Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Ну, как прошло? – Виктор подошел к менеджеру.

Тот недовольно сплюнул в сторону:

– Ты знаешь, если честно, – я разочарован!

– Почему? – усмехнулся Одинцов.

– Да наши девчонки в Москве все делают гораздо лучше! А тут заладила, как попугай: пять минут, пять минут! Как Гурченко вторая из «Карнавальной ночи», ети её мать! А у тебя как?

– Да примерно то же самое… – улыбнулся Виктор.

– А я то думал – повезло тебе, такую мамзель оторвал! На нее посмотришь, и сразу брюки расширяются.

Но наши девчонки не в пример лучше, за такую цену целых два часа тебя ласкают… И как! Просто гроссмейстеры по сравнению с этими! – высокий интеллигент небрежно кивнул в сторону свободных парижских проституток.

Потом помолчал и неожиданно предложил:

– Пойдем, выпьем!

– Да я уже сегодня прилично принял…

– Да пойдем, я приглашаю! Обмоем наш французский дебют!

– Французскую защиту? – засмеялся Одинцов.

– Ага, ту самую, так её и разэтак! Назовем ее «пятиминутка»!

И новоиспеченные друзья-дебютанты, присев за столик близлежащего кафе, опрокинули по паре бокалов красного Cote du Rone.

Мимо них деловито сновали разномастные жрицы любви. Новая доза напитка гранатового цвета вызвала прилив сил у мужчин.

Виктор с удивлением поймал себя на мысли, что опять хочет женщину. Внимательно приглядевшись к своему собеседнику, он увидел у того в глазах точно такое же желание.

– А что, если нам повторить заплыв? – внезапно спросил Вадим, словно прочтя мысли друга.

– Ну, это… тебе же не понравилось… – улыбнулся Одинцов.

– А! – махнул рукой менеджер. – Один раз всего живем. Гулять так гулять! Я хочу трахнуть твою блондинку. Мне она так понравилась… вон снова на боевом посту. Сейчас к ней подойду!

Одинцов взглянул на часы.

– Я опоздаю на последнюю электричку!

– Никаких проблем! Заночуешь у меня в гостиничном номере! Да не бойся, я не гомик… – заверил Вадим, – ты только вот, возьми телефонную карточку и звякни своему шефу, что к другу забуришься на ночь.

Пока ходишь, я подыщу тебе новую жертву!

Едва Виктор подошел к телефонному автомату, как его внимание привлекла высокая брюнетка. Она ослепительно улыбнулась Одинцову, обнажив ровный ряд красивых зубов.

Это была японка.

Редкий экземпляр, примерно метр восемьдесят ростом.

Одинцов почувствовал, как снова застучала кровь в висках.

Он смело шагнул к девушке:

– Добрая ночь!

– Добрая! – с легким акцентом отозвалась по-французски красавица, призывно улыбнувшись.

– И можно мне провести ее с Вами? – глаза в глаза, волнующе близко… Японка оценивающе взглянула на Одинцова:

– Да, конечно! Только месье это будет стоить две тысячи франков.

– Минуту!

Виктор позвонил в Herblay. Трубку снял Олег, сын Жоржа и Иоланты.

– Передай отцу или матери, что я задержусь на ночь у своих знакомых, пускай не волнуются…

– Без проблем, передам, как только приедут.

Одинцов вышел из автомата.

– Тебя как зовут? – спросил он девушку.

– Миана, – прошелестело в ответ.

– Ты знаешь, Миана, – Одинцов приобнял девушку за талию, – у меня в таком случае возникнет резкий финансовый кризис! Понимаешь?

– Понимаю – улыбнулась красотка.

– А ты русского мужчину когда-нибудь знавала? – полученные в трехмесячном тюремном заключении знания французского хватало, чтобы по-простому изъясняться с жителями этой страны.

– Non – покачала головой японка.

– И такой шанс ты можешь упустить! А?

«Боже! Неужели это я? Что за чушь несу сегодня… Как с цепи сорвался!»

– И что ты предлагаешь? – раскосые глаза собеседницы немного расширились.

– Тысяча франков и я тебя буду любить очень ласково, нежно и сильно…

– Non, – покачала головой девушка, – это очень мало…

– Ну, сколько минимум?

