Текст книги "Жизнь и судьба Федора Соймонова"

Автор книги: Анатолий Томилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

7

Дальнейшие события нам известны: «верховные» вышли к собравшимся и Дмитрий Михайлович Голицын объявил, что «положили на престоле российском быть курляндской герцогине Анне Иоанновне». Предложение было для всех неожиданным, но, как сообщает о том журнал Верховного тайного совета, нареканий оно не вызвало, поскольку – «все к тому склонны были». Сразу после объявления бо́льшая часть присутствовавших за поздним временем разъехалась по домам, ощущая вместе с удовлетворением от кандидатуры нарастающее недовольство самоуправством «верховников». Почему не пригласили на совещание, зачем поставили перед готовым решением?.. Часть из тех, кто еще не успел уехать, князь Голицын воротил и пригласил снова в залу. Здесь он сказал, что «станет-де писать пункты, чтобы не быть самодержавию». И стал излагать свое мнение о том, как ограничить возможный самовластный произвол, чтобы отныне от имени единой императрицы дворяне российские не лишалися «не токмо имущества, но и живота своего»...

Пожалуй, в этом была его ошибка. Вернее, одна из ошибок. Уж коль скоро дело об ограничении самодержавия зачиналось в тайне и не было открыто поддержано даже членами Верховного тайного совета, можно и нужно было предусмотреть, что оно напугает еще более остальных... Нельзя было ему одному выходить с неподготовленным заявлением. Но... это с позиций потомков. А тогда? Утаить «пункты» от дворянства он тоже не мог. Конечно, он рассчитывал на поддержку тех, кто столько натерпелся от самодержавной, абсолютной власти. С некоторыми допущениями – его предложение являлось фактически предложением конституции. Вернее, попыткой конституционного ограничения абсолютизма, существовавшего в России, и перехода к новой форме узаконенного государственного устройства. Какого? Это мы сможем увидеть из пунктов сочиненных кондиций. Пока же нам ясно одно – фактическая власть, по-видимому, должна была принадлежать Верховному тайному совету, как это уже и было при Петре Втором. Но теперь Дмитрий Михайлович предлагал этот порядок узаконить.

Тут, для того чтобы окончательно понять, почему такая идея могла возникнуть в голове старого князя Голицына, нужно еще раз вернуться к его портрету. Аристократ не просто по происхождению, но и по убеждениям, он был чрезвычайно высокого мнения о своих способностях и ни минуты не сомневался, что соборное правление государством избранными «вышними» персонами есть единственная правильная форма управления в современном ему обществе. Он никогда не забывал деяний двух замечательных своих предков, двух Васильев Васильевичей Голицыных, с честью послуживших русской земле. Один был деятелем Смутного времени. По смерти царя Бориса Годунова он принял сторону Самозванца, а затем явился одним из первых участников его низвержения. Деятельно проявил себя в борьбе с Шуйским. А когда патриарх Гермоген предложил ему порфиру, благоразумно, но гордо отказался «во избежание смут и нестроений».

Второй – был фаворитом царевны Софьи, одним из инициаторов отмены местничества. Был, пожалуй, самым образованным человеком своего времени. Ведь это ему принадлежали первые в России идеи освобождения крестьян от рабства с землею...

Князь Дмитрий Михайлович был уверен, что избрание слабой герцогини без герцогства на русский престол, при наличии определенных кондиций, позволит утвердиться в государстве режиму олигархии и пустит общественное развитие по шведскому образцу. Таковы, можно предполагать, были его мысли «по большому счету».

Ну а с личной точки зрения? Не может быть, чтобы в предполагаемой комбинации не было для него никаких личных выгод. Казалось бы, для него кондиции, ограничивающие власть самодержавия, бессмысленны и даже вредны. Кому как не ему, предложившему кандидатуру Анны на престол, будет в первую очередь благодарна государыня? Какой простор для фавора!..

Но князь Голицын был стар и мудр. Он прекрасно помнил горький опыт своих предшественников, возводивших на троны монархов, но по тем или иным причинам оказавшихся неспособными стать подлинными фаворитами. В результате большинство из них в лучшем случае ждала скорая отставка, в худшем же... Как избежать такой участи? Как не только уцелеть, но и сохранить свое влияние, власть, когда рядом с вновь избранным потентатом появятся неизбежные фавориты?

