. Главная мишень – маршал Тухачевский.
– Почему именно Тухачевский? – сверкнул стеклами своего пенсне Гимлер.
– У Сталина давняя нелюбовь к Тухачевскому, еще со времен гражданской войны. К тому же Сталин обуян не только манией величия, но и манией преследования. Наши семена упадут на благоприятную почву.
Хмурое, источавшее злость лицо Гитлера несколько смягчилось, авантюрные замыслы вызывали возбуждающее чувство у него в душе.
– Заманчивая идея, – сказал Гитлер, – но насколько она реальна? Сталин не такой глупец, чтобы тут же поверить состряпанной вами фальшивке.
– Мой фюрер, мы сделаем все, чтобы он поверил! – отчаянно пролаял Гейдрих. – Это будет мощный удар по Красной Армии. Мы обезглавим ее руками Сталина – будут уничтожены лучшие военные кадры. Мы выполним роль хирурга, удалив у этой армии ее мозг.
– И все-таки почему вы избрали именно Тухачевского? – Гитлеру хотелось, чтобы Гейдрих убедил его в своем выборе. – Любит – не любит – это еще не аргумент. Сегодня у меня нет чувства любви к вам, Гейдрих, потому что вы не делаете ничего полезного и существенного для рейха. А завтра – кто знает, может, за ваши заслуги я вознесу вас до небес!
– Благодарю вас, мой фюрер, – подобострастно откликнулся Гейдрих. – Именно Тухачевский! Это самая сильная фигура на шахматной доске. Прекрасный стратег и тактик. Чертовски удачлив. Как магнитом притягивает к себе военную элиту. Сталин с удовольствием отправит его на гильотину! Кроме того, Тухачевский наиболее опасен для нас, мой фюрер! Он разгадал цель наших военных приготовлений и часто утверждает в своих публичных выступлениях, что для СССР враг номер один – Германия. Он внушает Сталину, что вы, мой фюрер, создаете мощную армию вторжения для покорения России. И еще одно важное обстоятельство, – без передышки, довольный тем, что овладел вниманием слушателей, а главное, самого Гитлера, продолжал Гейдрих, – Тухачевский не раз бывал в Германии, общался с нашим генералитетом, в том числе в неформальной обстановке. Тем легче доказать Сталину, что Тухачевский – германский агент. Сталин скажет вам за это спасибо, мой фюрер.
По мере того как говорил Гейдрих, в Гитлере все явственнее ощущалось торжествующее предчувствие исхода этого сколь авантюрного, столь и соблазнительного плана.
– Продолжайте, Гейдрих, – уже почти дружелюбно потребовал Гитлер.
– Именно Тухачевский более всех прочих высших военачальников осведомлен о потенциальных возможностях нашего вермахта, он всегда подвергал критике тех, кто занижал эти истинные возможности. – Гейдрих, видя, как жадно и в высшей степени заинтересованно впитывает его слова фюрер, говорил с еще большим воодушевлением. – Тухачевский даже утверждал, что Германия, способная выставить не менее двухсот дивизий, первой нападет на его страну. Позвольте, мой фюрер, процитировать лишь одно его высказывание.
– Только предельно сжато, – строго предупредил фюрер, приготовившись, однако, выслушать Гейдриха с должным вниманием.
– Тухачевский сказал: «Германия превращена сейчас фактически в военный лагерь. Эта грандиозная подготовка германского милитаризма к войне на суше, в воздухе и на море не может не заставить нас по-серьезному взглянуть на положение наших западных границ и создать ту ступень обороны, которую от нас требует обстановка». – Гейдрих на одном дыхании выпалил эту цитату, не преминув вложить в произносимые слова едва приметную долю иронии. – Мой фюрер, наша операция даст нам уникальную возможность избавиться от этого красного маршала, который с фантастической энергией перевооружает армию, создает мощную авиацию с большим радиусом действия и новые бронетанковые силы. И хотя Сталин не раз называл планы Тухачевского прожектерскими, для нас даже частичная их реализация может оказаться очень опасной. Тот факт, что Тухачевский много сил вкладывает в реорганизацию армии и ее техническое перевооружение, не может не быть в зоне нашего пристального внимания.
