Текст книги "Французская защита"

Автор книги: Анатолий Арамисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Ура!! – подхватили остальные красноярцы.

Звон скрещивающихся бокалов, характерное кряканье после принятия сорокаградусной.

– Играй! – рявкнул Юрок застывшему в почтительном внимании бывшему солисту театра «Роман».

– Что изволите?

– Давай: «Так за царя, за Родину, за Веру мы грянем громкое «Ура, ура, ура!!»

Миша тут же заелозил смычком по струнам скрипки, выдавая нужные ноты.

Сидящие за столиками французы тихо переговаривались, оглядывались на крепких русских парней, которые дружно подпевали вслед бодрой мелодии.

Миана лениво курила сигарету в баре на плас Пигаль, болтая с подружками, когда одна из них обратила внимание на высокого светловолосого парня, дававшего интервью парижскому телевидению.

– Смотрите, какой красавчик! И с кем такие, интересно, спят?

Японка лениво перевела взгляд вслед за другими проститутками и через секунду едва не выронила сигарету из ярко накрашенных губ.

Ей в глаза смотрел тот неистовый русский, которого она ублажала примерно год назад в своей комнатке под крышей парижского дома.

– Я знаю его! – воскликнула Миана.

– Как? Ты спала с таким классным мужиком? – все женские головы одновременно повернулись в её сторону.

– Да! Мы с ним уехали, помню, с rue Saint Denis! Он взял меня на всю ночь, и с ним было замечательно! Да вы все видели его!

– Когда? – хором воскликнули проститутки.

– А помните, он зашел, взял пива, потом отказался поехать со мной. И спросил: играю ли я в шахматы?

– Да, да, припоминаем что-то, – раздались голоса.

– Я тогда удивилась: почему он так спросил меня? А вот теперь ясно; смотрите, показывают, как он эти фигурки двигает!

– Наверное, с этими деревяшками он и стал импотентом! – авторитетно заключила одна из самых опытных проституток.

Девицы прыснули в свои бокалы.

Миана промолчала, внимательно досматривая спортивный репортаж. Она не забыла той безумной ночи с русским.

И горькое чувство тоски внезапно нахлынуло на ее огрубевшую душу.

– Мадмуазель? – сальные пальцы взяли ее под локоть. – Сколько Вы берете?

– Да пошел ты! – зло выкрикнула японка, сорвалась со своего места и быстро вышла из бара на свежий воздух.

– Какой он молодец! – воскликнул Василий Петрович, галантно ухаживая за гостями. Он разливал в бокалы красное «Бордо», которое приберегал для особо торжественных случаев.

– Да, это просто фантастически взлет! – радостно констатировал Евгений Евгеньевич. – Нам повезло, что в команде играет такой шахматист – а, Жорж?!

И он подтолкнул локтем довольно улыбающегося Гиршманна.

– Он раскрывался буквально на глазах. С первых партий за нашу команду. Но я никогда не ожидал от него такого рывка вперед! – заключил президент эмигрантского клуба.

– Шерше ля фам, – негромко проговорила Анастасия Михайловна, и все присутствующие за столом понимающе улыбнулись.

– Да, она буквально вдохновила его на подвиги! – загудел Василий Петрович. – Как все сложилось удачно! Я как чувствовал, когда брал ее переводчицей на тот процесс в Vert Galant.

– Ну, Вася, мы знаем – ты главный виновник всех больших побед Одинцова, вовремя познакомил его с Симоной, – язвительно улыбнулась аристократка.

– А что? Красивая женщина всегда вдохновляла мужчин на подвиги! – заметил Евгеньич. – Вон какую коллекцию собрал ваш супруг, любой позавидует!

– Ох! – только и вздохнула Анастасия Михайловна, и все присутствующие рассмеялись.

Женевьева не сводила глаз с большой фотографии Виктора, красующейся на первой странице обложки шахматного журнала. Вновь сладко-тягучей истомой заныло внутри.

От Паскаля Фите поступали неутешительные сведения: сыщик никак не мог найти «ахиллесову пяту» красивой парочки. Он все-таки изловчился и прикрепил жучок для прослушивания к раме окна квартиры Симоны. Ночью, рискуя сломать себе шею.