Единственный способ, по мнению Дмитрия Михайловича, заключался в ограничении самодержавной власти высшей персоны. Тогда и фавориты не страшны. Пусть будут, пусть роятся...

Однако так мыслил, скорее всего, он один. Канцлеру Головкину легче было бы подлаживаться к единой фигуре. А если иметь в виду барона Остермана, то для него коллегиальная форма правления в любом случае ослабляла бы его значение. Да и большинство дворянства еще крепко должно было бы подумать, прежде чем посадить себе на шею вместо одного государя – восемь, не говоря уже о том, что сама мысль о конституции-кондициях была слишком новой, непривычной шляхетству.

Как увещевал князь Голицын в ту ночь своих товарищей по Совету и как ему удалось уговорить их на поддержку – неизвестно. Может быть, несмотря на страх перед новым и необычным, они поняли, что это действительно даст «полегчение» дворянской участи. Недаром же о том кричал Ягужинский, требуя «прибавить как можно воли». Разные могли быть соображения. В архивах сохранилась записка секретаря Василья Степанова, составленная им для Анны Иоанновны, очевидно, по ее приказу. Степанов пишет о том, что его вызвали в особливую камору, где происходило заседание «верховных», «...велели взять чернильницу и отошед в палату ту, которая пред тою, где Его Императорское Величество скончался, посадили меня за маленький стол, приказывать стали писать пункты или кондиции, и тот и другой сказывали так, что не знал, что и писать, а более приказывали иногда князь Дмитрий Михайлович, иногда князь Василий Лукич. Увидя сие, что за разными приказы медлитца, Гаврило Иваныч и другие просили Андрея Ивановича, чтобы он, яко знающий лучше штиль, диктовал, которой отговаривался, чиня приличныя представления, что так как дело важное и он за иноземничеством вступать в оное не может».

8

На следующий день 19 января оповещенное шляхетство и почти все «верховники» съехались в Кремль и собрались в Мастерской палате, где, как правило, происходили заседания Верховного тайного совета. Не приехали Остерман, поспешивший в лефортовский дворец к телу своего бывшего воспитанника, и... князь Алексей Григорьевич Долгорукий.

В зале сидели «члены синода и знатные духовнаго чина, сенат, генералитет и прочие военные и стацкие чины и из коллегий не малое число до брегадира». Герцог де Лирия описывает это собрание так: «Собрание открыл речью князь Дмитрий Голицын, как самый старший; хотя при этом и находился великий канцлер, но он имел такое сильное воспаление в горле, что не мог говорить... Князь Голицын сказал, что так как бог наказал их, взявши к себе царя, и так как эта монархия не может остаться без главы, которая бы управляла ею, то он думает, что никто не может быть скорее государем, как герцогиня Курляндская, дочь царя Ивана, брата Петра, и тетка покойного, принцесса, которую – так как она одной и той же крови с древними государями и украшена всеми необходимыми качествами – он считает наиболее достойною этого и что если они того же мнения, пусть выразят это виватами, каковые всем собранием и повторились три или четыре раза, вследствие того, что все главные министры и генералы признали ее царицей и присягнули ей в верности».

Ни слова о кондициях не было сказано. Присутствующим были розданы записки с извлечениями из журнала заседаний, которые происходили в предыдущую ночь. Но большинство засунуло полученные бумажки за обшлага, не вникая в их содержание. Они прочтут их позже, дома. И от того пойдет брожение великое по Москве, которое окончится большой неожиданностью для всех членов Верховного тайного совета как раз тогда, когда будет казаться, что все трудности переходного времени остались позади.

Когда представители шляхетства разошлись, «верховники» приказали архиереям исключить из ектений имена умершего императора и обрученной его невесты. Феофан Прокопович, архиепископ Псковский и Новгородский, отвечавший от имени духовенства, заявил, что они «желают тотчас в престольной церкви (в Успенском соборе) при всенародном присутствии торжественным молебствием благодарить всемилостивейшему Богу за толикое полученное от него дарование». Но верховные господа на это не согласились, удивив всех присутствующих. И долго еще после того шло среди духовных особ рассуждение по поводу странного поведения министров и высказывались разные предположения.