Высокий, спортивного сложения блондин нравился начинающей проститутке. Она еще раз оценивающе взглянула на Одинцова.

– Полторы тысячи…

«Сто франков останется… ну, еще на счете есть семьсот… на неделю до следующего матча должно хватить».

– А! Согласен! Подожди меня, сейчас друга предупрежу!

И Одинцов быстрым шагом преодолел пятидесятиметровое расстояние до Вадима.

Тот вовсю разговаривал по-английски с зеленоглазой блондинкой.

– Я убываю на ночь, – заявил Виктор, чуть отдышавшись.

– К друзьям?

– Нет, в Японию! – пошутил Одинцов.

– Как? – ошарашено выставился Вадим.

– Да я пошутил, с девочкой уже договорился…

– Серьёзно? Ну, ты молоток!

– Пошел, до встречи!

– Погоди! Вот моя визитка, сзади номер телефона в гостинице! Звони, земляк, если что!

– Хорошо, пока!

– Прошу! – Миана жестом указала на припаркованную неподалеку «Тойоту» черного цвета.

Одинцов сел на пассажирское сиденье, девушка завела двигатель и машина помчалась по ночному Парижу

…Виктор потянулся и открыл глаза. Сладкая истома нежными импульсами пронизывала его тело.

Темно-коричневые балки перехлестывали крест-накрест потолок мансарды, из окна, врезанного в крышу, падал солнечный свет.

Девушка, лежащая рядом, чуть пошевелилась.

Одинцов повернул голову.

Японка спала, прижав длинные черные ресницы к белой щеке. Левая грудь ее была обнажена, слегка выпуклый сосок чуть заметно двигался вверх-вниз вместе с амплитудой ровного дыхания. Роскошные волосы были разбросаны по подушке.

Виктор вспоминал прошедшую бурную ночь и улыбался.

Миана оказалась полной противоположностью блондинке с холодными глазами.

Единственное, что не позволила она Виктору – снять презерватив. Когда разгоряченный пленительным телом девушки русский призывал её отбросить все запреты и сомнения.

Девушка испытала ощущения, похожие на те, что «чувствует» неодушевленная плотина, долго сдерживавшая огромную массу рвущейся на свободу воды.

Она была буквально истерзана этим симпатичным русским, и, как ни странно, Миане это ужасно понравилось.

Японка несколько раз испытала самый настоящий оргазм, и ей не надо было притворяться с клиентом, изображая страсть, как учили ее более опытные подружки.

Виктор лежал неподвижно, словно боясь разбудить девушку. Но постепенно мелькавшие в его сознании кадры прошедшей ночи начинали будоражить его воображение. Поток солнечных лучей, играя многочисленными микроскопическими пылинками, медленно и неотвратимо приближался к большой белой подушке, на которой лежала голова Мианы. Наконец, он не выдержал.

Пальцы Виктора осторожно скользнули под одеяло. Их кончики слегка коснулись бедра девушки, потом поднялись вверх и тихонько поползли вовнутрь.

Длинные ресницы дрогнули…

Средний палец мужчины, нежно лаская плоть, постепенно углублялся в тело. Миана, словно помимо своей воли, чуть выгнулась вверх. Она, не открывая ресниц, сделала пленительное движение губами, как будто что-то хотела сказать и тут же, словно спохватившись, решила промолчать. Палец Виктора все настойчивее и глубже проникал внутрь… Он сразу повлажнел и теперь легко скользил там, умело задевая при этом самую чувствительную точку женского тела.

Дыхание японки стало прерывистым, сосочки небольшой груди поднимались и опускались с большей амплитудой и совсем не равномерно… Виктор приподнялся на свободном локте и, нагнувшись вперед, по очереди поцеловал их. Девушка ладонью погладила волосы на затылке мужчины и ласково, но требовательно твердо прижала его губы к своему телу.

Одинцов почувствовал, что изнемогает от желания, и, резко поцеловав японку в губы, рывком переместил свое тело на неё…

– Non? Non! – запротестовала она. – Non!!

Еще секунда, и Виктор своей плотью оказался бы внутри нее, как девушка, изогнувшись, изо всех сил рывком отбросила партнера от себя. Одинцов, взмахнув руками, не удержался, и с грохотом свалился на пол. Он изумленно уставился на проститутку:

– Ты обалдела, да??