Однако глухие звуки разговоров, доносящихся изнутри, было нелегко разобрать, а если что и различалось, так это милая любовная болтовня мужчины и женщины.

Слушая её, Женевьева каменела и сжимала до боли свои кулачки.

Виктор играл четвертьфинальный матч претендентов в далеком Рио-де-Жанейро с самым сильным игроком Южного полушария бразильцем Ле-кингом.

Парочка улетела туда неделю назад, и перед Паскалем была поставлена задача: прикрепить жучки непосредственно в квартире на бульваре По го. Эта шпионская игра стала захватывать сущность Женевьевы, она часами продумывала варианты, в которых можно было как-то «подставить» Одинцова или Маршалл.

Мимолетные связи с мужчинами не доставляли ей удовлетворения. Очередной любовник быстро слышал «Адьё» в свой адрес от разочарованной фурии.

Ей был нужен запах только одного мужчины – Виктора.

Она нервничала и раздражалась на работе. Порой ей казалось, что эти желания в отношении русского – просто блажь, которая быстро пройдет. Но шли дни, недели, месяцы, а они не пропадали. Женевьева уже жалела, что не воспользовалась ситуацией в тюрьме, когда Виктор в чем-то зависел от неё, у него долго не было женщины и она, вспоминая его первые взгляды, кляла себя за нерешительность.

Она мысленно прокручивала тот последний разговор у нее в кабинете, который состоялся перед выходом Одинцова на свободу. Женевьева была уверена в своей будущей победе. И ошиблась.

Но она была не из тех, кто отступает. Иначе бы никогда так быстро не продвинулась по служебной лестнице.

Перебирая в уме многочисленные варианты мщения, она, наконец, остановилась на одном: ударить по Симоне. Как можно больнее.

Их незримая дуэль за обладание желанного мужчины вступала в новую стадию.

ЧАСТЬ 7. ПОСЛЕДНИЙ ПОЕДИНОК

Виктор Одинцов нервничал. Странное чувство поселилось внутри него с некоторых пор. Привыкание к многочисленным интервью, встречам и вниманию незнакомых людей, узнающих его на улице, прошло быстро и безболезненно.

Но постепенно он чувствовал все большие угрызения совести: понимание того, что не он в таком великолепном стиле обыгрывает ведущих гроссмейстеров мира, а электронная машина в его обличии, – угнетало. Четвертьфинальный матч с бразильцем прошел на удивление легко: противник был досрочно разгромлен к сильному неудовольствию местной публики.

Следующий, полуфинальный поединок они с Симоной провели в далеком Сиднее. Одинцову противостоял сильнейший игрок Азии, талантливый индус, который тоже совершал стремительное восхождение к шахматному Олимпу.

Матч прошел в нервной обстановке: соперник Виктора отличался быстрой игрой и редко попадал в цейтнота.

Поэтому на протяжении первых десяти партий шла примерно равная борьба, но потом индус стал уставать и совершать малозаметные промахи.

Компьютер четко использовал эти ошибки.

Опустошенный, уставший Одинцов вернулся со своей любимой в Париж. Заканчивалось лето, и он полетел в Москву: его дочь 1 сентября становилась первоклассницей. Свидание с девочкой заставило Виктора забыть на время о той огромной тяжести, что легла на его плечи.

Наташа была в восторге от своего папочки, постоянно звонила ему в гостиничный номер, требуя, чтобы он приехал к ней. Лиза внимательно наблюдала за этим и сделала пару попыток наладить отношения с бывшим мужем.

Тщетно.

Виктор пробыл в родном городе две недели. За это время он успел оформить сделку по недвижимости: на часть солидного гонорара за победу в

Сиднее купил хорошую квартиру в Крылатском. В спорткомитете России, где по случаю его успеха был устроен небольшой прием, узнал главную новость последнего времени – финальный матч претендентов будет проходить в Париже. И его соперником стал лучший французский игрок Патрик Леконт, победивший накануне английского шахматиста. Итак, в будущей дуэли за право сразиться с чемпионом мира, Одинцов должен был играть на «поле» соперника.

Но он был рад этому: им с Симоной не надо было снова лететь куда-то на край земли. И от мысли, что они будут вместе возвращаться в уютную квартиру на бульваре Пого, ему становилось легче.