Гитлер порывисто встал из-за стола. Одновременно с ним вскочили со своих мест и все присутствующие.
– Гейдрих, я одобряю вашу операцию. Но если она сорвется, вы первый, кому я прикажу отсечь голову.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой фюрер! – выкрикнул Гейдрих. – Операция будет выполнена с честью!
Покинув кабинет Гитлера, разгоряченный и готовый к немедленным действиям Гейдрих, подобно тому, как пантера, выследив жертву, готовится совершить свой смертельный молниеносный прыжок, помчался на Принц-Альбертштрассе, 8, где размещалась штаб-квартира СД. Стремительно ворвавшись в свой кабинет, он тут же, еще не успев сбросить с себя шинель, приказал адъютанту срочно вызвать к нему Альфреда Науйокса. Этот въедливый и дотошный в сложных делах совсем еще молодой немец являлся руководителем подразделения СД, которое выполняло важные специальные задания типа фабрикации необходимых для осуществления разного рода провокаций фальшивых документов.
– И скажите штандартенфюреру Беренсу, чтобы он тоже поспешил ко мне, – вдогонку ринувшемуся исполнять приказание адъютанту пролаял Гейдрих.
Герман Беренс, его ближайший помощник, был ему сейчас крайне необходим: он слыл в СД самым компетентным экспертом по СССР.
– Науйокс, – значительно и почти торжественно начал Гейдрих, когда приглашенные расселись в удобные кресла у приставного стола. – Науйокс, вверяю вам – и вам, Беренс, – тайну чрезвычайной важности. Фюрер дал мне задание, которое мы обязаны выполнить безотлагательно и в кратчайшие сроки. Нам нужны документы, подлинность которых не должна вызывать ни малейшего сомнения. Надо раздобыть их во что бы то ни стало и, кроме того, привлечь к работе самого выдающегося гравера из всех живущих в Берлине.
Науйокс пристально и преданно смотрел в лицо Гейдриха, с нетерпением ожидая, что тот наконец пояснит, о каких документах идет речь.
– Тухачевский, – почти по слогам произнес Гейдрих, и Науйоксу все стало ясно.
Однако Гейдрих счел нужным детализировать замысел.
– Мы подготовим текст письма Тухачевского, – сказал он. – Задача гравера – сделать под этим письмом подпись маршала. Главный смысл письма: Тухачевский и некоторые его сподвижники из высших красных офицеров состоят в тесной связи с определенной группой немецкого генералитета. За этими генералами – скрытыми противниками фюрера – давно присматривает гестапо. И группа Тухачевского, и группа наших генералов строят планы военного переворота и захвата власти в своих странах. А затем, – тут Гейдрих не выдержал и самодовольно улыбнулся, предвкушая, какой эффект произведет его дальнейшее сообщение, – мы сделаем вид, что досье с фотокопиями этих документов якобы похищено из архива службы безопасности, и постараемся, чтобы это досье попало в руки русских. Нам предстоит сделать все возможное и невозможное, чтобы доказать: Тухачевский и его сторонники вступили в преступную связь с генералами рейха в надежде, что последние окажут им поддержку в готовящемся заговоре против Сталина и Ворошилова.
Гейдрих сурово взглянул на Науйокса.
– Тайна – строжайшая! – почти выкрикнул Гейдрих. – Никто, даже высшие чины Германии – не должен знать о готовящейся нами операции. И если, не приведи Господи, эта тайна выскользнет из моего кабинета, первыми будете казнены вы, Науйокс, и вы, Беренс! – Он помолчал, давая возможность своим собеседникам поосновательнее осознать угрозу, и продолжил: – Оперативную группу по подготовке операции возглавите вы, Беренс. Специальная лаборатория моего ведомства – в вашем распоряжении.