«Стали же многия рассуждать, – писал Феофан Прокопович, – какая бы то была от Верховных причина отлагать оное благодарственное молебствие? И кто легко и скоропостижно рассуждает, сию того вину быть думал, что еще неизвестно, соизволит ли царевна Анна царствовать; но осторожнейшия, голову глубо́ча, нечто проницали и догадывалися, что господа Верховныя иный некий от прежняго вид царствования устроили, и что на нощном оном многочисленном своем беседовании, сократить власть царскую и некими вымышленными доводами акибы обуздать и, просто рещи, лишить самодержавия затеяли...»

Потом, подвергнув еще раз редакции пункты кондиций, сочинив инструкцию депутатам в Митаву, составив манифест от Верховного тайного совета о кончине Петра Второго и об избрании на престол Анны, сделав еще уйму дел, «верховники» стали собираться по домам.

Отредактированные кондиции было решено послать в Митаву к Анне Иоанновне с тремя депутатами: от Верховного совета, от Сената и от генералитета. Фельдмаршал Долгорукий предложил было четвертого – от духовенства, но князь Дмитрий Михайлович резко возразил:

– Нет! Духовенство не заслужило уважения. Оно опозорило себя, согласившись на воцарение Екатерины, не имевшей на то никакого права... Пусть едут князь Василий Лукич и князь Михаил Михайлович-младший как сенатор.

Он не добавил, что к тому же Михаил Михайлович Голицын был и его брат, но тут подоспел канцлер Головкин, предложив третьим своего родственника генерала Леонтьева.

Написали письмо от Верховного совета: «Всемилостивейшая государыня! С горьким соболезнованием нашим Вашему Императорскому Величеству верховный тайный совет доносит, что сего настоящего году, Генваря 18, по-полуночи в первом часу, вашего любезнейшаго племянника, а нашего всемилостивейшаго Государя, Его Императорскаго Величества Петра II не стало, и как мы, так и духовнаго и всякаго чина свецкие люди того же времени заблагорассудили российский престол вручить вашему Императорскому Величеству, а каким образом Вашему Величеству правительство иметь, тому сочинили кондиции, которыя к Вашему Величеству отправили из соображения своего с действительным тайным советником князь Василием Лукичем Долгоруким да с сенатором тайным советником князь Михаилом Михайловичем Голицыным и з генералом маеором Леонтьевым и всепокорно просим оные собственною своею рукою пожаловать подписать и не умедля сюды в Москву ехать и российской престол и правительство воспринять».

Если еще добавить, что в тот же день два генерала-фельдмаршала из тех же фамилий были выбраны в члены Верховного тайного совета, то можно сказать – первый день без императора завершился.

9
Прибавление. ПУНКТЫ-КОНДИЦИИ, ПИСЬМА И ИНСТРУКЦИИ

Черновой набросок «пунктов» на следующий день был подвергнут основательной ревизии. И в окончательной своей форме они получили название «кондиций», которые и были отправлены в Митаву к Анне Иоанновне. Требования, выработанные Верховным тайным советом, интересны, поскольку дают представление об образе мышления заговорщиков и позволяют нам сегодня представить совершенно новый путь, по которому могла бы пойти Россия...

Я нашел текст окончательной редакции в книге Д. А. Корсакова, откуда и заимствовал его для данного Прибавления. Итак:

«Понеже по воле всемогущего Бога и по общему желанию российскаго народа, мы, по преставлении всепресветлейшаго, державнейшаго великаго Государя Петра Втораго, Императора и Самодержца Всероссийскаго, нашего любезнейшаго Государя племянника, императорский всероссийский престол восприяли и, следуя божественному закону, правительство свое таким образом вести намерена и желаю, дабы оное в начале к прославлению Божескаго имени и к благополучию всего нашего государства и всех верных наших подданных служить могло. Того ради, чрез сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и старание будет не токмо о содержании, но и о крайнем и всевозможном распространении православныя нашея веры греческаго исповедания, такожде, по принятии короны российской, в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника, ни при себе ни по себе никого не определять.