Миана, вначале испугавшись, спустя несколько секунд пришла в себя, и, увидев недоуменно-обиженное лицо русского, прыснула в ладошку.

– Non! Non! Секс должен быть защищен! – проговорила она с акцентом. Одинцов потер ушибленное место:

– Что за страна?! Везде защита! Эта французская защита! Хорошо, что упал на задницу, а не на другое место…

Потом рассмеялся, и, увидев, что японка тоже веселится, скомандовал:

– С защитой, так с защитой! Давай ее, доставай! Форверст![39]39
  Forverst! – Вперед! (нем.)


[Закрыть]

Маленькие пылинки солнечных лучей испуганно взметнулись в разные стороны, и громкие стоны девушки еще не раз нарушали благолепную тишину мансарды парижского дома…

…Виктор сделал очередной ход и с удовлетворением записал его на своем бланке. Соперник из команды «Каисса», худощавый американец с длинными патлами русых волос, нервно ерзал на стуле. Одинцов в классическом, излюбленном стиле переиграл противника и вскоре должен был пожать плоды своих усилий.

Команда выигрывала.

Сияющий Жорж часто брал под локоть Евгеньича и, таинственно пригибаясь, уводил старичка подальше от места сражения. Объясняя на ходу нюансы происходящего на досках.

Внезапно Виктор надолго задумался.

Он рассеянно смотрел на доску, а мысли были почему-то далеко от резных деревянных фигурок. Он почувствовал знакомую тоску по родным: Наташе, матери.

«Как они там? Надо позвонить еще раз домой, поговорить…»

Потом вспомнилась Симона. Карие глаза, каштановые волосы, ее губы. На образ девушки наслаивались другие: Миана, зеленоглазая блондинка, Вадим…

Он позвонил новому знакомому через день. Вадим, чертыхаясь, повторил точь-в-точь всё испытанное Виктором в той тесной комнатке с черными простынями. На вопрос менеджера о его приключениях, скромно поведал, что ночь прошла хорошо.

Мысли о близости с японкой снова полностью поглотили его. Он стал вспоминать самые мельчайшие подробности встречи, в маленькой записной книжке был начиркан небрежным почерком номер её сотового, и Одинцов все чаще подумывал о новом свидании.

«Что это он так долго не ходит?» – одновременно с этим недоумением он ощутил быстрый толчок в спину.

Виктор встрепенулся и с ужасом увидел, как флажок на его часах угрожающе повис.

– «Ё…прст! Да он же давно сделал ход, а я, идиот, не заметил!»

Евгеньич, «просекший» ситуацию пять минут назад, не выдержал, и, подойдя вплотную к спинке одинцовского стула, ткнул пальцем задумчивого лидера…

– Бац! Бац!

Американец отвечал мгновенно.

Перестрелка продолжалась подряд ходов десять. Когда дым сражения рассеялся, и Одинцов понял, что успел сделать контрольный ход, все увидели, – от позиции его противника остались одни руины.

Патлатый взглянул на часы, потом на бланк, и медленно протянул руку Виктору, поздравляя с победой.

– Все отлично! – воскликнул сияющий Жорж, вручая Одинцову гонорар за выигранную партию. – Теперь у тебя две недели свободны! Можешь полететь в Москву, или остаться здесь. Кстати, завтра в Clichy начинается большой открытый турнир. Ты знаешь об этом?

– Нет – удивился Виктор, – а где это?

– Недалеко от нашего шахматного клуба в Levallois-Perret, ты раз был там. Посмотри журнал, вот адрес, условия участия, призы…

– Спасибо! Я, скорее всего – не полечу в Москву, а сыграю в этом Клиши.

– Давай, давай, я вижу – сейчас ты в неплохой форме.

– Да нет, Жорж, – усмехнулся Одинцов, – сейчас я как раз растренирован. Поэтому мне нужна игровая практика.

…Виктор вошел в огромный турнирный зал, находящийся в красивом здании на бульваре Jean Jaurès и остановился. Под высоким потолком висели флаги примерно тридцати стран мира. До начала соревнования оставалось минут сорок, но уже примерно сотни полторы игроков «тусовались» между ровными рядами шахматных столиков.

По залу прошелестело: «Тот самый русский…»

Мелькнула знакомая кудлатая морда.