– Но прежде всего, штандартенфюрер, мы должны иметь в своих руках необходимые для успеха операции документы, – сказал Беренс.
– Вы удивительно догадливы, – криво усмехнулся Гейдрих. – Вам потребуются документы, которые подтверждают связи Тухачевского с нашими генералами во время его приездов в Германию в начале тридцатых годов. Особый интерес будут представлять бумаги об их личных контактах, и главным образом – те, которые написаны самим Тухачевским. В этих документах должны быть упомянуты фамилии сторонников маршала и связанных с ним наших генералов. Надеюсь, вам известно, что фюрер их терпеть не может, пожалуй, не меньше, чем Сталин своего Тухачевского. Это будет изюминка всего нашего плана! – уже весело воскликнул Гейдрих, довольный тем, что в его голове возникают все новые и новые идеи. – Такого рода документы есть в архивах абвера. Как их оттуда извлечь, спросите вы? Для начала я свяжусь с адмиралом Канарисом…
С Канарисом Гейдрих встретился вскоре – в январе наступившего 1937 года. Сославшись на то, что ему необходимо отметить успешное проведение одной финансовой сделки, он пригласил главу абвера на завтрак. Уединившись в отдельном кабинете ресторана, который особенно нравился Гейдриху, они с удовольствием дегустировали французские вина и вели неторопливый разговор о всяких пустяках – как идут дела в семье, кто из знакомых поднялся вверх по служебной лестнице, а кто, к их общему удовлетворению, рухнул вниз. Канарис пытался перевести разговор на воспоминания о том, как после Первой мировой войны Гейдрих служил под его началом на крейсере «Берлин» и даже был произведен в лейтенанты. Адмиралу уж очень хотелось ткнуть носом этого выскочку, возомнившего ныне о себе Бог знает что, в его позорное прошлое: Гейдрих за свое аморальное поведение представал перед офицерским судом чести и с треском вылетел из военно-морского флота.
Гейдрих вмиг раскусил этот замысел генерала и тут же сделал ответный выпад.
– Прекрасная пора молодости! – восхищенно воскликнул он. – Я уж не говорю о том, что служить под вашим началом было для меня превосходной школой! Но все это уже так далеко, так ирреально! А нас берет в свои железные объятия неумолимое настоящее.
И Гейдрих исподволь, без нажима, подвел своего собеседника к теме, которая сейчас была для него главной.
– Я знаю вас, Фридрих, как первоклассного специалиста по военному потенциалу нашего главного военного противника, – издалека, стремясь использовать самое испытанное оружие – лесть, начал Гейдрих. – Разведка и контрразведка – дело вашей исключительной компетентности. А я, признаюсь вам как верному другу, полнейший дилетант в вопросах советской военной структуры. И очень хотел бы заполнить этот досадный пробел в моих знаниях – должность обязывает.
– Какими же знаниями вы намерены восполнить этот пробел, Рейнхард? – насторожился Канарис.
– Я долго размышлял на эту тему, – намеренно оттягивал ответ на конкретный вопрос Гейдрих, пытаясь создать впечатление, что информация необходима ему, но конечно же не настолько, чтобы драматизировать ситуацию. – И понадеялся, что на этот вопрос ответите мне вы, как мастер экстра-класса.
– И все же? – уклонился от прямого ответа Канарис. Он не очень-то клевал на откровенную лесть.
Гейдрих изобразил на своем непривлекательном, почти отталкивающем лице добрейшую улыбку, морщины еще резче проявились на его лбу и аскетически узких скулах. – Как всегда в таких случаях, видимо, надо начинать с головы.
– Что вы имеете в виду? – прикидываясь, что не уловил мысли Гейдриха, спросил Канарис.