Паскаль Фите сидел на тротуаре, держась рукой за разбитую губу. Кровь капала на его новенький плащ, он лихорадочно ощупывал языком рот: целы ли зубы?

А все начиналось так хорошо.

Он выследил, как Виктор Одинцов после матча за команду приехал с компанией в ресторан на улице Saint Lazare. Вошел следом и незаметно устроился за отдаленный столик. Потом он увидел, как в заведение ввалилась шумная копания крепких парней.

– Ооооо! – заорал самый высокий из них. – Кого я вижу!!

И полез обниматься с русским игроком.

«Дикари», – думал Фите и брезгливо морщился, наблюдая, как парни опрокидывают одну рюмку водки за другой, весело отмечая встречу со спортивной звездой.

Потом его внимание привлек этот высокий, которого называли Юрком. Паскаль понял, что он хорошо знаком с Одинцовым: усевшись рядом на стул, Юрок долго что-то рассказывал, Виктор кивал и отвечал ему; они явно вспоминали что-то общее.

Вечер подходил к концу.

Одинцов, улыбаясь, по очереди пожимал всем руки – он спешил к Симоне.

Паскаль дождался, когда игрок покинет Le Komarov, следом за ним потянулись домой и другие члены команды эмигрантского клуба.

Вскоре ресторан опустел.

Фите решил действовать на свой страх и риск Женевьева была очень недовольна его работой в последнее время, он оправдывался, объясняя, что невозможно найти хотя бы малейшую «зацепку», которая могла бы вбить клин в отношения соперницы с Одинцовым, но та даже и слушать не хотела, пригрозив невыплатой гонорара.

– Бон суар! – Паскаль сладкой улыбкой приветствовал трех парней, допивавших остатки «беленькой».

– Здоров, коли не шутишь! – ответил Колян, нетрезво глядя на француза.

– Говорите ли Вы по-французски? – вопросил сыщик

– Юрка! Давай, переводи! – обратился к длинному Колян.

– Месье! Разрешите побеседовать с Вами конфиденциально, так сказать… – маленькие глазки Паскаля буравчиками вгрызались в лицо бывшего сокамерника Виктора.

– А ты кто будешь, и на какую тему, интересно, хочешь беседовать? – Юрок положил локти на стол и подался вперед.

Фите, с трудом сдерживая гримасу брезгливости (от русского отвратительно пахло водочным перегаром), шепнул:

– Не здесь, выйдемте на воздух.

– Без проблем! – Юрок встал из-за стола, повернул голову к собутыльникам. – Я щас!

На улице француз, глядя снизу вверх на собеседника, быстро заговорил:

– Позвольте представиться, Жильбер Трамбле, корреспондент журнала. Меня интересует, личная, так сказать, жизнь Виктора Одинцова.

– Что?? – вытаращился Юрок

– Пардон, давайте сразу обговорим условия! Наше издание Вам хорошо заплатит за любую информацию из этой области. Я понял, что Вы хорошо знакомы с русским чемпионом, и поэтому…

– Что я должен рассказать? – насупился длинный.

– Все, что знаете о его отношениях с женщинами, например. Имел ли он связи с проститутками Парижа, в частности? Вот задаток, силь ву пле, тысяча франков, как Ваше имя, кстати?

И Паскаль Фите вытащил из кармана десять купюр по сто франков. Однако отдать деньги не успел: кулак Юрия, мелькнув перед глазами частного детектива, броненосцем врезался ему в губы. Француз, ойкнув, кулем повалился назад.

Юрок почесал ушибленные пальцы, глухо сказал:

– Если будешь обливать грязью Одинцова – убью!

И, развернувшись, зашагал прочь, неспешно перебирая длинными ногами.

– Разве Вам мало информации с жучка в их квартире? – оправдывался сыщик, сидя в кабинете Женевьевы. – Что я могу еще сделать? Я уже перестал слушать эти пленки, сразу отдаю Вам. Никаких зацепок на них, никакого компромата!

– Я знаю, – ответила француженка, – тогда придумать надо компромат! Она внимательно слушала разговоры между Симоной и Виктором. Однако те в основном смеялись, подтрунивая друг над другом, обсуждали новости, на шахматные темы почему-то не разговаривали, и любили друг друга.