Еще обещаемся, что понеже целость и благополучие всякаго государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденный Верховный Тайный Совет в осьми персонах всегда содержать и без онаго Верховнаго Тайнаго Совета согласия:

1). Ни с кем войны не всчинять.

2). Миру не заключать.

3). Верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать.

4). В знатные чины, как в стацкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии полкам быть под ведением Верховнаго Тайнаго Совета.

5). У шляхетства живота и имения без суда не отымать.

6). Вотчины и деревни не жаловать.

7). В придворные чины, как русских, так и иноземцев без совету Верховнаго Тайнаго Совета не производить.

8). Государственные доходы в расход не употреблять – И всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать. А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской».

Самое замечательное заключается в том, что кондиции, сыгравшие выдающуюся, если не роковую роль в замысле «верховников», вовсе не были главным определяющим документом, с которым они собирались выйти к шляхетству. Это был экстракт – выписка, извлечение, если угодно, краткое изложение пространного проекта, результата многих споров, непримиримых противоречий и взаимных уступок членов Совета. Дмитрий Михайлович Голицын уже давно размышлял над теми преобразованиями политическими, в которых нуждалась страна. Основывался он и на шведской конституции, и на достижениях русской земской практики в эпоху ее взлета. Своим товарищам по Совету он не раз говорил о том, что желательно иметь помимо них еще три правительственных органа: большой Сенат, состоящий, по крайней мере, из тридцати шести человек, для скорейшего решения дел; шляхетскую палату, призванную защищать права своего сословия, охранять его от обид того же Верховного тайного совета; и наконец, палату городских представителей, в ведение которой входили бы торговые дела и интересы третьего сословия... Это последнее обстоятельство было не только новым, но и чрезвычайно смелым и прогрессивным для своего времени, если учесть обстановку, имевшую место в России.

К сожалению, предложения Дмитрия Михайловича даже членами Верховного тайного совета приняты быть не могли. Уже при самом первом и поверхностном рассмотрении в глаза бросался предел, который он ставил своим последним пунктом дальнейшему закабалению крестьянства, а следовательно, и ущемление прав помещиков. Это ни в коей мере не могло устроить дворянство, без поддержки которого любые предложения проваливались.

В конце концов в Совете был подготовлен некий компромиссный документ – «Проэкт формы правления». В нем структура власти, сложившаяся в последние годы царствования Петра Великого, сохранялась, причем в самом первом пункте разъяснялось, что «Верховный Тайный совет состоит ни для какой собственной того собрания власти, точию для лутчей государственной пользы и управления в помощь их императорских величеств».

Поскольку в целом проект был направлен к шляхетству, главное место в нем занимали всевозможные привилегии дворянскому сословию. Так, в нем обещалось, что «все шляхетство содержано быть имеет, как в протчих европейских государствах, в надлежащем почтении». Шляхта освобождалась от службы в «подлых и нижних чинах». Предусматривалось создать «особливые кадетцкие роты, из которых определять по обучении прямо в обер-офицеры».

«Для вспоможения» Верховному тайному совету предназначался Сенат, причем число его членов могло быть определено в соответствии с пожеланиями «общества».

Касаясь положения о Верховном тайном совете, в проекте предусматривалось решение весьма беспокоившей шляхетство задачи: из одной фамилии в Совет могли входить не более чем два лица. Так прямо и было написано: «чтоб там нихто не мог вышней взять на себя силы...» Кого из Долгоруких это должно было коснуться? Скорее всего, князя Алексея Григорьевича. Среди шляхетства открыто ходили требования – запретить ему присутствие в каком-либо высшем правительственном учреждении.

Волновались дворяне и по поводу «упалых мест» в Совете. Проект разъясняет и этот вопрос: пополняться они должны были из «первых фамилий, из генералитета и из шляхетства, людей верных и обществу народному доброжелательных, не вспоминая об иноземцах...» А как быть с Остерманом? Считать, что кто-то хотел устранить его из высшего правления, вряд ли стоит. На это оснований нет. Но тем не менее такой пункт в проекте существовать должен, и он был туда вписан. Выбор же кандидатов на «упалые места» должны были производить члены Верховного тайного совета совместно с Сенатом. Интересно, что здесь же провозглашался и новый принцип, что «не персоны управляют закон, но закон управляет персонами, и не рассуждать ни о фамилиях, ниже о каких опасностях, токмо искать общей пользы без всякой страсти».