– Голова Красной Армии – ее высший командный состав. Вы, Фридрих, имеете доступ к самым секретным архивам вермахта. И вы оказали бы мне великую услугу, если бы предоставили в мое распоряжение хотя бы на несколько дней досье на советских военачальников, посещавших Германию до прихода к власти нашего фюрера. Особенно я интересуюсь маршалом Тухачевским, меня просто обуревает желание как можно больше узнать о нем. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто личный, обывательский интерес, а нечто большее – речь идет об интересах рейха.
Канарис ответил не сразу. Он сделал вид, что с необычайным аппетитом поедает только что поданную им форель, запеченную в фольге. Хитрая, прожженная лиса, он сразу же предположил, что у Гейдриха явилось желание отомстить генералитету вермахта за свое позорное изгнание из военно-морского флота, и ответил весьма туманно:
– Я не представляю себе, как с помощью такого рода документов, о которых вы говорите, можно усилить безопасность нашего рейха.
Произнося эти слова как можно более равнодушным тоном, он рассчитывал и на то, что они выполнят роль катализатора в их беседе: Гейдрих должен, черт его побери, выложить ему откровенно, зачем ему вдруг понадобились советские военачальники.
– Дело, повторяю, не столько во мне лично, сколько в высших интересах немецкой нации. – Гейдрих продолжал гнуть свою линию, стараясь делать это как можно мягче, зная, что Канарис не терпит открытого давления. – Немецкие генералы меня мало интересуют. Главное – досье на советских военачальников.
Лицо Канариса стало непроницаемым. Допив вино, аккуратно вытер накрахмаленной салфеткой тонкие, с саркастическим изгибом губы и отчужденно произнес:
– Я очень сожалею, Рейнхард, но вы знаете не хуже меня, что без письменного подтверждения фюрера никто не имеет права доступа к секретным архивам генерального штаба.
Гейдрих побагровел и с трудом сделал вид, что это заявление Канариса не очень-то его огорчает.
– Фридрих, я лишь простой исполнитель, – потупив глаза, сказал Гейдрих, превратившись в само воплощение послушания. – Я так и доложу фюреру.
Последняя фраза обожгла адмирала обидой, но это чувство нисколько не проявилось на его непроницаемом лице.
– Благодарю вас, Рейнхард, за чудесный завтрак и за возможность пообщаться с вами, – как можно искреннее произнес Канарис. – Нам, чертовски занятым служакам, редко выпадают счастливые минуты пропустить бокал-другой с хорошими и верными друзьями.
– Я бесконечно рад, что эти часы мы провели вместе, я вновь почувствовал себя на корабле, в кают-компании, – приторно сказал Гейдрих, в душе проклиная несговорчивого и сверхосторожного главу абвера. «Морская каракатица, чертов осьминог, обойдусь и без твоей помощи». Он едва удерживал себя оттого, чтобы не выпалить это прямо в лицо Канарису.
26Гитлер, узнав от руководителя службы СД о реакции Канариса, сказал, что адмирал – осел, что операцию нужно проводить не привлекая к ней внимания военных и что он теперь окончательно убедился, что Гейдриху нельзя доверять ничего серьезного, так как уже на первой стадии он едва не провалил все дело. Гейдрих готов был сгореть от стыда и поклялся, что операция несмотря ни на что будет проведена с максимальным успехом.
Между тем Гитлер сам не пребывал в бездействии и не полагался только лишь на Гейдриха. Он поручил Шелленбергу подготовить справку об истории отношений между рейхсвером и Красной Армией в двадцатых и начале тридцатых годов. Таким образом, два потока информации – один от Гейдриха, другой от Шелленберга – в конечном итоге должны были слиться воедино.
Гейдрих долго ломал голову над тем, каким образом ему лучше всего заполучить документы из архива вермахта. И как это всегда бывает у профессиональных разбойников, пришел к единственному выводу;
«Да их просто нужно похитить – и концы в воду!» Эту мысль, вдруг озарившую его, он едва ли не произнес вслух в тот момент, когда оставался в своем кабинете наедине с собой, мучительно перебирая в разгоряченном мозгу различные варианты.