Это было нестерпимо больно.

– Придумать компромат? Я уже пытался что-то нащупать среди этих невыносимых русских. Итог Вы видите, – и Паскаль показал пальцем на свой посиневший подбородок и распухшую губу.

– Проникнись ненавистью к этому Одинцову! – закричала Женевьева. – Из-за него ты пострадал!

– Да есть один вариант, – пробормотал Фите, – но я очень сильно рискую при этом…

– Сильно рискуешь? А хорошие деньги получать без риска нельзя, мой дорогой! – прищурила глаза начальник тюрьмы.

– Вы правы, мадмуазель! Я держал этот вариант на самый крайний случай. А сейчас, перед матчем Одинцова с нашим любимым Патриком Леконтом, неплохо бы было его осуществить. И нам польза, а при случае можно выбить русского из колеи во время игры.

– Что ты придумал, рассказывай!

Паскаль Фите воровато оглянулся по сторонам, словно обнаружил в кабинете незримую тень русского шахматиста, и, наклонившись к Женевьеве, быстрой скороговоркой изложил свой план.

– Отлично! – воскликнула начальник тюрьмы, когда сыщик закончил. -

Приступай!

– А… это… – невзрачная фигура стала топтаться с ноги на ногу.

– Если все пройдет удачно, твой гонорар удвоится! – холодно произнесла женщина.

– Мерси, мадмуазель! – склонил голову Фите, и, не мешкая, покинул кабинет.

Финальный матч претендентов приближался.

Газеты наперебой прогнозировали его возможный исход. Настроение их было патриотически-оптимистично.

Патрик Леконт был любимцем нации, все ждали, что именно он победит «зарвавшегося выскочку-русского» и выйдет на решающий поединок с чемпионом мира.

– Ты посмотри, что они пишут! – восклицала Симона, пробегая глазами спортивную хронику.

– И что же? – отзывался Виктор, колдуя на кухне над экзотическим блюдом, которое он специально готовил для своей любимой.

– «Наш соотечественник силой духа заставит дрогнуть эту безжалостную шахматную машину под названием «Виктор Одинцов»! Его игра лишена того искрометного риска, смелости, вдохновения, которые присутствуют в каждой партии Патрика Леконта. Лишь в одном русский не уступает ему: техникой разыгрывания эндшпиля. Но мы знаем, надеемся и верим, что Одинцов не будет дотягивать до окончаний! Его король падет прежде – от кинжальных атак французского шахматного мушкетера!»

– Оптимисты они, не суди ты их строго! – засмеялся Виктор. – Иди сюда, я тебя кое-чем вкусненьким угощу!

– А вдруг я потолстею, и ты меня разлюбишь? – улыбнулась девушка.

– Если потолстеешь, точно разлюблю! – подтрунивал мужчина.

– Ах, вот ты какой! Не буду есть ничего два дня!

– Я тебя силой тогда стану кормить!

– Силой? Не сумеешь!

– Ты уверена?

– Уверена! Попробуй и увидишь!

– Ах, так?

– Да, так!

– Ну, держись!

– Уже держусь!

– Ааааааааааа!

– Я сейчас укушу тебя!

– Кусай!

– А мой укус не лечится!

– Тогда ешь быстро!

– Еще чего!

– А вот так…!

– Ты… ты… ты… пусти… я… я сама… ну, пожалуйста… милый… люблю…

Женевьева сорвала наушники и с грохотом бросила их на пол.

– Ты понял! Чтобы все было без ошибок! – Паскаль Фите инструктировал своего знакомого по бывшей работе – сотрудника французской спецслужбы.

Тот снисходительно улыбнулся:

– А гонорар за операцию когда?

– После, когда она принесет желаемые плоды. Договорились?

– Без проблем, – ответил тот, – сделаем как надо.

Виктор Одинцов задумчиво шел по вечернему Парижу. Симона уехала на несколько дней в Лондон отчитаться за проделанную в последний месяц работу. Шеф был недоволен ее частыми отлучками из столицы Франции, и, видимо, там предстоял серьезный разговор.