Моллимард.

Да, его уже хорошо знали. Реклама – резко отрицательная в одном издании, и то интервью в другом журнале давала о себе знать.

Одинцов поискал взглядом организаторов.

Вот они – за большим столом, у входа в буфет.

Виктор, не торопясь, подошел к французам.

Те почему-то уткнулись в бумаги, словно не замечая нашего шахматиста. Одинцов усмехнулся и, вытащив из кармана пятисотфранковую купюру, бросил ее под нос казначея.

Этого малого он определил с первого взгляда. Тот собирал с участников турнирные взносы в большую металлическую шкатулку.

– Вы будете играть? – поднял голову пожилой седовласый француз, сидевший рядом с казначеем.

– Да, пожалуйста, дайте мне анкету участника, я заполню.

Шкатулка открылась и закрылась, проглотив пятисотку, и Виктор быстро написал на синеватой бумажке свои данные: имя, фамилию и новый рейтинг.

Седовласый, шевеля губами, внимательно прочитал заявку русского.

– Надеюсь, все теперь правильно? – наклонился к нему Одинцов, глядя в упор на главного организатора опен-турнира.

– Oui! – и француз передал бумагу молодому помощнику, сидевшему за ноутбуком.

«Ну! С Божьей помощью!» – помолился про себя Одинцов и сделал первый ход в этом непростом состязании.

Триста девяносто участников по швейцарской системе в 9 туров. Десять призов, первый – четыре тысячи долларов.

Начальные три партии – это разгон. Обычно сильнейшие игроки легко проходят этот отрезок, согласно правилам им по рейтингу достаются соперники значительно ниже классом.

Но все три первых дня Одинцов с трудом доводил партии до победы.

«Что такое? Неужели я так сильно растренирован? В Торси таких фраеров обыгрывал практически не глядя… Рейтинг у них небольшой, а играют будто мастера… Только в самом конце, под цейтнот начинают сыпаться…» – Виктор задумчиво глядел в окно пригородного поезда, мчащегося в сторону НегЫу.

За окном мелькали предместья Парижа со своими многочисленными двухэтажными домиками, на станциях поезд плавно замедлял ход, останавливался, люди входили-выходили, пассажиров в этот час было немного.

Вдруг Одинцов услышал шум в центре вагона. Он привстал и увидел, как невысокий, худощавый контролер, одетый в черную форму, требует билет у двух арабов, развалившихся на мягких сидениях.

Те демонстративно смотрели в окно, игнорируя призывы служащего. Лицо контролера было бледно от возмущения. Он перегородил проход и бросал взгляды на дверь вагона, видимо ожидая, что скоро подоспеет его напарник.

Арабы лениво перебрасывались фразами на своем языке.

Поезд стал тормозить. Через две минуты – станция НегЫу.

Безбилетники встали и двинулись на работника железной дороги. Тот схватился руками за спинки сидений, пытаясь не выпустить их из вагона. Шум усилился.

В разговор вступила молодая девушка, сидевшая через два ряда от Виктора. Виктор не понимал быструю французскую речь, но осознал, что та призывала наглецов заплатить за билет.

Француз был выше арабов, но его вес не превышал 70 килограмм. Он явно не мог физически справиться с ними.

Внезапно один из арабов резко ударил контролера в живот. Тот согнулся пополам, его лицо покраснело, и рот, словно у рыбы, стал хватать воздух. Смуглолицые дети Востока заржали. Девушка возмущенно вскочила со своего места.

«Только не ввязываться! Еще не хватало тебе снова попасть! Только не ввязываться!»

Кровь Виктора забурлила от злости, но он большим усилием воли заставил себя в эту секунду усидеть на месте.

– НегЫе! – коротко проговорил металлический голос в динамиках вагона.

В это мгновение второй араб сильно ткнул ногой согнувшегося мужчину, и тот полетел вдоль прохода.

Удар.

Черная фуражка отлетела под ноги Одинцова.

Девушка, сбитая инерционной массой падающего контролера, ударилась головой об угол сиденья.

Все пассажиры в вагоне вскочили.

Арабы быстро пошли на выход.

Мгновенно в памяти Одинцова всплыла слащавая харя обладателя дорогого костюма и золотых перстней на пальцах. Того самого, что выставил «оппозицию» собственноручно подписанному чеку.