Гейдрих, конечно, понимал, что без санкции фюрера тут не обойтись. Как он и ожидал, на предложение тайно изъять документы Гитлер среагировал мгновенно:
– Однако и вас, Гейдрих, иногда посещают умные мысли.
И Гейдрих счел это за приказ действовать.
Впереди была сложная, тончайшая, можно сказать, ювелирная работа. Прежде всего, требовалось извлечь необходимые документы так, чтобы никто, даже при фантастическом воображении, не смог и подумать, что архив лишился части своих бесценных бумаг в результате элементарной кражи.
Решение созрело самое простое: совершить налет на военное министерство. Гейдрих приказал сформировать для этой цели специальный отряд, который был разбит на три группы захвата, в каждой из них действовали опытнейшие мастера по вскрытию сейфов.
Глухой ночью налетчики бесшумно, как привидения, подкрались к зданию вермахта. Операция была проведена стремительно и дерзко. После того как нужные документы оказались в руках налетчиков, командир отряда приказал поджечь часть хранилища: нужно было тотчас замести следы ночного визита.
Уже утром на месте происшествия оказался Канарис. Изощренный ум адмирала сразу же выстроил логическую связь между тем, что сгорело как раз то хранилище, в котором находились материалы о контактах немецких генералов с высшими офицерами Красной Армии, и просьбой Гейдриха о предоставлении этих документов. Адмирал злобно выругался, но «дергаться» не стал: он прекрасно понимал, что без самой высокой санкции сам Гейдрих никогда бы не отважился на такой наглый налет. Канарис, естественно, не знал, что вскоре народный комиссар внутренних дел СССР Ежов вручил Сталину докладную записку:
«В дополнение к нашему сообщению о пожаре в германском военном министерстве направляю подробный материал об этом происшествии и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо…»
Бумаги, захваченные при налете, тут же доставили Гейдриху, который был на седьмом небе от счастья: в его руках были документы вермахта с грифами «совершенно секретно» и «особой важности». Здесь были записи бесед между немецкими генералами и представителями высшего командования Красной Армии и, что самое главное, – оригиналы писем Тухачевского с его собственноручной подписью.
Теперь предстояло самое сложное: подделать подписи на копиях, а также на вновь сфабрикованных документах, подделать так, чтобы ни одна из них не вызывала бы ни малейшего подозрения.
Гейдрих снова вызвал к себе Науйокса.
– Альфред, – сияя радостной улыбкой, обратился он к Науйоксу, – вручаю вам это драгоценное досье. Храните его надежнее, чем свою собственную жизнь. Тут наши ребята перестарались и свалили мне на стол целую кучу бумаг. Разберитесь, какие из них более всего подходят для нашего эксперимента. Кстати, как вы считаете, насколько объемистым должно быть полностью отработанное досье?
– Я всегда был сторонником чувства меры, – тотчас же ответил Науйокс. – Как перебор, так и недобор инициируют подозрительность. Думаю, что оптимальный вариант – пятнадцать страниц. Сюда должны войти донесения, письма, записи бесед…
– Я уже и сам просмотрел все это архивное богатство, – перебил его Гейдрих: он не любил, чтобы подчиненные опережали его в инициативе. – Обязательно включите в досье рапорты и служебные записки сотрудника, который занимался расследованием этих преступных связей. Кроме того, записи тайно подслушанных разговоров офицеров генерального штаба вермахта. Это крайне важно. Задача не только в том, чтобы нанести смертельный удар по Тухачевскому, но и покончить с теми, нашими генералами, которые вынашивают преступные планы против рейха. – Гейдрих помолчал, нахмурив лоб, изображая тем самым крайне напряженную работу мысли. – Главное – подготовьте самым тщательным образом «личное» письмо самого Тухачевского, из которого бы явствовало, что он работает на вермахт.
– Понимаю, – сказал Науйокс. – Там непременно должны быть и ссылки на предыдущую переписку.