За это время Виктор навестил Жоржа и Иоланту в НегЫау, Евгения Евгеньевича, который проживал в районе Levallois-Perret и Василия Петровича с Анастасией Михайловной на rue Rischer.

Настроение его было великолепным.

Он был многим обязан этим людям, оказавшим помощь в трудные минуты его жизни. И они были рады ему, Одинцов ни на йоту не изменился с тех пор, как стал претендентом на звание чемпиона мира. Никакого зазнайства, ни капли высокомерия.

Разговоры, вначале идущие на разные темы, неизбежно сводились к предстоящему матчу в Париже. Виктор уклончиво отвечал на вопросы, касающиеся его подготовки к поединку с Патриком Леконтом. Он чувствовал, что его друзья гордятся им, и мысленно молил Бога, чтобы они никогда не узнали истинных причин его фантастического взлета.

Евгений Евгеньевич с гордостью показал ему подлинники Шемякина: причудливые картины со странными фигурами, сыграл на рояле, и долго рассказывал о своей непростой жизни.

Анастасия Михайловна со свойственным ей ехидством жаловалась на уехавшую в Москву чету Осаговских. Василий Петрович больше молчал, иногда пробовал успокоить немного раздраженную супругу, но по его грустному виду Одинцов понял: попытка разрекламировать творчество московского художника потерпела неудачу.

Жорж по-прежнему мечтал обыграть в «блиц» гроссмейстера, и только после пяти проигрышей подряд был с трудом оттащен Иолантой от доски:

– Да хватит тебе! Пусть хоть у нас отдохнет от шахмат!

– Ничего! Ему всегда полезно потренироваться! – улыбчивый президент клуба довольно пыхтел сигареткой.

Накануне, по рассеянности, он попал в неприятную ситуацию.

Заправляя на бензоколонке свой «Ситроен», он задумался, и вместо девяносто пятого бензина влил дизельное топливо.

Машина проехала ровно километр.

– Витя! Выручай! – молил Жорж по телефону. – Я не хочу связываться с транспортниками! Дорого и ждать их долго! Возьми трос или крепкую веревку!

Одинцов на машине Симоны примчался к месту «катастрофы». По русской привычке, взяв на буксир машину Гиршманна, быстро приволок ее на автосервис.

Механики, почесав в затылке, объявили:

– Надо чистить всю топливную систему! Будет готово через два дня.

– Сколько возьмете за работу? – поинтересовался рассеянный водитель «Ситроена».

– Три тысячи франков, – приговором прозвучала цифра, – согласны? Жорж крякнул, но деваться было некуда:

– Хорошо…

Виктор Одинцов, около полуночи прогуливаясь по бульвару Пого, рассеянно смотрел под ноги. Он весь был в мыслях о Симоне, которая почему-то не звонила второй день подряд, и поэтому не заметил темный автомобиль, медленно ехавший вдоль тротуара. На него не обращали внимания попутные машины, (привычное дело – человек ищет парковку на переполненной улице), и он черепашьим шагом тащился вслед за русским шахматистом…

…Виктор с трудом разлепил тяжелые веки.

Прохлада разбудила его. Он удивленно огляделся и понял, что находится на автобусной остановке в нескольких сотнях метров от дома Симоны. Сидя на металлическом стуле с дырочками в сидении. Странная тяжесть в организме сковывала его движения.

– Где я был? – вслух спросил сам себя Одинцов.

Болела голова и все тело. Он подтянулся на руках и с трудом встал на ноги.

Руки дрожали.

В голове мелькали какие-то несвязные видения: внезапная боль в затылке, потом как будто укус змеи в районе кисти и дальше – полный провал памяти.

Виктор по привычке взглянул на часы, но их не было на запястье.

«Воры, что ли?»

Он ощупал карманы. Ключи от квартиры были на месте, но небольшой кошелек с деньгами пропал.

«Наверное, они, – с тоской подумал Одинцов, – но как я не заметил, что кто-то сзади подкрался ко мне?»

Он медленно пошел по направлению к дому. Навстречу попался пожилой господин, выгуливающий собаку.

– Который час, месье? – спросил его Виктор.