Неожиданно для самого себя Виктор закричал по-русски:

– А вот вам оппозиция!! Вот!! Вот!! Вот!!

Каждый выкрик сопровождался сокрушительным ударом кулака.

Арабы распластались по полу.

Последнее, что увидел Виктор перед тем, как успеть выпрыгнуть из вагона через закрывающиеся автоматические двери, это потрясенное лицо второго контролера, спешившего на помощь.

Виктор быстро шел по улице, поминутно оглядываясь.

«Еще не хватало мне, ну дурак! Ну и дурак!»

Лишь спустя полчаса, успокоившись, решил про себя:

«А поделом этим сукам. Пока очухаются, к следующей станции уже полицию вызовут. Не выдержал я потому, что девушку ударили. Вот найти того бы франта и устроить его роже оппозицию с асфальтом…»

И негромко засмеялся, вспомнив вытаращенные глаза арабов за доли секунды перед встречей с увесистым кулаком высокого блондина.

Четвертую партию Одинцов проиграл.

Это было его первое поражение во Франции в серьезном турнире. Соперник, невысокий худенький англичанин прекрасно провел поединок, «выловив» Виктора на заранее подготовленную дебютную новинку.

Едва Одинцов остановил свои часы, признав поражение, как собравшееся вокруг столика зрители и участники зааплодировали.

Виктор недоуменно оглянулся. Что это? Почему? Первые аплодисменты на турнире…

Он встал из-за стола, надел пиджак и пошел в буфет выпить сока.

– Ну что? – навстречу быстро шел один из бывших советских шахматистов. – Как?

– А! – махнул рукой Одинцов. – Сегодня попал…

– Я так и думал!

– Почему?

– Слышал, как они захлопали…

– Ну и что?

– А ты, старик, не понимаешь, почему?

– Нет – недоуменно ответил Виктор, – сам удивляюсь.

Бывалый турнирный волк внимательно посмотрел Одинцову в глаза:

– Эх… молодо зелено… да они же все желают тебе поражения, и поливают почем зря!

– Серьёзно??

– Конечно. Ты что, думал – Торси тебе так быстро проститься? И дальнейшая твоя история? Так что… сам понимаешь, старик! И, кстати, ты ничего не замечаешь, что происходит вокруг твоего столика?

– Нет, а что? – еще раз удивился Виктор.

– А ты посмотри повнимательнее. Я просто видел, что ты целиком сосредоточен на партии, и не «сечешь поляну» вокруг.

– Да что такое?? Скажи, Анатоль!

– Нет, старик, я тебе и так слишком много сказал, – бывалый игрок оглянулся по сторонам, – ты отыграл и улетел в Москву, а мне еще здесь жить и за клуб пахать. Так что, сам смотри…

На следующую партию жребий выбрал в соперники высокого, тучного француза, рейтинг которого значительно уступал одинцовскому. Почему-то сразу Виктор окрестил противника «Портосом».

Виктор: 1.е4.

«Портос»: 1…е6.

Французская защита.

Дебют развивался по накатанной колее. Толстяк пыхтел, но делал правильные ходы. После каждого своего ответа он шумно вставал из-за столика и куда-то уходил.

Середина игры. Совершенно равное положение.

«Да что это такое? Игрок весьма среднего уровня, а пока совсем не ошибается. Опять пришел, быстро ответил и снова гуляет где-то…

А где?»

Внезапная мысль, пришедшая в голову Одинцова, заставила его вздрогнуть:…«так что сам… смотри…»

«Портос» в очередной раз брякнулся на жалобно заскрипевший стул, отдышался, увидел ход противника.

Чуть подумал, потянулся к нужной фигуре.

Ответ.

«Правильно катает… как правильно!»

Здоровяк встал из-за стола и быстро пошел в буфет.

Виктор, не делая своего хода, поднялся и направился вслед противнику. На входе он увидел, как какой-то молодой парень стремительно метнулся внутрь. Чтобы предупредить своих.

Но было уже поздно…

– Ба! Знакомые какие лица! – Одинцов многозначительно улыбнулся. Французы затравленно оглянулись.