– С вами приятно работать, Науйокс, – не очень-то доброжелательно проговорил Гейдрих. – Вам достаточно сказать «а», как вы выстреливаете весь алфавит. Но и здесь вам пригодится столь любимое вами чувство меры. Главное – правдоподобность, еще раз правдоподобность, и трижды правдоподобность.
– Все будет обставлено как надо, – поспешил заверить Гейдриха Науйокс. – Мы позаботимся о штампах разведки и контрразведки вермахта. Может, туда же вложить служебную записку Канариса на имя фюрера? В ней адмирал может назвать имена немецких генералов, вынашивающих идею заговора, и сделать намек на подобный заговор, зреющий в России.
– Принимается, – одобрил предложение Науйокса Гейдрих, заранее предчувствуя, что хоть этим он отомстит Канарису за несговорчивость. – Очень важно доказать, что досье хранилось в архивах СД…
– И что кто-то из сотрудников, обуреваемый корыстными побуждениями, похитил досье, снял фотокопии этих документов и решил продать их Советам.
– А что? – Вопрос Гейдриха звучал благосклонно, отчетливо выражая согласие. – Действуйте. Но если вы думаете, у вас в запасе месяцы и годы, то это будет самой непоправимой ошибкой в вашей жизни. У вас в запасе – только дни и даже часы, мой дорогой Альфред!
– Я вас отлично понял, штандартенфюрер. Как-то мне довелось побывать на одной вечеринке, где был русский офицер. Он, естественно, перекрыл все нормы насчет шнапса и стал горланить советские песни. Мне особенно врезались в память такие слова: «Кони сытые бьют копытами!» Считайте, что я уже превратился именно в такого коня!
– Не в коня, а в жеребца! – громогласно хохотнул Гейдрих. – В вашем молодом возрасте это в самый раз! За всеми этими прозаическими делами не забывайте, Альфред, что немецкие женщины должны, не уставая, рожать и рожать истинных арийцев! А для этого нужны породистые жеребцы!
Науйокс знал, что любимый конек Гейдриха – сексуальные темы похабного толка, и попросил разрешения покинуть кабинет…
И сразу же для Науйокса началась горячая страда. Прежде всего он устремился на поиски гравера. Это оказалось гораздо более сложным делом, чем он предполагал. Даже те граверы, которые исправно работали на службу безопасности, как выяснилось при ознакомлении с их «творчеством», ни к черту не годились для предстоящего дела. Науйокс обратил свои взоры на архив национал-социалистической партии, где ему предложили на выбор пять кандидатур. Наконец-то он отобрал себе гравера, стоявшего в списке последним. Этим избранником оказался некто Франц Путциг. Науйокс, ознакомившись с характеристиками гравера, убедился в его благонадежности. Впрочем, в этом его убедили не столько бумаги, сколько собственная интуиция. А интуиция редко подводила Науйокса.
Его удивило лишь необычное заявление Путцига. Глядя в лицо Науйокса большими, выпуклыми, поблекшими глазами, в которых светилась искренность, гравер негромко, но внятно сказал:
– Я выполню то, что вы хотите. Но лишь при исполнении двух моих условий. Вы даете мне письменное подтверждение, что я делал эту работу по вашему заданию. И второе. Я не приму от вас никакого вознаграждения.
– Чем объяснить такое бескорыстие? – Науйокс был поражен.
– Я хочу отдать свой скромный труд партии.
«А у него есть голова на плечах, – мысленно похвалил гравера Науйокс, хотя желание этого Путцига получить письменное подтверждение вызвало в нем острое недовольство и не входило в его планы. – Неужели он не понимает, что, завершив работу, он преждевременно отправится в путешествие на небеса? Такие свидетели, даже самые преданные, крайне опасны».
– Кроме того, – продолжал гравер уже деловым тоном, – мне потребуется несколько пишущих машинок с такой же клавиатурой, как в штабе вермахта. И разумеется, машинка с русским шрифтом, точно такая, какими пользуются теперь в Кремле.
– Не беспокойтесь, – заверил его Науйокс, – это уже наши проблемы. Вы будете обеспечены всем необходимым. Главное – результат.