Тот испуганно-удивленно вытаращился на него и проворно обошел стороной, спустя пять шагов пробурчав:

– Понаехали тут, эмигранты проклятые, напьются ночью и пристают к людям…

…Струя холодной воды била в голову Одинцова, но облегчения не было. Он с трудом вылез из ванной комнаты, надел халат и, заглянув в бар, плеснул в стакан немного коньяка.

Алкоголь приятно согрел застывшее тело, и боль постепенно стала отступать.

– Ну почему она не звонит? Что с телефоном? – в который раз спрашивал себя мужчина, набирая номер любимой.

В трубке лишь слышался металлический голос оператора: «Связь невозможна, абонент недоступен».

Тревога в душе Одинцова нарастала. Он связался с Жоржем и рассказал о ночном ограблении.

Потом спросил:

– А с вами из Лондона Симона не связывалась по работе?

– Нет, в последние дни мы ничего не получали от нее, – недоуменно проговорил Гиршманн, – а что случилось?

– Не отвечает телефон, и она сама не звонит два дня уже. Такого не было раньше.

– Я свяжусь с ее шефом и узнаю в чем дело!

– Спасибо! Перезвони сразу, хорошо?

– Конечно.

Жорж положил трубку и задумчиво почесал в затылке. Не нравились ему последние события вокруг лидера его команды.

Женевьева злорадно улыбнулась и нажала кнопку вызова секретарши. Та мгновенно показалась в дверях.

– Соедини меня с Паскалем Фите!

Виктор Одинцов метался по комнате.

Новости были самые неутешительные: никаких известий о Симоне из Лондона не поступало. Ее шеф сообщил, что она была у них в офисе, отчиталась за проделанную работу и обещала зайти еще на следующий день.

Но почему-то не появилась.

«Ехать в Лондон? Искать ее? Безумство! Я никогда там не был, практически не знаю английского языка, а главное – у меня нет визы! Но что, что делать? Боже мой! Куда она пропала??»

Никакая другая мысль, как кроме о любимой, не проникала в мозг Виктора в этот зловещий день, потом в бессонную ночь и тяжелое утро.

Нервы его были напряжены до предела. Звенели обнаженной струной по всему организму. Он смотрел на телефон и боялся, что сейчас раздастся звонок и сухой официальный голос сообщит о непоправимом.

Но вместе с тем иногда мелькала странная мысль: уж лучше любое известие, чем изматывающая неизвестность.

Одинцов, обхватив голову руками, мучительно перебирал варианты причин, по которым Симона могла не давать знать о себе вот уже почти три дня, как внезапно из-за двери раздался мальчишечий голос:

– Вам почта!

Виктор ринулся к выходу. Он быстро открыл дверь, посмотрел вниз на лестницу, но шагов по ней слышно не было. Отыскав ключ от почтового ящика, спустился вниз и открыл его.

Большой белый конверт.

Виктор нервным движением разорвал его и вытащил несколько фотографий.

– Боже мой! – вырвалось из груди.

– Бонжур, месье! – это мадам этажом выше, проходя мимо, как обычно, приветливо поздоровалась с новым соседом.

Виктор не ответил, его расширенные глаза с ужасом смотрели на фотографии.

Мадам обиженно поджала губы и зацокала каблуками по мостовой.

– Этот прыщ с ней! Боже, неужели…??

На снимках Симона сидела за столом в каком-то английском пабе с Леней Гельфандом. Улыбалась на втором снимке, когда тот положил свою кисть на ее ладонь.

Виктор как-то раз и навсегда отбил охоту у Лени звонить на квартиру к Симоне. Взяв трубку и услышав в очередной раз его голос, он нежно сообщил на другой конец провода:

– Вам Симона просила кое-что передать, давайте встретимся у выхода из метро Одеон, скажите, как Вы будете выглядеть?

– На мне будет желтая куртка с капюшоном, такого же цвета кепи и темные брюки, – томным голосом ответил Гельфанд.

– Замечательно! Через два часа устроит?

– Вполне…

Леня хватал ртом воздух, испуганно глядя на высокорослого блондина. Виктор, тяжело положив ему руку на плечо, не спеша, втолковывал:

– Еще раз пригласишь ее на свидание – пеняй на себя! Я приду вместо нее, и одно ухо у тебя будет в два раза больше второго! Осознал? Программист испуганно закивал головой.

– Будь здоров, приятель!