Иногда, читая старинные проекты, диву даешься: как давно и как хорошо знают люди те беды, от которых страдает их социальное устройство, и как трудно от бед оных им, людям, освободиться...

Предусматривалось и наведение порядка с регулярной выплатой жалованья, а также и с тем, чтобы повышение в чинах производилось «по заслугам и достоинству, а не по страстям и не по мздоимству».

В общем, это был прекрасный для своего времени проект, в котором шляхетству было обещано практически все, о чем оно толковало между собой, писало в челобитных и представляло в «проэктах». К сожалению, никто об этом ничего не знал. Опубликование своих предложений «верховники» отложили до приезда государыни.

А вот от предложений Голицына по поводу купечества осталось немногое: «В торгах иметь им волю и никому в одни руки никаких товаров не давать и податьми должно их облегчить». Здесь высказывалось решительное неодобрение монополиям, злоупотребление которыми в конце царствования Петра фактически придушило российскую торговлю.

Вообще аппарат торговли довольно тонкий, а в России, к сожалению, правительство слишком часто уподобляло его кувалде. Если присмотреться внимательно, то среди российских министров никогда и не было знатоков торгового дела.

В самом конце проекта было как-то глухо обещано: «Крестьянам податьми сколько можно облехчить, а излишние расходы государственные разсмотреть».

Когда писался этот проект, сказать трудно. Но в нем нашли отражение все главные пункты, изложенные в других проектах, поданных в феврале 1730 года различными группами шляхетства в Верховный тайный совет. И можно лишь пожалеть о том, что он так и остался неоглашенным. Как мы увидим в дальнейшем, на это «верховникам» уже не хватило просто времени.

Но здесь мы забегаем несколько вперед. Пока, по окончательном изготовлении кондиций, в Митаву должны отправляться делегаты. Инструкция им не сохранилась, но примерные пункты ее по документам и воспоминаниям приблизительно восстановлены и заключаются в следующем:

1). Вручить Анне Иоанновне кондиции совершенно наедине, без присутствия посторонних.

2). Следить строго за тем, чтобы ей не было сообщено каких-либо вестей из Москвы помимо депутатов.

3). Объяснить, что кондиции заключают в себе волю и желание всего русского народа.

4). Убедив ее принять кондиции, потребовать от нее удостоверения в их исполнении.

5). По подписании кондиций прислать их немедленно в Москву с одним из депутатов.

6). Стараться о том, чтобы она не брала с собою в Москву своего камер-юнкера Бирона и вообще никого из придворных курляндцев.

7). Поторопить Анну Иоанновну приездом в Москву, до чего не будет объявлено в народ о кончине Петра Второго и о ее избрании.

8). О всех действиях депутатов в Митаве, о времени отъезда из Митавы царевны Анны Иоанновны и о следовании ее от Митавы до Москвы с каждой станции доносить Верховному тайному совету, для чего князю Василию Лукичу выдать «цифирную азбуку»...

9). Анну Иоанновну отнюдь не допускать ехать одну, а сопровождать ее депутатам.

10). Озаботиться, чтобы как о поездке депутатов, так и о переговорах с Анной Иоанновной не могли дойти слухи до Петербурга и за границу.

В подкрепление сей инструкции вызван был бригадир Полибин, заведовавший почтами, и ему был выдан приказ:

1). Оцепить всю Москву заставами, поставив по всем трактам на расстоянии в 30-ти верстах от города по унтер-офицеру с несколькими человеками солдат, которые обязаны пропускать едущих из Москвы только с паспортами, выданными от Верховного совета.

2). Из ямского приказа, заведовавшего почтами, никому не выдавать ни подвод, ни подорожных и никуда не посылать эстафет.

3). Вольнонаемным извозчикам наниматься запретить.

4). Проведывать, не проехал ли кто, по каким подорожным и куда из Москвы 18 января, и буде кто проехал, то записывать, по чьим подорожным.