Они сгрудились вокруг столика, за которым уже сидел «Портос», и Виктор слышал, как эта группа свободных игроков активно обсуждала его позицию. Один француз, сделав быстрое движение, убрал что-то во внутренний карман пиджака.

Одинцов мог поставить тысячу долларов против одного, что тот спрятал карманные шахматы, на которых и производился анализ позиции.

«Да, все верно!! Они «ведут» эту рыхлую скотину! И странности в тех первых партиях теперь легко объясняются! Не зря меня предупредил Анатоль… не зря…»

«Портос» побагровел и, неуклюже переваливаясь, потопал к своему столику.

Увидев, что Виктор не сделал ответного хода, мстительно и нагло улыбнулся в глаза русскому:

«Ну что ты можешь сделать? Заявить протест судьям? Смешно! Никто тебя не поддержит! Ты – чужой!»

Одинцов дожал его в цейтноте. Толстяк, лишенный поддержки извне, «поплыл».

Виктор, со стуком влепив мат королю противника, брезгливо взял его бланк, чтобы расписаться напротив единички. Тот, не удосужив русского не только поздравлением с победой, но даже установленной правилами подписью, невидяще поднялся со стула и тут же удалился.

Толпа зрителей и игроков, наблюдавшая за развязкой поединка, молча разошлась.

– А что мы можем сделать? – воскликнул Жорж. – Это индивидуальные соревнования! Другое дело, если бы в командном первенстве такое случилось. Тогда бы я подал официальный протест в федерацию!

Он затянулся сигаретой, медленно выпустил дым и глотнул из бокала красного вина.

– Ну, быть может, надо подать жалобу организаторам турнира? – спросила Иоланта. – Почему они допускают у себя такие безобразия?

Жорж несколько раз пыхнул синеватым дымком и задумчиво сказал:

– Бесполезно. Там круговая порука. Никто не признается, что помогают противникам Виктора вести свою партию. А он не понимает французского в достаточной мере. Они скажут – о погоде, мол, разговаривали…

– Вот сволочи! – эмоционально воскликнула полька.

– Ладно, посмотрим, что будет дальше, – мрачновато ответил Одинцов, – но мне это очень не нравится!

Дальше получилось еще хуже.

Французы перестали стесняться, и уже обсуждали позицию русского прямо в турнирном зале. Не отходя от кассы, как говорится.

Одинцов нервничал и сделал две ничьи. Потом выиграл.

Шесть очков из восьми.

В последнем, решающем девятом туре жребий свел русского шахматиста с одним из призеров прошлогоднего чемпионата Парижа.

Виктор собрался и блестяще вел игру.

Когда до контроля времени оставался час, он надолго задумался.

«Так… они опять ведут противника… ну что ж, видно такая моя судьбина здесь, на этом опене. Ишь ты, как резво отбегает от столика и бодро обсуждает насущные проблемы… Ну, сука, ты у меня скоро попляшешь… Сейчас я переведу своего слона на большую диагональ, и он тебе будет, как кость в горле… придется пожертвовать пешку, чтобы расчистить дорогу к королю… прямого мата не видно, но я чувствую… чувствую, что тебе это будет явно не по нутру… А Жорж прав – что я сейчас? Подбегу к ним и заору по-русски: «Что вы тут обсуждаете?» Они ухмыльнуться и скажут – обсуждаем женщин… ага… интересно, что они больше любят – женщин или пожрать? Наверное, все же второе… И что за странный запах я чувствую вот уже почти минут двадцать? Как будто тонкий аромат духов… Но женщин здесь в лидерах нет… рядом сидят только мужики… так, он заметно нервничает… видно, думает сейчас – пожертвую я пешку или нет?… ага… я d5 – d4, он берет …я слон бэ семь. Как ходить ему?… Грозит вторжение ладьи, и потом мой ферзь идет на эту большую диагональ…нелегко защищать такие позиции… как там Наташа моя…? Надо позвонить вечером… поговорить… а запах не проходит…, «Шанель», что ли или еще какой?»

Виктор оторвался от размышлений и поднял голову.

Его сосредоточенное лицо мгновенно озарила сияющая улыбка: рядом с его столиком, чуть сзади, чтобы не попадать в поле зрения – стояла Симона.

Она сразу привлекла внимание присутствующих. В красивом темно-зеленом костюме, короткая юбка, стройные длинные ноги, безукоризненный макияж..