И Одинцов по ступенькам перехода направился к поезду метро.

И вот теперь!

На третьем снимке было видно, как Симона лежит, уткнувшись головой в пепельницу на столе, а Леня Гельфанд как будто гладит рукой по спине девушки.

Четвертое фото заставило Одинцова побагроветь.

Этот дохляк, приподняв голову его любимой, своими слюнявыми губами как будто пытается поцеловать ее!

А она – не сопротивляется!

Виктор пулей взлетел на свой этаж и быстро набрал номер Жоржа.

– Да?

– Я получил по почте снимки… – голос мужчины чуть дрожал, – там она… и вместе с Гельфандом! Но как-то странно, такое впечатление, что она была сильно пьяна. Этот прыщик уезжал от вас в Лондон?

– Быстро скопируй на сканер и пришли снимки по электронной почте! Да, Гельфанд уехал в Англию сразу за Симоной!

– Нет у меня ноутбука, она забрала с собой!

– Тогда давай лети ко мне!

Спустя два часа шеф фирмы, где работала девушка, поднимал на ноги Скотланд-Ярд.

В ожидании известий из Лондона прошли еще мучительные сутки. Наконец, раздался звонок, и Жорж быстро заговорил в трубку:

– Её нашли! В одной лондонской больнице! Доставлена по вызову из того самого паба, что был на снимках.

Гельфанд божится, что именно он вызвал скорую помощь, когда Симоне стало плохо. Но бармен показывает обратное – он заподозрил, что что-то не так: девушка лежала лицом вниз одна за столиком, и тут же вызвал врачей.

Те говорят: странное пищевое отравление, сейчас она уже в сознании!

– А позвонить не могли раньше по ее телефону!! – заорал в трубку Виктор.

– Не было у нее с собой телефона! Я сам спрашивал об этом! Слава Всевышнему, что так обошлось, – Гиршманн перевел дыхание, – ты крепись, сказали, что самое плохое позади…

Одинцов выронил трубку и опустился на пол.

Слезы облегчения стремительно катились у него по щекам…

«Она жива!!»

До начала матча Виктора Одинцова с Патриком Леконтом оставалось три дня, а Симона по-прежнему находилась в столице Англии.

Они перезванивались ежедневно по нескольку раз.

– Меня не отпускают! – жаловалась девушка. – Врачи никак не могут определить, чем же я отравилась!

– Анализ того, что ты ела и пила в том пабе – делали?

– Не знаю, но я слышала, как врачи сказали, что стакан, из которого я пила сок, куда-то пропал.

– Как ты сейчас себя чувствуешь?

– Хорошо, но есть небольшая слабость и головокружение.

– Зачем ты встречалась с Гельфандом? – Виктор не удержался и задал мучавший его вопрос.

– Он попросил меня прийти туда. Сказал, что есть недоработки в программе, и он отдаст мне материалы, указывающие на них.

– Ну и отдал?

– Мы стали разговаривать сначала о другом, а потом я ничего не помню… – тихо прошептала Симона.

– Прости, милая, я не хотел тебя обидеть, – Виктор явственно представил ее лицо в эту секунду.

– Я не обиделась. Это ты прости, что у тебя уже в субботу начинается игра, а я все здесь.

– Люблю тебя.

– И я тоже…

Виктор отрешенно смотрел в угол сцены, пока один деятель за другим забирались на нее к микрофону и произносили торжественные речи по случаю открытия матча Леконт – Одинцов.

Накануне он не спал.

Он мучительно думал – кому же надо было выбить его из душевного равновесия перед таким ответственным соревнованием? И логика с неумолимой ясностью подсказывала: тем, кто заинтересован в его поражении. А именно – французам.

Других объяснений он не находил. Интуиция подсказывала ему, что в этом деле замешан Леня Гельфанд. Но найти программиста и «тряхнуть» на предмет признательного лепета у Виктора не было времени. К тому же он опасался провокации и скандала перед игрой.

С ненавистью глядя на этих деятелей, Одинцов проникся одновременно этим чувством и к Леконту: гладкому брюнету, невысокого роста с синевой на свежевыбритой шее. Тот снисходительно слушал оды в свою честь и слегка кивал головой очередному оратору.