«Что касается русской, да еще и кремлевской машинки, то это задачка посложнее, – прикидывая возможные варианты действий, подумал Науйокс. – Ничего, и этот орешек нам по зубам».
(И впрямь «орешек» удалось расщелкать с помощью белоэмигранта князя Авалова, который весьма активно сотрудничал со службой безопасности, обеспечивая себе благодаря усердному стукачеству возможность хотя бы изредка посещать рестораны.)
– Но прежде я хотел бы убедиться в вашем мастерстве, – сказал Науйокс граверу, когда все необходимое было доставлено.
Он протянул Путцигу лист документа, на котором в конце текста стояла подлинная подпись Тухачевского. Путциг бережно принял лист и удалился в отдельную комнату. Не прошло и четверти часа, как он появился на пороге и вручил Науйоксу два листа бумаги.
– Сравните, прошу вас, – потупив глаза, произнес Путциг. Науйокс уселся в кресло, положил листы рядом, пристально рассмотрел две подписи: подлинную и поддельную.
«Невероятно! – едва не воскликнул он вслух. – Полнейшее сходство!»
Но граверу он сказал сдержанно, не выдавая своего восторга:
– Я принимаю работу. Партия воздаст вам должное и за ваше мастерство, и за ваше бескорыстие.
И тотчас же помчался к Гейдриху.
– Да вы просто волшебник! – прокричал Гейдрих. – Превосходный результат!
Он еще долго любовался подделкой и наконец, утихомирив свою радость, протянул Науйоксу какой-то список.
– Вот имена и подписи офицеров, которые должны упоминаться в документах, – уже по-деловому сказал Гейдрих.
Науйокс срочно передал список Путцигу и через четыре часа получил готовую работу. Текст письма Тухачевского был выполнен безукоризненно, оставалось проставить на нем необходимые штампы и сделать фотокопии.
Тот, кто, по замыслу Гейдриха, должен был изучать попавшее к нему досье, не смог бы не поверить в его безусловную подлинность. В сфабрикованных документах упоминались такие известные лица, как генерал-полковник Сект, его преемник на посту главнокомандующего рейхсвера генерал Хайс, генерал Хаммерштейн… Почти на каждой странице имелись пометки тех, кто знакомился с документами. Главное же состояло в том, что, ознакомившись с досье, можно было прийти к непреложному выводу: немецкие и советские генералы сходились во мнении, что их армии были бы куда более мощными, если бы можно было избавиться от сжимавшей их в стальных тисках партийной верхушки. Лишь записка Канариса, адресованная фюреру, получилась излишне многословной. Гейдрих приказал сократить ее и стал размышлять, удастся ли ему убедить Гитлера подписать заготовленный ответ Канарису: подделать подпись фюрера не осмелился бы никто.
– Не забудьте вложить в досье расписки советских генералов в получении крупных денежных вознаграждений за передачу вермахту секретных данных о Красной Армии, – приказал Гейдрих Науйоксу.
Когда Гейдрих доложил Гитлеру полностью подготовленное досье (а подготовить его удалось за четыре дня!), фюрер выразил свое удовлетворение и восхитился тем мастерством, с каким была изготовлена эта фальшивка.
– Что касается плана вашей операции, Гейдрих, – счел нужным отметить Гитлер, – то он представляется мне в целом логичным, хотя и абсолютно фантастическим. Но да поможет вам Бог! Немедленно приступайте к завершающей стадии операции. Если все пройдет успешно, мы поколеблем устои авангарда Красной Армии в расчете не только на данный момент, но и на многие годы вперед.
«Да, – подумал Гейдрих, – досье – это всего лишь полдела. Теперь надо мастерски подбросить его русским, чтобы оно попало прямо к Сталину».
Словно разгадав его мысли, Гитлер, широко осклабившись, сказал:
– Представляю себе, как будет рад этому досье великий вождь всех народов Иосиф Сталин!