Французы недоумевали: красавица находилась почти полчаса на одном месте сзади русского и чему-то улыбалась. Все это время Одинцов сидел, обхватив ладонями голову и сосредоточенно, не двигаясь, обдумывал позицию.

От десятков глаз не укрылась та радость, с которой русский приветствовал загадочную мадмуазель.

– Ты? Как ты меня нашла? Здравствуй, Симона!

– Так я рядом живу, на бульваре Пого. Приехала сегодня из Лондона, позвонила Жоржу, он сообщил, что ты играешь последнюю партию по соседству. Ну, я и зашла посмотреть…

Сердце Виктора учащенно забилось.

Она! Как неожиданно! Он так ждал этой встречи и в мыслях часто рисовал её, находясь еще в Москве.

«Так! Ходить и выйти из-за столика…»

Дэ пять – дэ четыре! Жертва!

Соперник Одинцова быстрым шагом приблизился к столику и сразу ответил взятием.

Виктор сделал намеченное отступление слоном.

Парижанин погрузился в размышления.

– Ну, как ты? – Виктор осторожно взял Симону под локоть и отвел ее в сторону.

– Я? Замечательно! Была по работе в Англии, вот, наконец, снова здесь, – девушка приветливо улыбалась.

Ее губы были слегка подведены, и глаза Виктора помимо воли упирались в эти изящные линии.

– А ты как в Париже? Осваиваешься?

Одинцову показалось, что в глазах Симоны мелькнула какая-то шутливая искорка. В груди пробежал неприятный холодок: он мгновенно вспомнил свои «атаки» на Saint Denis, и кончики его ушей покраснели.

– Да понемногу, вот за команду Жоржа уже две партии сыграл…

– Я знаю, он доволен тобой.

– Спасибо, извини…

Виктор увидел, что противник сделал свой ход и быстро вернулся к партии. Мысли разбегались в разные стороны: теперь ему было трудно так глубоко сосредоточиться, как за полчаса до встречи с Симоной.

Девушка отошла от столика и с интересом прошлась по турнирному залу. Она чувствовала пристальное внимание участников и зрителей.

В углу, недалеко от судейского столика собралась группа французов. Они что-то живо говорили, глядя на красивую гостью. В центре внимание оказался кудлатый Моллимард. Он, сильно жестикулируя, рассказывал, видимо, свои впечатления на суде по обвинению Одинцова. При этом француз откровенно кивал головой на Симону.

Девушка, сделав вид, что не узнала «Дуремара», прошла рядом и стала с интересом изучать турнирную таблицу. Она быстро поняла, что в случае выигрыша последней партии Одинцов делит первое место с двумя игроками и получает неплохой денежный приз.

Потом Симона направилась в буфет…

…Француз отчаянно защищался. Он делал единственные ходы, которые позволяли ему продлевать сопротивление. Виктор по-новому вживался в позицию, но лицо Симоны по-прежнему стояло у него перед глазами. Русский мастер посмотрел на бланк: до контроля времени осталось сделать всего восемь ходов.

Времени немного. Пора делать прочерки вместо каллиграфически аккуратно выведенных букв и цифр.

Иначе можно просрочить время… Ну! Сейчас… сейчас…

Симона, взяв в буфете чашечку капуччино, отошла к свободному столику. Рядом сгрудились несколько шахматистов и что-то горячо обсуждали. Симона думала о Викторе, помешивая маленькой ложечкой сахар. Она очень хотела увидеть его именно сегодня. Днем, добравшись из аэропорта домой, она приняла душ, переоделась, наскоро пообедала и приехала на турнир.

…«А он стал как будто милее… Это понятно – отдохнул дома в Москве. Там все таки ребенок, жена…»

Внезапно девушка почувствовала укол ревности. Она еще не осознавала в полной мере, что этот немного странноватый парень стал занимать слишком много места в ее мыслях. Иногда она ловила себя на том, что думает о возможном сексе с ним.

Симона встряхивала голову и быстро отгоняла такие мысли. Но с каждым днем это делать становилось все труднее…

Внезапно девушка поныла, что за соседним столиком буфета французы говорят об Одинцове. Его фамилия быстро мелькала в обрывках фраз. Симона прислушалась.