Болельщиков Одинцова в зале практически не было.

Наэлектризованная аудитория требовала одного: победы своего соотечественника! И это сыграло на руку русскому шахматисту: француз, несмотря на свою внешне кажущуюся флегматичность, «перегорел».

Он с первых ходов ринулся в атаку на позиции противника.

Виктор играл самостоятельно, без помощи Симоны:

…«Так… молодец, молодец, как ты хочешь поставить мне мат! Я тебе скоро поставлю кое-что! Ну, давай, что задумался? Или уже видишь издалека мой укол? Я вам покажу, мать вашу – как пытаться выбить меня из колеи! Только спокойно, не торопись просчитывай! Спокойно! Рука, рука!»

И Одинцов левой рукой под столом сдерживал свою правую кисть, стремящуюся сделать быстрый ход. Есть такой «прием» у шахматистов. Когда надо все проверить, если позволяет время, не спешить с импульсивным решением.

Публика восторженно шумела.

Ей казалось, что еще чуть-чуть, и их любимец заматует русского. Зрители не заметили, как в один момент Патрик, разгуливающий по сцене с видом будущего победителя, странно дернул головой и быстрым шагом вернулся на свое место.

Он понял все!

Контрудар, острый, как клинок горца, тонко задуманный издалека, теперь поворачивал течение партии.

Виктор не стал томить француза, и, взглянув на него, сделал намеченный ход.

Леконт побледнел.

В зале наступила тишина. Какой неожиданный оборонительный маневр! Спустя десяток ходов все было кончено…

Французский гроссмейстер, проговорив сквозь зубы короткое: «Сдался», пожал Одинцову руку и покинул сцену.

На вторую партию у Виктора просто не хватило сил. Он опять всю ночь не сомкнул глаз, переживая за Симону. Спал только вечером часа два, после того как вернулся домой после партии.

Леконт провел атаку в своем обычном стиле и сравнял счет.

Париж ликовал!

– Ну, уж нет! – сквозь зубы проговорила Симона, выслушав сообщение в спортивных новостях. – Хватит!

Короткий звонок на бульвар Пого.

– Не надо! Ты еще слаба! – закричал Виктор поздно вечером.

– Делай, как я сказала! Будь готов к встрече со мной! – твердо прозвучал в трубке голос любимой.

Третья партия.

Одинцов передвинул вперед королевскую пешку.

Леконт ответил любимым 1… е7 – е6.

Французская защита.

Публика довольно потирала ладони. Русский выглядел сломленным.

В наушниках тихо прозвучал шепот Симоны:

– Я здесь, мой хороший… Мы снова вместе против них. Дэ два – дэ четыре…

Женевьева сидела в зрительном зале, внимательно наблюдая за лицом Виктора. Она недоуменно приподняла брови, увидев, как повеселел русский во время своего движения пешки на поле d4, словно он изобрел этим давно известным ходом нечто такое, неподвластное уму других людей.

Лицо Одинцова преобразилось, он выпрямил спину, и привычным движением правой ладони пригладил непокорные пряди светлых волос. Женевьева готова была поклясться, что его глаза в эту секунду засветились любовью.

Леконт был разгромлен в тридцать восемь ходов. Его очередная кавалерийская атака была остановлена с небывалой легкостью – русский играл необычно быстро и имел запас времени полтора часа.

Когда соперники обменивались бланками партий, а зал гудел раздраженным ульем, Женевьева подошла вплотную к сцене.

И встретилась глазами с Виктором.

«Да…неужели так?? Точно!.. это она… наверное она! Как же я раньше не догадался! Она – мстит!»

Француженка молча смотрела на желанного мужчину, пытаясь прочесть в его глазах хоть малейший намек на взаимность, небольшую искорку радости от того, что видит ее…

Однако выражение глаз Одинцова становилось все более жестким.

«Он догадывается! Ну, погоди, это для тебя еще не последний сюрприз!» Незримая дуэль взглядов мгновенно прервалась: Женевьева резко повернулась и пошла к выходу из зрительного зала.

…Пальцы Виктора нежно гладили тело девушки. Казалось бы – он знал любой изгиб ее кожи, каждый квадратный сантиметр, каждую складочку, каждое родимое пятнышко.