Точно.

Игроки живо обсуждали позицию из партии русского. Они решали, какой план нужно избрать его противнику и называли при этом конкретные ходы.

Вдруг Симону словно обдуло ветром – это соперник Одинцова примчался в буфет, пронесшись вихрем мимо ее столика. Он внимательно выслушал «консилиум», благодарно кивнул и поскакал обратно.

Вот так да!

Девушка с возмущением поднялась с места. Она хотела, было подойти к французам и упрекнуть их в нечестной игре, как внезапно передумала. «А, быть может, я неверно все поняла? Пойду в зал, посмотрю…»

Едва Симона взглянула на позицию Виктора, как осознала: она не ошиблась. Девушка посмотрела по сторонам в поиске судей.

Те все были заняты, настало самое «жаркое» время тура – концовка, цейтнота.

Виктор быстро сделал три хода и понял, что вот вот победит.

Вместо записи он делал прочерки. Потом восстановит ход игры, после контроля.

– Arbitre! – поднял руку его соперник.

Тучный судья, тот самый, что стоял рядом с турнирной таблицей в Торси, завилял задом, пробираясь к столику Одинцова.

– Три хода! Три раза! – неожиданно для Виктора заявил француз.

«Как?? Он требует зафиксировать троекратное повторение??! Его же не было!! Было только двукратное!»

Призер первенства Парижа быстро объяснил судье суть его заявления. И предъявил свой бланк для подтверждения.

Судья, прищурившись, изучал запись. Потом, пригласив соперников за отдельный стол, стал восстанавливать партию, согласно правилам ФИДЕ – международной шахматной организации.

Виктор ненавидяще посмотрел на соперника. Тот невозмутимо сидел, покачивая носком ботинка.

– Oui! – заявил судья и вынес вердикт. – Remis!

– Какая ничья?? Вы что?? – закричал Одинцов.

Вокруг столика столпился народ. Большинство со злорадными лицами наблюдали за реакцией русского.

Арбитр стал что-то быстро объяснять Виктору.

Симона перевела:

– Он говорит, что так как ты запись партии не вел, делая прочерки, он доверяет бланку соперника. Там четко записаны ходы и три из них – повторяли позицию. По правилам присуждается ничья.

– Да он же просто вписал один лишний ход! – возмутился Виктор. – Смотри, видишь?

И Одинцов ткнул пальцем в добавленную смекалистым французом лишнюю строчку в бланке.

Симона обратилась к судье:

– Простите, но я сама видела, что не было в партии вот того записанного 43-го хода…

Толстяк пожал плечами:

– Мнения зрителей по правилам не учитываются.

Одинцов откинулся на спинку стула и заскрипел зубами.

«Сволочи! Ну, какие же они сволочи! Теперь только ничья! А у меня вдрызг выигранная позиция. Опять почти, как в Торси. Да сколько можно?»

Симона тем временем продолжала:

– Пардон, но я еще наблюдала нечестную игру!

– Что значит нечестную? – засопел судья.

– Вот ему (она кивнула на ухмыляющегося француза), – во время партии подсказывали в буфете. Я видела это собственными глазами!

– Оставьте ваши домыслы, мадмуазель! – обозлился судья. И, обращаясь в Одинцову, желчно выдавил:

– Оформляйте бланки! Ничья!

Семь тысяч франков призовых. Вместо законных пятнадцати.

Виктор нервно поставил роспись и тихо сказал, обращаясь к Симоне:

– Спасибо тебе. Пойдем, прогуляемся? Закрытие будет только через час. Они вышли из огромного зала, физически ощущая на себе взгляды двух сотен людей.

– Виктор, я тебя подвезу к Жоржу? – спросила Симона, когда они остановились на стоянке возле ее машины.

– Ну что ты! – засмеялся он. – Зачем тебе такое расстояние туда и назад ехать?

– Как хочешь… – ничем не выдавая кольнувшей сердце обиды, спокойно проговорила девушка.

– Я предлагаю другое! – улыбнулся Одинцов.

– Что именно?

– Приглашаю тебя в ресторан, отметить окончание турнира и мой приз. Пусть он и не такой, как я ожидал, но все же… Согласна?

– Пчм… – Симона ласково улыбнулась, – и в какое же место ты меня приглашаешь?